4. Перед тем, как растаять снегам (1/2)
Валет горестно созерцал осыпавшиеся блестящие чешуйки зеркальной амальгамы. Стрелок, этот проклятый стрелок оказался умнее, чем он предполагал. Ненависть этого человека, которого Стейн заменил собой в ?мире-плюс?,оказалась не такой сильной, как Валет считал до сих пор. Было непонятно, почему Робин не убил своего врага. Было еще более непонятно, почему он не попытался убить Рогатого. Ясным и понятным было одно – Кривоватое зеркало было повреждено и расчет на омытое кровью Рогатого серебро волшебной стрелы не оправдался.Валет нетерпеливо поерзал на жестком табурете – в этих монастырских библиотеках не найдешь удобных стульев! Ему начинало нравиться пребывание в теле аббата – основные моральные установки у них были схожими, во всяком случае ничего не нужно было особо переламывать, не было риска, что человек заподозрит у себя какие-то чужие мысли.- Всего наилучшего, храни Господь вашу милость, - напутствовали его добрые монахи. Пожалуй, не стоило так резво вскакивать верхом на коня – насельники Торнтонского аббатства едва не шарахнулись, когда аббат Хьюго, всегда осторожный и медлительный, с рыцарской удалью дал шпоры горячему жеребцу и галопом вылетел из ворот, сопровождаемый приотставшими от удивления ноттингемскими солдатами.На дороге Стейн несколько умерил прыть – в седле на мерной машистой рыси хорошо думалось. В книге Баруха Аль-Басра он нашел все, что ему было нужно – лунные фазы, обстановку, а главное – то, что могло заменить Серебряную стрелу и кровь Хёрна. До нужного дня у Стейна оставалось время, можно успеть подготовиться. Теперь крови нужно больше, много больше. А потому они не поедут сейчас прямо в Ноттингем. В том кровавом обряде, который предстоит подготовить, Стейну не справиться самому.Сознавать это было неприятно – в Зазеркалье он все сделал сам и очень этим гордился. Однако тут иного выбора не было – выход из червоточины, через которую он проник из Зазеркалья в ?мир-плюс?, был перекрыт вспышкой. Хорошо еще, что ему самому удалось выскользнуть, - но кто мог заранее предположить, что белобрысый рыцарь окажется двойником, и не чьим-то, а самой Белой Королевы?
- Аббат Торнтонского монастыря просил меня провести обряд изгнания диавола из замка барона де Беллема, - пастырские интонации удались Стейну как нельзя лучше. Четверо солдат с почтением внимали аббату и не давали себе труда задуматься над его словами. Они повернут на восток и поедут к морю. К разрушенному замку.
***- В седло! – это не ей, это Гисборн командует Федьке. Добродушная широкозадая кобыла Гекла сегодня досталась Свете, а Федька с затаенной робостью подходит к высокому серому жеребцу, на котором обычно ездит капитан стражи. Серый злобно прижимает уши и, едва мальчишке удается попасть ногой в высоко подтянутое стремя, начинает крутиться на месте, заставляя Федю прыгать за ним на одной ноге.
Леди Изольда, хорошо и крепко восседающая на своей кровной золотисто-рыжей кобыле, такой же высокомерной как и хозяйка, оскорбительно хохочет, ей угодливо вторят солдаты, которые должны сопровождать их. Гисборн не смеется, но насмешка дрожит в уголках его губ и в чуть прищуренных глазах, сейчас серых, как мартовское небо. Но насмешка уходит, когда Светка подбегает к Федору и бесстрашно придерживает серого за повод у самых удил, едва не сунув руку коню в рот. Это, видимо, так удивляет жеребца, что он прекращает вредничать и дает Федьке сесть в седло.- Никогда больше так не делайте, миледи! - тон Гисборна сейчас строг и озабочен. - Прихватит зубами, можно и пальцы потерять.- И кто вас возьмет замуж без пальцев? – дерзко хохочет Изольда. Она старается принять в седле наиболее изящную позу, стреляя глазами то в сторону солдат, то в сторону помощника шерифа. Гисборн, игнорируя ее, помогает Свете сесть в седло и показывает, как надо разобрать поводья.
Дальнейшее обучение кажется Свете жестковатым, но не слишком. Федор, который привык вести себя довольно заносчиво даже на предполетных тренировках, конечно, недоволен тем, как грубо осаживает его помощник шерифа, как заставляет по нескольку раз то менять аллюр, то останавливать коня, то пускать его галопом. Главное дело, все это на глазах у сдержанно пересмеивающихся солдат и на ее, Светкиных, глазах. Впрочем, после первых пары часов Гисборн, похоже, и в ней перестал видеть высокородную леди – потому что словечки вроде ?Нога плавает! Зад подбери!? теперь адресуются не только Федьке, но и ей. Но на занятиях хореографией на нее еще и не так орали. Света вспоминает свой ансамбль, который пришлось бросить, и тяжело вздыхает – та, прошлая жизнь кажется уже почти нереальной.Гисборн снова рявкает на нее и Федьку. Но это не обижает - может, из-за того разговора, который она случайно услышала сегодня на лестнице, когда несла полуготовое платье своей опекунше.
- …и все, - донеслось до Светы, едва та завернула в дверь, ведущую из зала на лестницу, - я так благодарна вам за Мартина. Я только молю Господа, чтобы милорд шериф не вспомнил о том, что мой муж назначил его опекуном, и не вытребовал к себе моего мальчика. И чтоб он был добр к Клариссе и Тьери…- Будьте спокойны, леди Изабелла, - голос Гисборна непривычно мягок, - я постараюсь сделать все, чтобы Его Лордство не вспомнил о своем племяннике. И о детях Сен-Клера постараюсь позаботиться. Если бы вы только…- Не надо об этом, Гай. После гибели мужа во мне что-то умерло. Пустая я внутри, старая и трухлявая, как высохший гриб-дождевик.- Вы? Старая?!
- Дело не в годах, а в человеке. Вот вы, Гай, хоть рыцарь и помощник шерифа, а иногда такой же мальчишка, как ваш паж.Послышался тяжелый вздох.- Храни вас Господь, миледи. И пошли вам достойного вас человека. А у меня как-то… все не так.- Гай, Гай! Ну какой же вы… прямо еж с колючками: чуть что – топорщитесь. Ну зачем вам рядом старушечья душа – вам, молодому и сильному?
Дальше леди Изабелла говорила тихо, и только предательское эхо ноттингемских коридоров помогло Свете расслышать ее слова:- Говорят, вдовы – хорошие предсказательницы в сердечных делах. И вот я вам, Гай, предсказываю: у вас все будет так, как надо.
…Они с Федей всем делились здесь, как настоящие брат и сестра. Но про подслушанный разговор Света сказать не решилась – это показалось низким и недостойным, да и Федор бы не понял. Друг и собрат все больше казался ей маленьким мальчиком, неспособным понять серьезные взрослые вещи.
Вовсе сэр Гай не фашист, подумала Света – и едва не свалилась с лошади от резкого окрика Гисборна ?Не сметь за седло хвататься!?.***
Всю ее не слишком длинную жизнь главными словами для Алисы были слово ?хочу? и слово ?игра?. Нет, она не была балованной дочерью богатых родителей, и лунный ломтик на блюдечке с голубой каемкой ей никто не приносил. Однако все невыполненные хочуньки Алисы только придавали ей решимости в достижении целей. Маленькие хочуньки словно слипались в снежный ком, ком становился все больше и тяжелее, и все меньше препятствий казались Алисе непреодолимыми.
Когда Валет предложил ей сделку, все Алисины хочуньки разом ожили, зашевелились – и никакие соображения, вроде ?нехорошо, неправильно? уже не могли ее остановить. Это было великое вселенское ?хочу?, это была Ее Величество Игра – единственное божество, которому поклонялась Алиса. Ласковая и нестесняющая, самой себя стыдящаяся любовь Шляпника – что была Алисе эта любовь? Что ей было до той боли, которой сочились безумные зеленые глаза Терранта, когда он смотрел на нее? Террант не имел отношения ни к ?хочу?, ни к Игре. Его безумие быстро стало для Алисы очень обыкновенным.