5. (1/2)
Утро начинается не с кофе. Утро начинается с готовки приличной еды на целый отряд работящих воинов. Без часов было трудно ориентироваться во времени, но Эми справлялась, на глаз прикидывая, сколько примерно сейчас часов. Вот, скажем, проснулась она в придуманные восемь утра, а закончила на кухне все дела часам этак к двум. Она понимала, что время уже не так важно. Мир другой, зачем здесь точность минутной стрелки? Но по привычке своей девушка всё же иногда подумывала о круглом тикающем механизме, возвышающемся над дверью гостиной у неё дома в городе. Время-то – океан! И в данной ситуации у Эми не было лодки.
— Перекус! — уставшим голосом оповещает она всех солдат, то бишь лучников-эльфов, и устанавливает на улице, где работяги были все, огромную такую чугунную чашу, от которой пахло чем-то съедобным.Эльфы зашевелили ушами, кто-то принюхался хорошенько, понял, что вкусность их ожидает.
— Ты всё-таки сделала это, — по-радостному удивляется Шара, когда замечает девушку. Подходит к ней ближе.
В руках у него красуется лук.
— Да! На самом деле я даже горжусь собой, — стучит по чаше горячей. — Если вкус будет отвратным – я всё равно горжусь. Извиняйте.
— Но пахнет вкусно, — говорит и лук устанавливает в сторонке, чтобы не мешался пробовать угощение.
По чуть-чуть начали собираться остальные эльфы, что осчастливило Эми так, как ничто не счастливило здесь. Не считая, конечно, того, что она жива. Это тоже её до безумия счастливой делало. Ей было в радость осознавать свою полезность. Да и просто приятно было оттого, что её наконец-то не боятся такие миролюбивые существа! Ну, эльфы. Она их расценивала как нечто человеческое, просто с некоторыми особенностями. Или же это человек нечто эльфийское с некоторыми особенностями?— Будешь первым пробу снимать, — приказывает она и берёт выструганную из дерева тарелку, накладывает в неё получившееся кулинарное произведение.
Шара принимает тарелку, ложку и хмурится. Сначала подносит к носу совсем еду, втягивает запах в себя. Потом зачёрпывает немного и отправляет прямиком себе в рот.
— Погоди! — как-то уж очень неожиданно вскрикивает Эми.
Эльф расширяет глаза из-за горячей вкусности, которую он распробовать успел, и из-за испуга, начинает паниковать. Что эта девчонка так устрашила его?Он мычит неведомые слова, разобрать которые вполне себе возможно. Говорит с набитым ртом и с замешательством на лице, переполохом и смятением давиться.— У эльфов же нет никаких продуктов под запретом? — быстро проговаривает она.
Друг негодует, косым взглядом смотрит на неё. Прожёвывает в темпе так, будто бы его гонит кто-то, и охлаждается, ртом вдыхая воздуха.
— Нет! — волосы у него торчком, сам он красный весь от жары после неправильно съеденной ложки солёно-мясного кушанья. — Ничего такого! Мы едим абсолютно то же самое, что и все другие. Зачем так пугать?— Прости, прости. Я сама перепугалась!
Смотрят друг на друга и посмеиваются.
— Ну, так как? Съедобно? — переживает она за своё творчество продуктовое.— Да, интересный вкус. Шара говорит правду и правде этой Эми улыбается солнечно.
— Тогда налетайте! — голосит и рукой подзывает всех за порцией.
***Нобунага с самого утра обдумывает ситуацию не очень приятную, сложившуюся аккурат вчера. Возможно, их ожидает новый бой. И не какой-то обычный, привычный всем им, а самый настоящий залповый и оружейный. Страшно не было, было непонятно. Возникло много вопросов, ответы на которые Нобунаге узнать хотелось в данный момент до коликов в животе. Иначе как стратегию продумывать? Он решил выстроить план дальнейшего развития действий, основываясь только на известной ему информации, иначе ведь никак. Продумал парочку исходов, пораспрашивал ещё раз Олмине о том, что ею знается, ухватил смачно за грудь её. Получил словесный нагоняй от девушки, без этого никуда. Тоехису он не трогал, ничего у него не вопрошал, так как тот достаточное количество времени уже валялся в кровати, заживал себе раны. Однако поговорить всё-таки с ним нужда была, несмотря даже на то, что Тоехисе требовался отдых.
В дверь не стуча, Нобунага входит к самураю, видит его спящим. На белизне перебинтованного плеча можно было заметить тусклые багровые пятна. Рана кровоточит.
Хлопает дверью громко-громко, так, что Тоехиса подпрыгивает от неожиданного звука. Он смотрит на Оду, взгляд фиксирует, а когда понимает, кто стоит перед ним, и кто не сказать, что хороший, но всё же сон его потревожил, – рычит, откидывается на кровать обратно.
— Доброе утро, соня, — язвительно приветствует раненого Нобунага и улыбается как-то хищно. По-другому не умел.
Тоехиса приветствует товарища молчанием.
— Пока лежишь – займись полезным делом и расскажи мне.
— Что рассказать? — снова приподнимается он, вглядывается в тусклые глаза Нобунаги и плечом плавно водит, чтобы нахлынувшую боль отогнать.
— Всё.
— Олмине ничего не поведала? — Ода кивает. — Вот нельзя женщине доверять военное дело. Нельзя.
— Ты вряд ли выжил бы без этой женщины, — пожимает плечами он и приближается поближе к раненному для простоты общения, а то стоит у самой двери…
Самурай разминает руки, спину, хрустит всеми возможными костями и хрящами, сменяет положение – теперь он не лежал, а сидел, укутанный в покрывало по торс.
— Стены того замка охраняются тщательней, чем какое-либо богатство императорской семьи, — начал вспоминать, закрыв глаза. — Сверху и снизу – лучники, но извне за нами послали отряд, вооружённый мушкетами… На каждую стену определенно где-то по десятке стрелков. Могу разрисовать тебе всё для наглядности… Отрядом я ту кучку ублюдков условно назвал, их от силы штук пятнадцать было, но каждый имел при себе оружие. Крепость находится на пригорке, к ней удобней заходить с севера, но отходить будет сложней - пустая местность занимает большую площадь. Восточнее есть лес.
Нобунага ещё с пол минуты взглядом втыкал в одну точку, обдумывал услышанное, а когда всё в голове уложилось чистыми полочками, посмотрел на Тоехису.— Хорошо, — большой своей рукой пригладил себе волосы, убрал мешающие ясному взгляду пряди, которые выбивались из общей массы длиннющих волос.
Шимадзу же прищурился, а после засобирался куда-то: откинул покрывало и привстал на слабые ноги – почти мгновенно пошатнулся.
— Чёрт, — и слабо обхватил больную кровоточащую руку.
— И куда это ты собрался?
— Не весь же день мне просыхать в постели.— Какой же ты болван. Раны заживай, а не травмируй себя больше, чем есть.
— Без дела лежать лишь из-за ран – удел…
— Удел бойца, — продолжил по-своему Нобунага за Тоехису. — Лежи тут и не раздражай меня своей побитой физиономией. Мир проживёт денёк и без тебя.
Тоехиса был человеком-делом, каждый бы заметил. И лежать сейчас без него, этого самого дела, было смертельнеелюбой раны. И поэтому он поднялся с кровати, пересиля себя, боль расходящуюся по всему телу усмерив. Взял в руки катану, которую подставила к спинке кровати Олмине, когда забегала ещё вчера под ночь попроведовать спящего тогда Тоехису. Катана же ведь эта – его продолжение руки, куда он без неё?— А где вся моя?.. — осмотрелся мужчина в поиске одежды своей. На нём были лишь штаны, и этого явно не хватало. Не расхаживать же ему полуголым да ещё и без самурайского облачения.Опорой уставшему и раненому Тоехисе служило оружие его излюбленное. Крепкий клинок, укутанный в сайю, позволял держать на себе немалый вес Шимадзу.
— Эми забрала, с неё проси, если, конечно, дойдёшь.— Дойду.
— Болван.***— Насу-у-у-но! Сенсэй, это вам, — шутливо говорит Эми и подсаживается к лучнику на сырую землю.
Названный сенсэй подозрительно смотрит на неопознанное блюдо, что принесла ему девушка, принюхивается и пытается разглядеть ингредиенты. Какого-то вывода для себя он относительно переданной ему в руки вкусности не сформулировал, продолжил с подозрением щуриться на Эми.
— Это… что?
— Как – что? Говорила же, что займу себя чем-нибудь. Вот, пожалуйста, приготовила всякого на каждого. Не стоит благодарности.
— Не внушает доверия.
— А ты попробуй.
Странно для него было это – так беззаботно болтать и пробовать что-то новенькое. Совсем не привычно и по-новому для его исколотой в боях катанами и копьями души. Единственным расслаблением для Насу-но в уже забытом им мире были ярая пирушка после очередного кровопролития во имя клана или бойня-тренировка с братьями, о которых лучник не так уж часто в последнее время стал вспоминать. А сейчас он сидел близ располагающей к себе Эми, принюхивался к поданной ему тарелке и негодовал чутка.Вот так вот просто, забыв обо всём насущном, расслабился и поддался разговору – флегматично и с каплей меланхолии – как умел. И не сказать, что общество этой потерянной в себе девушки для него было самым приятным из всех возможных. Насу-но скорее предпочёл бы уединиться в тёмном месте, заняться действительно важным делом, например, поблюдить окрестности, но именно в данный момент он разговаривал с ней, с Эми, привычка которой – между словами губу закусывать, раздражала невообразимо, разговаривал и неплохо проводил время. Как-никак она его ученица.
Насу-но наконец пробует свой обед, долго возюкает во рту что-то лакомое и сочное, эмоций при этом никаких не выдавая. Как был в меру серьёзным, так и остался.
— Съедобно, — изрекает он достаточно критично.
— И всё? Все так захвалили меня, и ты тут такое, — Эми высоко задирает подбородок, мол, не нравится – не ешь, а потом ещё и добивает: — Ну спасибо. Припомню.
— Э-э-э? – негодует он. — Съедобно – это уже хорошо. Что не так?
Эми хочет шутливо показать ему язык, но настроение у неё не то, не до дурачеств ей. Поэтому обходится лишь словами:— Я думала, мужчины лучше всех в еде разбираются.
— Что ты подразумеваешь под мужчинами? – одёргивается Насу-но.
Он ещё не слышал о будущем представлении мужчины из уст женщины. Любопытство подхватило его, пусть виду он и не подавал.
— Ну… ну вас, кого ещё? — машет рукой, показывая на уплетающего обед лучника, но понимает, что тому от неё нужно больше, чем несколько незначительных фраз. — Ну умеющие постоять за всё дорогое им, сильный пол, воины. Как хочешь.
— И в твоём времени такие есть? Я имею в виду воинов.
— Конечно, есть. Они в каждом времени есть, не переживай, отвага и честь ещё не перевелась. Больше скажу – мужчина как был военнообязан, так и остался. Но во многих странах, насколько я знаю, армия – добровольное решение. Хочешь – иди, не хочешь – не иди. Чаще всего молодые парни предпочитают учёбу воинским делам и идут служить в возрасте уже… ну в двадцать один год, может быть… даже к двадцати пяти. Смотря сколько учатся, думаю. Двадцать первый век – мирное время. Все думают об образовании, о математике и химии, а не о рукопашном бое и искусстве оружия. Но есть и такие, которые посвящают свою жизнь военному делу. Разнообразная жизнь в моём мире, ничего не скажешь.
Насу-но некоторые изречения девушки не уловил, но основу её рассказа понял.
— Хм, в твоём времени я бы… учился, получается?
— То есть?
— Мне девятнадцать. А ты сказала, что учатся до двадцати одного.— Ч-чего? — подпрыгивает она от удивления. — Правда? Тебе девятнадцать?—Ага.
— Я, кхм, старше тебя? — глаза от небольшого шока пучит и торопится побыстрее рассмотреть этими большущими глазами Насу-но. — Ты выглядишь на куда больший возраст, чем девятнадцать.
— Ага, — не обращая внимания на вскрики девушки, продолжает уплетать еду.
А потом до Эми доходит, что у Насу-но, скорее всего, детства даже толкового не было. Да что там у Насу-но. У каждого, с кем она здесь познакомилась. И правда же – история строилась на войнах и мирных договорах, кому-то выпало сражаться всю жизнь, не зная покоя, например, таким, как Насу-но, а кому-то посчастливилось жить с наследием воинов из прошлого в руках, в тихом будущем, например, таким, как Эми. Разное время, разные приоритеты, разный образ существования.
— Что ж, — выпрямляется она и устремляет взгляд в сторону, — мне теперь как-то поуверенней стало.
— Не расслабляйся. То, что я младше тебя, не означает, что можно перестать меня слушаться. Среди нас двоих есть только один сэнсей, и это явно не ты.
— Бука, — перевела она взгляд своих карих глаз на его прозрачно-голубой.
Красивый чертяга. И немногословный.
— А, — вспоминает он что-то, — как только расставлю мишени – начну тренировку. Не уходи далеко.
— Ладно. Я пока Тоехису проведаю, отнесу ему особый деликатес, чтобы выздоравливал побыстрее.—Тоехиса ненавидит зелень.
— И-и-и? — мечется она, не понимая, что от неё хочет лучник, а когда понимает, улыбаясь, говорит. — Оу, тогда добавлю ему побольше зелени.
— Идеально.
***Тропинка до реки Эми была уже заучена - она могла вслепую дойти до воды. Это не было признаком того, что она уже свыклась с обстоятельствами, которые окружили её, нет. Её всё пугало, но, так или иначе, для девушки наступила та самая известная конечная стадия – принятие. Она приняла то, что находилась в совершенно другом мире, приняла то, что существует магия (это, пожалуй, было самым трудным), приняла и то, что её окружали исторические личности, имена которых она вскользь могла услышать от кого-нибудь, например, от учителя? Однако – да, тропинку до воды она выучила.
Дойдя до места назначения, Эми сполоснула руки и немного обтёрла потное лицо, едва прикасаясь ладонями к нему. Много мыслей в голове у неё крутилось, а вода успокоительный эффект приносила, была местным анальгином, в общем. На более действенный анальгин можно было только надеяться, как и на всё остальное: возвращение домой, мягкую и чистую постель, вай-фай или хотя бы безопасность.
Оптимист внутри неё кричал что-то о том, что она должна ловить каждую секунду проведённую в этом страшном месте живой, должна быть рада тому, что познакомилась с теми, с кем по вселенско-временным обстоятельствам не должна была познакомиться! А пессимист, который был явно поубедительней, толковал ей только об одном: бойся и рвись в настоящий дом.
Внутренние её две крайности, оптимист и пессимист, всё же сходились в одном – Эми стоило бы выжить. Так она и поступала. Боялась, рвалась домой и не думала о скорой смерти… от своих рук. Это было бы слишком просто после всего, что она пережила.
— Эми, — слышит хрипловатый голос.Оборачивается и видит Тоехису, идущего по направлению к ней. Он ещё был далеко, но уже окликнул её – видимо, что-то срочное.
А вообще. Какого чёрта Тоехиса не в кровати?— Какого чёрта ты не в кровати?! — свирепеет она и резким шагом бросается ему навстречу.
— Тебя забыл спросить, — наконец-то они сходятся на тропинке. — Где моя одежда?
— Ч-что? Ты именно что и делаешь сейчас – спрашивает меня.
— Спросить забыл о моём постельном режиме, а не… так, женщина, прекращай.
Руки он устраивает на своих голых боках, на рёбрах где-то. На бедре у него катана, прикреплённая к поясу штанов. Тот ещё видок – самурай без того, что определяет его как самурая, без доспехов. Хотя бы излюбленное его оружие при нём – и то хорошо.— Я выстирала всё и промыла. Немного подшила. Не благодари.
— Где-е-е? — будто не слышал то, что она сказала, продолжает интересоваться пусть и менее напористо, но всё же с некоторым возмущением.
— Пошли.
Она идёт первой. Он следует за ней, смотрит охотничьим своим взглядом на её затылок. Когда проходят тропу, Тоехиса сворачивает к главным воротам, что сводят две округлённые стены крепости, но Эми идёт куда-то за всё сооружение, что напрягает сильно самурая.
— Ты куда? — перехватывает её за запястье и останавливает.
— С той стороны тоже есть вход.
— Не было там ни черта.
Брови она приподнимает, надменно чуть поглядывая на Тоехису, а потом вырывает лёгенько свою руку из его цепкой ладони, как будто обиженная, и упирается кулаком ему в спину, подталкивает вперёд:— Ну?
Шимадзу стоял как вкопанный, словно никто его не пихал позади, словно никто не старался вывести его из процесса стояния и ввести в процесс хождения.
— А, идти, что ли? — посмеивается с небольшой толькой гордости в голосе.
— Да! — уже скребёт ногами по земле, отталкиваться пытается, но не получается даже так.
— В тебе совсем нет силы.
— Поразительное замечание, — ударяет его по спине кулаком.
А он и не ощущает вовсе.
Но всё же послушался девчонку и пошёл за ней.
— Как плечо? — спрашивает Эми, пока они плетутся по новой для мужчины дороге.
— Нормально. И не такое переживал.
— Не сомневаюсь, — фыркает она, но руку свою тянет к больному плечу самурая. — Дай посмотрю.Он останавливается вновь, чтобы показаться местному врачу – Эми, голову поднимая вверх, на солнце горячее посматривая. Таким образом он дожидался вердикта.
Девушка приспускает с плеча его кровавые повязки, боится самого страшного – заражения, но всё обходится лишь заживлением.
— Ну как?— Всё в норме… Вообще думала, что ты не дашься моим врачеваниям. Ну, ты такой резкий, упрямый, — последнее выделяет повышенным голосом, — своенравный.
— Если кто-то может помочь с раной – зачем отказываться? Я собираюсь ещё многих врагов отправить на суд к богам, а из-за какой-то раны самому приветствовать их - желания нет. Неразумно будет умереть из-за дырки в плече.
— А как будет разумно? — посмотрела на него, пока проверяла огнестрел.
Он тоже перевёл свой взгляд на неё – устал, видимо, на солнце зрение портить.