Часть 1 (1/2)
*** Пальцы в кармане тренчкота стиснули зажигалку.
Внутри салона царило гробовое молчание. Было слышно, как под капотом глухо урчал мотор, и шины тёрлись о сбитый асфальт; передняя левая немного пришаркивала.
Встречный траффик попадался так редко, что шоссе казалось пустынным. Время от времени полоса дороги заворачивала петлёй и раздваивалась, скрываясь в густой июньской темноте. Картинка за окном не радовала разнообразием: там и тут проплывали силуэты поросших деревьями холмов, и лишь изредка фары выхватывали очертания дорожных знаков и островки круглосуточных заправок. Создавалось впечатление, что некто невидимый поставил плёнку на повтор, и, зажёванная магнитофоном, она ползла, а не летела.
Мáшита оторвался от созерцания монотонно волочащегося в стороне пейзажа. Взгляд его лениво соскользнул на приборную панель, затем на рычаг скоростей и наконец скатился к рулю и обхватившей его паре рук.
На тыльной стороне худощавого запястья, чуть ниже выпирающей косточки — там, где нормальные люди носили часы, — красовалась тёмно-бордовая отметина, своими рваными краями напоминавшая укус или замысловатое клеймо. Кожа здесь выглядела воспалённой и потемневшей от крови.
Будто в насмешку, точь-в-точь такая же клякса уродовала и его запястье, разве что располагалась она на внутренней стороне руки.
?Как грёбаные парные татуировки?, — мрачно подумал он, разглядывая основание ладони. Пунцовое пятно таращилось в ответ, и чем дольше он смотрел, тем сильнее ощущалось покалывание. Покрасневший участок кожи горел и пульсировал, словно в вены попало нечто болезнетворное, миллиметр за миллиметром проникавшее внутрь.
Он отвёл глаза. Внимание его привлекла брошенная на заднем сидении сумка, свободно болтавшая кожаной лямкой по пыльному коврику. В руках она оказалась на удивление тяжёлой, точно под завязку набитой кирпичами. Натянуто вжикнула молния, и свет приборной панели выхватил очертания бутылки с почерневшей крышкой и остова зонта. Последний был придавлен куском пластика, на который кто-то умудрился пришпилить малиновую ручку. Под ним были плотно утрамбованы красные детские сандалии, бейсболка и нечто небольшое и цилиндрическое, напоминавшее треснутый корпус помады… — Сколько всего полезного, — Мáшита насмешливо присвистнул.
Яшики кинул на него беглый взгляд.
— Вы что-то имеете против?
По интонации можно было догадаться, что копание в сумке напрягло его, словно он чего-то заранее опасался, как нашкодивший юнец. Впрочем, в темноте салона Мáшита затруднялся определять возраст даже навскидку. Голос Яшики был грудным и глубоким и плохо сочетался с растрёпанными волосами и хипстерской оправой очков. Ему можно было дать… тридцать семь, возможно, сорок? Или тоже не то — слишком мягкие черты лица и не изъеденные временем руки. Тонкие музыкальные пальцы и отсутствие мозолей на них выдавали в нём человека интеллектуального труда, а не бедолагу, вкалывавшего на грязной работёнке за гроши. В отсветах дорожных фонарей можно было хорошо разглядеть коротко подстриженные ногти, тонкие и аккуратные, как перламутровые ракушки.
?Ухоженные?, — пронеслось в голове у Мáшиты. — ?Извращенец?.
Судя по выжидающему взгляду, Яшики всё ещё надеялся услышать от него ответ. Его пальцы легонько барабанили по рулю, выбивая невнятный ритм: тап, тап, тап-тап; своё напряжение ему удавалось скрывать на редкость паршиво. Впрочем, после того, что приключилось в подвале школы, это не казалось чем-то противоестественным: повстречавшись с гниющей тварью, любой шарахался бы от собственной тени и покрывался бы испариной, почувствовав на себе чей-то взгляд.
Уже через минуту, не выдержав тяжёлой паузы, Яшики снова попытался завести разговор:
— Вы сказали, что вы детектив. Значит, в школе проводилось полицейское расследование?
В его вопросе сквозило недоверие. Точно такое же недоверие отпечаталось на его лице и тогда, в потайной комнате, когда Мáшита внезапно показался из своего убежища посреди приторно пахнущих лиан и разлагающейся плоти. Эта мнительность не могла не забавлять. Мáшита наградил его долгим, скучающим взглядом.
— Бывший детектив. В школе я был по… личным мотивам. Мне нужно было кое-что проверить.
— Проверить что?..
— Сначала ответь на один вопрос, — перебил Мáшита. — Болит? Он кивнул на лежавшую поверх клаксона руку.
— А… — Яшики издал протяжный вздох, но ладонь с руля поспешил убрать, чтобы свет дорожных фонарей не касался пятна на его запястье. — Иногда, — неохотно пояснил он и, чуть подумав, добавил: — Болит сильнее всего, когда поблизости опасность.
— Вот как.
Вопрос был закономерным, но отчего-то Яшики казался неготовым к нему. Его очки словили блики фонарей, и на мгновение стали видны его глаза с неожиданно густыми ресницами, придававшие его взгляду вдумчивое, пронзительное выражение. Мáшита цокнул языком. Как можно было этого не ждать? В конце концов, он даже не пытался скрыть отметину: рукава его бежевого плаща были небрежно закатаны, словно специально приглашая смотреть. Впрочем, полученный ответ его вполне удовлетворил, а до чужих сантиментов ему не было никакого дела.
— Я расследовал случаи пропажи людей. — Мáшита откинулся на подголовник и вновь почувствовал на себе мимолётный взгляд. Его собеседник явно не ожидал, что он снизойдёт до ответа заданный ранее вопрос. — Школа фигурировала в нескольких делах. Незадолго до исчезновения каждый из пропавших так или иначе отмечался здесь. Учителя, работники, члены родительского комитета, их родственники… Я разыскивал их.
Лицо Яшики сделалось каменным.
— Тогда эти останки в подвале?..
Вывод был очевиден и не стоил того, чтобы тратить на него голосовые связки. Мáшита не удосужился говорить что-либо вслух, вместо этого уставившись в слегка запотевшее окно. Вдоль обочины всё так же проносились размытые очертания холмов. Сколько они уже ехали?
Яшики не проронил больше ни слова, неотрывно глядя перед собой. Серьёзная мина придавала ему измождённый вид, точно он не спал несколько суток подряд. Его пальцы уже не барабанили по рулю, но крепко вцепились в кожаную обивку. Было несложно догадаться, что увиденное потрясло его не на шутку. Находиться на месте жестокого убийства было испытанием не для слабых духом. Следовало отдать ему должное — его не вывернуло наизнанку от вида семи или восьми разлагающихся тел и зловещего запаха изгвазданного кровью матраца. И всё равно — чересчур озабоченное выражение чужого лица действовало на нервы. Умение читать других людей всегда давалось Мáшите без особого труда, а Яшики в этот момент выглядел так, будто подозревал его чуть ли не в преступной халатности.
— Разумеется, я сообщил начальству, — раздражённо выдохнул он, не до конца понимая, для чего именно затеял продолжение их неловкой беседы. Он не был обязан оправдываться перед человеком, которого знал от силы час. — Всё, что я получил в ответ…
Он провёл ребром ладони по горлу.
*** Дверь с треском распахнулась.
— Что значит ?дело закрыто??!
Стол был завален бумагами, а кабинет наполнен сигаретным дымом. Здесь было трудно дышать. А может, дело было в том, что пульс трепыхался где-то в глотке и сдавливал ему трахею.
Секунды тянулись целую вечность. Наконец из-за кипы макулатуры высунулась безволосая голова. Немолодой широколицый мужчина что-то прогудел себе под нос, перевернул несколько листов отчёта и аккуратно сложил их поверх стопки толстых папок слева от пепельницы. Только потом он поправил дужку очков и одарил его спокойным взглядом.
— Мáшита-кун, сделайте глубокий вдох и возьмите себя в руки.
— Капитан Такахара…
— Или я буду вынужден попросить вас удалиться за дверь и войти снова.
Мáшита сжал кулаки, ногти впились в ладони. Раз, два, три, четыре… На пяти он сбился и прикусил щеку. Всё, что насоветовал штатный психолог на курсах в академии — чушь полная. Счёт про себя ни капли не помогал сбить раздражение и только оттягивал неизбежную бурную концовку, заставляя волны недовольства натыкаться на временную дамбу.
Такахара смерил его оценивающим взглядом, точно прикидывая, как именно следовало выкладывать скверные новости — пожёстче или помилосерднее? Придя к какому-то внутреннему выводу, он подался вперёд, локтями опираясь на потёртую от частого письма и пролитого кофе столешницу.
— Полагаю, вам известно, что члены ?Улья? совершили массовое самоубийство [1]. В связи со смертью всех подозреваемых расследование прекращено. Материалы дела передаются в префектуру и больше не находятся в нашей юрисдикции.
Заткнувшийся было на минуту пульс с новой силой заревел в ушах. Негодование ударило в голову.
— Но пропал наш человек. — Мáшита с трудом пропихнул обратно в горло вертевшуюся на языке скверную ругань. — Наш человек под прикрытием. И о его судьбе до сих пор ничего не известно. Никому.
Последнее он выплюнул так, будто слова во рту обернулись куском колючей проволоки, и говорить было больно. Никто не хотел бросать силы на это дело. Все знали, и всем было наплевать.