kid: Вергилий/Данте, не детские игры (1/1)

Данте стоит на коленях, ссутулив вывернутые под неестественным углом плечи и низко опустив голову на грудь. Он дышит тяжело, с присвистом. Длинные пряди пушистой челки, слипшиеся от испарины, закрывают зло блестящие глаза. Вергилий стоит над ним, улыбается углами напряженно заломленных губ, склонив голову к плечу. В руках трепещет книга, заложенная на середине пальцами. Ладони старшего едва заметно дрожат.По виску Данте катится капля пота; Вергилий бездумно облизывает пересохшие губы, следя за ней взглядом. Все это для Верга в новинку, но он никогда не подаст вида. Данте вскидывается и трясет головой как пес, впиваясь в брата острым звериным взглядом.—?Это ни черта не смешно! —?глухо шипит он, дергая туго связанным за спиной руками. —?Отец убьет тебя, если узнает, Дургилий…—?Ты сам принес ремень,?— спокойно парирует Вергилий, подтягивая стул с высокой спинкой и изящно опускаясь. Он сидит с излишне прямой спиной, чувствуя неприятный нервный озноб, стекающий по позвоночнику под тканью свободной домашней рубашки, и едва заметно улыбается отвратительно ласковой улыбкой,?— от нее Данте ощутимо передергивает. Он рычит, вращает запястьями, пытаясь разорвать сковывающие путы. Ему уже решительно все равно, что за любимый ремень Спарда накажет их обоих и возможно не по одному разу. Но надорвать плотную дубленую кожу не выходит: не хватает сил и концентрации. Вергилий едва слышно смеется.—?Сам виноват,?— тянет он, подаваясь вперед, укладывая пальцы на подлокотники деревянного стула, сжимая их до синевы под ногтями. Данте сконцентрирован на собственном унижении и не замечает, как напряжен его брат. Он бессильно дергается, шире расставляя колени, чтобы не потерять равновесие, и зло, шумно всхлипывает. Вергилий знает, он близок?— близок к тому, чтобы признать свое поражение, но этого недостаточно.Вергилий откидывается на высокую спинку, закидывает ногу на ногу и покачивает мыском мягких домашних туфель в опасной близости от чужого обезображенного судорогой унижения лица. Данте скалится совсем по-взрослому: лицо его приобретает неясные животные (демонические) черты, напрягаются скулы, желваки ходят под челюстью, заостряется подбородок и крылья тонкого носа. Вергилий ловит себя на мысли, что брат вырастет красавцем, и это извращенной лаской задевает его собственный упрятанный глубоко в душе нарциссизм.—?Ты сам хотел поиграть. Мы играем, Данте, просто ты как всегда оказался слишком слаб для игр со мной.Данте рычит и рвется в неясной попытке напасть, забываясь, но теряет равновесие и едва не заваливается вперед. Каблук домашней туфли Вергилия впивается ему в плечо, останавливая.—?Отвратительно.—?Заткнись! —?хрипит младший, дергая плечом. Вергилий на мгновение теряет опору и раздраженно толкает мыском туфли брата под челюстью.—?Спокойно, Дуранте. Не дергайся так, только сильнее затянешь узлы…Он говорит правду, но Данте кажется его не слышит. Он переступил ту черту, за которой еще мог соображает здраво. Их вечные игры на грани драки вышли из-под контроля и Данте оказался поверженным, униженным, на коленях перед братом. Вергилий наслаждается его падением и своим величием и это бесит, бесит, бесит. Все должно было быть совсем не так.Иначе.Данте резко подается вперед и смыкает зубы на оголившейся белой и тонкой словно выточенной из фарфора щиколотке брата. Кровь брызжет на губы, заполняет рот железистой сладостью. Вергилий вскрикивает и, прежде чем успевает задуматься, дергает ногой, бьет брата каблуком в скулу, заваливая на бок. Данте облизывает перепачканные кармином губы, довольно ухмыляется и получает еще один жгучий удар?— в висок. В голове распахивается сосущая алая бездна. Данте стонет и выгибается, пытаясь уйти от сыплющихся на него ударов.Ярость застилает глаза. Вергилий останавливается, тяжело дыша. Книга валяется на полу вместе с опрокинутым стулом. Он сжимает и разжимает кулаки, прогоняя амок, и глубоко медленно дышит. Данте скорчился на полу, лицо его залито кровью, но белый оскал чертит кровавое месиво надвое. Вергилий хочет растоптать его, уничтожить, но вместо этого задирает штанину и долго разглядывает полукружья укуса. Ранка тянется медленно, даже на такую пустяковую царапину не хватает его детской регенерации. Боль гнездится в середине, пульсирует влажным бутоном. Данте смеется хрипло и это становится последней каплей.Вергилий давит на узкое братово плечо, откидывая мальчишку на живот носом в пушистый ковер, вкручивает каблук в истрепанный затылок. Данте шумно вздыхает, но сил брыкаться у него уже нет. Вергилий склоняется, хватает голову брата за спутанные волосы и возит по ковру, словно нашкодившего щенка, а после утыкает мордой в его же укус.—?Зализывай, сволочь,?— хрипит он, сам не понимая, что и зачем делает.Данте щерит зубы и вновь получается по лицу раскрытой ладонью. Он болезненно стонет, когда голова взрывается снопом болезненных искр и жмурит глаза, покорно утыкаясь носом в тонкую лодыжку брата.—?Давай же, ну! —?понукает его старший, царапая короткими ногтями затылок. О, как же Данте ненавидит его сейчас… Он готов разорвать Вергилия собственными руками, но вместо этого подается вперед и целует все еще алую дугу укуса. Целует, лижет по-собачьи расслабленным языком, опустив взгляд в пол.Вергилий замирает, чувствуя как пальцы свободной руки сковывает судорогой. Цепко следя за тем, как трепещут слипшиеся от крови в острые стрелки ресницы младшего, Верг заставляет себя дышать на счет, но это не помогает.На удивление мягкий и влажный, вкрадчивый язык брата?— почему он должен быть иным, чем его собственный? —?касается кожи, оставляя после себя наливающийся прохладой след. Вергилий сжимает челюсти до хруста, запрокидывая голову, когда губы брата обхватывают выступающую косточку и посасывают, туго и тесно забирая в рот. Поясницу простреливает запретным жаром. Вергилий беззвучно стонет в последний момент зажимая себе рот ладонью.Данте поднимает взгляд, отмечая как непривычно искажается судорогой лицо обычно непробиваемого братца. Он весь перемазан в своей же крови и слюне, но не останавливается ни на минуту. Кожа брата как гладкий мрамор, солоноватый на вкус. Во рту копится вязкая слюна, а челюсти сводит от желания вновь впиться в теплую плоть крепким укусом.Сукровица стекает тугими каплями по запястьям, но Данте упрямо перетирает руки, расширяя кожаную петлю. Вергилий не замечает его возни, полностью сконцентрированный на собственных ощущениях. Данте опускает взгляд и вздрагивает от понимания: ширинка брата едва заметно топорщится, выдавая владеющее телом возбуждение.Данте чувствует как загривок продирает жаром от одной мысли, что когда-нибудь Вергилий будет также стоять перед ним?— покорный и слабый, готовый на все и даже больше. Он думает, думает, думает и от мыслей становится невыносимо душно так, что хочется свести бедра, но Данте не позволяет себе этого, осторожно дюйм за дюймом накручивая на ладонь отцовский ремень.Вергилий теряется в незнакомых ощущениях, вперив невидящий взгляд в потолок. Пальцы, прижатые к губам, дрожат. Влажные звуки чужого?— грязного, непокорного,?— рта ввинчиваются в уши, распаляя. Вергилий знает, что это неправильно, но остановиться и прервать сладкую пытку не может. Еще чуть-чуть, еще мгновение,?— говорит он себе, когда поцелуи брата сходят выше, а юркий язык чертит узоры где-то на лодыжке. Занятый собой, он пропускает момент, когда Данте выпрямляется резко как отпущенная пружина бросается на него.Ремень туго охватывает горло. Вергилий пытается просунуть под широкую ленту хотя бы пальцы, но только скребет ногтями по жесткой коже, распахивая рот в немом крике. Данте скалится над ним, капает кровью из разбитого носа на белую до синевы щеку, давит, тянет, душит, туже, туже… Вергилий задыхается, широко распахивая помутневшие глаза, встречая пылающий ненавистью взгляд брата.От Данте пышет яростным жаром; дыхание опаляет скулу. Вергилий жмурится и из последних сил тянется охватить брата за горло в ответ, но лишь царапает кожу слабыми пальцами. Данте вздрагивает от прикосновения и наваливается на него всем весом. Вергилий на инстинктах распахивает колени, принимая младшего теснее: изгибом в изгиб напряженных еще по-детски неловких тел. Данте неожиданно крепко вжимается в него бедрами и стонет на выдохе, чуть ослабляя хватку.Вергилий жадно хватает пересохшим ртом воздух и движется навстречу. Они трутся друг о друга, впечатываясь бедрами, ребрами и коленями. Сладко, жарко и страшно. Глаза Данте затягивает мутной алой пеленой. Вергилий тянется к нему уже не понимая зачем, обхватывает узкой ладонью загривок под волосами и пригибает голову.Лицо брата каменеет, искажаясь в гримасе. Вергилий вжимает пальцы в его плоть, чувствуя как под ноги, лопаясь, забивается кожа. Больно, нечем дышать, жарко и так хорошо. Верг тянет Данте на себя лишь в последний момент осознавая, что хочет поцелуя, и испуганно уворачивается, когда губы брата прижимаются к его скуле.Они кончают одновременно, бессильно сплетаясь на ковре зверем о двух головах. Пальцы Данте разжимаются, ремень безвольно повисает на запястье. Вергилий кашляет, жадно дышит, снова кашляет, но не дает отстраниться. Белье мокрое и неприятно липнет к коже.—?Б-больше… никогда… —?хрипит Вергилий сорванным горлом.Данте кивает и утыкается носом в изгиб его плеча.—?В-верно,?— шепчет он, вздрагивая от остаточных ударов удовольствия. Сердце брата бьется ровно в кость его грудины. Вергилий дышит тяжело и часто. Данте улыбается, трясет головой и закрывает глаза.