10. Черное и синее (2/2)
- Я скоро умру, - блестевшие от недавних слез глаза были невероятно спокойными и ясными, а голос обрел твердость и в нем зазвучали властные нотки, - и хочу напоследок облегчить душу. Благодарю, я не голодна, - отклонила она протянутую Туком плошку.- Я не связываю вас тайной исповеди, святой отец, - начала женщина, - потому что верю, что когда-нибудь вы сможете передать то, что я расскажу вам сейчас, моему сыну.Тук кивнул и аккуратно отставил похлебку на скамеечку. Уселся на чурбачок, заменявший стул, и приготовился слушать.- Мое имя – Маргарет Гисборн. Гай – мой сын, - женщина судорожно перевела дыхание, схватившись за край ложа и стиснув его так, что побелели костяшки пальцев, - Молоденькой девушкой меня выдали за сэра Эдмунда Гисборна, который был намного старше меня и которого я не любила. Мой муж... я боялась его. Прости меня Господи, я даже желала его смерти – это был страшный человек. Капелланом в Гисборне служил отец Мартин, он стал моим духовником и наставником. В отчаянии я молилась, но веры моей было слишком мало, и тогда отец Мартин посоветовал мне искать помощи на иной стороне…Женщина судорожно задышала, словно ей перехватило горло. Тук, несмотря на пузо, вскочил с чурбачка, но она быстро справилась с собой.
- У меня мало времени, а сказать надо много, - прерывая Тука, прошептала леди Маргарет. - Я стала служить злу. Я была покорной ученицей. И мое усердие, казалось, было вознаграждено – Эдмунд ушел на войну, а сразу после этого я встретила свою любовь. А вскоре сбылась моя заветная мечта – пришла весть о гибели моего мужа. Мы с моим возлюбленным тайно обручились и я надеялась, что мой свекор примет меня… Но дьявол никому не делает добра, отец, никому! Его добро обращается в черепки. Эдмунд вернулся и я принуждена была вновь быть его покорной женой. Более того – оказалось, что мой муж также является учеником отца Мартина. Ему он и обещал принести в жертву своего первенца. Но когда Эдмунд вернулся, я была уже на сносях и супруг мой решил, что негоже отдавать нашему почитаемому черному властелину ублюдка. Так Гай остался жив…- Больше детей у нас не было, Гай рос один. Страшно вспомнить, как мой супруг обращался с мальчиком – иногда я думала, что лучше бы он его бил. Но Эдмунд избил Гая всего один раз, предпочитая пытать его душевно. Он искалечил моего мальчика, но я ничего не могла сделать.- Но самым страшным были слова отца Мартина, что Гай все равно посвящен Сатане, – мне сказали это недавно,… они прислали своих посланцев. И тогда я решила вернуться к Богу. Я направлялась к мощам святого Фомы, когда меня догнали черные посланцы. Они никого не прощают, отец! Они мстят отступникам! – женщина тяжело задышала, пережидая приступ боли. Тук молчал, чувствуя, как все его существо затопляет ужас.- Но я знаю, что они солгали, – Маргарет тихонько через силу засмеялась. - Солгали, их повелитель - отец лжи! Гай свободен и чист! Ясегодня поняла это, когда увидела его, я поняла, что Господь простил мне и принял меня. Я впервые увидела своего сына счастливым!Тук вспомнил, каким чужим выглядел Гисборн в этом радостном лесу, где каждый новорожденный листок, каждая просыпающаяся букашка славили Бога и возрождающуюся жизнь. Он понимал, как жестоко задавать этот вопрос несчастной женщине, но не мог пересилить себя.- Вы увидели его счастливым, леди Маргарет? – спросил Тук. Женщина слабо кивнула по ее увядшей щеке побежала одинокая слезинка.- Он собирал цветы… у вас здесь много голубых пролесков… он собирал их и улыбался. Мой сын улыбался, святой отец! Они его не получат! Они его… - женщина вздрогнула и тихо, как срубленное деревце, повалилась на ложе.
***
Ну конечно шериф не дал ему отпуска. Он отговорился тем, что надо отправлять захваченного юного разбойника в Йорк, где сейчас пребывал король, что нужно готовиться к казни тех, кто был признан аутло, да и, наконец, к большому приему. Но Гай чувствовал, как что-то внутри их с де Рено отношений изменилось окончательно и бесповоротно.Особенно остро он ощутил это, когда шериф в привычной своей манере оборвал докладывавшего ему о поимке Мача и Мэтью помощника, заявив, что даже маленький паж справился бы с задачей лучше него и не упустил бы рэйвеновского Одноглазого. Гисборн, не дрогнув в лице ни единым мускулом, чуть повернул голову в сторону стоявшего чуть позади него Тьери и проговорил одними губами:- Тьери, приготовься! Как только милорд шериф вернет время вспять, ты будешь ловить Одноглазого.Он сказал это тихо, так что кроме Тьери и де Рено никто не разобрал слов. Шериф хотел было заорать, что не позволит какому-то мальчишке оскорблять себя, но быстро осекся, поняв, что сам сейчас теряет лицо.
После того, как на допросе Мэтью сказал о пособничестве гисборновского пажа разбойникам, шериф уже собрался было позлорадствовать, но Гисборн безмятежно заявил, что пажа он уже выпорол, собственноручно, так что и говорить не о чем. Ранее де Рено ни за что не заподозрил бы, что Гисборн не выпорол виновного, но вот именно сейчас такое подозрение у шерифа появилось. Но более всего шерифа поразило ледяное невозмутимое спокойствие на осунувшемся после болезни лице Гисборна – не было больше страдальческого блеска в глазах, которые де Рено привык замечать после каждой своей издевки. А затем он получил и разгадку нового поведения своего помощника – заметил короткую торжествующую улыбку, с которой тот глянул на сидевшую в дальнем углу Клариссу де Сен-Клер, и такое же веселое одобрение в ее ответном взгляде.…Покачиваясь в седле, Гай то и дело прикасался к влажному снизу холщовому мешочку, который вез, не выпуская из рук. И со скрытой насмешкой поглядывал на Роберта, прижимавшего к себе охапку нарциссов. Для Марион Ли, конечно! И хитрость их шита белыми нитками – поехать к Туку и передать ему что-то насчет Малыша Джона. Бедный Роберт, эта разбойничья подружка его просто использует!
***
Света не сразу смогла совладать с ритмом и ужасно на себя злилась. Но Марион, которая вызвалась быть ее танцевальной наставницей, неутомимо и очень терпеливо поясняла ей всю последовательность движений такого простого на первый взгляд, но оказавшегося таким головоломным танца.
- Кларисса, вы просто умница! – наигрывая на лютне, поощряла Марион. - За такое короткое время все выучили! И вы прекрасно двигаетесь, вас ведь обучали танцам?
- Меня этому танцу не учили, - призналась Света. - Мы танцевали в парах.- Как же? – заинтересовалась Марион.- Ну, вот смотрите, допустим, вы партнер… нет, допустим, я партнер, - Света взяла Марион за руку и потянула к себе. - Партнер держит партнершу за талию…- За талию? – в тоне Марион послышался ужас. - Но это так непристойно! Вас, верно, учил этому выходец из Лангедока – там гораздо более… вольные нравы.- Да, он был из Лангедока, - охотно подтвердила Света, радуясь возможности выкрутиться.
- Миледи Кларисса, пожалуйте примерить платье! – всунулась в дверь Кэтрин. Платье! Свете впервые в жизни платье шили, а не покупали – недавно они с Марион купили очень красивую ткань, и теперь швеи торопились поспеть ко дню приема.
А когда Света вернулась вместе с Марион в свою комнату, - первое, что она увидела, были голубые пролески-сциллы, аккуратно положенные на влажную ткань.
- Как красиво! Смотрите, Марион, их выкопали прямо с корнями и землей! – вскрикнула девушка.- Первоцветы говорят ?я не могу без тебя жить? - задумчиво проговорила Марион, - а синий – цвет верности.***
Света глубоко, с усилием вдохнула и выдохнула. Взглянула туда, где на окне стоял деревянный ящик, в который она посадила цветы. Неожиданно ночную тишину прорезал тонкий писк и Мальямкин плюхнулась прямо на постель.- Кошка! – завопила она. - Заколдованная, я не могу поразить ее моей верной шпагой.И правда, где-то в темноте послышалось кошачье урчание. Света схватила башмак и наугад зашвырнула его туда, откуда слышалось утробное урчание. Все стихло, но легкой дремоты как не бывало. Света подложила обе руки под голову и с усилием потянулась, выгибая спину. Снова посмотрела туда, где были невидимые сейчас в темноте пролески. Ей вспомнился Егор Палыч Калиновский, их командир корабля – он был так умен, красив и совершенен, что Света решительно не могла понять намеков подружек на то, что она должна быть в него влюблена. Влюбиться в Егор-Палыча было равносильным тому, чтобы пойти в Пушкинский музей и влюбиться в микеланджеловского Давида.
Сашка… Сашка был свой. Настолько свой, что у Светы даже тени сомнений не возникало, когда ей хотелось взять его за руку – взять, конечно! Только вот был Сашка всегда ?твоя половинка? или ?твой хвостик?, как называл это отец. Раньше сознавать это было приятно, но не покидало ощущение, что чего-то не хватает. После их космического эксперимента Саша словно смотрел на нее все время снизу вверх, хотя и был выше почти на голову. И только дважды у Светы это сверху-внизное ощущение пропадало – на космическом тренажере, когда Саша с Федькой решили не позволить ей рисковать собой (?Не дамское это дело!? - заявил тогда Сашка) и на школьном вечере, когда они кружились в вальсе.
Что-то не давало уснуть, что-то, что необходимо было вспомнить вот именно сейчас, с этими хрупкими голубыми цветами в комнате…
…Уже стало темнеть, и слуги зажгли все канделябры, когда приехал этот знатный валлиец, лорд Оуэн. Он ураганом ворвался в зал и замер, словно примериваясь к прыжку, а за ним стеной встали его невозмутимые спутники, такие же длинноволосые и одетые с такой же варварской пышностью.
- Шериф! – вскричал гость, когда де Рено подошел поприветствовать его. Но на протянутую господином Ноттингема руку лорд Оуэн ответил таким крепким объятием, что на какой-то момент поднял малорослого шерифа в воздух и тот беспомощно задрыгал ножками. Света едва не прыснула со смеху, и ей пришлось срочно закашляться в рукав, чтобы себя не выдать. Стоявший рядом Гисборн будто невзначай сделал шаг вперед и встал так, чтобы за ним Свету не было видно.