Часть 1 (2/2)

— Вы прекрасно меня слышали, детектив. Расследование в отношении секты прекращается. С этой среды, если я не ошибаюсь…

— Если бы вы дали мне поработать над делом хотя бы два дня, — попытался встрять Мáшита.

—…Что касается вашего напарника, то старший инспектор Фукуда числится пропавшим без вести, — невозмутимо продолжил капитан, никак не реагируя на просьбу. — Хотя, откровенно говоря, вы должны понимать, что шансы найти тело на столь обширной территории весьма малы.

Тело. Мáшита почувствовал, как закушенная щека начала обрастать кровоточащей бахромой. Да, вот оно. После месяцев эпизодических поисков все в участке приняли гибель Фукуды как нечто само собой разумеющееся, не допуская даже краешком мысли никаких ?но?, ?вдруг? и ?если?. То, что расплывчатое ?пропал без вести? в его личном файле сменится лаконичным и не требующим возражений ?погиб при исполнении служебных обязанностей?, оставалось лишь вопросом времени.

— То есть вы даже не хотите организовать полноценную поисковую операцию? — Собственный голос звучал на удивление бесцветно и не выдавал ровным счётом ничего.

— Мáшита-кун. — Капитан глядел на него снизу вверх, но взгляд его казался отстранённым, знающим что-то такое, чего не знал он. Доброжелательная интонация никак не сочеталась с холодом в его глазах. — Вы в курсе, что это за значок? — Такахара ткнул пальцем в тёмно-синюю эмблему в виде щита с лавровом венцом и солнечным диском на рукаве.

Да, Мáшита знал. Ещё он знал, что ничего хорошего такой вопрос не предвещал.

— Это полицейский значок.

— Верно. А вам известно, что он означает? Он означает, что вы служите токийской городской полиции. Что вы подчиняетесь правилам и протоколу. А это, в свою очередь, подразумевает, что вы занимаетесь тем, чем вам скажут заниматься, и ничем иным. Вам поручено вести другое дело. Пропажа этой… Как её… — Такахара наморщил лоб и забарабанил ручкой по столу, силясь вспомнить имя. — Кавасаки Акико, учительницы начальных классов. Или, быть может, вы уже всё выяснили и даже сдали отчёт, который я на своём столе не вижу?

— К чёрту такие правила.

В глухом плевке Мáшита едва узнал себя. Дотошность и умение следовать уставу он всегда считал своими сильными качествами. Что с ним стало за эти два месяца, с тех пор как пропал Фукуда?.. Его напарник, его наставник, его… друг?

Такахара покачал безволосой головой и развёл руками, всем своим видом показывая, что разговаривать дальше не имело смысла. И у него был свой лимит терпения, свои рамки, за которые он не мог выйти, не лишившись тёплого места, премии и выслуги лет. Служебные предписания, субординация, отчётность. Кто там стоял над ним? Замдиректора отдела, губернатор?

— Так, довольно. С сегодняшнего дня вы отстранены на неделю. Сдайте оружие и значок.

Челюсти Мáшиты сжались, и он отчётливо почувствовал, как скрипнули моляры. А затем тесный кабинет наполнился сухим, безрадостным смехом.

*** — Эй.

Он не обернулся. Его руки быстро скользили по столу, касаясь всех предметов так же обезличено, как если бы он разбирал вещдоки. Отчёты, заключения, подшитые в файлы заметки — его рабочее место напоминало руины после восьмибалльного шторма.

— Эй. Земля — Марсу, приём, — снова раздалось у него за спиной.

Мáшита скривился. Ему не нужно было оборачиваться, чтобы знать, кому принадлежал этот голос. Реина Ое.

— Чего тебе? — спросил он, кидая беглый взгляд на широкоплечую фигуру, которая привалилась к дверному косяку и наблюдала за его сборами.

Ое наградила его зубастой улыбкой, нисколько не смутившись грубоватому обращению.

— Ты так вылетел из кабинета капитана, я подумала, что-то стряслось.

Как бы буднично она ни старалась звучать, скрыть тени беспокойства в голосе ей не удалось. Раздражение, выкипевшее в кабинете Такахары, снова начало пощипывать затылок. Захотелось ослабить тугой галстук. Мáшита не был слепцом: он не раз ловил на себе чужие томные взгляды. Он давно понял, почему они так часто сталкивались у ксерокса или у кофеварки на офисной кухне.

— Меня отстранили.

Сказать как есть было быстрее, чем придумывать предлоги, чтобы уйти от темы. В конце концов, рано или поздно весь участок узнает о его отстранении, так зачем оттягивать этот момент? Сплетни и домыслы всегда витали вокруг него, как мухи над тухлым трупом, и за годы работы он перестал придавать значение тому, кто и что о нём судачил.

Услышав скупой ответ, Ое изменилась в лице. Тонкие выщипанные брови поползли вверх, ещё сильнее вытягивая и без того продолговатые черты. Уже через мгновение она совладала с собой и кивнула.

— Мне жаль. Просто чтобы ты знал, я понимаю, каково тебе.

От этих слов сделалось смешно. Жалеть можно было об упущенном времени, о человеке, которого бросили на растерзание одержимой секте, а затем и вовсе забыли, превратив в сухие цифры на бланке статистики. Сам Мáшита не нуждался ни в общих фразах, ни в жалости, ни в чьем-либо понимании.

— Надолго? — спросила она.

— На неделю.

— Это из-за?.. — она недоговорила, вовремя вспомнив, насколько щекотливой была тема ?Улья?.

— Да. — Мáшита выключил компьютер.

Громоздкий монитор погас и таращился на него меланхоличным чёрным пятном. Отчего-то сейчас привычное рабочее место казалось осиротевшим и немного чужим, таким, словно он никогда больше не вернётся сюда. Возможно, это ощущение начало зарождаться задолго до сегодняшнего дня — с той самой ночи, когда Фукуда не вышел на связь. Именно тогда пустующий стол в участке начал приобретать очертания чёрной дыры.

Где-то фоном продолжали звучать слова Ое; он не особо вслушивался в её попытки завести дружескую беседу и покопаться у него в мозгах. Он не был кушеточным, а Ое не тянула на великого врачевателя душ. Больше всего ему хотелось побыть одному. Пачка ?Мевиус? в кармане пиджака ощущалась назойливой тяжестью, разжигая желание курить [2].

—…Возможно, оно к лучшему, ведь важно не перегореть. Придёшь в себя, переключишься.

Обрывок фразы вырвал его из размышлений. Переключиться? Это звучало забавно. Он хотел бы переключиться, правда. Хотел бы не думать о том, что на похоронах Фукуды в землю зароют пустой гроб.

— Да, отстранение — это как раз то, что доктор прописал.

Его голос сочился неприкрытым сарказмом, но насмешка пролетела мимо чужих ушей. Ое хмыкнула, будто услышав хорошую шутку, и резко хлопнула ладонью по его спине. Вышло чуть сильнее, чем Мáшита мог предположить — рука у неё была тяжёлой; в участке она недаром заработала кличку ?бой-баба?. Неприятное ощущение тут же разлилось по всему телу: слишком близко, слишком фамильярно. Он терпеть не мог, когда на его личное пространство посягали подобным образом.

— Как насчёт сходить в бар, если ты свободен вечером?

Мáшита перевёл взгляд на стоявшую рядом коллегу. Узкое лицо, конский хвост, мужиковатая фигура, неладно скроенная, но крепко сшитая. Она не обладала тем, что называли женским обаянием, да и манеры Ое делали её скорее одной из парней, нежели харизматичной дамой-копом. Ещё у неё был хрипловатый смех и отчего-то очень низкий голос, от которого начинала болеть голова, а её ладонь до сих пор прижималась к его лопаткам.

— У меня дела, — отрезал он, стряхивая чужую руку как недоразумение.

Никаких ?Извини? или ?В другой раз?, никаких ?Увидимся?. Терпения на обмен любезностями у него никогда не хватало.

Не оборачиваясь он вышел в коридор. ***