Друзья так просто не достаются Часть первая Главы 1, 2, 3 (2/2)
- Или Алекс, или Артур, или Энтони (Anthony).
- Замечательно! – воскликнул Азирафель, хотя его мать так и не поняла, какому из трёх имён он отдал предпочтение. Картина была торжественно водружена на прикроватный столик. Это было первое, что видел её сын, когда просыпался, и последнее перед тем, как заснуть. Иногда мать подходила к двери и слышала неразборчивое бормотание или даже смех.- С кем ты разговариваешь? Сын смотрел на неё так, как будто уровень непонятливости матери пересёк последнюю черту приемлемости,
- С ним, - отвечал её сын, считая совершенно лишним вдаваться в подробности.Вскоре в соседний дом въехала чета Фентонов. Сами супруги были намного моложе Бенедикта и Френсис, а вот их единственный сын Томас был всего на полгода младше Азирафеля. Томас был невысокого роста, черноволосый, кареглазый и любил читать. Родители с обеих сторон сочли этот последний факт достаточным для начала дружбы. Они стали усердно сводить обоих мальчиков, приглашать поиграть, вместе сходить в библиотеку или на прогулку.Сначала всё шло неплохо, но постепенно Азирафель стал находить разные предлоги, чтобы избежать встреч или уйти пораньше, ссылаясь на уроки или необходимость начать изучать японские иероглифы. Томас был не дурак, вскоре понял, что его компанией тяготятся, справедливо обиделся и заявил родителям, что Зира, как он его называл, ботан и зануда. Фентоны повздыхали, что делать – насильно мил не будешь,а вот Феллы реально расстроились.Однажды вечером Френсис подступила к сыну с расспросами, потому что подспудно чувствовала свою вину, в том, что произошло.
- Почему ты не хочешь дружить с Томасом? Азирафель удивлённо уставился на мать. Уж кто-кто, а она-то должна понимать – почему.
- Потому что Томас- не он.Френсис понимала, откуда дует ветер и начала сердиться.
- Но ведь ты умный. Нельзя ставить картинку выше настоящего человека. У твоего друга может быть другой цвет волос или глаз, он может быть толстым. Разве это важно?- Конечно, это непременное условие.Френсис в бессилии разводила руками. Она ощутила трагедию Бэзила Холлуорда, создавшего портрет Дориана Грея и, хотя сходство было достаточно условным, так как ни о каких развратах и пороках речь не шла, она инстинктивно чувствовала, что огненноголовый дьяволёнок с её рисунка вцепился обеими руками в сердце её сына и не отпускает. Портрет определял жизнь и отношения со сверстниками Азирафеля. Нужно было что-то делать, и она решила начать действовать. Как-то, вернувшись из школы, Азирафель по обыкновению чмокнул мать в щеку и прошёл к себе в комнату. Френсис доставала из духовки противень с пирожками, когда до её слуха донёсся душераздирающий крик. Она, конечно, предвидела, что состоится серьёзный разговор, но надеялась сгладить его пирожками с яблочной начинкой.Такой животной реакции она не ожидала.Она кинулась в комнату сына. Последний стоял в оцепенении перед прикроватной тумбочкой, где вместо картины красовалась фотография Вестминстерского Аббатства под стеклом и в золочёной рамке. Таким своего сына она не видела никогда: его лицо налилось багровой краской, слёзы не лились, а хлестали как из брандспойта,руки сжались в кулаки, а сам он сотрясался, как в приступе падучей.
- Где он! Куда ты дела моего друга? Мать в ужасе трясла его за плечи, пробовала успокоить, но Азирафель начал заваливаться на пол, не переставая истошно кричать. В дверь застучали соседи. Старая Миссис Ригг уже собиралась вызывать полицию, скорую и пожарных, когда на пороге появилась бледная, как смерть, Френсис,
- Пожалуйста, не переживайте. Азирафель немного расстроен, но я это сейчас улажу.В этот момент из комнаты Азирафеля донёсся звон разбитого стекла и звуки яростного топота, как будто взбешённый носорог топтал и давил разозливший его автомобиль.
- Вот тебе, вот тебе, вот тебе … . Мать кинулась обратно, успев захлопнуть дверь перед остолбеневшими соседями. Если бы Вестминстерское Аббатство постигла та же участь, что и на фотографии, это означало бы, что Туманный Альбион подвергся ядерной атаке. Её сын с остервенением топтал останки архитектурного шедевра. Мать схватила его и с силой пихнула на кровать.
- Успокойся, я сейчас верну тебе рисунок. Она не знала, каким богам молиться, что не изорвала и не выбросила картину, как первоначально и собиралась.Она встала на стул, достала с антресолейкоробку из-под обуви, где, завёрнутый в старый Таймс, лежал злополучный портрет.Как только сын получил назад своё сокровище, он прижал его к груди и затих в полном изнеможении. Вернувшийся с работы Бенедикт,сразу почувствовал что-то неладное. Жена бесшумно передвигалась по комнате, её глаза покраснели от слёз.
- Азирафель заболел. Может быть, ты съездишь за доктором Даррелом? Отец развернулся на каблуках и торопливо зашагал к машине. Прибывший доктор долго слушал ребёнка, пришёл к выводу, что простуду, расстройство желудка или инфекцию можно исключить. Сомневаясь в диагнозе, он сообщил родителям, что их сын перенёс сильнейший стресс, близкий к сердечному приступу. Отец семейства смотрел на врача с недоверием, а вот мать, похоже, ничуть не сомневалась в диагнозе. Доктор выписал кучу лекарств, в основном витамины, антидепрессанты, но и снотворное, прописал постельный режим на сутки, потом пребывание на свежем воздухе, только приятные развлечения и никакой школы. В глубине души Мистер Даррел, обладавший большой практикой и опытом, считал, что с ребёнком произошло что-то именно там: ?Может, получил отлично с минусом, и этот самый минус чуть не прикончил парня?. Репутация младшего Фелла была хорошо известна в этом районе Ньюпорта.А виновник всей трагедии, злополучный рисунок, занял своё обычное место на тумбочке, где он, казалось, обосновался навечно. К чести Азирафеля нужно упомянуть, что это была первая и последняя истерика, которую он закатил матери. Глава 3 ?Четыре свадьбы и одни похороны? … к сожалению, у нас не так, или о пользе рыбных консервов в определении жизненного путиОкончив школу с отличными результатами, Азирафель подал заявления в пять разных университетов, куда и был благополучно принят. Перед семьёй встал трудный выбор: Оксфорд, Кембридж, Лондон, Эдинбург или Кардифф. Сам будущий студент, стоя на коленях, умолял отпустить его в Оксфорд. Отец, молча, протянул ему консервную банку и открывательный аппарат, похожий на пыточное приспособление времён испанской инквизиции. От потери глаза будущего студента спас случай, и быстрота реакции матери.Да, в свои четырнадцать с небольшим, Азирафель мог отличить мужскую рифму от женской, читал Гомера и Вергилия в оригинале, для чего самостоятельно выучил греческий и латынь, знал мировую историю, химию, физику и астрономию. Но он не мог пришить себе пуговицу, пожарить яичницу, а консервная банка представляла собой незыблемую цитадель Алеппо или форт Монсегюр, которые было невозможно взять никакими силами или измором.Так тунец в собственном соку решил исход дела не в пользу Оксфорда, а в пользу Кардиффа, по причине того, что последний находился в Уэльсе и был ближайшим по отношению к Ньюпорту. Семнадцать километров, которые разделяли эти два города, можно было преодолеть за часа четыре быстрой ходьбы, ну а на машине или автобусе счёт вёлся на минуты. Родители не представляли, чтобы их четырнадцатилетний сын поселился в общежитии, где, по мнению матери, алкоголь заменял все мыслимые и немыслимые напитки, а наркотики просто входили в обязательный ежедневный рацион. Азирафель остался жить дома, а мистер Фелл каждый день отвозил его на занятия. Детство продолжалось. Но всё когда-нибудь кончается … .Учёба давалась Азирафелю легко. Ему ещё не было двадцати, а он уже получил две степени бакалавра: искусств (ВА) и педагогики (Bed), так как его готовили к преподавательской деятельности в университете. Обе степени ранжировались – ?Первый с отличием?, то есть выше прыгнуть было некуда. В настоящее время он работал над получением степени магистра гуманитарных наук, так как первый уровень магистратуры он уже прошёл.Отец по-прежнему отвозил его каждое утро в университет, а в последние полгода стал и забирать.
- Папочка, а что скажет Мистер Брисби (это был владелец конторы, где работал его отец)? – вопрошал юный Фелл, понятия не имея, что контора обанкротилась несколько месяцев назад. Все соседи знали об этом, но Азирафелю решили не говорить, чтобы не травмировать психику молодого учёного. Так он и жил со своей кудрявой головой в облаках, по-прежнему кушал сладкие булочки на завтрак, обед и ужин, купался в любви и заботе своих родителей, не подозревая, какие бури бушевали в их маленькой квартире, когда родители оставались один на один со своим горем. Старшие Феллы ломали голову над тем, как сохранить привычный для Азирафеля уклад жизни, где взять денег и, самое главное, напускать на себя весёлый и жизнерадостный вид, в тот момент, когда их сын переступал порог дома и начинал рассказывать о своих успехах в университете.Однако месяц назад Азирафель заметил, что отец, которому было уже за семьдесят, ведёт себя как-то странно: за ужином он еле держал в руках вилку, выглядел крайне усталым и засыпал в кресле посредине вечерней беседы, чего раньше с ним никогда не случалось.В ту трагическую среду, которую можно считать поворотным моментом в судьбе молодого Фелла, он сидел на коллоквиуме по античной литературе, блистал знаниями и остроумием и приводил в восторг своего профессора, к некоторому раздражению остальной студенческой аудитории.Внезапно открылась дверь, в неё просунулась хорошенькая головка мисс Люси МакГрегор, секретаря-референта главы факультета. Чуть ли не приседая в реверансах и, являя собой картину крайнего смущения и нервозности, она сообщила, что Мистера Фелла срочно вызывают в деканат,
- С вещами,- помолчав, добавила она. Открыв массивную дверь кабинета, Азирафель одарил лучезарной улыбкой главу факультета, потому что был уверен в хорошем расположении последнего к себе. Но на этот раз ответной улыбки не последовало.- На стройке произошёл несчастный случай, - начал тот, избегая смотреть на очаровательного бакалавра.Безмятежность не покинула лица Азирафеля, хотя, в силу своей искренности и присущего чувства сострадания, он как-то погас.- Да, это очень печально. Надеюсь, обошлось без жертв?- Жертвы, как раз, есть. Крепитесь, молодой человек. Это ваш отец.- А причём тут мой отец? Он, что, проходил мимо? - искренне удивился он. Вот тут настала очередь удивляться главе факультета.
- Ваш отец там работал. Нам только что позвонили из строительного управления.Азирафель ничего не понимал.
- Вам лучше отправиться в Ньюпорт и разобраться на месте. Мы поймём, если вы следующую неделю пропустите. Похороны – дело хлопотное, и потом, вам нужно поддержать вашу матушку. Примите искренние соболезнования. Азирафель не помнил, как сел в автобус, как приехал домой, до конца надеясь, что это какое-то жестокое недоразумение. Но увидев открытые двери своего дома и выходивших печальных соседей, он понял, что случилось самое страшное.Следующие три дня абсолютно вылетели из его сознания: он делал, что говорили, ставил подписи, принимал соболезнования и надеялся, что это кошмарный сон.Вернувшись с кладбища, они с матерью сели в гостиной, чтобы решить, как жить дальше. До защиты Азирафелю оставалось четыре месяца. Работа по интертекстуальным включениям в произведенияхпрерафаэлитов была почти закончена, оставались консультации с руководителем по составлению презентации и автореферата и технические формальности. Но проблемы Габриеля Россеттии Уильяма Морриса казались такими далёкими и незначительными на фоне рухнувшей жизни их маленькой семьи, что молодой человек очень быстро принял решение не заканчивать учёбу, найти работу и начать расплачиваться по долгам, которые, как оказалось после проведения похорон, были довольно значительными.Френсис Фелл держалась из последних сил, делая это исключительно ради сына. Но, каждый день она садилась за руль старенького Воксхолла и ехала, как на работу, на могилу своего Бенедикта.Ещё при жизни старший Фелл пробовал обучить младшего Фелла искусству вождения. Теорию сын знал на отлично, но, как только потребовалось применить теоретические навыки напрактике, тут-то и выявилась полная беспомощность Азирафеля к любого рода технической деятельности. Первый выезд из гаража оказался и последним, так как он тут же въехал в бордюр, вследствие чего врезался в мусорный бак, погнул бампер и чуть не задавил соседскую кошку.Бак был водружен на место, бампер выправлен, кошка задобрена куриной печёнкой, но шок от пережитого не хотел удаляться из памяти несостоявшегося Шумахера. Больше за руль он не садился, что, в принципе, устраивало родителей, которых бы хватил сердечный удар, отправься их сынок самостоятельно в Кардифф или куда-нибудь ещё.После смерти мужа за руль села Френсис. К тому времени ей было уже за шестьдесят, возраст, когда быстрота реакции, мягко говоря, уже не та.Справедливо считают – беда не приходит одна. В полицейском протоколе было сказано ?не справилась с управлением транспортного средства в связи с повышенной скользкостью дороги?.Уходила Френсис мучительно, и не потому, что её раздирала боль от травм, несовместимых с жизнью. Ангел и смысл всего её существования оставался один на целом свете: без родных, без денег, без связей, с незаконченным образованием.В свой последний вечер, борясь с наступающей пустотой, она поведала сыну, что в Лондоне проживает его единственный родственник, адрес которого есть в записной книжке. Азирафель хоронил мать в долг. Похоронная контора вопреки всем правилам пошла на это, зная безупречную репутацию молодого Фелла. Чтобы покрыть все расходы, ему пришлось продать квартиру, вещи и книги. Он не умел, да и был не в состоянии торговаться и уступил всё за смехотворно низкую цену, хотя соседи и друзья семьи просили его подойти к этому вопросу по-деловому.В университете, зная о постигшем его горе, предложили работу лаборанта и комнату в общежитии. Азирафель искренне благодарил, но отказался, так как не мог выносить вида родного города, где всё напоминало ему об ушедших родителях.Он принял решение отправиться в Лондон.