18. В серых клубах дыма (1/2)
- А где Робин? – таким был первый вопрос Мираны. Если раньше после сна Ее Белого Величества вокруг постели всегда оставался след изморози, то сейчас, наоборот, от ее тела шло живительное тепло и даже бледные щеки зарозовели. Она села и прислушалась.- Где Робин? – повторила Мирана уже более требовательно.- Он пошел к Красному замку, чтобы найти… - Белый Кролик наморщил лоб и задумался. - Что-то найти для вас, Ваше Величество.
- Зачем? – Мирана вскочила. - Зачем и куда он пошел?
Он сморщилась от боли и сжала предплечье, куда вонзился шип. Шипа не было. Только маленькая темная ранка отмечала то место, где он некогда торчал. Откуда-то раздалось тихое шипение, словно прохудился пожарный шланг. Террант встална носки, пытаясь глянуть в ту сторону, откуда поднималось темное облако.
- Красный замок… - тихо сказал Шляпник. - Алиса…***
Последний ручеек Робин перескочил в почти балетном прыжке. Впереди расстилалась идеально ровная лужайка с расставленными там и сям большими вазами. В вазах цвели розы, причем каждая роза была наполовину красной и наполовину белой. А за лужайкой возвышался нарядный и чистенький Красный Замок. Трава и цветы блестели на ярком солнце, как покрытые лаком, и весь пейзаж казался не совсем настоящим – он изгибался, искажался, закручивался к горизонту, словно кто-то не слишком аккуратно натянул холст со свеженаписанной картиной.
-Ну вот ты и стал Ферзем! – Алиса обошла Робина, словно тот превратился в памятник или что-то подобное. Робин ощутил на плечах тяжесть – вместо простой верхней рубахи и безрукавки на нем теперь было что-то вроде котты, но из черной кожи и недлинной. При движениях кожа поскрипывала, а талия была стянута широким поясом с медными бляхами. На поясе в ножнах висел прямой узкий меч, а с другой стороны – небольшой кинжал. Высокие сапоги черной же кожи, в которые были заправлены узкие шоссы, довершали облик.
От дверей замка отделилась высокая фигура и медленно двинулась навстречу Робину и Алисе. Робин замер на месте, когда увидел такие знакомые ветвистые оленьи рога на голове человека.- Ты победил, сын мой! – и голос был знакомым – голос Хёрна-Охотника, хранителя Шервудского леса. Робин замер. - Ты победил ложного Хёрна, прошел все испытания и теперь ты заслуживаешь награды. Возьми ее! – голос звучал размеренно и торжественно, и эхо отражалось от белых мраморных ваз, и розы кивали в такт каждому слову.
Хёрн нагнулся и достал что-то, лежащее у его ног – и Робин увидел, что Охотник держит за волосы отрубленную человеческую голову. Замерев от ужаса, Робин разглядел, что это была голова мальчика лет двенадцати-тринадцати. Светлые волосы, с которых капала кровь, глаза закрыты…
- Робин!!! – раздался откуда-то со стороны голос Мираны. Робин повернул голову – и в этот момент Красный Дворец, лужайка и розы словно опрокинулись, повернулись на оси горизонта, и вместо них выплыл суровый каменный замок на берегу речушки. А место, где стояли Робин и Алиса, оказалось все тем же холмом, с которого они начали свое путешествие по Игре. И одежда Робина снова была его одеждой – исчезла тяжелая скрипящая черная кожа и даже дышать стало легче. А от дерева к нему шла Мирана – живая и здоровая, робко улыбающаяся… Вертящийся вокруг мир слился в сплошное мелькание лиц и мордочек, трав и цветов – а в центре были они с Мираной, и мир вертелся вокруг них, подпрыгивая, как гигантский волчок.
- Здесь… как мы оказались здесь? – наконец Робину удалось замедлить вращение окружающего пространства. - Мы же должны были найти ключ… или чарку… или… в общем, мы шли через восемь линий… в Красный замок. Чтобы ты проснулась.Белый Кролик опустил голову и юркнул куда-то под ноги Орленку и Терранту, пытаясь сделать вид, будто его там нет. Королева посмотрела на свое предплечье, где от укола шипом уже почти не осталось следа.
- Шип усиливает то, что было и так сильным, - сказала она. - Тот, кто уколол меня, думал, что я все еще та ледяная Мирана фон Мрамориал…- Но ведь ты не ледяная! – с большой убежденностью сказал Робин. - И не была ледяной! Если уж шип что и усилил, то только сделал тебя еще теплее...Он не договорил – над замком взметнулось серое клубящееся облако. Причем клубы поднимались откуда-то из-под земли, словно из некой адовой кухни.- Там сейчас плохо! – Мирана схватила Робина за руку, ее темные глаза стали словно еще темней, когда они с Робином побежали к замку. Все остальные, крича и галдя, устремились следом.- Плохо? Кому? – что-то в очертаниях замка было очень знакомым, но Робин никак не мог вспомнить, что именно.
- Тебе, и мне, и ей! – крикнула на бегу Мирана.
- Алисе? – услышали они голос Шляпника.
- Их слишком много, кто-то должен остаться, кто-то исчезнуть.***
Пронзительный звонок телефона поднял женщину с постели.- Ишенова? – раздался с другого конца голос. - Екатерина Ильинична?Несколько минут Екатерина внимательно слушала голос в трубке, только пальцы сжимали пластмассу все сильнее.
- Да, - голос ее был чужим и хриплым, когда она наконец ответила. - Да, мы едем.- Алик! АЛИК!!! Машину иди заводи. Света… Света… - она не смогла закончить, зубы стучали. Мужчина, быстро одевшись, привычным жестом расправив воротничок рубашки, принес с кухни чашку воды и почти силой влил в рот жены.
- Катюша! Выпей и поедем, - стараясь смягчить голос, сказал он.У приемного покоя стояла темная ?Волга?, а возле стола дежурного врача подремывал неприметный человек в скромном серовато-коричневом костюме.- Товарищ Ишенов? – окликнул он Александра Борисовича. Потом, точно удостоверившись, что это действительно нужный человек, вернулся в свою спокойную полусонную позу. Дежурная врач же не сказала ни слова, только взгляд у нее был испуганный и растерянный.В палате, как и прежде, стояла только одна кровать. Но худенькая девочка-девушка на ней не лежала безжизненной куклой, а полусидела. И это была действительно Света, их дочь – Екатерина была в том совершенно уверена. И руки были Светины, и то, как она обняла родителей – застенчиво, как будто боясь, что они сейчас исчезнут, - было Светино, привычное. Они расспрашивали, дочь отвечала, но отвечала как-то скованно, словно голосом пробовала прочность льда замерзшей реки.
- Я хочу домой, - сказала, наконец, Света.
- Доченька, наверное, врачи еще должны провести обследование…- Мамочка, - в глазах Светы впервые показались слезы, - я очень хочу домой.В щель приоткрытой двери просунулась голова давешней усталой женщины-врача.- Мама, можно вас на минутку? – позвала она.Заведя Екатерину Ильиничну в манипуляционный кабинет, врач сунула руки в карманы белоснежного скрипящего крахмалом халата.- Мы конечно возьмем данные школьных профосмотров и более ранних обследований, но все же… может, вы нам скажете… - врач замялась. Вытащила из кармана пачку ?БТ?, потом, опомнившись, сунула сигареты обратно в карман.- Когда вашу дочь привезли, … ее обследовали все специалисты, это необходимо. В том числе и гинеколог, - отрывисто сказал врач. - Он засвидетельствовал, что ваша девочка является virgo. Сегодня, после того, как Светлана пришла в себя, мы также провели обследование… и увидели, что ее девственность нарушена.Екатерина Ильинична молча мяла в пальцах край тоненького джемпера, расширенными глазами смотря на врача. Потом нервным движением поправила пышные волосы, высоко заколотые надо лбом.- Вы понимаете меня, Екатерина Ильинична? – в голосе врача послышался неприкрытый испуг. - Ваша девочка имела половой контакт. И не единожды.- Товарищ Реутова? – позвали врача из коридора. Та одернула халат и деревянной походкой вышла в коридор. Екатерина Ишенова еще несколько минут стояла в манипуляционной, пустыми глазами оглядывая стеклянные шкафы с замазанными белой краской дверцами.В коридоре ее встречал тот самый человек, который окликнул ее мужа. Сейчас она разглядела его как следует. Невзрачный, с таким поговоришь, а потом не вспомнишь лица. Но Екатерина Ильинична, по привычке художников схватывать характерное выражение, решила про себя, что он чем-то похож на черепаху.
- Прошу вас, пройдемте со мной, - вежливо пригласил "черепаха".В кабинете главврача, где, кроме хозяина, было еще двое, в белых халатах, наброшенных поверх костюмов, у Ишеновых долго выспрашивали, как часто они навещали дочь и кто из врачей с ними общался. Затем Екатерину Ильиничну отпустили, а Александра Борисовича попросили остаться еще на одну минуту.В коридоре женщина опустилась на стул. Мысли путались и первоначальная радость от того, что их дочь пришла в себя, куда-то исчезла. Вспоминая Свету, Екатерина Ильинична никак не могла отогнать ощущение, что девочка очень повзрослела. Движения утратили резкость, даже улыбка стала женственной и мягкой, и в серых глазах светилась тихая ласка. Екатерина Ильинична оглянулась. ?Черепахи? у стола дежурного не было. А путь к палате дочери она хорошо запомнила. Стараясь не стучать каблуками, Екатерина Ильиничнапочти на цыпочках прокралась вдоль крашеной серо-бежевой масляной краской стены и повернула за угол.
- Мама! – снова эта тихая и такая взрослая радость в глазах дочери. Екатерина Ильинична встала на колени у кровати Светы и взяла в руки ее тоненькую бледную ручку.- Дочка, скажи мне только одно, … если ты знаешь, помнишь… тебя ведь могли напичкать лекарствами… господи… кто это был?Девушка непонимающе сдвинула брови. И тогда мать торопливо, сердясь на дочь, на врачей, на себя, стала говорить о девичьей гордости, о грязи и разврате…
- Света, кто был тот человек, который… взял тебя? – наконец почти крикнула она и сама испугалась своих слов. А особенно испугалась той вспышки, которой сверкнули глаза дочери, словно ей в лицо бросился свет мощного фонаря.