XV. Formula (2/2)
— Видишь? Слушай папочку и станешь легендой, — точная формула сработала, на что он ухмыльнулся, как Чеширский кот, и я не могу сдержаться, оскалившись, будто получила пятёрку.
?? Не пробыв в таком лучезарном состоянии и минуты, он вернулся в состояние привычное, уже мне осточертевшее, начав разговаривать с полной серьёзностью и пробирающим металлом в голосе:
— Завтра попробуем на льду, а сейчас мы прогоним всю программу без коньков.Пришлось притормозить в колкостях, сдержанно кивнув. Мне предстояло выдержать несколько минут быстрого темпа, и если брать во внимание то, что мы не на льду — это кажется мне сложной задачей. Будучи вне своей среды, я чувствую себя, мягко говоря, неуверенно.
?? Но мы прогнали от начала и до конца, кружа вокруг друг друга, точно осторожным бабочкам, борющимся за сочный лепесток, практически не прикасаясь; с учётом отсутствия тяжелых коньков, наши движения походили на быстрый вальс, с периодическими вкраплениями поддержек. Осмыслив то, что он просчитывает всё на свете, мне стало легче вскарабкиваться на его руки, более того, надобности панически хвататься — более не было; я знала, что он не выронит. Было сложно признаться в этом себе, но нейронные связи кишели словом ?доверие?. Чёрт с ним, пусть оно будет только в контексте фигурного катания, потому что в нём мы так отчаянно нуждались. И поймав себя на волне всепоглощающей смелости, я предложила то, о чём не могла подумать ещё утром:
— Подбрось меня, — проговорила это слишком тихо, однако ни капли не жалея о сказанном. В свою очередь Гарри всё прекрасно расслышал, продолжая отрабатывать притворное скольжение вокруг меня, невесомо касаясь кончиками пальцами на вытянутых руках. Музыки не было, лишь только звук сквозняка из открытого настежь окна.
— В тройном флипе, Хадид, — глухо прошептал в моё ухо, и не дав возразить, он обхватил мою талию, подбросив так высоко, что пребывая в воздухе, мне вздумалось, что я, действительно, птичка, хоть и не хищная вовсе. Да и какая из него мышка? Животное, коим он предстал передо мной владеет иной силой.
?? Потолок больше не казался мне высоким, и включив тот самый режим, диктующий мне каждое последовательное движение, я сделала три горизонтальных оборота, натянув спину так, словно я сонная кошка, а не дура, что вот-вот рухнет.
?? О нет, я не пострадала физически. И мысли такой не было, от чего я даже не пискнула, оказавшись в руках, поймавших меня в нежной хватке; самой себе я напомнила мягкую игрушку, подбрасываемую игривым мальчиком, коим Гарольд не являлся. Прямо сейчас, он был мужчиной со взором, пронзающим до покалываний внутренностей; мужчиной, который не поставил меня на ноги, как я того ожидала, вместо этого я покоилась в его руках, неведомо зачем, обхвативши рельефную шею руками.
?? Мятное дыхание было столь ощутимым, что мне хотелось спросить разрешения, вдыхая его, то же самое касалось и радужки, лесные блики которой я стеснялась ловить.
?? Я ощущала, как затвердел его торс, слышала толчки его сердцебиения, пляшущих чечётку; странно, ведь мы начали из вальса или же, что это было??? Россыпь родинок, тянущихся по шее приковывают взгляд и направляют выше, к самой заметной и характерной, подле неестественно розовых приоткрытых губ. Неужто манящих меня? Отпусти моё дрожащее тело сейчас же, потому что ты и понятия не имеешь, что может случиться.
?? Это было молниеносно, наряду со смертоносностью и улетучившимся достоинством; наши губы были слишком близко, чтобы остановиться. Я никогда не целовала с такого рода опаской, мой страх вынудил лишь поверхностно коснуться, проведя губой по маленькой мягкой щелочке, словно это первый поцелуй маленьких детей. От моих действий он вздрогнул, прикрыв глаза, но не углубился, позволив мне прижаться лишь на мгновенье. И за этот маленький отрезок времени я успела умереть и переродиться множество раз. Он с трудом пытался втянуть воздух, и от этого я приоткрыла глаза, увидев его почерневшие. Если бы я поведала кому-то о том, как они чудом меняют цвет, вбирая в себя всевозможные оттенки, то мне бы никто не поверил, а значит это навсегда останется при мне. Всё закончилось так же стремительно, как и началось: я оказалась на своих двух, а затем он отскочил в сторону, не скрывая тяжесть своего сбившегося дыхания.
?? И наконец ко мне дошло, насколько я облажалась.
?? Его выражение лица из неконтролируемо обеспокоенного переросло в насмешливое, да такое, что хотелось выйти прямо в окно позади меня.
— Какой же это сюр, Хадид, — он не дал мне возможности оправдаться за свою дурость, хотя я бы и не нашла, что сказать. В голове была каша из смешанных чувств и нехватки причин, зачем я сделала это.
— Неужели ты подумала, что это то, в чём я нуждался?
?? Я сдержалась, дабы мои слезы не показались на этот свет. Такой аккорд — был совершенно лишним.
— Прости, я не знаю, что меня сподвигло на это.
?? Испытывать и проектировать испанский стыд вокруг себя — не лучшее решение, но это — единственное, что мне оставалось в тот момент.
?? Спрятав руки в карманы спортивных штанов, он оглядел меня с головы до ног, а затем привычные взору полосы осели на своём главном месте — между его бровями.
— Да знаю я, что тебя сподвигло: то же, что и других дур, тебе подобных, вот только ты, Хадид, — единственная, кто полезла, зная, до чего же омерзительна мне.
?? В груди зажало так, словно от боли треснули кости в солнечном сплетении. Вот значит, какая я в твоих глазах? Ничего удивительного, я так же считаю, Стайлс, только вот чувство справедливости берёт надо мною верх.— Неделю назад ты считал так же? Ты всё правильно понял, я говорю о той ситуации, когда...?? От моих слов его лицо побледнело, а брови взлетели вверх, но несмотря на свою оплошность в самоконтроле, он прервал меня в своей излюбленной манере:— Чёрт возьми, я был пьян, и это ничего не означало!
?? Не сдерживаясь, но улыбаюсь со всей притворностью спасительного сарказма.— Тогда почему ты выглядишь так, словно увидел призрака? Столь тяжелую тишину прерывали лишь звуки нашего дыхания, в перемешку с гудками машин из-за окна. На долю секунды мой мир замер, чтобы взорваться, разлетевшись на множества осколков стекла. Его взгляд покинула любая насмешка, а мой, напротив, силился доказать ему что-то, вот только что? Стайлс выразился как никак верно: для него это не значило ничего, и единственный вопрос, который начал терзать душу — какое значение это имело для меня?Тяжелый властный шаг оторвал нас друг от друга, приковав внимание к вошедшей фигуре. Аура Десмонда была тяжёлой, умножающей горесть данного момента в десятки раз. Подобно знаку восклицания в нашем с Гарри раздоре, он расставил все точки над ???, наконец вымыв из моих глаз притупляющий восприятие песок: наше прошлое не даёт нам возможность не то, чтобы целоваться в сумерках ночи, нам не было позволено даже терпеть друг друга. Мы и есть тот самый кармический урок, предоставленный нашим родителям; расплачиваемся за их грехи, пожиная плоды их больной связи. Я никогда не пойду навстречу Гарольду, а он никогда не протянет мне руку; в этой жизни мы не станем альфой и омегой, однако в какой-то отрезок своего полёта мне причудилось, словно нас ожидало иное будущее. Уж лучше бы я пострадала физически.
— Как ваши успехи? — Покачиваясь с ноги на ногу, Десмонд обратился к нам, при этом рассматривая конкретно меня. Конечно же, он не доверяет тёмной лошадке, только и выжидая, дабы найти повод для перекрытия моего финансового кислорода.
— Осваиваем искусство, как видишь. — Несмотря на содержание сказанного, его сын небрежно выплюнул свой ответ. Натянутые отношения между этими двумя были ясными, как день, и я не была уверена, хотелось ли мне быть замешанной в их драме.Взирая на положение дел, у меня не было права выбора, оставалось только бесконечно недоумевать, почему Стайлс-старший избрал меня, ведь вся наша команда ментально страдала от сего решения, хоть я и не до конца уверена на счёт его непробиваемой персоны.
— Да неужели? Ну же, Изабелла, продемонстрируй мне то, чему ты научилась сегодня, — сцепив руки на груди, он приподнял подбородок выше, выведя свой взгляд на один уровень с моим.В разгар этого действия, от меня не ускользнуло то, как напрягся Гарри; он напоминал собаку со вставшей дыбом шерсткой, с готовностью вот-вот вцепиться в конечность того, кто дразнит пальчиком. Напряжение между нами лишь усиливалось и мною было принято решение, выполнить просьбу подобия своего тренера, однако то, что этому прыжку обучил меня его сын — пускало волнительные струи тока по пальцам рук.Пара глаз устремилась в мою спину, пока я отдалялась для того, чтобы сделать разгон. Довелось вспомнить маленькие молитвы, проговорив их про себя. Что волновало меня в тот момент? Я боялась отказа Десмонда, что было маловероятным, ведь это бы напрямую означало пропуск олимпиады, но внутренний голос нашёптывал мне, растаптывая остатки гордости: на самом деле, мне не хотелось подвести Гарри, тем самым помочь ему заткнуть того, кто в своё время оставил грязный след в его становлении как личности.И будучи вершителем справедливости, я прокрутила напутствия своего партнера, словно мантру, сделав так, как он того велел. Удачно приземлившись, моему взору было предоставлено его лицо, разящее прищуром с удовлетворением и капелькой гордости. Мимолётно улыбнувшись, я заставила себя выглядеть серьёзной, ведь наша стычка ещё не была мною забыта.— Это уродство, а не плечи, Изабелла. С учётом того, что тебе за это платят, можно было и получше, особенно на Риттбергере. — От его чёрствости и сухости в голосе, захотелось подбежать к нему и высказать, какая же он высокомерная тень человека. Мои кулаки сжимались со всей силы, а ногти впивались в ладони, оставляя следы полумесяцев.Я пыталась выдавить из себя хоть какой-то признак звучания, но сознание диктовало только лишь грубости. К счастью, голос Гарри разразился, как никогда, кстати:— Она сделала идеальный прыжок, с идеальными плечами, определив центр тяжести так, словно для неё это, как встать с табуретки, — Подошёл к отцу вплотную, взмахивая перед хмурым лицом указательным пальцем. Нарцисс, живущий в Гарри, вырвался на волю, представ перед нами во всей свой красе. В первую очередь, своими жаркими речами он защищал своё творение, но и этого мне было достаточно.
— И ты не можешь разговаривать с ней так, будто она тебе что-то должна. Это, блять, первая женщина, совершившая четыре оборота, и волей судьбы она оказалась под твоим крылом, твоё же имя и будет прославлять, пока ты капаешь всем на мозги о том, что платишь ей раз в месяц сумму, которую сам тратишь за пару дней! Какой же ты жалкий, какой же ты... Прервав эмоциональную тираду своего отпрыска, руки Десмонда вцепились в клочки ткани на футболке Гарри, и получив желанную реакцию от отца, юноша расплылся в лукавой улыбке, высвободив наружу свои ямочки и заломы у глаз. Сама не ведая, что делаю, подбежала к ним, не зная, куда день свои руки. Я не настолько дура, чтобы встревать, однако что-то внутри подсказывало мне: другая на моем месте уже бы давно стояла между ними. Жаль, что я не была такой.
— Это я жалкий, сынок? Я? Или же ты, с этими лиловыми ногтями и щенячьей отвагой? Ты — такой же, как твоя мать: ненормальный кретин, не умеющий сдерживаться. — Я видела, как выражение лица Гарри полярно поменялось, а глаза налились кровью.
— Ну и чего ты добиваешься своими нападками? Хочешь залезть к ней под юбку? Я открою тебе маленький секрет, сынок: женщину этой породы не нужно добиваться столь усердно; она и без данного рыцарства расставит ноги, уж поверь моему опыту.Переключатель заклинило, да так, что начало коробить вспышками света. В глазах почернело и в следующую секунду моя хватка на руках, сдерживающего меня, Стайлса, напоминала ярость берсерка. Я не помню, каким образом он оказался позади меня, всё, что было сейчас — мои ноги, летящие в сторону Десмонда рваными взмахами, но так и не доставшие к цели, ведь Гарри был сильнее. Ребра болели от его кольца из ледяных рук, а по щекам катились солёные слёзы.Десмонд улыбался, лицезрев сию мизансцену; его не заботили даже мои угрозы, в перемешку со всхлипами. Настоящий монстр — не Гарри; настоящий монстр пленил сердце моей матери, оставшись в её памяти светлым промежутком, и при этом унизив её, не постеснявшись моего присутствия.Я никогда не прощу его. Именно это я выкрикивала в ладонь Стайлса, обхватившего мой рот, дабы я не звучала ещё плачевнее. Опустив мокрые глаза вниз, я концентрировалась на чернильных росписях его левой руки, пытаясь переключить внимание на изгибы смешной русалки, но всё впустую. Должно быть, он хотел уберечь меня от потенциального стыда своим зажимом, пока вода из моих глаз омывала контур крестика у большого пальца. Эта тайна никогда не раскроется мне, всё что было ведомо мною тогда — его длинные пальцы, прочёсывающие мои выпавшие пряди и вибрация голоса, приказывающе умолявшая о том, чтобы мне не болело.