Глава 4. Взрослые разговоры (2/2)
Подобрав под себя ноги, Робби поежилась и дернула вверх собачку на молнии своего белоснежного худи. Она откинулась на спинку дивана и начала массировать виски ледяными от волнения пальцами.
— Голова болит? — Крис присел рядом, протягивая жене бокал вина. — Может, тебе принести аспирин?
— Это лучше, чем аспирин, — усмехнулась девушка, отсалютовав Мартину бокалом. — Не переживай, я просто немного устала.
— Кстати, об усталости, — сделав небольшой глоток вина, мужчина отставил бокал на край журнального столика и, притянув к себе Робин, нежно поцеловал в губы. — Ты решила, куда мы поедем?
Мягко отстраняясь, она вновь выпила, затем заглянула в бесконечно голубые усталые глаза любимого и ответила:
— В этом вся проблема, — она начала наматывать на палец тонкую золотую цепочку с подвеской в виде дельфина, висящую на шее. — Я не смогу… Мы никуда не едем.
— Не едем? — переспросил Крис с удивлением. — А в чем дело? У тебя какие-то дела?
Робби поднялась с дивана и подлила себе еще вина. Затем подошла к окну и посмотрела на их ровный зеленый газон, который казался синим в вечерних сумерках. Обернувшись к мужчине, она продолжила:
— Я хочу рассказать тебе кое-что, только, пожалуйста, постарайся воспринять все это как можно спокойнее…
Она не слышала своего голоса, не понимала, как слова вообще могут выплескиваться из нее, было ощущение такое, словно она и дышать не может. Стук собственного сердца заглушал все вокруг.
— Что-то случилось? — на лице Криса удивление сменилось тревогой. Он смотрел на Робин и ждал.
— Я тебе изменила, — дрожащим голосом проговорила Уильямс. Она опустила глаза, не в силах более выдерживать взгляд мужа.
Тишина. Сейчас в гостиной их дома царила лишь мертвая тишина. И куда только исчезли все звуки?
Крис опустил голову на руки и просто смотрел вниз, не издавая ни единого звука. Он точно окаменел. Заледенел. Замер.
Сама же Робби продолжала стоять у окна в нескольких шагах от мужа. По щекам ее катились вниз обжигающие слезы, превращая в ничто идеальный макияж. Точно так же, как она превратила в ничто свою жизнь, свою любовь и все, что было ей дорого.Всхлипы Уильямс заставили Мартина вырваться из клетки своего внезапного отчаяния, этого странного немого оцепенения, которое овладело им. Посмотрев на женщину, с которой несколько лет назад он связал себя узами брака, танцуя в песке на берегу океана, когда так ярко над ними обоими горели звезды, Крис спросил:— Ты любишь этого человека?
— Нет! Нет! Нет, Господи!.. — бросившись к мужу, Робин обвила руками его шею. — Это все было ошибкой! Огромной ошибкой! Это ничего не значит для меня, совсем ничего!
Она начала осыпать поцелуями его лицо, сквозь слезы умоляя простить ее, умоляя дать еще один шанс. Крис по-прежнему сидел совершенно неподвижно. Когда же возня Робин ему надоела, он просто поднялся с дивана и, отстранившись от девушки, произнес:
— Мне нужно побыть одному.
На самом деле, ему очень сильно хотелось сделать ей больно. Настолько же больно, как было сейчас ему.
Все было кончено. Разрушено в считанные минуты.
Медленно бредя по пустынному ночному пляжу, Мартин смотрел на лунное отражение в тихих водах океана и мечтал, чтобы все это оказалось лишь дурным сном. Его девочка. Его любимая…
Опустившись на песок, Крис несколько раз громко выругался.
Ему даже не хотелось знать, кем был этот новый ебарь Робин. Ему просто хотелось, впервые за долгое время, хотелось причинить им обоим боль. Невыносимую боль. Столько боли, чтобы в ней можно было захлебнуться.
Как же сейчас он ненавидел жену. Ненавидел настолько сильно, что хотелось кричать. И самым страшным было то, что он никогда не сможет вырвать из сердца любовь к этой женщине. Ему хотелось бы устроить скандал, напиться и обругать ее последними словами, вышвырнуть из дома, как ненужный хлам, но все это было совершенно невозможным. Его чувства к Робин были слишком сильными, чтобы уступить ненависти, которая жгла грудь, точно раскаленное клеймо.
Крис знал, что не сможет быть с ней, но сможет ли он когда-нибудь перестать любить Робби?
Этот вопрос он задавал себе снова и снова, бродя в одиночестве по ночным улочкам Малибу, в надежде, что сможет найти ответ, который он и без того знал, боясь лишь признаться в этом самому себе.
Робин не могла спать. Она сидела в темной гостиной, вооружившись горой бумажных платочков, бутылкой вина и чувством совершенного отчаяния. Рядом на столике стояла радио-няня. Между тем, Крис так и не возвращался. Она понятия не имела, куда он пошел, про себя моля Бога лишь о том, чтобы с ним все было в порядке.
Измученная своей двухчасовой истерикой, опустошенная и раздавленная, девушка отключилась прямо на диване в гостиной ближе к двум часам ночи. Она свернулась калачиком, положив рядом радио-няню.
Именно в таком положении ее обнаружил Крис, когда вернулся домой ближе к трем утра.
В его голове был сплошной туман, а в груди продолжало ныть от боли и отчаяния. Отчаяние. Да, он был совершенно разбит.
Тем не менее, увидев Робин, ему стало жаль ее, жаль просто потому, что она, во всяком случае, оказалось гораздо смелее его. На ее месте сам он не нашел бы в себе сил признаться в измене. Именно эта внутренняя сила, эта смелость, которую Уильямс так искусно прятала за маской упрямого, взбалмошного ребенка, привлекала и восхищала Мартина.
Вместе с тем он даже смотреть на нее не мог.
Опустившись на колени рядом с диваном, Крис положил ладонь на ее руку. Девушка открыла глаза и, посмотрев на мужа, хрипло прошептала:
— Где же ты был?
— Поднимайся в спальню и отдохни, — устало проговорил в ответ мужчина. — Я лягу в комнате для гостей.
Горько усмехнувшись, Робби приподнялась и, подперев щеку рукой, спросила:
— Значит, это конец? Конец нашей истории? Как в дешевой мелодраме, где главные герои расходятся по разным спальням… Боже!
Она неуклюже поднялась, сжимая в руке радио-няню. Голова жутко болела.
— Утром я лечу в Лондон, — бросил Крис ей вслед, когда девушка уже начала подниматься по лестнице.
— Ты не должен делать этого, — чувствуя, как на глаза вновь предательски наворачиваются слезы, пробормотала Робби. — Я завтра же заберу Сиенну и уеду.
— Я просто прошу тебя дать мне немного времени, — продолжил музыкант. — Я должен обо всем подумать…
— О чем думать?! — с раздражением спросила девушка, заправляя за ухо прядь волос. — Просто скажи, что хочешь развод! Ненавижу эти твои игры в благородство, блядь!
— Заткнись!
— Пошел ты! — она бросила радио-няню на диван и вновь подошла к мужчине. — Если хочешь знать, я тоже устала! Я не могу месяцами быть одна! Ты и понятия не имеешь, как мне тяжело без тебя!
— Ты выбрала интересный способ облегчить себе жизнь,— усмехнулся Мартин, глядя на жену снизу вверх. — Скажи, он хотя бы хорош был?
— Крис, ну зачем ты так? — Робби опустилась на пол, устраиваясь рядом с возлюбленным. Она смахнула со щеки слезинку и кончиками пальцев попыталась прикоснуться к его лицу, но Крис резко отшатнулся и с ненавистью посмотрел на женщину.
— Уходи, — холодно произнес он.
— Пожалуйста, Крис…
В ответ он лишь бросил на Робби взгляд, полный злости и какой-то неведомой ей до этого момента тоски, и, поднявшись, пошел наверх. Через несколько мгновений она услышала, как захлопнулась дверь комнаты для гостей.
Днем он уехал в аэропорт, перед этим все утро провозившись с Сиенной. Он ничего не говорил Робин, даже не смотрел в ее сторону, лишь при ребенке делал вид, что ничего не произошло.
Уже перед посадкой на рейс до Лондона, Крис набрал для жены короткое СМС:
?Дай мне несколько дней. После мы что-то придумаем?
В ответ он получил короткое ?ОК?, не зная, что Робин проплакала после его отъезда весь день.— Тебе все еще не опостылел Нью-Йорк? — Патриция зажала трубку плечом, пытаясь застегнуть один из своих массивных костяных тибетских браслетов. Чертова застежка была слишком мягкой и гнулась под тяжестью украшения, достать ее казалось невозможным без вмешательства грубой силы.— А тебе прозябание в башне из слоновой кости в гордом одиночестве? — он и не понял, что вопрос подбил сразу две цели. Конечно, она скучала и предпочла бы, чтобы он ломал ногти, пытаясь вытянуть гвоздик из креплений.— Отнюдь. Мне, знаешь ли, приятны дни, когда в башне слоновой кости не витает противный мужской дух, — пропыхтела девушка, вцепившись в украшение пинцетом.— Патриция!..— К тому же, скучать мне не приходится. Пытаюсь не опоздать на выставку к Кристофу. Правда, вряд ли этот засранец заметит…Вряд ли он вообще хотел ее видеть, иначе сам прислал бы приглашение. И не ей винить парня в том, что он пытался избавиться от любых напоминаний об их отношениях. Сама она не раз поступала точно так же. Притвориться, что чего-то не существует, всегда казалось ей лучшим и простейшим из способов решения проблем.
— Патриция Бэйтман!… — Джей начинал терять терпение, и Патти улыбнулась. Она ничего не могла с собой поделать. Это было чертовски глупо, несправедливо и даже жестоко с ее стороны. Дразнить мужчину, напоминая ему о том, почему они до сих пор не вместе. Иногда Патриции казалось, что Лето вот-вот не выдержит своей внезапной роли любовницы, пошлет все куда подальше и со свойственной ему помпой и ебанутостью поведает всему миру правду. Мысль о том, что когда-то так и произойдет, была такой соблазнительной…. и, как все соблазны, совершенно неправильной.
— Да, любовь моя?— Признайся, ты просто набралась для храбрости и настроения перед встречей с бывшим, а под руку попался я.— Признаюсь, таков был изначальный план, но потом я решила, что, увидев меня навеселе, он может возомнить себе невесть что. Подумает, что после стольких лет я все еще что-то там чувствую.И Патти что-то там чувствовала. Свое любимое чувство вины. За то, что так поступила с Кристофом и как спустила их отношения, погнавшись за Джеком Уайтом, который тогда был всем, о чем она только смела мечтать. Кто знает, если бы не случай, не их знакомство, мисс Бэйтман уже была бы миссис с неудобоваримой французской фамилией и кучей обходительных милых канадских родственников со стороны мужа. Девушка нервно рассмеялась.— И это глупое хихиканье должно меня успокоить?— Хоть кого-то из нас двоих, — проговорила она растерянно, прислушиваясь к шуму в коридоре. — Джей, я тебе перезвоню. Кто-то ломится ко мне в квартиру.— Опять твой вездесущий Дик? — рассмеялся мужчина. Вездесущий Дик после Коачеллы стал еще одной их внутренней шуткой. Патти надеялась только, что бедолаге не икается так же часто, как они его вспоминают.Пускай это будет он, подумала про себя Бэйтман, попрощавшись с Джаредом, и, вооружившись снятой с ноги туфлей с претенциозной красной подошвой, неловко захромала навстречу шуму. Мысль о том, что если это ограбление, то ей лучше было бы позвонить в полицию и спрятаться в дальней комнате, была нагло обогнана другой. Если ее сейчас подстрелят, по крайней мере, выход в ?лубутенах? не будет зачтен ей как последний крик отчаяния, попытку доказать Кристофу, как же ей сказочно охренительно живется.— Патти, дорогая, я сдаюсь, — мужчина улыбнулся и шутливо поднял руки вверх, — а теперь, будь добра, опусти свое грозное оружие.— Бен? Но как?.. — она так и застыла с занесенной вверх туфлей. Его частые звонки, а сейчас и внезапный приезд сбивали девушку с толку и заставляли думать о худшем.
А что, если он подозревает? Что, если это гребаные проверки? Бэйтман пыталась вспомнить, когда все это началось, соотнести со всеми своими обманами, сопоставить с возможными проколами. Началось все с той злополучной вечеринки Gucci или еще раньше?— Я тоже соскучился, милая, — Аффлек обнял девушку и забрал из онемевшей руки девушки туфлю, отбросив ее в сторону. Хриплый шепот и жадные поцелуи. Он говорил ей всевозможные банальности о том, как ее не хватало в Лондоне, а она слышала в его словах лишь жалкие заготовки из тех, которыми снаряжают на собраниях Анонимных алкоголиков, чтобы просить прощения у близких.
— Ты надолго?— На несколько часов, потом в Ванкувер. Хотел сделать тебе приятно, — мужчина улыбнулся, усаживая Патрицию к себе на колени. Его ладони жадно сновали по бедрам девушки под легким шифоновым платьем. Он схватился за ремешки от чулочного пояса, заставив ее податься ближе. — Тебе ведь приятно?Впервые за все время, пока она вела двойную жизнь, ей стало действительно противно. И хуже всего то, что Патти не знала, смогла ли скрыть отвращение. Она была только пересадкой. Остановкой между рейсами на быстрый перепихон. Согревом перед еще более холодной Канадой. Когда они переступили ту черту, за которой вот такие визиты утратили свое очарование и романтику? Когда жадность, с которой они занимались любовью, перестала быть страстью, а превратилась в простую физиологию? Ей не было приятно быть перетрахом между рейсами. Ей не были приятны его ласки, и он это прекрасно понимал. Бен был трезв. И от этого происходящее казалось ей еще более отвратительным.
— Нет, Бен, я так не могу, — Патти вырвалась из его объятий, пытаясь собрать растрепавшиеся волосы в небрежный пучок. Руки тряслись, в голосе все узнаваемее звучала паника. — У меня уже были планы на вечер.— Так отмени их, — он поднялся следом, и девушка неосознанно отшатнулась. — Ну же, Пи, закажем ужин на дом, а я полечу утренним рейсом.— Я не могу проигнорировать приглашение, это будет грубо, — она будто пыталась защититься от него словами.— А бросить меня вот так, значит, не грубо?!— Бен, я…— Просто не нашла на тебя времени? — он говорил, как обиженный мальчишка, если бы не злость. Патти впервые слышала в его голосе неприкрытую агрессию. Да, они и раньше спорили и ссорились, но ей и в голову не приходило, что этого человека можно бояться. — С каких пор мне надо вписываться в твое расписание. А Джек, он тоже заранее просил аудиенции?— Джек?! — Патриция и сама не заметила, как злость, точно по проводам, перетекла в нее.Она забрала сумочку с кухонного стола, затем разбросанные туфли и сняла пиджак со спинки стула. — Разве не ты так хотел, чтобы я нашла с ним общий язык. Обсудила будущее Оливера.— Удачно, судя по тому, как вы обнимались на прощание.— Не тебе говорить мне о том, как вести себя с бывшими.Патти взяла ключи от автомобиля и хлопнула дверью раньше, чем смогла услышать ответ.