До Луны и обратно (Jojo's Bizzare Adventure, Скуало/Тициано, G) (1/1)

— Не представляю, как ты терпишь такую жару. Скуало провёл ладонью по лбу, смахивая пот. Сделал глубокий вдох, но прогретый воздух оцарапал горло, и он закашлялся. Тициано в ответ на его замечание только хихикнул. — Жару? Сейчас июль, Скуало, ты не был здесь в августе. Скуало передёрнуло. Лето в этом году выдалось в принципе жаркое, в городе было не продохнуть, а уж то, что творится в пригородах – настоящий кошмар. Скуало не переносил жару и по возможности – если не было срочных приказов или работы от босса – отсиживаться дома до вечера.

В этот раз не вышло. Скуало запрокинул голову, наблюдая как плавно колышутся листья огромного дерева, под которым они сидят. Солнечные лучи путались в густой кудлатой листве, и те немногие, которым всё же удавалось пробиться, падали Скуало на лицо. Он прикрыл глаза, вызывая в памяти сегодняшнее утро, когда Тициано встретил егокрепким кофе и предложением поехать в пригород.

— Сейчас у нас нет серьёзной работы, — сказал он, подперев щёку кулаком и заглядывая Скуало в глаза с лукавой полуулыбкой – всегда так делал, когда просил о чём-то, что заведомо не встретит одобрения. — Почему бы не поехать в Тоскану? Я хотел бы нарисовать несколько пейзажей, пока не начался курортный сезон и из-под земли не повылезали туристы. У Скуало была сотня аргументов, чтобы отказать. Начиная от жары и заканчивая нежеланием тащиться в пригород. Но он никогда не мог сопротивляться этому взгляду. Тициано использовал запрещённые приёмы и даже не скрывал этого, а Скуало всегда ему позволял и с треском проигрывал.

С другой стороны, он не то, чтобы сильно был против. Сейчас действительно было то редкое и от того безумно ценное время, когда Пассионе застыла словно мошка в янтаре. Дела шли своим чередом, время тянулось мучительно медленно, не происходило ни серьёзных конфликтов, ни крупных стычек между членами группировки или другими мафиозными организациями. Все скучали, либо катались по Италии, прожигая заработанные деньги. А Скуало всё же ненавидел праздность сильнее жары.

Сейчас, сидя под этим самым деревом, – Тициано очень долго выбирал идеальное место, – далеко от шумного тосканского центра, он смотрел на широкую поляну, по которой гулял лёгкий ветер, и которая штрих за штрихом рождалась в альбоме. Тициано сидел к нему спиной, так близко, что можно положить подбородок на плечо или обнять рукой, и Скуало так бы и сделал, если бы не летний зной. От одной мысли, насколько станет жарко, прижмись он к любимому, делалось дурно. Но прекращать не хотелось. Тициано был в льняной светлой рубашке, и то, как контрастировала она с его смуглой, насыщенно кофейной кожей, заслуживало отдельного места в самых лучших галереях Рима. Его светлые волосы, стянутые в тугой хвост, падали на одно плечо, и когда он поднимал голову или поворачивал её, чтобы окинуть взглядом пейзаж, они небрежно соскальзывали несколькими прядями, создавая чудесный беспорядок в идеальной композиции. Порой Скуало думал, можно ли любить человека сильнее. Его нынешнее чувство было велико настолько, что его можно было растянуть до Луны и обратно, но каждый раз находилось в Тициано что-то, что заставляло влюбляться в него снова. Он ничего не мог с собой поделать. И, если честно, не хотел. Скуало подался вперёд, мазнув губами по виску, по границе между кожей и волосами. Тициано чуть отстранился, но усмехнулся, так, что сразу стало ясно – не злится.

— Не мешай, я едва не перечеркнул ряд деревьев, — он уселся поудобнее, прижимаясь спиной к груди Скуало. Жар и тяжесть тела Тициано сразу подняла температуру на несколько градусов, но избегать близости не хотелось. Скуало всё же обнял его поперёк живота и прошептал на ухо: — Рисовать нужно не деревья, а тебя – ты слишком красивый. Если бы я умел... Тициано вздрогнул, карандаш завис над листом всего на мгновение. Всегда смущался, когда Скуало вслух делал ему комплименты. Он положил альбом на перекрещенные ноги, повернулся вполоборота. В тени его янтарные глаза горели мягким медовым оттенком, как огромные драгоценные камни. Тициано приблизился и невесомо коснулся губ Скуало своими. — Я умею, — прошептал он, чуть отстранившись, — И поверь, из нас двоих портрета заслуживаю далеко не я. Скуало цокнул языком. Тициано неисправим. С другой стороны, получить свой портрет, написанный его рукой – давняя мечта, на которую он и не надеялся. А чтобы запечатлеть красоту Тициано, можно просто сделать фото на полароид.

От этой мысли потеплело в груди. Он улыбнулся и заглянул в глаза Тициано. Они так близко, светятся каким-то магическим, неземным светом, и взгляд отвести от них просто невозможно. Скуало тонул в них и добровольно шёл ко дну. Найти в этом гнилом мире мафии и бесконечной череды конфликтов и опасности человека, который будет смотреть на тебя с таким обожанием и который будет значить для тебя самого чуть больше, чем всё –одна из самых лучших вещей, которая могла случиться в жизни такого человека как Скуало. Он взял Тициано за подбородок и мягко притянул к себе, вовлекая в долгий, наполненный всеми его чувствами поцелуй. Пожалуй, до Луны и обратно слишком мало. Этих чувств хватит на десяток космических путешествий.