Пути назад нет (2/2)
Француз насмехался над ним… Ариец не мог ответить, лишь сходя с ума от молчаливой злобы. Замирая, тяжело дыша, не теряя высокомерной улыбки. Словно не его здесь избивали, не его собирались унизить. Кривоногий партизан подписал себе смертный приговор от подполковника СС, продолжая похабно смеяться.А после француз, вздернув его голову, крепко держа за темные волосы, впечатал кулак прямо в его рот, заставляя захлебываться кровью, и лишь после этого спустил грубые ремень со своих брюк, высвобождая свой вялый член, который запихал в рот арийцу, предварительно разжав челюсти того, железной хваткой. От чего, казалось, сами кости свело судорогой, Лотар пытался рвануться в сторону, мотнул головой. Поперхнувшись, давясь от слишком резкого напора. Горло сводил спазм. Разбитые губы жгли, прикушенным языком ощущая вялую плоть, Зауер смог только сдавленно захрипеть, пытаясь расслабиться. Зная, что сопротивление лишь усилит боль. Да гордость мешала, гордость, плескавшаяся безумным огнем в черных глазах, сейчас пробитых пеленой боли.- Будешь хорошо сосать, я так и быть не оторву твои яйца. В штабе нужна твоя голова, а не то чем обычно думают немцы, - презрительно отозвался, грубо толкаясь в его рот легко двигаясь по обильной горячей крови.
Очередной толчок и мерзкая хватка на голове, придерживающая и резко дергающая на твердую плоть. Лотар хрипел, надсадно, уже чувствуя ртом возбуждение француза, трахающего его жестко, не давая вдохнуть нормально. С уголков губ текла окровавленная слюна, давясь и захлебываясь собственнойкровью, ариец пытался сглатывать, челюсти почти сводило судорогой. В глазах неприятно щипало, но ярость не давала сдаться.
- Прекрати, это отвратительно, - тихий и встревоженный голос единственной женщины здесь.
Еще некогда юная француженка с длинными шелковистыми волосами цвета вороного крыла и изумительными синими глазами, теперь состарилась раньше своих лет, нося на своем лице отчетливую печать войны, извечная тревога в глубине излишне темных сейчас глаз, неровно стриженные короткие волосы, испачканные в пыли и утратившие свой блеск, но губы… эти очаровательно припухлые губы не утратили свою манящую притягательность и ведь именно их плавную линию так любил Реинманд.
- Не твое дело, женщина. Эта скотина недостойна ни жалости, ни снисхождения к его существованию, - холодный рычащий голос француза, который буквально заставляя немца задыхаться, до самой его глотки проталкивалсвою уже возбужденную твердую плоть.
До гланд, в четких ярких ощущениях едва ли не сдирая кожу внутри своим членом. Лотар продолжал слабо дергаться, пытаясь отодвинуться, вдохнуть не хватавшего ему воздуха. В этот момент отчаянного безумия и боли, слыша слова женщины с красивыми глазами оторванного куска неба. Сине бездонные, как бывает только в сказках. С губами, которые хочется целовать и нежить, чтобы они исторгали звуки страсти. И почудившееся сожаление в этом голосе взбесило Зауера ещё сильнее. Прошив судорогой ясного желания отомстить… Всем, каждому отдельно.Джулия лишь покривила губы, отворачиваясь от столь неприглядного зрелища, и вновь с беспокойством подошла к Фабьену, старому другу своего мужа.- Почему его так долго нет? С ним могло что-то случиться… может, стоит пойти за ним, я не могу больше ждать! Это невыносимо!Член француза почти с неприятным хлюпаньем врывался в рот арийца, продолжая насиловать с оттяжкой. Намериваясь доставить максимально боль и омерзение, но не в силах подчинить и сломить того, кого воспитали править другими. Лотар не чувствовал разбитых губ, не мог и языком собственно пошевелить. Только твердая плоть в глотке до омерзение, мешающая дышать. Вкус чужого тела, давно не мытого, до тошноты. Связанные руки сжаты в кулаки, костяшки белели от напряжения. Казалось, время остановилось. А в голове оберштурмбанфюрера звучали слова Адольфа Гитлера, помогавшие вытерпеть, выжить, не просить пощады.
Тихий стук двери и усталый пустой взгляд комманданта, который молча вошел в хижину, насквозь пропахшую запахом крепкого пота мужчин, кровью, ненавистью и пряным запахом возбуждения. Тот стук, что заметил лишь Лотар, тот шаг, что слышал лишь немец в своем униженном положении, на коленях, удовлетворяющий французскую гниду.
- Реин! - звонкий вскрик и изящная француженка уже прижимается к груди своего мужа, роняя слезы.
Столько времени, всегда в тревогах, страхе, а вернется ли… но сейчас это напряжение нашло свой выход в слезах, пусть и постыдных, но она не могла более удерживать их. Зауер прикрыл глаза в этот момент, ноющая боль сетью оплела его тело, вынуждая замирать на рывки чужого тела, заставляя временно капитулировать, горя лишь глазами. Черными, запоминающими каждую секунд. Когда тело противится, когда желание убить застилает глаза, когда гордость воет раненым зверем. Когда смех окружающих вбивает в пол, заставляя прогнуться, но не хрустнуть, не скатиться до слёз.- Тшшш, шерр, я здесь, все хорошо, - осторожно гладя ее колкие темные волосы, француз лишь сейчас заметил столь неприглядное зрелище и его глаза потемнели от гнева.
Пусть этот чертов ариец и должен будет сдохнуть в самых жутких мучениях, но они… французы никогда не должны опускаться до подобной мерзости.
- Жорж, оставь его. Немедленно! - холодный тон, четкий приказ. Плавно отодвинув свою жену, дополнил свои слова действиями, подходя к обезумевшему мужчине и жестко сжав его плечо, отдернул от немца, отвешивая не слабый удар, дабы француз пришел в себя.
- Такого быть не должно. Это слишком грязно для нас и нашей чести. Пусть он сосет у своего Гитлера, - под одобрительный гогот остальных членов отряда Жорж, смачно сплюнув, все же застегнул свои брюки, не решая спорить с командиром.
Напоследок пнув арийца ботинком в бок, опрокидывая опять в сено. Подполковник скривился, тяжело дыша. Не двигаясь, упав лицом вниз. Волосы на висках его были мокрые, и сам он казалось все ещё промокший ледяной водой до последней нитки, замер, кусая губы. Слизываяс них кровь, хрипя. Уперся лбом в сено, расслабляя руки, чувствуя неспешный кровоток в них. Кашляя кровью,сглатывая, прикрыв глаза. Все внутри накручивалось спиралью. Горло болело и жутко хотелось пить. Злость колола в висках, Лотар оказался на боку, распахивая объятые нечеловеческой злобой глаза, смотря на комманданта с серыми глазами.Оникс против стали, и жуткое непроизнесенное вслух обещание.Я обещаю твоим людям долгую смерть… Но ты будешь страдать больше всех.