XV. Formula (1/2)
Formula - LabrinthAfter Hours - The Weeknd
— Доброе утро, мистер Джонсон! — Тихо прикрыв за собою дверь, машу рукой старому приятелю, уже собравшемуся заканчивать свою смену. Лёгкий кивок его приветствия позволяет вернуться в свои размышления, перебирая ногами по ступенькам в тусклом свете ламп. Сквозняк в коридорах пробирает до костей, развивая мои волосы и продувая сухие глаза, уже в который раз за эти зимние месяцы.Прошедшая неделя не принесла никакой весточки: дни сливались в один и я облегченно вздыхала от отсутствия событий в своей жизни; лучше пусть будет так, нежели получить дурные новости, или же сломать ногу на катке, или заговорить о той ночи со Стайлсом.Несмотря на мои жалкие попытки поймать колкий взгляд, его морская волна прокатывала по покрытию льда, иногда переключаясь на экран телефона в перерывах; цеплялась за лица наших общих знакомых в кафетерии, где они громко вели беседы; изгибам Фриды, кою он влажно целовал на моих глазах, словно она фонтан молодости. Его внимание получали все, кроме меня и даже хамоватый рот молчал, изредка вставляя деловитые комментарии во время тренировок, и нигде после. Я глупейшее создание, потому что слыша от него напутствия о поддержках в виде того, как мне поднять ногу или каким образом зацепиться, мне хотелось накрыть его рот рукой, перебив это пустозвонство, только бы он поступил так, как обычно: я бы разрешила укусить себя за линии на ладони, выплюнуть мою фамилию, словно это брань, сказать, до чего же я бездарна; всё что угодно, лишь бы он вёл себя, как прежде.Только бы впивался не только руками, но и взглядом. Механики поддержек мне было мало, теперь же хотелось искренности. А всё потому, что его игнорирование лишь усиливало моё воспоминание о той ночи, когда его рот вытворял ужасные вещи с моим. До чего же они были ужасными... И сколько же можно прочесть меж этих строк. Ведь я не могу не раздражать его?Единственный человек, который нервно содрогался при мне — теперь смотрел буквально сквозь, а потерять такой заряд адреналина — до омерзения горько. А быть может, привиделась та морозная ночь? Клянусь, я больше ничего не понимаю. Ещё немного и скажу ему всё, что думаю; ещё немного и я напомню, какого это было, ведь дурить ему позволено лишь только свою платиновую подружку, но уж точно не меня.Душную раздевалку заполняют тела: худощавые и мускулистые, с красивыми плечами и тонкими ключицами, ровными ногами и плоскими животами. Я блуждаю между ними, жадно глотая их очертания, я хочу ощутить себя в этих шкурах, я хочу, чтобы на меня смотрели так же, как я на них: с вожделением.А затем я замечаю своё отражение в предательском зеркальце у дверцы металлического шкафчика, и накрывает ещё больше, да так, что приходится отталкиваться ото дна, мысленно обманывая лестью собственное видение себя, чему меня обучил психотерапевт в далёком прошлом.А какими могут быть комплименты, отданы самой себе? Мне нечего любить в этом теле. Смотрю на Фриду и ненавижу себя ещё больше.
Что, если я перекрашу волосы в светлый оттенок? Я стану той, от которой глаз не оторвать? А что, если я сейчас же проблююсь в грязном сортире, я стану такой же миниатюрной?Даже не мечтай.Да поняла я, не зря ведь Стайлс вцепился в неё, как клещ; ядовитый энцефалитный клещ, от которого мой жалкий мозг болит.Предстоящий день сулит отсутствия скольжения, заместо этого я с покорностью приму скалки между пальцев от щедрого станка и статичные поддержки от Стайлса.Господи, до чего же раздражающие факторы, бери и прячься в закоулках, смотря из-за угла. А ведь так и вышло, когда застыла на месте, рассматривая его за стеклянной дверью.Когда же он пришёл, и как долго бежит на беговой дорожке? Разогрелся, как печка, что выдаёт его румянец на щеках и влажные корни волос. Один поворот головы в сторону зеркал сделает моё секретное созерцание слишком очевидным, и, так как я не хочу самолично пинать остатки своей гордости, немедля вхожу в помещение, громко бросив пластиковую бутылку об пол.Глаза мечутся по мне: сегодня его зелень просматривается ещё ярче на контрасте с красной футболкой, хоть немалую роль играет естественное дневное освещение из-за панорамных окон.С другой стороны, винный цвет подчеркивает недостатки его лица: красноту глаз, мелкие высыпания у челюсти, заломы между бровей, серые мешки под глазами. Надо же, я так изучила его, однако скребок когтя по душе не даёт покоя, и заключается он в том, что я всё равно считаю его привлекательным.Поклонившись друг другу, подобно благородным гиппогрифам, и с желанием продолжать работу цивильно, утопаем в собственных рутинах, не спеша вступать во взаимодействие. В последнее время, это доставляет лишь дискомфорт.Я с ума сошла, ведь ещё совсем недавно — всё это было тем, о чём я его молила, однако сейчас мне было тошно от его самообладания. Мы же знаем друг друга с раннего детства, а моя мать спала с твоим отцом и ты ненавидишь меня за это, к чему же эта маска безразличия? Лицемерный дурень, как жаль, что я не из тех людей, кто может плеснуть содержимым стакана в лицо. Подавив желание толкнуть его в грудь, молча направляюсь в сторону станка, уложив носок на самый верхний. Высокий хвост — идеально уложен, словно я укладывала его муссом, а брови ?запечатаны? гелем, образовавши ту форму, которую я хочу: хищной птички в степи. И сейчас ты станешь моей мышкой, ведь я уловила, что именно тебя заинтересовало, похотливый змей.?? Встретившись со мной взглядом в зеркалах, тянущихся вдоль стен, он останавливается, ступив на статичную плоскость. Выпрямляюсь, хоть и продолжаю держаться за станок двумя руками, в надежде удержаться, однако это слишком сложно, особенно когда знаешь, где метался его взгляд ещё мгновенье назад.
?? Сделав глубокий вдох, разворачиваюсь в его сторону, падая в пучину неловкого молчания и нервных глядок.
— Ты готова? — хрипло спрашивает, а я от этого баритона пячусь назад, вдавливая поясницу в древесину до тупой боли.
— К тренировке? — По сравнению с ним, звучу сипло, как слабо тлеющий огонёк.?? Несмотря на солнечные блики за его спиной, заставляющие его походить на ангела, демоническое нутро просилось наружу; грозно, сквозь потемневшие глаза и пушистые ресницы. Голос опустился на несколько октав, он снова предстал передо мной в образе змеи, оплетая своим длинным хвостом, захватывая моё тело в пасть с двумя ядовитыми клыками.
— К чему же ещё? — Громко сглатываю в ответ, а жар поднимается из низа живота к голове, из-за чего я, должно быть, выгляжу, как свекла.
— Да, — прочищаю горло, — я готова.
— Сегодня ты прыгнешь четверной Риттбергер. — Его глаза выражают уверенность, от которой хочется цокнуть языком. Я никогда не выполню четыре оборота в этом прыжке.
— Стайлс, давай будем реалистами и сделаем хотя бы тулуб, а до олимпиады подтянем четверной лутц.Скрещиваю руки на груди, пока он закатывает глаза на мои слова. Неужели он настолько наивен?
— Ты даже не пыталась и уже отказываешься.
— Я пыталась и не раз, каждый раз падая, а однажды, чуть не травмировалась из-за этого долбанного прыжка. Мне сложно три оборота выкрутить идеально, чего уж там говорить о четырёх, нет, я не смогу.Нервно махаю руками, в конечном итоге опершись ними по бокам. Недолго думая, он хватает меня за кисть без привычной грубости; это было до того премило, что горячее шёлковое прикасание, к коему я не была готова, ошпарило мою бледную кожу, подобно металлу раскалённого утюга. Казалось бы, ещё чуть чуть и проявится браслет ожога.— Нет, Хадид, мы не можем ограничиться лутцом, потому что в Японии мы уже должны сделать каскад из четверного тулупа, и такого же акселя, — провёл меня в центр спортзала, а мне от его умозаключения хочется вырваться прочь.Да он, должно быть, спятил. Если кратко, в фигурном катании есть набор прыжков, которые обязательны в программах: Риттбергер — один из самых коварных элементов, потому что он выполняется с хода назад, не зубца конька, а его дуги (что мне ненавистно), и при этом фигуристу нужно обладать сверх-концентрацией, чтобы знать, как сгруппироваться, когда поджать ноги и, собственно, приземлиться. Конечно же, он занимает второе место среди травмоопасных прыжков. На первом — злосчастный четверной аксель.Это белое неизведанное пятно в катании, никем в идеале не освоенное, разве что единицами среди мужчин. Так вот, Стайлс — один из них, впрочем он никогда не демонстрировал сиё умение на соревнованиях, а его идея проделать это со мной — безумна.— Говорю же тебе, мы попросту потратим время, потому что моя техника не дотягивает.
— Белла, — от непривычки звучания моего имени с его уст, мои глаза расширяются, подобно огромным копейкам. — Я видел, как ты прыгнула тогда, когда гоняла пьяной в красном трико и хочу тебе сказать, что с твоим ростом — это казалось нереальным, но тем не менее ты сделала это. Как думаешь, почему?Меня приковывало к нему множество деталей, как, к примеру, его прядь, спадающая на лоб, вовсе ему не мешающая; взгляд полон интереса, что впервые за долгое время смотрел на меня и пытался найти что-то, известное только ему; то, как он оттягивает нижнюю губу указательным пальцем; мои умения казались ему пустым кроссвордом, который он был намерен заполнить, и в тот момент я поняла — контроль, наряду с просчётом каждого элемента — и есть страстью его жизни. Мне хотелось быть с ним честной и помочь утолить пленительное любопытство.
— Я не задумываюсь о том, что я делаю, когда прыгаю. Каждый свой элемент я чувствую, будто исполняю его интуитивно, и в тот вечер я просто попробовала сделать лишний оборот, но каким образом я сделала это — объяснить не могу.Его губы заиграли, расползаясь в осторожной улыбке. Я никогда не ощущала этого ранее, но сейчас уверенна — отвращения ко мне у него нет.
— Это и есть твой козырь: ты совершаешь сложные прыжки естественным образом, ощущая, как вывернуть и когда приземлиться, однако некоторые вещи нужно изучать в учебниках, потому что без этих знаний ты так и будешь приземляться на пятую точку.Фыркаю из-за его реплики, обойдя вокруг. От бездействия и бессмысленных разговоров разрастается тревожность, и либо мы пробуем прямо сейчас, либо же составляем план, но только в свободное от тренировки время. Продолжаю, вложив в суть сказанного, как можно больше спокойствия, что в данный момент мне несвойственно:
— А ты, значит, досконально знаешь технику, Стайлс? — Неосознанно прищуриваюсь, пытаясь раскусить этот орешек.
— Досконально, Хадид, и более того, я высчитываю каждый элемент, прежде, чем сделать его, — провожая меня взглядом, вскинул бровью, словно разговаривает с юниором.
?? Я слышала о таких фигуристах и скажу вам так: эти люди — невыносимы. Несмотря на то, что они редко допускают ошибки, их дотошность сводит с ума, и одно дело, когда это одиночка, а другое — твой партнёр в парном фигурном катании. Стараюсь не унывать из-за этого, так как я всё ещё не ощутила этой ауры занудства за всё время проведённое с ним.
— Так у тебя математическое мышление? — Диву даюсь с очевидного факта: мы разговариваем спокойно уже продолжительное количество времени, не убив друг друга при этом.
— Скорее, абстрактное. Не знаю, Хадид, я просто провожу вымышленную ось и вектор, а так же траекторию, подсчитывая степень отталкивания; для меня — это просто.
?? Для него это просто, а мне хочется скептически хмыкнуть. Тьфу, какой же он, всё таки, высокомерный нарцисс. Прикусываю внутреннюю сторону щеки, дабы не выпалить то, что вертится на языке.— Но у тебя нет качеств, присущих мне? Я имею ввиду, ты не умеешь опираться на собственное чутьё, катаясь? — Останавливаюсь перед ним вплотную, не иначе как бросая вызов. Он обдумывает, прежде чем ответить, хмуря свои соколиные брови.
— Нет, хоть мне это давалось не по щелчку пальца, как тебе, я всё равно довёл это до автоматизма, и сейчас из нас двоих — неудачница, не знающая, как работать плечами — только ты. Так что, чутьё у меня есть, но выработанное годами и надежное, как швейцарские часы.
?? Недолго же он продержался, но пусть лучше будет так: споры и конфликты с ним заставляют чувствовать себя в своей тарелке, словно между нами ничего не было.
— Что ты подразумеваешь под неумением работать плечами? — Его замечание привело меня в недоумение, так пусть же объяснит мне на своём языке.
?? Теперь он выступает в роли того, кто наматывает круги вокруг моего тела, подобно акуле, со сцепленным руками за спиной. Утопаю взгляд в свою обувь, только бы не выдать волнение, причиной которому является он.
— Исходя из твоих каскадов, что я видел, ты делаешь лутц верно, но переходя в Риттбергер, твоё усиление недостаточно сильное, — неожиданно для меня, он подходит сзади, кладя руки на мои плечи, — сделать вращение второго прыжка выраженным ты должна при помощи натянутых плеч, и это помимо бедра левой ноги, вот так, — вытянув мои руки по ширине, он небрежно подбивает ногой моё бедро вверх, оставив меня в положении им предусмотренным, — попробуй, в спортзале точно не расшибешься.
?? Я пытаюсь впитать то, что он говорит, несмотря на гипертонус каждой мышцы, вызванным его поверхностным приказанием. Прочувствовав каждый праксис, я выравниваюсь, отойдя в сторону.
?? Он прав, ведь это и является моим слабым местом, хоть я понятия не имею, как он удержал этот факт в своей голове. Не медля ни секунды, делаю шаг мягкой подошвой кроссовок, и совершив оборот в лутце, прокручиваю в голове его слова, выходя на Риттбергер, с уже правильным расположением плеч. Точное приземление и отсутствие дискоординации — приводят в восторг, от чего я в неверии оглядываюсь. Ладно, соглашусь, его умение предусматривать — мне необычайно помогло.