5. О грязи и чистоте (2/2)
Назавтра Гисборн снова не поехал на верховую прогулку, отправив вместе со Светой и леди Изольдой четверых солдат – снова было много дел, множество посетителей и тяжб, которые надо было разобрать.
Федор, получив позволение отлучиться, помчался на кухню – там дожидался его ровесник, поваренок Мэтью, с которым они недавно познакомились. Иметь приятеля-парня – это было здорово, это совсем не то, что дружить с девчонкой. Здесь, в средневековье, Федя острее чувствовал разрыв между собой и Светой – именно потому что она девчонка. Они ровесники (ну, Федор предпочитал не помнить, что Светка на полгода старше), но ее здесь считали почти взрослой девушкой, а он, Федор, все еще был маленьким и это, конечно, было обидно. Но зато ей было недоступно многое, что доступно ему.
Сейчас Светка уехала кататься – Федор завидовал тому, как легко у нее получилось держаться в седле. Она, правда, говорила, что у дедушки под Бухарой подолгу каталась на лошадях, вот тело и вспомнило, но все равно Федору было это неприятно.Вчера Федор взахлеб рассказал Мэтью о том, как ловко сэр Гай вычислил именно того менялу, который купил краденый жемчуг. И еще нашел у менялы множество золотых вещей, в которых по описаниям были опознаны и некоторые, отобранные разбойниками у проезжих. У шерифа собралось немало жалоб на бесчинства ?веселых ребят?, которые после гибели своего главаря не прекратили взимать собственную подорожную с проезжающих.Сегодня приятели уселись на лежащем у конюшни бревне, которое было очень удачно нагрето мартовским молодым солнышком, и разговор продолжился. - А ты знал, кто у них был главарь? – спросил Федор. Мэтью отвел глаза, в которых мелькнуло виноватое выражение нашкодившей собаки.- Его имя было Робин. Все звали его Робин Гуд.
- И ?веселые ребята?, - Федору очень нравилось это название, - правда помогают беднякам и грабят богачей?- Правда, - кивнул Мэтью.- Что зря болтаешь? – накинулся на него проходивший мимо пожилой конюх Том. - Когда был жив Робин из Локсли, тогда помогали. Да Локсли этот навроде блаженного у них был – ничего для себя, все для других. Рази таки люди бывают? Таки одни только ангелы бывают на небе или Маленький народ в холмах. А теперь ?веселые ребята? только вам, уикемским, помогают, по старой памяти. А остальным отвечай – за браконьеров отвечай, за рубку леса отвечай, за грабеж королевского посыльного отвечай. Скоро уж сами крестьяне будут благодарны милорду Гисборну, коли он изведет этих лесных бездельников. Вон в прошлом месяце – поймал он двоих да повесил на Королевской дороге, у старого креста. Из бернсдейлской шайки они или из шервудской – это я не знаю, но многие были рады такому.А вы, щенки, тявкаете!
Мэтью проводил уходившего конюха злым взглядом.- Шкура! – процедил он.
- А сэр Гай правда повесил разбойников? – спросил Федор шепотом.Мэтью кивнул.
- Недаром его тут многие дьяволом кличут, - так же шепотом ответил он. - Больно суров. Сказывают, злоба ему все нутро выжгла. Нет в нем души, сплошь злоба одна.Федька вспомнил вчерашнюю абсолютно незаслуженную оплеуху и подумал, что в словах Мэтью много правды. Перед шерифом кланяется, Изольде не смеет слова сказать – какой же это рыцарь? Рыцарь – значит без страха и упрека, верхом на коне и воюет со злом и несправедливостью. А Гисборн – Федька мысленно сплюнул. То, что Гисборн помог Светке, значения не имело, - даже в любимых Федькиных фильмах про героических красноармейцев и подпольщиков белые иногда делают что-то хорошее. Но остаются врагами и белыми.
- А ты сам знаешь этих ?веселых ребят?? – заговорщическим шепотом спросил он Мэтью. Тот поглядел на Федьку странным, будто затуманеным взглядом.- Я никому ни полслова, - сжал кулаки Федор. - Никому! Честное комсомольское!
- Ладно! – Мэтью, словно приняв внутри себя тяжелое решение, проигнорировал вырвавшуюся у Федора клятву. - Как поедете кататься в следующее воскресенье, попроси своего милорда ехать в Уикем – там-де праздник будет. А когда все будут смотреть праздник, к тебе тихонько подойдет малый, рыжий такой. Скажешь ему ?Назначено на север?. Запомнил, что ли? Потом пойдешь за малым тем, потихоньку. Да сестру свою не забудь взять – праздник в Уикеме будет красивый, пускай хоть полюбуется…- Запомнил! – Федор вскочил и, боясь, что Мэтью передумает, быстренько побежал прочь.Во дворе он увидел въезжающих всадников – и, увидев их озабоченные, хмурые лица, понял, что случилось нечто, из ряда вон выходящее. А Светка была совсем грустной и на щеках блестели непросохшие дорожки слез.
***
Валет, жмурясь на слишком яркое для марта солнце, наблюдал, как снимали с коня неподвижное тело леди Изольды.
- Подпруга у ней лопнула, ваша милость. Корень попался, а миледи с коня упала да и головой прямо об корень, - рассказывал подошедшему Гисборну рыжеусый солдат, чье лицо сейчас побелело от страха.
- Завтра утром я отвезу миледи в Керклисс, - возвысив голос, сказал Валет. Гисборн удивленно обернулся – брат шерифа собирался остаться в Ноттингеме до самой Пасхи. Но возражать аббату не решился – в Керклиссе были известные на всю округу монахини-травницы. Неизвестно было, правда, перенесет ли дорогу впавшая в тяжелое забытье леди Изольда, но помощник шерифа покривил бы душой, если бы сказал, что это его так уж волновало. Наоборот – он был почти благодарен аббату Хьюго за то, что тот избавляет его от серьезной заботы.
Пока леди положили в ее комнате. А Гисборн, осмотрев подпругу, злобно прикусил губу и велел позвать всех слуг. Конюхов и конюшенных мальчиков он сразу же отделил от остальных, а на Федьку рявкнул, чтобы тот шел к сестре и не болтался под ногами.- Ну, чего ты нюнишь? – Федор, стараясь скрыть волнение, ходил по комнатке, где теперь жила Света. Леди Изольда не решилась возражать, когда Гисборн заявил, что негоже благородной юной леди делить комнату со своей опекуншей и что в Ноттингемском замке места достаточно. - Так ей и надо, сучке!- Не ругайся, - в глазах Светки стояли слезы. - У нее сотрясение, а они ее везти собираются. На тряском возке.- От этого чертова Гисборна ругани набрался, - зло сплюнул Федька. - А тебе что, ее жалко?Света молчала. Жалко? Нет, скорее ей было просто страшно от того, что малейшая случайность может привести к столь страшным последствиям.Со двора донеслись какие-то вопли, божба. Федька притих. Некоторое время оба просидели в молчании. Начинало уже смеркаться, но ни Федя, ни Света не решались зажечь огонь.- Миледи Кларисса,- в комнату скользнула старуха Кэтрин, которую приставили к Свете в качестве служанки, - поймали того, кто подпругу-то подрезал.
- Как подрезал? – вскочил Федор с преувеличенным азартом.- Да так. Милорд Гисборн как глянули – так сразу увидали, что подпруга хорошо так надрезана. У них на это глаз вострый, - торопливо прошамкала старушка, сноровисто разжигая огонь в светильнике и оживляя потухшую жаровню, - а тут и прояснилось, кто все возле лошадей крутился. Том, старый греховодник – кому еще быть? И один из слуг его в конюшне видал, возле лошади миледи Изольды. Ээхх! Сидит Том теперь в подземелье.
- Ну, я пойду, пожалуй, - спохватился Федор, - а то милорд Гисборн меня хватится.Света проводила его удивленным взглядом – с Федей творилось что-то странное. А когда ушла старуха Кэтрин, из темного угла высунулась остренькая большеглазая звериная мордочка.- Привет! – если чем Света и гордилась, так это тем, что не боялась ни крыс, ни мышей. А животное, похожее на крысу, но с большими ушками и глазками, окончательно вылезло и осмотрелось. Потом заперебирало маленькими лапочками, подбегая к Свете, и бесстрашно вскарабкалось на ее постель.- Меня зовут Мальямкин! – пропищал зверек вполне членораздельно....На следующее утро, когда возок отъехал от Ноттингема, Валет с довольным видом откинулся на спинку сидения, посматривая на запрокинутое белое лицо леди Изольды, разметавшиеся из-под плата черные волосы. Кровью блудницы ему удалось обзавестись без лишних хлопот.***
Мирана вскочила, будто подброшенная изнутри, ровно за мгновение до того, как из зеркала Солнухопода показался сначала тыл, а потом и все тело доблестного Робин Гуда. Вывалившись спиной вперед на полянку, стрелок огляделся.- Вроде, когда входил, был лицом к зеркалу, - пробормотал он.- Это Зазеркалье, малыш, - отеческим тоном ободрил его Шляпник.А Мирана едва сдержалась, чтобы не броситься на грудь к Робину – так освобожденно-радостно он посмотрел на нее.
- Уж вечер, скоро налетят бегемошки и будет не продыхнуть, - озабоченно сказал Террант. - Они сейчас паслись на поле синего гороха…представляете, что тут будет, когда горох начнет перевариваться.- Синий дым? – наморщилась брезгливо Алиса. - Зачем они нужны вообще, эти бегемошки?- А отчего, по-твоему, небо синее? – подал голос Орленок Эд.- От солнца, - уверенно ответила Алиса и тотчас поправилась: - Нет, от воздуха.- Э, лучше молчи, все равно я тебя старше и знаю лучше, - нахохлился Орленок.Ни Мирана, ни Робин, направлявшиеся к домику отсутствовавшего сейчас Мартовского Зайца, не слушали эту болтовню. Робин не помнил, как и когда он взял Мирану за руку, но ощущал, что именно это и нужно сейчас.А в домике они уже не видели ничего и никого, кроме друг друга. Робин тянулся к губам своей королевы, как страждущий тянется к воде. Он помог королеве освободиться от одежды – Робину хотелось видеть ее всю. Ее кожа чуть приметно отливала розовым – нежно, как лепесток цветущей яблони. И Робину показалось почти кощунством прикоснуться сейчас к ней, такой прекрасной. Мирана, видимо, ощутив его состояние, сама потянула его к себе, ловя губами его тело и шепча между поцелуями.- Избавь меня от моего ненавистного совершенства… пожалуйста, избавь меня от него…И Робин вошел в нее, как входит пловец в гладкую холодную воду горного озера, согревая ее своим телом. Он ласкал ее стройную шею и плечи, нежно-розовые бутончики сосков, ощущая, как жар от его тела согревает белоснежную кожу Мираны. Как она оживает под его руками и губами, оттаивает, словно заледеневшее деревце весной, тянется робкими ветвями, оплетает его, вбирает в себя его жар – и отдает обратно, щедро и нежно, как весна возвращает свое свежее дыхание жаркому солнцу.Он двигался в ней, легко и свободно, ощущая ее всем собой, прижимая ее хрупкое тело к своему, почти рыдая от захлестывающего его счастья. Кончив, он продолжал ласкать и целовать Мирану, подводя к пику – и с наслаждением услышал нежный протяжный стон и ощутил стиснувшие его плечи пальцы королевы.
…Утром Робин потянулся к любимой за поцелуем, но Мирана не просыпалась. Испуганный стрелок осмотрел внимательно ее тело и нашел длинный древесный шип, впившийся в правое предплечье.