Часть 2 (1/2)
*** Внушительных размеров дверь издала тихий скрип и неспешно распахнулась. В открывшемся чёрном прямоугольнике можно было разглядеть очертания просторного холла, уходившего вглубь здания и растворявшегося в рыхлом полумраке.
У самого порога мужчина в очках замялся и застыл, словно намереваясь сообщить нечто важное. Мáшита раздражённо вздохнул. Момент едва ли подходил для задушевных бесед, не говоря уже о том, что после салона автомобиля торчать на крыльце мрачного особняка было неуютно и холодно. Что бы там ни вертелось в голове Яшики, оно могло подождать.
— Только после вас, — театральным реверансом он указал на дверь, недвусмысленно намекая, что было бы неплохо зайти внутрь.
Толика яда в его интонации не ускользнула от Яшики. Он нахмурился, но вслух ничего не произнёс, только шагнул вперёд, скрываясь в бархатной черноте проёма. Мáшита последовал за ним. Привыкшие к темени глаза успели выхватить силуэт чего-то массивного в глубине залы, прежде чем рядом щёлкнул выключатель, и зажёгся свет.
Открывшийся взгляду холл был поистине колоссальных размеров. Громадная люстра под потолком освещала его лишь наполовину, оставляя нижнюю треть залитой приглушённым светом. Там и тут на стенах горели матовые бра, перемежаясь с картинами в резных багетах. В центре расположилась парадного вида лестница, разделявшая залу на две части. В неглубоких альковах по обе стороны от неё можно было разглядеть декоративные софы, обтянутые не то бархатом, не то велюром — чем-то плюшевым и ворсистым. Разрывая ночную тишину, наверху тикали настенные часы. Посреди густого безмолвия их мерный перестук ощущался тревожным и зловещим. Возможно, дело было в жёлтом, будто свечном свете, а, возможно, в чём-то другом, но Мáшита поймал себя на мысли, что ему сделалось немного не по себе. Каждый предмет здесь выглядел так, словно сошёл со страниц музейного буклета или каталога антикварной лавки, и придавал интерьеру какую-то давящую старину. И кое-что ещё: воздух в холле был напитан чем-то тяжёлым… чем-то приторным, напоминающим удушливый запах жимолости.
— Проходите. Верхнюю одежду, э-э, можно оставить… — Яшики заколебался, озираясь по сторонам: —…На вешалке.
— Разумеется.
Сухая реплика — и Мáшита направился туда, куда махнул хозяин — хозяин ли? — особняка.
В углу холла действительно располагалась гардеробная стойка, такая же витиеватая, как и картинные рамы на стенах. Он хмыкнул, брезгливо проводя пальцем по лакированному махагону. Вешалка была предметом утилитарным. Всё, что ей полагалось делать, это стоять на полу и удерживать вес одежды. Для выполнения своей функции ей не требовались ни кованые загогулины, ни фигурное основание. Но здесь они были, словно ни на что другое владельцам не пришло в голову тратить деньги.
Что же. Прошло от силы несколько минут, но бывший детектив уже успел сделать определённые выводы.
Первое. Если особняком на самом деле владел человек, представившийся как Казуо Яшики, то он, несомненно, был из той породы замороченных нуворишей, которые из кожи вон лезли ради пыльных фолиантов и викторианской мебели. Второе. Во время их встречи в подвале школы мужчина не произвёл на него впечатления скучающего любителя антикварного хлама. Выходит, он ошибался? Или же Яшики не имел никакого отношения к этим нескольким сотням квадратных метров паркета и бежевых стен?..
Где-то на самом дне, в той его части, что так и не смогла расстаться с полицейским значком, зашевелилась назойливая мысль о скваттерстве [1]. Не то чтобы сейчас это имело какое-либо значение, но некоторые привычки так крепко въедались в кости, что вытравить оттуда их было нельзя.
Мáшита высунулся из-за вешалки, сканируя помещение глазами. Яшики он обнаружил в одном из альковов у лестницы. Мужчина так и не снял плаща и даже не потрудился воспользоваться банкеткой, вместо этого застыв на корточках перед изящной алой софой. Его руки бережно скользили по миниатюрной фигурке кого-то, кто сидел там.
Мáшита пригляделся. Нет, не кого-то. Чего-то.
Тонкие пальцы с какой-то омерзительной дотошностью перебегали по шарнирным конечностям, по хрупким белым ручонкам, по рюшам странного наряда, а прислушавшись, Мáшита понял, что доносившийся до его ушей шум — это вовсе не шелест листьев снаружи.
Это Яшики бубнил, обращаясь к бездушной фарфоровой кукле.
В грудине омертвело. Ледяной холодок, не дававший о себе знать, даже когда в коридоре школы нечто обезображенное и еле передвигающее разлагающимися конечностями попыталось зашвырнуть в него картечью из шипов, сковал рёбра.
Именно в этот момент мужчина в очках повернулся. Их глаза встретились, и Мáшите почудилось, что дышать в особняке стало ещё труднее. Его взгляд источал брезгливость; взгляд Яшики же был наполнен растерянностью и чем-то таким, чего бывший детектив раньше не замечал в нём. А затем лицо хозяина особняка застыло в натянутой, подчёркнуто вежливой улыбке:
— Что-то не так? Вам с вешалкой помочь?
— Извращенец, — сплюнул Мáшита сквозь зубы.
Ногти, куклы. Что ещё?
Запястье отозвалось неприятным зудом. Машинально он потёр его пальцами, словно надеясь, что метка хлопьями слезет с кожи и избавит его от нужды оставаться здесь дольше. Но чуда не произошло. Пунцовое пятно всё так же чесалось и зудело, и кусало, продирая его невидимыми зубами.
— Что? Я не… Вы всё не так поняли... — Яшики смотрел на него побитой псиной, и в этот раз Мáшита с холодной самоустранённостью наблюдал, как с каждой минутой его лицо делалось всё более смущённым, а глаза дрейфовали к полу. Слегка ссутуленные плечи добавляли штрихов к этому образу — его фигура казалась скукоженной, сжавшейся под весом осуждающего взгляда бывшего детектива.
Они не были похожи. Совсем. Не было никакого скрытого смысла в том, что они оказались в одном месте в одно и то же время. Про?клятые метки на руках — вот и всё, что их связывало. Просто дурное стечение обстоятельств, прихоть маленькой зловредной твари...
Мáшита нарушил повисшее молчание первым:
— Здесь есть душ?
Смена темы вырвала Яшики из ступора. От звука вопроса он едва заметно вздрогнул и нервно поправил очки:
— Да-да, конечно. Там… на втором этаже, в конце коридора.
— Отлично.
Без лишних слов Мáшита направился к лестнице.
*** Отражение в зеркале встретило его кислой миной. Даже холодная вода не могла смыть усталость с его лица. Возможно, время брало своё, а возможно, и жёсткие рамки, в которые он сам же себя и загнал. Синяки вокруг глаз, казалось, не посветлеют уже никогда. Залёгшие под веками глубокие тени были немыми свидетелями последних пяти лет, день за днём беспристрастно фиксировавшими оттенки боли и количество выпитого кофе, и отмечавшими те крохи часов, которые должны были бы пойти на нормальный сон, но так и не пошли.
Мáшита с силой потёр переносицу. И снова несуразная метка притянула его взгляд. Сейчас она выглядела ещё хуже, чем полчаса назад: красные кляксы потемнели и набухли, а от рваных краёв начала разбегаться болезненно-синяя паутинка капилляров. Ему доводилось видеть и хуже. Видеть на столе у коронера людей с оторванными конечностями и откромсанными секатором пальцами, видеть, как особо буйные подозреваемые в участке раздирали себе запястья в мясо, пытаясь вывернуться из браслетов. Но именно сейчас кровь внутри бурлила раздражением.
Про?клятый шрам, медленно крадущий воспоминания и в конечном счёте убивающий владельца. Укус призрака, метка смерти. Об этом было смешно думать, не то что говорить вслух. Он не помнил, когда уродливое пятно появилось на его запястье, и, быть может, в этом и заключалось самое страшное: проклятие уже начало действовать, потихоньку стирая ему память.
Спустившись в холл, он обнаружил, что тот опустел, и только кукла с копной платиновых волос и чёрными рюшами юбки продолжала неподвижно сидеть на софе, застыв в какой-то беспомощной и обречённой позе. Если бы не шарнирные суставы, то тоненькую фигурку можно было без труда принять за окоченевший труп — настолько меловым казалось её детское лицо.
Образ Яшики, тискающего маленькую фарфоровую девочку, внезапно вспыхнул в голове. Мáшита брезгливо отвернулся. На долю секунды ему померещилось, что бездушные стекляшки кукольных глаз следили за ним, как наблюдают за жуками, запертыми в террариуме: бесстрастно, с холодной методичностью учёного и чисто исследовательским любопытством.
Он тряхнул головой. Это место — не только холл, но и весь особняк в целом — странным образом давило на его психику.
Единственный свет на этаже горел где-то дальше по коридору, а значит, именно там и следовало искать владельца дома. Уже через десяток шагов в ноздри ударил запах свежезаваренного кофе, и чем ближе Мáшита подходил к виднеющейся жёлтой полоске, тем сильнее становился аромат, придававший голым стенам коридора намёк на обжитость.
У дверного косяка он застыл, заглядывая внутрь.
Интерьер кухни был столь же традиционным, как и убранство холла: деревянные балки, штукатурка цвета льна, и только глянцевые фасады встроенной техники намекали на близящийся Миллениум. На плите остывала небольшая медная турка, выглядевшая, в отличие от всего прочего, как предмет из самого обычного конбини [2].
Яшики сидел за столом. Взгляд его был устремлён в залитое ночью окно, а руки рассеянно теребили ободок кружки. Мыслями он казался очень далеко. Сейчас, когда мягкий свет заливал кухню, в глаза бросалось, насколько сильно Мáшита ошибся с возрастом. Яшики едва ли был старше его самого — может, года на три или четыре, — и только осунувшееся от недосыпа лицо добавляло ему лет. Тёмные, чуть завивающиеся волосы, доходили до подбородка, на котором виднелась небрежная щетина, словно нарочно оставленная в дань моде. Столь же модными были и очки в тонкой чёрной оправе, подчёркивавшие неожиданно густые и выразительные ресницы. Без плаща, в одной только рубашке-поло он выглядел худощавым и атлетически сложенным. Взгляд Мáшиты перетёк ниже, спускаясь по воротничку с оливковым кантом и кое-как завязанному галстуку, и зацепился за небольшую нашивку на груди. ?Ральф Лорен? гласила надпись, разделённая посередине конной фигуркой с клюшкой в руке.
Вот оно как. Бывший детектив насмешливо фыркнул. Дорогую рубашку Яшики носил столь небрежно, что оставалось только гадать, зачем ему понадобился галстук, который он не потрудился даже толком завязать.
Мужчина за столом обернулся.