8. Ноттингемские будни (1/2)
Графа Дэвида все больше беспокоило увлечение его сына этой рыжей Марион. Конечно, сэр Ричард его давний и верный боевой соратник, но его дочь вовсе не пара наследнику рода Хантингдонов. Этот Ноттингем – истинная клоака, где можно встретить всякую нечисть. Начиная с незаконной жены аутло и заканчивая его собственным бастардом. Насчет ?собственным? - это конечно бабка надвое сказала: у Маргарет Гисборн был темперамент течной суки, поэтому мальчишка мог быть не его. Но бастард-то – Бог с ним, а вот Роберт беспокоил графа основательно. Если эту красивую, но дрянную разбойничью девку (в разговоре с самим собой граф не стеснялся в выражениях) сейчас не отвадить – потом хлопот не оберешься.
Граф велел подать себе письменные принадлежности и сел к столу у окна.?Господину и достославному лорду Клана Оуэну Дэвид, граф Хантингдонский, желает здравия и благоденствия…? - начал он писать.
***Когда Федор заболевал, его любящая, но суровая мама всегда говорила:- Ты болеешь, как бездельник. Долго, медленно и легко.
После волчьей ямы Федор лишь немного простыл, но, уж конечно, в Ноттингеме некому было бегать за ним со стрептоцидом, горячим молоком и медом. Лекарь, пользующий шерифа, предложил некое снадобье с мышиной кровью, но доблестный паж с отвращением отказался это пить. И заставить его было некому, потому что Гисборн, израсходовав все оставшиеся силы на светскую беседу с гостями, тем же вечером слег в жестокой лихорадке.
- Милорда Гисборна сильно избили, чем серьезно навредили жизненным гуморам* его тела, кои и до того пребывали не в должном равновесии, - пожевав губами где-то внутри кудлатой неопрятной бороды, изрек лекарь.
Федор, лежа на своем соломенном тюфячке, слушал ночью тяжелый сухой кашель своего рыцаря и тяжелое сбивчивое дыхание, и его начинало мучить что-то вроде угрызений совести. Потому что, как ни крути – это из-за него Гисборн попал в яму. Потом он подумал о смерти Изольды и еще больше упал духом. Первую половину ночи Федя уверял свою совесть, что просто расправился со злодеем, а то, что старый конюх Том сидит в тюрьме - это всего лишь неизбежные щепки при рубке леса. Но после полуночи совесть взяла реванш, и Федор уже готов был признаться во всем Гисборну, если бы тот был в сознании.
Помощник шерифа сначала лежал тихо, с хрипом дыша через открытый рот.- Позвольте мне уйти! – неожиданно явственно донеслось с его ложа. Федор приподнялся.- Пожалуйста, позвольте мне уйти! – снова повторил Гисборн, и голос его звучал почти жалобно. - Прошу вас!
Федор сполз на пол и подошел к лежащему. Глаза Гисборна были широко открыты, а на лице застыло умоляющее и испуганное выражение. Федору стало жутко – в темной комнате, наедине с бредящим, возможно, умирающим, наедине со своими мыслями... Он зажег фонарь, приоткрыл дверь и выскочил в полутемный коридор.- Светка! – зашептал он, стуча в комнату названной сестры. - Светка, проснись!
- Гисборн, похоже, умирает! Что делать? – тараторил Федор, вслед за Светой протискиваясь в приоткрытую дверь.Света не отвечала – комкая на груди концы теплого платка, накинутого на плечи, она слушала слова, рвущиеся с пересохших, обметанных жаром губ Гисборна:- Зеленое небо… города, такие красивые… что тебе нужно? Уходи обратно… в зеркало! Что тебе нужно от меня, черный?.. Мне не нужна твоя Красная королева…- Федь, он весь горит! – Света осторожно коснулась виска Гисборна и тотчас отдернула руку. - Мне Иван Михалыч рассказывал, который на ?скорой? работал – такое бывает у тех, кто был в клинической смерти.А нормальных врачей тут нет!
- Я пойду найду холодной воды – может, хоть компресс ему на лоб сделаем? – Федор был рад уйти куда-то подальше.
- Попробуй еще раздобыть уксуса.Как только Федор скрылся, из густых распущенных волос Светы выглянула острая мордочка, а вслед появилась и вся Мальямкин, которая уже привыкла прятаться на плече девушки. Она внимательно прислушивалась к словам Гисборна.- Черный – и зеркало, - пробормотала, вернее, тихонько пискнула соня.
- Он просто бредит, - Света села на краешек ложа и снова осторожно прикоснулась ладонью ко лбу Гисборна, провела по надбровью, ощущая обжигающий жар, идущий от его кожи.- Нет, не просто, - ответила Мальямкин, - ты же слышала – зеленые небеса, Красная королева. И главное – черный человек и зеркало! Я так и знала, что отыщу его!- Кого? – не поняла Света, не отнимая ладонью от пылающего лба рыцаря. Тот, словно что-то почувствовав, задышал ровнее и почти перестал бормотать.- Кого! – передразнила Мальямкин. - Слушай-ка лучше – он видел Валета, точно видел! И он должен был видеть то зеркало, через которое Валет пришел – конец червоточины.***
На кухне Федор ориентировался хорошо, к тому же там и ночью обычно кто-нибудь был – поварята или кто-то из слуг. А сейчас даже печь горела – видно, повар готовил что-то сложное, для чего требовалось поддерживать огонь.- Ну, здравствуй, ваша милость, - вот Мэтью он никак не ожидал встретить, был уверен, что поваренок остался в Уикеме, а то и вовсе сбежал к разбойникам.- Чего тебе? – неприязненно ответил Федор.
- Что-то ты груб, ваша милость, - Мэтью с усмешечкой вразвалку подошел к Федору. - Мы ведь друзья. ?Веселые ребята? просили передать тебе ?спасибо?, что ты так хорошо своего рыцаря в ямку-то пристроил. Гисборна, конечно, нечистый опять уберег, да только ненадолго.- А теперь слушай сюда! - Мэтью наморщил низкий, словно стиснутый обоими висками лоб, маленькие глазки его превратились в хитрые щелочки. - Чтоб обо мне и обо всем остальном – ни гугу. А то… сэр Гай может легко узнать, что это его паж перерезал подпругу благородной леди, а бедный честный Том зряшно оказался в темнице. И про то, что ваша милость с аутло связалась – за это милорд Гисборн ой как взыщет! – Мэтью возвел глаза к закопченному потолку кухни.
Федьке показалось, что пол уходит из-под ног. Вот влип так влип!
- Мне бы уксуса… сестра просила, - только и побормотал он в ответ.Мэтью ухмыльнулся и шмыгнул куда-то в темный угол. Погремел там посудой и вернулся с небольшой бутылью.- Известное дело, барышне плохо, должно быть? За своего любезного, небось, убивается? – скабрезно хихикнул он.Только в коридоре перед дверью, с бутылью уксуса в одной руке и ведерком воды в другой, Федор понял, что имел в виду Мэтью, и холодная дрожь ненависти пробежала по его позвоночнику. Однако наблюдая, как Света заботливо убирает мокрые волосы и осторожно кладет на лоб Гисборна кусок ткани, смоченный в уксусе с водой, Федор поймал себя на мысли, что это ему мучительно что-то напоминает. Вот это ее движение, которым она снова и снова поправляет компресс – точно такое же, как тогда в школе, когда она учила Сашку танцевать вальс. Полная поглощенность действием и… объектом. Федор чуть заметно покрутил головой, словно вытряхивая идиотские мысли.- Заснул, наконец, - слова Светы прозвучали откровенным облегчением, и Федькины подозрения ожили с новой силой. Но еще сильнее было чувство вины и жуткого одиночества.- Свет, - начал он, - ты знаешь… это я подпругу перерезал. Хотел за тебя отомстить Изольде. И… и в лес, в яму Гисборн тоже из-за меня попал…Несколько секунд Света только ошарашено смотрела на приятеля.
- Не может быть! – выдохнула она, наконец. - Федя!
- И что, Софья Перовская, разболтаешь теперь своему Гисборну? – зло буркнул Федор.- Федя, как ты можешь? Он же поехал тебя искать сразу, как ты пропал!
- Разбойников он ловить поехал, - пробубнил Федор.- Тебя, дурака, он искал! – в отчаянии выкрикнула Светка, забыв, что тот, о ком они спорили, находится рядом. - А Изольда… Федя, ведь это убийство!- Ори громче! – прошипел Федор, и Света испуганно понизила голос.- И конюх сидит в тюрьме вместо тебя, – закончила она почти шепотом и, словно припечатывая, одними губами произнесла, - труса...