Адвокаты могут всё (1/1)
— Я знаю, что ты не можешь делать! — торжественно провозглашает Клинт, ковыряясь штопором в бутылке.Мэтт заинтересованно приподнимает голову, отрывая её от спинки дивана. Наташа переглядывается с Кейт, и что-то подсказывает ей — маленькая дружеская вечеринка в честь ареста одного из помощников Ванессы Фиск может превратиться в тихий ужас.Или громкий.Мэтт и Клинт в одном помещении бывают… Опасны.— Ну-ка? — Мэтт безошибочно протягивает руку к весело суетящемуся Лаки и треплет его по голове.— Ты не можешь рисовать!
Кейт на всякий случай закрывает лицо рукой. Наташа решает не повторяться и с самым серьёзным видом отбирает у Клинта бутылку и штопор. Пробка уже вся раскрошена в хлам — то ли вино фиговое, то ли у кого-то кривые руки.Пусть на этот раз голосом здравого смысла для разнообразия побудет Кейт.— Клинт, это не… — начинает она со вздохом.— Почему это не могу?Мэтт выглядит почти коварно. Наташа мысленно стонет, вворачивая штопор в многострадальную пробку и наблюдая, как заинтригованно оживляется Кейт.Совсем не к добру.— Давайте краски, — решительно говорит Мэтт, разминая пальцы. — И бумагу.Клинт чешет в затылке.— Красок у меня…— Есть, — Кейт подрывается и, минут пять пошумев в квартире Клинта, находит бумагу, кисточку и коробку акварели.Клинт смотрит на них с недоумением, но вопросов не задаёт. Наташа молчит — на грядущее безумие она смотреть не готова.Их с Клинтом мальчишеское соперничество порой выливается в идиотские формы. Вот и сейчас, когда Мэтт пристраивает листок и с видом как минимум Ван Гога берётся за кисточку, обмакивает её в баночку с водой и открывает краски, ничего хорошего Наташа не ждёт. Предвкушая позор, она отворачивается и ковыряет бутылку; Кейт и Клинт вертятся у него за спиной, наперебой делясь предположениями.— Это бабочка?— Нет, это птичка.— Кейт, это гусь.
— Гусь не птичка?— Клинт, это не гусь. Помолчи, ты мне мешаешь, я творю.— Мэтт, это гусь. Мне виднее.Штопор застревает в пробке намертво.— Что это?— Это трава. Гуси гуляют по траве.— Кейт, я не уверен, что это трава. И вообще, что ты понимаешь в гусях? Ты же совсем городская.Наташа вздыхает — если даже там не всё так плохо, Мэтт же не может различить цвета, и от этого не спасёт никакая координация. И нож в горлышко не пролезает.Приходится применить стрелу без наконечника, пока Клинт всё равно не смотрит.— А это точно бабочка!— Или нет.— Или цветочек.— Коричневый цветочек?— И оранжевое небо?!Куски пробки сыплются в вино, и Наташа тихонько цедит его по разномастным кружкам через чистый носовой платок. Мэтт невозмутимо молчит. Она оглядывается на него и на двух дураков в фиолетовых футболках — тоже мне, нашли над кем смеяться. А Мэтт спокоен, водит себе кисточкой по бумаге.Хотя, наверное, отношения с ней кого угодно приблизят к нирване.— Я закончил, — наконец сообщает Мэтт.
Он осторожно берёт листок за углы и поворачивается к Наташе, сияя.К её удивлению, сама картинка нарисована почти сносно. Не скажешь, что рисовал слепой. Но подбор цветов… Пожалуй, это вполне сошло бы длягалереи чёртовой Ванессы.
— Фиолетовые гуси, — выдыхает Наташа. — На красной траве. Под оранжевым небом.Клинт и Кейт давятся смешками.— Это не гуси, Таша, — Мэтт поднимает бровь.— Мм?— Я наполнил эту картину глубоким символизмом. На самом деле это полотно называется ?Два Соколиных Глаза в Адской кухне?. Фиолетовые свободные птицы, оранжевое закатное небо — предвестник полной опасностей ночи. И кровавая трава.— А цветочек?— А цветочек для красоты.— Давайте выпьем, — кашляет очень серьёзный Клинт, пока Кейт за его плечом беззастенчиво заливается смехом.
Мэтт, цепляя свой стакан, возвращается на диван, и Наташа целует его в щёку.— Спасибо, что ты никогда не рисовал меня.— Если будешь себя плохо вести — нарисую. Ты же знаешь, что я всё могу.