Глава 4. Взрослые разговоры (1/2)

Крис возвращался домой. И теперь каждый раз, когда он возвращался в Малибу после бесчисленных перелетов из города в город, ночевок в номерах отелей, названия которых он даже запоминать не пытался, музыкант испытывал приятное волнение перед встречей с любимой и своими детьми.

Пока автомобиль не спеша вез его к дому, Крис наблюдал за проплывающими мимо пейзажами ночного Лос-Анджелеса, развалившись на заднем сидении. Он думал о Робин. Ночь с ее разноцветными огнями и доносящейся из баров на побережье музыкой, со всем этим загадочным мерцанием и звездной россыпью в небе над океаном, во всем этом для него была частичка Робби. Робби с ее нескончаемым запасом веселья, способностью сорваться с места и, приплясывая, побежать на звуки музыки, по-детски радуясь тому, что диджей поставил именно ее любимую песню. Робби...

Мартин устало вздохнул и прикрыл глаза. Он даже не мог найти слов, чтобы описать, как соскучился по своей семье, насколько трудно ему было оставлять их и затем неделями и месяцами видеть лишь на экране айфона, как улыбается Сиенна и шлет ему воздушные поцелуи жена.

Жена. Черт возьми, сколько всего в этом слове! А между тем, он до сих пор не привык к мысли о том, что ОНА действительно его жена. Иногда Крис чувствовал себя настолько счастливым, что от этого становилось страшно. И он боялся. Каждый день своей новой жизни, жизни с Робин и их малышкой счастье шло бок о бок со страхом. Он боялся того, что однажды все это исчезнет, как прекрасный сон, который, как известно, не может продолжаться вечно.Кашлянув, Крис вытащил из кармана джинсов телефон и, взглянув на время, про себя начал гадать, легла ли Роббс спать. Он ничего ей не сказал об отмене концерта, который должен был состояться завтра. Хотел сделать сюрприз. Еще в самолете мужчина начал рисовать себе картину внезапного возвращения. Представлял, как заходит в дом, тихонько проходит из гостиной в кухню, где Робби стоит возле стола, очищая апельсин. На ней крохотные белые шортики, и волосы ее пахнут ванилью, она не замечает его, ведь перед ней раскрыт свеженький Vogue. Наверняка в кухне будет негромко играть музыка и одновременно работать телевизор, естественно, без звука. Тогда он просто подойдет к ней сзади и обнимет, схватит ее и прижмет к себе, чтобы больше уже не отпускать до самого утра. А потом они возьмут билеты куда-нибудь и свалят на пару дней, чтобы побыть только вдвоем.Улыбнувшись своим мыслям, Мартин потер кулаком глаза и вновь уставился в окно. Он возвращался домой. И от этого внутри становилось так тепло.

Свет в доме уже не горел. Крис вышел из машины и, забрав из багажника сумку, пожелал водителю спокойной ночи.

Войдя внутрь, музыкант зажег свет и бросил свои вещи в гостиной. Первым делом ему захотелось увидеть малышку. Поднимаясь по лестнице, Крис не слышал ничего, кроме оглушающего биения собственного сердца. Как же он был счастлив! Он снова был дома!

На мгновенье замерев у двери в детскую, мужчина бесшумно, практически на цыпочках прошел в комнату. О, прекрасное царство плюшевых зверей! Он соскучился даже по огромной панде, сидящей на полу у окна. Рядом с кроваткой Сиенны горела ее любимая лампочка с плавающими звездами внутри. Роббс брала эту лампу с собой, даже когда оставляла дочку у брата.

Малышка крепко спала, приобняв своего кролика. Ее кудряшки рассыпались по подушке, длинные ресницы отбрасывали тень на мягкие щечки. До чего же он сильно любил свою девочку!

Крис хотел было поцеловать дочь, но побоялся уколоть своей щетиной и разбудить,поэтому лишь нежно коснулся ее волос рукой, поправил одеяло и вышел из детской, бесшумно закрыв за собой дверь.В их с Робби спальню он тоже зашел довольно тихо, но звука закрывающейся двери оказалось достаточно, чтобы его жена, приподняв голову с подушки, прошептала:— Не может этого быть...

Через несколько секунд она зажгла свет, дотянувшись до прикроватной лампы и, увидев, что перед ней действительно стоит муж из плоти и крови, и все это не сон, сорвалась с места, как сумасшедшая. На ходу поправляя спадающую с плеча лямку шелковой ночной рубашки, Робби бросилась к Крису. Только в его объятиях, прижимаясь к его груди, вдыхая аромат его кожи, Робин поверила в происходящее до конца. Она была так счастлива, что запросто могла заплакать.— Боже, детка, я так соскучился, — шептал Крис, покрывая поцелуями ее лицо. — Я тебя люблю, так люблю тебя…Робин взяла его ладонь в свою руку и прижалась к ней губами. Опустив глаза, она тихо спросила:— Ты точно не исчезнешь с первыми лучами рассвета?— Забудь об этом, — притянув ее к себе за подбородок, Мартин поцеловал жену в кончик носа. — Концерт отменили, какие-то проблемы на этом стадионе, не знаю... Безопасность превыше всего.— А что же люди?— Отыграем в конце следующего месяца, даже билеты менять не придется, всех уже оповестили.

— А это значит, — Робби начала медленно стаскивать с Криса футболку, — что ты теперь будешь дома?

— Это значит, — возбужденно дыша, музыкант гладил бедра жены сквозь шелк ее короткой рубашки, — что до последних трех концертов тура еще почти два месяца и завтра же утром ты выберешь, куда мы поедем, чтобы загорать, пить коктейли и делать еще одного ребенка.Роббс хихикнула и сильнее прижалась к любимому.— Ты хочешь еще детей? — спросила она уже серьезнее.— Почему нет? — с улыбкой произнес Мартин. — Наша дочь настоящее сокровище. И я хочу заполнить этот дом детьми. Пусть бегают вокруг и смотрят на меня твоими глазами. А если дом станет для нас слишком тесным, просто переедем. Например, купим что-то в Санта-Монике, ты ведь всегда хотела жить там. Как тебе план, миссис Мартин?

План был блестящим, и Робин прямо сейчас готова была приступить к его осуществлению, но, услышав, как он произносит ?миссис Мартин?, ее точно окатило ледяной водой. В один момент вспомнилось все, что она на мгновение забыла, оказавшись в объятиях любимого. Париж, измена, новая встреча с Купером в Санта-Монике. То, как она целовалась с ним на парковке, потеряв всяческий стыд и страх. Нет, она была не достойна носить фамилию Криса. Изменщица. Шлюха. Предательница.

— Робби? — Крис провел пальцами по щеке жены. — Что с тобой? О чем ты задумалась?

Встретившись с любимым взглядом, она привстала на носочки и прошептала прямо ему в губы:— О том, что я очень сильно люблю тебя. Запомни это.

Конечно, она не должна была так поступать, и следовало бы рассказать ему все прямо сейчас, но ей была нужна эта ночь. Нужна, как никогда раньше. И даже если эта ночь станет последней для них, она хотела лишь одного — чтобы Крис продолжал ласкать ее. Чтобы он любил ее и шептал об этом ей в волосы, чтобы его губы прижимались к ее груди, а пальцы переплетались с ее пальцами, сжимая в ладони ладонь. Ей нужно было чувствовать его. Слышать дыхание и тихие стоны. Так, точно это был их первый раз вдвоем.

Робби не задумываясь позволила себе еще один грех. Но как же он был чертовски сладок... Как сладок.Всего один шаг. Вот Патриция ворвалась в холл здания едва ли не приплясывая, как девчушка, даже швейцар не узнал ее и тактично спросил, не ошиблась ли мисс адресом. Адресом мисс Бэйтман не ошиблась, а вот нарядом… старые обрезанные шортами ?левайсы? и просторная богемная блузка Etro. Такой ее здесь еще не видели. Шаг — и она еще девушка с Коачеллы. Еще один — и она вновь Патриция Бэйтман — женщина из Business of Fashion, которая чертовски устала фестивалить дни напролет, будто только сейчас почувствовала тяжесть своей дорожной сумки. Будто в этой самой чертовой дорожной сумке внезапно сосредоточились все ее проблемы.Дом привычно встречал тишиной. Дом, который еще не так давно не затихал. Ей нравилось его деловое жужжание, смех и шум вечеринок, тихая музыка и приглушенные голоса вечеров тет-а-тет. Он был живым. В стенах чувствовался пульс, а по проводам текла бурлящая энергия. И вот тишина… будто она вернулась в палату к смертельно больному другу, чтобы безвольно наблюдать, как тот угасает.Дом, который она любила. Она перевернула каждый сантиметр этой съемной квартиры, пока сам факт того, что она здесь всего лишь временный гость не стерся из ее памяти, из памяти этих стен. До последней ничтожной мелочи здесь было больше ее, чем где бы то ни было.

Дом, который она ненавидела. И это открытие ранило ее не менее больно, чем все свалившееся за последние годы дерьмо. В каждом уголке его было почти физически ощутимо чужое присутствие. Маленькие червоточинки. Шершавости. Нестыковки. То, что она упрямо гнала из своей жизни, перерисовывая эскизы, разрезая в клочья платья на примерках, заставляя переделывать каждый шов. То, что так же упрямо преследовало ее по пятам. И если бы она только заметила это раньше. Если бы только увидела ошибку в самом начале…— Дьявол!.. — прошипела она, оттолкнув сумку ногой, и повалилась в кресло. Патти чертовски устала. Главным образом от каруселей, в которые превратилась ее жизнь. Вот она взлетает высоко вверх, растворяясь в беззаботной радости и крича от восторга, а вот летит сломя голову вниз, в непроглядное серое болото, из которого и криков-то не слышно. И самое ужасное в том, что там, внизу, она помнит об ощущении эйфории, но воспоминания эти отдают лишь горечью. И разве так много надо, чтобы разорвать этот чертов порочный круг?Раньше она была куда решительнее. В прошлой жизни. В той, которую она втайне мечтала вернуть, и даже сама мечта казалась нынешней Патриции чем-то кощунственным. Ответственность и обязательства — даже родители не смогли бы вбить это ей в голову лучше, чем она сама.

Патриция потерла виски и закрыла лицо руками. Головная боль опять настигла ее. Всего в двух шагах в ванной стоял пузырек с обезболивающими. Их прописали Бену пару месяцев назад, когда он потянул плечо на съемках. Пары таблеток с виски хватило бы, чтобы отключиться от навязчивого шума в голове.А еще дальше, в их спальне, лежало еще более волшебное средство. Выписанные ей полгода назад антидепрессанты.

После того самого феерического ужина с родителями и его последствий Патти недолго сомневалась в выборе между священником и психоаналитиком. Почти целый месяц она исправно отбывала часы на его кожаной кушетке и делилась с беднягой всеми своими католическими заебами о чувстве вины и тяжести измены. И даже столь небольшого срока терапии хватило, чтобы мистер доктор сказал ей то, что она и так сама знала. Отношения с мистером Бэтменом изжили себя полностью, а теперь изживают ее саму. Только вот мистер дипломированный мозгоправ так и не сказал ей главного: как с этим покончить. А посему мисс Бэйтман закончила терапию с рецептом на колеса, а мистер психоаналитик с потолстевшим на несколько тысяч счетом.

Соблазн воспользоваться фармацевтическим чудом в склянке в такие моменты был почти непреодолимым. Насколько все было бы проще, прими она эти чертовы таблетки. Стоило только начать с одних, а дальше впереди бесконечно длинный путь колес на любой случай жизни. Она могла прекрасно наблюдать воочию все разнообразие возможностей современных медикаментов. Одна таблетка, чтобы почувствовать себя счастливее, другая, чтобы успокоиться, третья — взбодриться. А сколькими из них можно подстегнуть вдохновение!.. Самое дно наркотической ямы на самом деле находится куда более глубоко, чем обывателю кажется на первый взгляд. А стоит только раз ступить навстречу, остановишься, чтобы оглянуться, и той самой первой ступеньки уже и не видно будет.Она каждый день видела, как ее коллеги глотают свои таблетки вместо ленча. Если бы она задалась целью собрать с каждого из них по паре волшебных колес, то наполнила бы до краев вазу для конфет, стоящую на ресепшене. А потом можно было закатить крутую таблеточную вечеринку, как в начале двухтысячных. Только сейчас это вышло из моды, у каждого был свой праздник, который всегда с собой.

Так что же мешало ей погрузиться вместе со всеми в химический рай? Гребаная ответственность. Патти зарыла упаковку таблеток поглубже в ящик с бельем и взяла мятное масло, которое уже через мгновение холодило виски и затылок. Железное кольцо боли понемногу отступало. Она не могла позволить себе решить все по пути наименьшего сопротивления. Слишком многих людей обрадовал бы этот факт. Людей, которые не заслуживали такой радости.

Позволив себе еще несколько мгновений полумрака,Патриция раздвинула шторы в спальне и отправилась выуживать сумку из-под дивана. Дом понемногу отмирал, а с ним отступал и острый приступ тоски.

Ближе к вечеру Джек привезет Олли. И дом на несколько дней оживет, вспомнив старые времена.Джей приземлился в Нью-Йорке, и тут же поспешил сообщить Патти, что все папарацци города нацелили свои объективы на него, чтобы словить за совращением одной почти скандально несовершеннолетней модели.

?В нетерпении новой порции ваших неловких фотографий?, — написала она, улыбаясь. Заголовки с Аннабелль должны были отбить все веселье шуток о моделях навсегда, но они смогли перевернуть эту страницу так, чтобы взаимные упреки не проступили на следующих. Все изыски прессы из цикла ?Джаред Лето и модели? трогали ее так же, как и новый роман Тейлор Свифт. Главная проблема, стоящая между ними, была не из тех, которые ходят в нижнем по подиуму.?Ты как?? — Не поверил бодрому тону.

?Уже скучаю?, — ответила Патриция вместо того, чтобы написать насколько дерьмово ей было всего несколько часов назад. Они обещали друг другу, что больше не будут врать, потому она сказала ту часть правды, которую ему сейчас надо было услышать.

?Я тоже?, — пришел молниеносный ответ, продолжение которого она прослушает много часов спустя, ворочаясь от бессонницы в своей огромной кровати. А пока ей надо было спешить навстречу гостям: одному долгожданному, а другому навсегда в этом доме незваному.— Олли! — воскликнула Патти, раскрыв руки для объятий. Ей хотелось бы поднять его на руки и закружить в воздухе, но ее большой маленький мальчик вырос настолько, что с бывалой легкостью этот фокус мог бы проделать только Макс.Мальчик улыбнулся в ответ, но остался стоять на месте и обернулся к Джеку, будто ища одобрения своим действиям. Тот забрал у него из рук портфель с эмблемой чертовой католической школы и подтолкнул Оливера вперед. И лишь тогда этот мальчик в строгом костюме вновь стал ее маленьким сынишкой, который готов был восстанавливать мировую справедливость, бегая с луком и стрелами, и при каждой встрече с Максом спрашивал того, когда они пойдут делать ему тату. Укол ревности такой болезненно сильный, что едва не вышиб из нее дух, пронзил сердце Патриции. Ее мальчик становился все меньше ее. С каждой новой встречей она все больше узнавала в нем Джека. Узнавала в нем то, что раньше отказывалась видеть.— Я так соскучился, мама, — пробормотал Олли, зарывшись лицом в ее волосы. Еще один укол. На этот раз куда более ощутимый, чем ревность. Патти закрыла глаза, силясь сдержать непрошеные слезы. В их маленькой семье были не приняты такие слова. Чарли и Том всегда были Чарли и Томом, а она Патрицией. Не приняты до Джека, который чертовски хорошо просчитывал каждый удар.Сильнее прижав мальчика к себе, она подняла взгляд на Уайта. Тот наблюдал за происходящим со свойственной ему самоуверенной непрошибаемостью, за которой, Патти была уверена, он радовался тому, как ему удалось сбить ее с ног.

— Здравствуй, Патриция, — произнес он, улыбнувшись.

— Привет, Джек, — она старалась, чтобы голос ее звучал как можно более дружелюбно. Никаких ссор и взаимных обид. Олли этого не заслужил. — Смотрю, вы опять туда ездили?— Да, — Уайт отдал портфель мальчику, и тот побежал в свою комнату раскладывать вещи, как его учил папа Джек. — И нам с тобой давно пора решить этот вопрос.

Патриция пригласила его зайти, будто они действительно собирались обсудить поступление мальчика в это жуткое место. Будто Джека волновало ее мнение. Пора решить вопрос. Вопрос был решен задолго до того, как об этом спросили ее саму.— Мне кажется, это в первую очередь решение Олли, — начала Патти, специально назвав сына неполным именем, которое заставляло Уайта исходить мелкой дрожью раздражения. — Если ты не против, я хотела бы поговорить с ним. С глазу на глаз, — предвосхищая любые его замечания добавила она. — Дай мне пару минут, а пока располагайся и чувствуй себя, как дома. В баре должна быть бутылка неплохого виски. Угощайся.?Если кто-то не угостился ею до конца?, — подумала она. Раздражение накапливалось. Если в этой гребаной бутылке еще что-то осталось, она сама готова была прикончить ее, когда останется одна и уложит Оливера. Вместо снотворного и антидепрессантов в одном флаконе.

— Привет, мелкий, — постучав, Патти зашла в комнату мальчика. — Ты знаешь, о чем мы должны поговорить с Джеком?— Да, папа говорит, что ты должна разрешить мне перевестись в другую школу, — мальчик уселся рядом с ней и уткнулся головой в плечо. Патриция тут же обняла его, поцеловала в макушку и пригладила растрепавшиеся кудряшки. Олли раздраженно фыркнул, приводя прическу в то же состояние беспорядка.

— В общем суть ты уловил, — согласилась она, чтобы не впутывать мальчика в конфликт взрослых. — Но сперва я хочу узнать, что ты думаешь об этом сам?— Там круто! Правда, очень. Представляешь, там есть уроки фехтования и… — начал тараторить мальчик, а Патти слушала, внимательно всматриваясь в его лицо. За всем этим мальчишеским пылом было что-то, что явно беспокоило Оливера. Что-то, что перевешивало уроки фехтования, огромную спортивную площадку и крутую двухъярусную кровать.— А теперь давай поговорим начистоту. В этой комнате только мы вдвоем, и ничто, сказанное тобой здесь, не выйдет за ее пределы. Прежде чем Джек получит мое согласие, я должна быть уверена, что тебе будет там хорошо. Ведь будет?— Мне страшно до усрачки, потому что я никогда не жил так далеко от дома, — выдал Олли то, что в присутствии Уайта явно не сказал бы. Патриция пообещала себе до усрачки напугать Макса за то, что он пополняет лексикон ее сына такими оборотами, но самому мальчику ничего не сказала, ожидая пока он выскажется полностью. — Но там так интересно, и мальчишки вроде бы ничего. И папа сказал, что в жизни надо быть сильным, чтобы получить, что хочешь. И что мне пора учиться быть самостоятельным, чтобы ты мною гордилась.— Я и так тобой горжусь, чудик, — Патти обняла сына и уткнулась в его кудрявую макушку, чтобы скрыть, как опять расклеилась. — И если ты решил, что мы тебя достали настолько, что тебе достаточно видеть нас по праздникам и выходным, давай поговорим с Джеком.

— Я голодный, как волк! — крича, что есть мочи, Оливер ворвался в гостиную, где со скучающим видом над бокалом виски сидел Уайт. — Как стадо волков!— Мальчик с самого завтрака в Нэшвилле ничего не ел. И наотрез отказался есть на борту, потому что…— …бургеры там жарят на самолетном топливе, — сказали Патти с Джеком почти одновременно. И это было чертовски странно. Такого единодушия у них не было даже в моменты самой интимной близости.

Несколько мгновений полнейшего безмолвия они смотрели друг на друга, но Патриция, которую в нетерпении за рукав дергал Оливер, пришла в себя первой.— Как насчет пасты? — Мелкого даже спрашивать не надо было. Ему настолько полюбился тот итальянский ресторанчик, куда она его водила после работы, что Олли готов был даже безропотно и терпеливо сидеть с ней и кучей скучных взрослых и ждать, пока она освободится, чтобы только попасть к Антонио. — Поужинаешь с нами, Джек?Джек подготовился ко многому, и он знал, на что надавить в случае, если Патриция откажется. А она должна была отстаивать свою точку зрения до конца. Маленькая мисс Бэйтман была глупой неоперившейся упрямой девчонкой. Ею она и осталась. Даже носила те же самые хипповские балахоны и потертые шорты. Она должна была разозлиться, сорваться и совершить ошибку прямо с порога, когда заметила новый рюкзак Оливера. Не могла не заметить. Шмотки были ее ебаной работой. Но вместо этого соблюдала завидное спокойствие.

Неужели Аффлеку удалось то, что не получилось у него самого? Маленькая дерзкая бунтарка больше не говорила, что думала, и не делала, что хотела. И разве он этого так уж хотел? Уайт смотрел на сидящую напротив Патрицию — женщину в скромном темно-синем платье так разительно отличающемся от тех, в которых она щеголяла перед камерами, как и ее поведением, которое шло вразрез со всем, к чему он готовился.— А не лопнешь? — спросила она у Оливера, хитро улыбнувшись, чем напомнила Джеку прежнюю Патти. Которая после такой улыбки делала что-то до чертиков раздражающее, что-то до чертиков ее. Как он ненавидел ее в такие моменты, как любил…

— Не лопну, потому что я большой прожорливый серый волк, — произнес мальчик и закончил речь волчьим завыванием.— Дурашка ты блохастая, вот кто! — хмыкнула Патти, щелкнув сына по носу, и они оба рассмеялись.Все это до боли походило на семейный ужин. Со стороны, наверное, они и казались семьей. Как не хотел Уайт отбросить эту предательскую мысль, она уже помешала ему сделать замечание сыну и смерить Бэйтман снисходительным взглядом. Осознание того, как он устал от постоянного противостояния, удивило его не меньше, чем ее сегодняшний поступок.— Вы уже готовы заказать? — официант появился, оборвав его мысли на том самом самообличающем моменте, которого он боялся. А если Джек Уайт чего-то боялся, то это попросту переставало существовать. Так и сейчас. Мысль сгинула, не успев оформиться в слова.— Нам, пожалуйста, большую тарелку пасты с фрикадельками и салат из помидоров с соусом песто, — ответила Патти. — Джек?Салат. Как то гребаное травоядное, с которым она встречалась несколько лет назад. Клоун Лето уже давно канул в историю, а дурные привычки остались. И почему его вообще раздражает этот конченый фрик? Почему его вообще до сих пор гребет то, с кем ложилась в постель эта чертова шлюха? Она сама выбрала такую жизнь, отказалась от его предложения.— Мне то же, что и Оливеру, — ответил Уайт немного погодя. Ему было совершенно все равно, что есть. Он был так зол на себя, что вообще согласился на этот чертов ужин. Чего ради? Чего они еще не сказали друг другу?Патриция тоже чувствовала себя до одури неуютно за этим столом. Она сдерживала себя из последних сил, чтобы не сорваться и сбежать, куда глядят. Зачем она пригласила Джека на ужин? Олли незачем слушать все их нудные взрослые разговоры о деньгах и распределении выходных. Но Олли заслуживал хотя бы одного вечера, когда ему не надо было разрываться между двумя взрослыми, которые не в состоянии переступить через свою гордость, чтобы хоть иногда подарить ему то, чего мальчику хотелось едва ли не больше всего на свете. Вечер с теми, кого он любит. Вечер, когда те, кого он любит, не вцепляютсядруг другу в глотки и не пытаются заставить его выбрать сторону, как в самой нелепой и жестокой игре на свете.— Оливер рассказывал, что в его новой школе много внимания уделяют спорту. В своей прежней школе он занимался бейсболом. Они почти вышли в первенство штата, — Патриция улыбнулась воспоминаниям. В тот день им пришлось перепробовать едва ли не все джелато, которое было в кафетерии у стадиона, чтобы поднять павший моральный дух команды. — Какую альтернативу даст ему частная школа? — она старалась задавать те вопросы, в обсуждении которых может участвовать и Олли. Если они не хотят превратить мелкого в того самого парня, который после школы часы просиживает в кабинете психоаналитика, а потом глотает таблетки, пора было начинать делать с этим что-то прямо сейчас. Патриция не хотела, чтобы в вещах Оливера появилась такая же баночка с рецептом, что и у нее.—Я буду драться на мечах и стрелять из лука, как настоящий супергерой! — уплетая спагетти за оба уха, Олли решил еще раз напомнить главное преимущество новой школы. Серьезный парень с томатными усами. Патти протянула ему салфетку, пытаясь сохранять серьезность в тон своему сыну.— У них тоже есть бейсбольная команда. Если Оливер захочет, он сможет присоединиться к основному составу в начале года. Мы обсуждали это с директором.— А общежитие?

И на этот раз Оливер опередил отца, рассказывая о том, как круто будет валяться в кровати до последнего, ведь на уроки не надо никуда далеко ходить. Джек тоже перестал искать подвоха в каждом слове, и хоть не смог до конца избавиться от манеры напыщенного индюка (ведь это было все равно что избавиться от самого себя), как мог сдерживал свои особо нравоучительные замечания, за что Патриция была ему искренне благодарна.Перед тем как сесть в такси следом за Оливером, Патти подошла к Джеку так стремительно быстро, что тот не успел бы отшатнуться, если бы захотел. Она обняла мужчину и привстала на носочки, склоняясь к его уху.— Не давай его в обиду, Джек, — прошептала она, чуть сильнее сжав его плечи. — Пожалуйста.— Все будет хорошо, — ответил он бесцветным от невесть откуда взявшегося волнения голосом. На самом же деле, Джек Уайт не знал, о каком хорошо сейчас говорил.Патти тоже не знала об этом хорошо решительным образом ничего. Она начала сомневаться в правильности своего решения только осталась наедине с собой. Оливер уснул, едва его голова коснулась подушки, Патриция же погрузилась в пучину сомнений. Она боялась отпускать сына так далеко, боялась не узнать его после семестра частной школы, потому что сама слишком хорошо помнила, что такое католическое образование. А что, если ее Оливер не встретит свою Робин? А что, если… их было слишком много, чтобы справиться в одиночестве бессонной ночи.Повинуясь одному из основных человеческих желаний не быть в одиночестве, она потянулась за телефоном, не вполне понимая, что хочет написать Джареду в чертовы два ночи. В сообщениях ее уже ждал ответ. Видео, которое должно было рассказать Патти, что такое скучать по-настоящему.— Две недели я буду вспоминать о том, как мы оскверняли трейлер тех идиотов с глупым названием, вешали полку на присосках в ванной твоего номера и едва не попались у бассейна. А когда воспоминания затрутся от частой перемотки (молись, чтобы это произошло как можно позже), я буду вынужден призвать к ответу одну невероятно горячую даму с богатой коллекцией черного кружевного белья. Тебе придется отработать каждую ночь, проведенную наедине с воспоминаниями о тебе. И не только на спине, дорогая Патриция.Досмотрев послание до конца, она уже не могла сдержать улыбки.?Да ты просто ебаный романтик, Лето. Люблю тебя, грязный извращенец?, — было совершенно не тем, что она намеревалась отправить ему вначале, но после такого феерического посыла невозможно было ответить менее феерично.?В неутешительно близкой перспективе две недели как не ебаный, не дави на больное место?.Патти вдохнула побольше воздуха, чтобы на рассмеяться в голос над его в ближайшей перспективе больным местом.?И еще я чистый. Чистейший извращенец из тех, с кем тебе доводилось иметь дело. Только из ванной?, — следующее сообщение догнало первое, заставив ее оторваться от подушки, чтобы ответить лаконичное:?Кря-кря?, — вновь погрузиться в нее лицом, чтобы заглушить новую волну хохота, и получить в ответ почти угрожающее:?Надувные уточки уже спят, чего и вам, мисс Бэйтман, желаю, иначе…?Мисс Бэйтман сейчас желала чего-то совершенно другого, но послушно отложила телефон на прикроватный столик, дабы совершить еще одну попытку уснуть.Расплата за грехи наступила утром. Пока Крис спал, Робби встречала рассвет, прокручивая в голове то, каким образом она совершит свое признание сегодня.Или не сегодня? Что стоит прожить еще один день счастливо, когда впереди их обоих ждет то, что ничего общего со счастьем не имеет?

Девушка вздохнула и обняла Криса, сильнее прижимаясь к его обнаженной спине.

Что же будет, когда я все ему расскажу, спрашивала себя Уильямс снова и снова. Касаясь щекой теплой спины мужа, она разглядывала родинки на его коже, думая о том, что любит этого мужчину настолько сильно, что готова каждый день стоя на коленях вымаливать прощение за свой ужасный поступок.Но сможет ли он простить?

Крис был самым добрым человеком из всех, кого она встречала. Но ведь у каждого был свой собственный лимит доброты и всепрощения. И отчего-то Робин казалось, что ее измена, такая отвратительная и такая глупая, может перечеркнуть все. А еще был тот чертов поцелуй на парковке! Конечно, об этом рассказывать Крису она не собиралась. Робин вообще пыталась списать все произошедшее на чрезвычайно нелепое совпадение. Когда два человека, которым не нужно встречаться, встретились в самом неподходящем на то месте и едва не натворили еще больших глупостей.Роббс была почти уверена, что Мартин ее не простит. Во всяком случае, сама она ни за что бы не простила мужу предательства.Но больше чем не быть прощеной им, она боялась стать для мужа человеком, которого он возненавидит. А ведь она не сможет без него, не сможет, не сможет!..

Рассуждая обо всем этом, Робби все же удалось на некоторое время провалиться в сон. Но даже во сне ей было тревожно и страшно. Она боялась потерять все, что делало ее счастливой, но еще сильнее боялась продолжать делать из любимого человека обманутого дурака.Все было решено. Сегодня она скажет ему.

Утро внесло в ее планы свои коррективы. Во-первых, она проспала явно дольше, чем рассчитывала, а когда проснулась, внизу Крис уже возился с Сиенной, пока Оливия готовила завтрак.

— А вот и мама, — заметив жену, Крис улыбнулся. Сиенна пыталась рисовать, разложив на полу в гостиной свои фломастеры, а мужчина помогал дочери в этом занятии, как мог.— Доброе утро, — Роббс собрала в пучок волосы и перевязала их ярко-красной резинкой. — И что же вы тут рисуете?

Она присела на корточки и, потянувшись к Крису, несколько раз поцеловала мужа в губы. Сиенна хихикнула. Наклонившись к малышке, Робин чмокнула девочку в пухлую ручку.— Надеюсь, ты не будешь против, — начал Крис, потягиваясь. — Я пригласил Эппл и Мозеса к нам на завтрак. А после хочу взять детей и поехать куда-нибудь погулять. Ты же составишь нам компанию?

Перспектива семейного отдыха в дополнение к ее собственным внутренним терзаниям не вызывала особого восторга. Но Сиенна была так счастлива рядом с отцом... Она просто не могла так поступить со всеми, кто был ей дорог. К тому же, Эппл и Мозес будут здесь.

— Конечно, дорогой, — прошептала девушка в ответ. — Я пойду в душ. Справитесь тут без меня?

— Еще бы, — усмехнулся Крис и, притянув к себе жену, снова поцеловал. — Обожаю тебя.

Поднявшись к себе, Робби взяла телефон, заперлась в ванной и дрожащими пальцами набрала номер Пи. Ее поприветствовала голосовая почта.

— Черт, мне так хотелось поговорить с тобой, — Уильямс включила воду. — Не знаю вернулась ли ты с Коачеллы, надеюсь, у тебя все хорошо. Просто хотела рассказать, вчера внезапно вернулся Крис и сегодня вечером я собираюсь ему все рассказать. Да. Не знаю, что со мной потом будет, но сейчас мне пора собираться, после завтрака мы едем тусоваться с детьми. Ха! Одна большая счастливая семья. Ладно, я потом позвоню. Пока! Целую тебя!

Отключившись, Робин бросила ?айфон? на край полки, где стояло бессчетное количество разноцветных баночек и бутылочек с шампунями, бальзамами и прочей ерундой для ванной и, сбросив с себя халат, залезла под душ.Вечером, вернувшись домой после прогулки длинной в целый день, Робин уже начала подумывать о том, чтобы отложить разговор с Крисом до завтра. Она чертовски устала от походов по магазинам с Эппл, которой не очень-то интересно было в музее мороженого и парке аттракционов. К тому же, у нее на руках постоянно была Сиенна, которую еще больше утомила семейная тусовка, даже несмотря на то, что она в обычном режиме спала днем.Когда они приехали домой, перед этим забросив Эппл и Мозеса к Гвинет, малышка уже крепко спала. Робин отнесла девочку в детскую и, уложив ее, спустилась вниз.

Крис сидел в гостиной, лениво переключая каналы на телике. Услышав приближающиеся шаги возлюбленной, он обернулся и с улыбкой спросил:

— Она не проснулась?

— Нет, слава Богу! — Уильямс плюхнулась на диван рядом с мужем и, вытащив из прически несколько шпилек, с блаженным вздохом распустила волосы. Больше всего на свете сейчас ей хотелось бы забраться вместе с Крисом в горячую ванну, полную воздушной ароматной пены, и забыть обо всех терзаниях. Но это был не тот план, которому она должна следовать этим вечером.

Приобняв Робби за плечи, мужчина поцеловал ее в шею, осторожно убирая в сторону растрепанные мягкие пряди ее волос и тихо спросил:

— Принести тебе чего-нибудь?

Выпивка! Бинго!

Для того, чтобы начать этот разговор, ей точно нужно выжрать как минимум несколько бокалов вина, а еще лучше виски.

— Давай выпьем вина? — она ласково посмотрела на Криса, пальцами зарываясь в короткие светлые кудри на его голове. — Я с тобой хотела поговорить кое о чем…

Пока музыкант открывал вино, разливал его по бокалам, Уильямс смотрела на него и думала, что у нее все же еще есть возможность обо всем смолчать. И будто бы не было ничего. Но кем же она сама будет после того, как позволит и дальше обманываться человеку, которого любит до боли в сердце? Нет, это было исключено.