XIV. King Of The Past (1/2)

Lana Del Rey - Brooklyn Baby ?? Толстое пуховое одеяло прижимает моё горячее тело к матрацу, пока я пялюсь в листообразный метал светильника над головой. Многочисленные трещины подбираются к нему, огибая своими кратерами лепнину. Краски покрытия всё стерпели, не присыпав своей пылью во время моих полётов во сне, сменяющимся между собой диафильмами кошмаров и похабства.

?? Встав на ноги, плетусь к окну с элементами переплетов мозаики и всматриваюсь в птиц на голых ветках, рассматривающих мои опухшие от слёз глаза, ночную сорочку в застиранных разводах от красного вина, корни моих грязных волос и пылающую грудную клетку.

?? Как же мне нравилось плакать, о, как мне нравилось. Всё выходило со слезами, а затем снова возвращалось обратно, занимая своё почётное место в заевшей кассете из мыслей. Кровь из его разбитой губы всё ещё ощущается моими рецепторами, как и вкус абсента на его языке, должно быть опьяняющего и мою кровь, потому что не остановить его — было преступлением перед собственной гордостью. И сейчас я позволяю ей совершать казнь надо мной, приговорив к вечно опущенным глазам и спрятавшимся языком за зубами. Но, Господи, как же мне нравилось.

?? Одно движение от мужчины, даже такого, как Стайлс — и я готова размякнуть, расставив ножки пошире, дабы удобнее было входить. Я всего лишь подобие женщины,? оставшись ментально в подростковом возрасте, когда так и просишь обратить внимание, дотронуться, сказать, что ты красива и интересна. И что самое приятное — не такая, как все.

?? Я ведь уже тогда знала, к чему его подбиваю: как только он обхватил меня рукой; как только начала раздирать его кисть; как только он начал шептать предостережения в мои губы. Заржавевшие комплексы диктовали поставить его на колени, пленить, унизить прикасаниями к, ненавистному им, телу, поселиться в голове, пусть даже и ненадолго. А получить такой трофей оказалось пуще простого. Однако попробуй подойти к нему трезвому и попытайся ещё раз, увидишь — вмиг оттолкнёт ногой, как грязь с ботинка. Сообщение от Нелли я получила ещё до рассвета: оно гласило о том, что тренировка отменяется. Не удивилась такому положению дел, а даже если бы он и смог нормально функционировать сегодня, сама бы отказалась столкнуться с ним лицом к лицу. Если бы не канун ледового шоу, то и и вовсе взяла бы не один день перерыва.Кое-как мою голову, всматриваясь в мокрое зеркало по-итогу: несмотря на подавленность, с состоянием кожи нужно что-то делать, но на чистку перьев меня хватило совсем ненадолго, а потому я и обошлась консиллером, закрепив результат одиночным взмахом туши по ресницам.Главный вопрос терзает душу, от чего она сыпется на мелкие крупинки и единственная, кто сможет собрать её воедино — моя мать. Наконец домыв посуду, складываю её на сушку, а куртку Стайлса аккуратно складываю в бумажный пакет, спрятав в тёмном углу шкафа, и убедившись в том, что оставляю квартиру в чистоте, закрываю за собой дверь, громко топая по лестнице тяжелыми ботинками. Мой красный глянцевый пуховик смотрится ярче обычного в это морозное, но солнечное утро, а косынка из чёрной эко-кожи прячет уши от потоков сквозного ветра.Оттягивая момент встречи с Анастейшей, решаю добраться на метро и автобусе, убеждая себя в том, что просто не хочу лишний раз опустошать свою казну, впрочем, самовнушение не работает, когда нервные окончания оголены, будто электрические провода на, пульсирующей от его укусов, нижней губе и хронической головной боли, преследующей меня всю ночь и вызванной одной только фразой: ?Твоя мать любит, когда её втрахивают в стены женатые мужчины?.И его слова капают талой водичкой на темечко, удивляя не в той мере, на которую Гарри, должно быть, рассчитывал, а всё потому, что я и так это подозревала, только вот признавать отказываюсь до сих пор.?? Спускаюсь в шумный метрополитен, разжевывая вишнёвую жвачку, дабы завуалировать его вкус, все ещё меня преследующий и оказавшись на перроне, вставляю в уши наушники, выбрав в списке плей-лист с Ланой Дел Рей.

?? В тесноте прибывшего вагона прижимаюсь к двойной двери, уже жалея о своём выборе маршрута. Слишком людно. Подняв глаза вверх, пялюсь в мужские руки, что хватаются за поручни в сонных хватках и ловлю себя на мысли, что выискиваю среди них контуры крестиков у больших пальцев. Свет подземных лампочек нехило барахлит, слепя своими вспышками и одаряя звёздами в глазах, однако восприятие всё равно не обмануть: их конечности — чисты, а объемных перстней, что вчера прижимались к моему затылку, расцарапывая — здесь в помине нет.

?? Прогоняю поток раздумий, вслушиваясь в играющую Brooklyn Baby и пытаюсь провести ассоциацию каждой строчки с собой, однако не сходиться. Я не из тех крутых женщин, о которых поёт исполнительница, да и загадки, что кроется в голосе Ланы, во мне — ноль, лишь только грустные аккорды бас-гитары подходят под состояние, в котором я пребываю.Из меня растёт грязный сорняк, намоченный слезами и подпитывающийся удобрением из моего раскормленного эго, решившего, что играя с Гарри Стайлсом — я не гублю себя. Никогда, слышишь, никогда не смей смотреть в его змеевидные глазища и, особая просьба, не думай об его верхней губе в форме сердца, сама ведь видишь, как бывает по итогу. Он снова скажет, что недостаточно хороша, даже если речь идёт об поцелуях.Бреду по старому асфальту у родного дома, наматывая очередной круг, словно выдохшаяся гнедая. Уже не замечаю, как разговариваю сама с собой, размышляя вслух. Надеюсь, прохожие думают, что я веду телефонный разговор через наушники, кои отчетливо видно, так как я перевязала косынку, подобно пионеру, позволив ветру обдувать мою макушку.Поцелуи... Найл никогда не говорил мне о моих неумениях во времена нашей пародии на отношения. Я целовала его часто, ещё чаще позволяла целовать себя, механически двигая языком и так же обхватывая его шею руками. Не хватало ещё игриво приподнятой ножки в коленке, чтобы это казалось ещё неправильнее. Мы были столь юны, а я была до того безразличной, что проплакала всего лишь несколько часов, когда приняла решения расстаться. Да и то, пришлось выдавливать слёзы, в попытке почувствовать хоть какой-то намёк на страдания, но что тут поделаешь — первый блин всегда комом. И несмотря на честность между нами, он ни разу, ни ра-зу и словом не обмолвился, что со мной что-то не так.А тут Стайлс со своим напором, напугавшим меня до оцепенения. Мне кажется, у меня случилась судорога, когда он нежно провёл рукой, что прежде больно терзала. Будто ребёнок, схвативший кота за холку: оставалось только дать ему попробовать.Ветер из распахнувшейся входной двери принёс весточку о том, что я была замечена Анастейшей, стоявшей в проёме.

— Ты почему не заходишь? — Спрашивает с цепью из рук на груди. Медленно перевожу взгляд на неё, расправив плечи.

— Да так, наушник потеряла.

— Но они оба в твоих ушах. — Рассматривает меня с прищуром в глазах. Откуда ты такая умная у меня?

— Так я уже нашла. Пойдём в дом.Поднимаюсь по кирпичным ступенькам, обойдя потрескавшиеся пустые вазоны с кипой газет в них. Её недоумение, что читается в каждом движении расходится по пространству гостиной сродни радиации — до того мне болезненно впитывать его. Дома — по-обыденному хорошо: привычные мне швы между поклеенными рулонами обоев; в фоторамках на поверхности неработающего камина отражаются радужные заломы от солнца за окном; запах жаренной рыбы врезается в ноздри речными нотками; телевизор шумит утренним выпуском новостей, а мои тапочки покоятся на своём месте.Пока я мою руки, мама разливает чай по глубоким чашкам для домашних и накладывает в, уготовленную для меня, тарелку кусок двухдневного тыквенного пирога.Усаживаюсь на кресло-качалку, раскачиваясь помаленьку и сходу натягиваю нити своей нервозности, когда она садиться подле меня, указывая на тонкость моих рук. Ведущий новостей рассказывает что-то об мировом экономическом кризисе, глобальном потеплении и пожарах в Бразилии, а я не пропускаю это сквозь себя, теряясь в кризисе собственном, не дающего мне покоя.

— Мама, я могу поговорить с тобой на серьёзную тему? — Перестав жевать, застывает и смотрит на меня краем глаза, что виднеется из-под её рыжей чёлки.

— Ты потеряла невинность? — Улыбка играет на её лице, а у меня, в ответ на это, закатываются глаза.

— О, Боже, мам, с чего мне её терять? Я ведь не в отношениях. А даже если и так, думаешь я бы обсуждала это с тобой?

— А с кем ещё это обсуждать, как не со мной? И знаешь, дорогая, давно пора попробовать, тем более, что есть с кем.

?? О, это она о Найджеле, ну конечно же, куда без этого? Какая же дотошная со своим упрямством. Раз он ей так нравится, почему она сама к нему не подкатит? Я была бы только рада. Делаю глубокий вдох и шаткий выдох, рассматривая свои овальные ногти с серебряными созвездиями стрельца. Интересно, под ними могло остаться его ДНК? Вроде как, до крови впивалась... Зачем. Я. Вообще. Думаю. Об. Этом? Ненормальная психичка. Закрываю глаза, запрокинув голову назад. Мои волосы свисают водопадом к полу, а я от этого ощущаю мурашки по коже головы. Нужно начать разговор и успокоится от его исхода, либо же загнать пулю позора в висок и ходить с ней, пока она там не приживётся; пока чувство виновности перед Стайлсом не улетучиться волшебным образом.

— А много ли у тебя было мужчин, кроме папы? — Бубню под нос, таким образом, начав диалог тактично. Она отодвигает тарелку с пирогом на тумбочку и задумчиво упирается подбородком на кулак.

— Смотря по чьим меркам: для кого-то трое — уже вакханалия, а кто-то ведёт счёт за сотню и не задумывается об этом.

— Так ты ответишь на вопрос? — Начинаю расцарапывать обивку кресла указательным пальчиком.

— Твой папа — был у меня первым, по-другому и быть не могло, сама понимаешь — мусульманин, а вот после развода — их было, — сделала длительную паузу, прежде чем ответить, — несколько. Я не хотела водить домой мужчин, а потому и не заводила серьёзные отношения, тем более, что никому не нужны чужие дети. Своих иногда некуда деть, чего уж там говорить...?? Запнулась, громко сглотнув. Моя же нога начала постукивать об паркет, а туловище опустилось ниже, оперевшись на сцепленные руки на коленях.

— Я надеюсь, ты не думаешь, что была преградой? — Спрашивает, сконцентрировано всматриваясь в моё лицо.

— Нет, не думаю, что преградой была именно я.Встретившись с ней взглядом, не могу не отметить то, что она отводит его в сторону, а затем, перевязав пояс на своём махровом халате, поднимается с места, начав манипуляцию с тарелками и чашками.

— Зачем ты спрашиваешь меня об этом? Говори прямо, Изабелла, потому что я не потерплю такой тон. — Направляется в сторону обеденного стола, начав расправлять на нём белоснежную скатерть, став спиной ко мне. Подобрав нужный калибр, решаюсь сделать контрольный выстрел:

— Десмонд Стайлс, — замолкаю, произнеся это имя, а хаотичные до этого движения её рук замирают. Вот и всё. Он был прав, чего таить, я и не ожидала, что попаду в яблочко с первого раза, — Ты была его любовницей. — Констатирую, а не спрашиваю.Обращается ко мне в полуобороте, с остервенелым лицом и толикой раздражённости.

— Кто тебе сказал? — Заправив волосы за уши, поднимаюсь на вялые ноги и подхожу к ней, скорее подползаю, дабы не потерять зрительный контакт. Сейчас — мне нужна только правда.

— Я подозревала, но один человек подтвердил мои догадки.

— И что ты думаешь об этом? — Садится за стол, а я зеркально повторяю её действия, усаживаясь напротив.— А имеет ли значение то, что я думаю?

— Для меня — да.Для тебя да? Что же ты не спросила меня об этом тогда? Да плевать ей было, это же так очевидно. Какая разница, что, по всей видимости, именно после их разрыва мне пришлось начинать сначала, попав в сети Иоланды? Имело ли это значение для неё? Не думаю. Должно быть, при выборе тренера для меня, она оценивала не его качества, как профессионала, а длину и диаметр члена, что могли бы её удовлетворить. От своей же токсичности накрываю глаза ладонями и пусть только попробует отодрать их — выскажу всё, что вертится на языке. Обе молчим, лишь только монотонное тиканье часов заполняет тишину, действуя на мою нервную систему по типу медитации. Крайний раз массирую веки подушечками пальцев, а затем разгоняю лимфу от виска к ложбинкам ключиц. Всё это время Анастейша смотрит из-под лба, не смея шевельнуться.Кризис разродился словами:

— Как я полагаю, наличие у него жены тебя не смущало? — Ловлю её нервные глядки, пока длинные пальцы блуждают по узорам накрахмаленной ткани, выслушивая мой вопрос.

— На тот момент был только он и я, как тень, за ним идущая и на каждый жест молившаяся. Поверь, мне она казалась лишним пазлом в его жизни. Это уже потом, когда повзрослела, я осознала, что творилось в моей, на тот момент, юной голове. Думаешь, в двадцать семь человек набирается ума разума? И ты такой же глупой будешь. — Выпалила на одном дыхании, будто готовила этот ответ годами. Что, скребло в душе дырочку, мама?Не могу смотреть на неё и от того перевожу взгляд за окно, пытаясь переключиться на шумные разговоры внизу, пожелания ?хорошего дня? от бакалейщика своим покупателям, собачий лай, выхлопы из старых машин, стук досок скейтеров об асфальт, в общем на всё, что улавливается бедной ушной раковиной, свернувшейся в рулетик от её слов. Как же жалко звучит: ?тень, за ним идущая?, тьфу. Хочется сплюнуть всю желчь на тридцатилетний ковёр. Ей было до того насрать, что в её, как она говорит, юной головке даже не проскользнула догадка о том, что Гарри, уже будучи ребёнком, всё знал. Хоть это и не только её вина, в первую очередь — ответственность на отце. Но она ведь была рядом, ?тенью?, как утверждает. Прощается ли помутнение рассудка в таких случаях? Точно не мной.

— Я хочу понять тебя, мама, расскажи мне больше, потому что я на грани того, чтобы убежать. — Шепчу в умоляющем тоне, а она взмахнула рукой по выступившим слезам. Я понимаю, что ей сложно проговаривать всё это, но если она промолчит, волна утаённого ответа накроет с головой только её.— Мне было девятнадцать, когда я вышла замуж за Мохаммеда. Наша любовь закончилась, не успев начаться, как только он не отстоял нашу семью в схватке со своими родителями и братьями. Я была униженна, сломлена, с тонким кошельком и маленьким ребёнком на руках. Ты росла стремительно, а я училась находить себя, быть самостоятельной и мудрой не по годам, как того и ожидают от одиноких матерей, но, знаешь, я не того хотела от жизни.Слушаю, вникая в каждое слово. Мне так жаль её, что, Господи, я не могу остановить себя от переноса её жизненного пути на свой. Я никогда не выберу продолжить на ком-то, нежели развивать то, что внутри меня; я никогда не упаду в ноги, став чьей-то тенью, чьим-то сосудом, а так же не буду искать этого в других; я никогда не стану Анастейшей.

Я никогда не буду жить так.Не знаю, диктует ли мне это мой максимализм, но нет, я не стану. Даже неудачный анти-сценарий не сможет довести меня до такого состояния. Я уяснила это ещё будучи крошкой.Её серо-зеленые глаза-хамелеоны сейчас так не похожи на мои вплоть до формы, что мне начинает казаться, будто я вижу этого человека впервые. Удивляюсь сама себе, потому что, действительно, никогда не видела эту её сторону.

— Когда ты насмотрелась всех тех круглосуточных каналов о фигурном катании, я и не думала отдавать тебя на танцы или рисование, как поступали со своими детьми все мои подруги. Ты была другой: с железным характером и хваткой, несмотря на свою естественную скромность и молчаливость. Я подкопила средства и заплатила самому востребованному тренеру тому времени. И, о совпадение, его сын как раз нуждался в партнерше. Это и было тем звеном, что нас связало поначалу.

— Давай ближе к сути. — Не выдерживаю этих всхлипов. Если Анастейша думает, что я брошусь в крепкие успокоительные объятия — она ошибается.

— Он был так умён и так красив, что я вмиг пересмотрела свои вкусы о мужчинах: я прежде не встречала таких.

— Каких таких? — Схватившись за спичечный коробок, поджигаю одну из белых свечей перед собой. Говорят, белые — очищают атмосферу от негатива. Но в нашем случае не поможет и благородный ладан.— Таких, доченька, от которых голова идёт кругом. Если бы ты могла меня понять, не смотрела бы на меня вот так, как на мразь, которую хочется пнуть с острого носка туфли.— Я не смотрю на тебя так, как ты думаешь и, знаешь, каким бы ни был прекрасным Десмонд, он нарушил границы дозволенного, загуляв с другой, пока дома его ждала жена. Ты хоть понимаешь, на какие жертвы пошла Мэри Стайлс ради их семьи?

— А ты понимаешь, что такое трясущиеся руки от его смелых прикасаний, когда до этого твой мужчина стесняется даже взглянуть на тебя обнаженную? — Использует контратаку, сбивая меня с толку. Но это не так просто сделать, как ей кажется.

— Ты знала на что шла, выходя замуж за человека с багажом культуры Востока.

— А Мэри знала, что её ожидает, когда женила на себе по незапланированной беременности.Ухмыляюсь от её горьких слов. Словно я отпила кислого сока тухлых помидоров с её бережных материнских рук. Рассуждения Анастейши, как смешок на похоронах; на похоронах моего к ней уважения. Интересно, это он ей внушил о нежелательной беременности? Все они стелят одинаково красиво, а на деле — результат передо мной: сидит с раскрасневшимся носом и опухшими глазами.— Возможно и так, — предположила я, — только вот, за твои поступки расплачиваться приходится мне, всю жизнь слыша перешёптывания за спиной.Молчит, сжав губы в тонкую полоску, а я упираюсь ртом на сложенные перед собой кисти рук.

— Когда всё это прекратилось? — Хочу закончить этот разговор в формате блиц-опроса.

— Как только Мэри не стало.

— Это ты ушла от него?

— Нет, это он разорвал все связи и нашёл Гарри другую партнершу.

— И как ты думаешь, почему?Взгляд, в котором царило понимание происходящего бросился ко мне: потерянный и полон скорби.