2 часть (2/2)

Она, на удивление, послушалась.

— Не дури, Макс, — Зои закатила глаза. — Если не хочешь говорить, то просто…— Я правда тебя не понимаю.Зои, осёкшись, перевела на него взгляд. Скептично хмыкнула.— Да ладно тебе, не притворяйся, — Зои, вероятно, ждала, что он признается в неудавшемся розыгрыше и заговорит. Но Макс молчал. И тогда она сказала: — Я про Камиль. Что у вас с ней? Она тебя взглядом пожирает.— Да? — удивился Максанс. Он, что, снова перепутал заинтересованность с дружеским участием? — Честно сказать, я понятия об этом не имел, пока ты не сказала.— Тогда упс, — Зои хрипло засмеялась и толкнула его локтем. — Только не говори ей, что я проболталась, а то мне не жить.— Не скажу, — пообещал Макс и по-настоящему обрадовался, когда Зои сменила тему. Кивать, слушая про то, какой Анатоль мудак, было намного проще, чем поддерживать сейчас какую-то беседу.Они дошли вместе до бульвара, и Максанс, распрощавшись с Зои, свернул в совсем другую от дома сторону. Сначала он думал, что доберётся пешком, но, глянув на время, понял, что может не успеть, и решил вызвать такси.Он попросил водителя притормозить не у самого театра, а в отдалении. Макс понимал, что его ещё никто не знает, информацию о том, кто будет играть французского Эвена надёжно берегли для трейлера, так что бояться было, вроде бы, нечего. Но давать лишних поводов для болтовни Максу всё равно не хотелось. Особенно после сегодняшнего вечера.

Макс вышел из машины и остановился на перекрёстке — оттуда как раз открывался хороший вид на главный вход — поджёг сигарету. Затянулся. Если он ничего не перепутал, то ждать оставалось не так уж и долго.Десять минут спустя дверь открылась, выпуская наружу гомонящую толпу. Кто-то уходил сразу, но некоторые и оставались, эмоционально переговариваясь друг с другом. А ещё через какое-то время дверь распахнулась ещё раз, только Аксель не вышел и даже не выпрыгнул на улицу, он просто туда телепортировался. Его сразу же окружили, горячо благодаря за представление; дарили подарки или просто рассыпались в комплиментах. Орьян каким-то образом не уставал говорить ?спасибо?, с удовольствием соглашался сделать фото и, конечно же, корчил рожицы.Глядя на него, забалтывающего фанаток, нацепившего очередную маску из своего бесконечного арсенала, Макс вдруг снова вернулся мыслями к Акселю, которого ему ещё не удалось узнать.

Макс видел то, каким Орьян бывает в совсем разных состояниях, от неадекватного веселья до смущения и неловкости. Макс видел его спокойным и сонным, в слезах после тяжелых сцен и злым из-за ругани с гримёрами. Только то, каким он был наедине с собой, Максанс не видел никогда. Немного успокаивало, что таким его вообще никто не заставал, но Максу всё равно эгоистично хотелось знать больше.Посмотреть на Акселя без его брони в виде вечной улыбки. Посмотреть на него, несчастного или замученного настолько, чтобы сил хватало только добраться до кровати и мешком свалиться на неё. Узнать, из-за чего он страдает, почему между бровей залегает морщинка. Услышать, как раздаётся его смешок среди тишины, когда он вспоминает тех, кто сделал ему больно.Максу со страшной силой хотелось залезть глубже, чем его уже пустили, и это было, наверное, странно.

По крайней мере, раньше Макс такого не испытывал.

Максанс дождался, пока самые настойчивые фанаты закончат махать на прощание, и пошёл к нему. Аксель как раз склонился к своему велосипеду, чтобы снять замок, поэтому не заметил его. Максанс остановился в метре от Орьяна, вдруг понял, что не знает, куда деть руки, и засунул их в карманы куртки. Потом негромко кашлянул, но Аксель никак не отреагировал; возможно, не услышал. Пришлось подойти ещё ближе и открыть рот.— А мне автограф можно?Аксель тут же обернулся и уставился на него так, будто ему не верилось, что Макс настоящий.— Ты что тут делаешь? — удивлённо спросил он.

— Угадай, — посоветовал Макс, надеясь, что он сейчас предложит по-настоящему хорошую причину, а не какое-то невнятное ?мне нужно было тебя увидеть, но я сам не понимаю, почему?. Аксель закусил губу, внимательно скользя взглядом по его лицу.

— Ты был на спектакле?— Нет, — повинился Максанс. — Я только что подошёл. Просто хотел провести тебя домой.Аксель покосился на него (с недоверием) и фыркнул (негромко). Наконец, до конца размотал цепь и выкатил велосипед на тротуар. Максанс кивнул на него, вопросительно вскинув брови.— А байк где?— Это вроде как традиция, — пояснил Аксель, вдруг очаровательно заалев щеками. — Люблю после спектаклей прокатиться на велике.

— Ты и сейчас езжай, а я буду бежать рядом трусцой, — предложил Макс и улыбнулся, любуясь тем, как Аксель заразительно смеётся. — Правда! Традиции — это важно.— Не настолько, — покачал головой Аксель и взглянул на него. — Не всегда.Но он всё равно не мог удержаться и постоянно запрыгивал на велосипед, наматывая вокруг Макса круги. Ни разу не отъехал далеко от Дане-Фовеля за всё время их своеобразной прогулки, просто, видимо, никак не мог справиться с бурлящей внутри энергией. Аксель подпрыгивал на месте, а шарф, в который Аксель в кои-то веки не был замотан по самые уши, подпрыгивал вместе с ним. Макс следил за тем, как он цепляется за руки Орьяна, а тот нетерпеливо дёргает локтями, ещё больше в нём запутываясь.Максу было хорошо. Казалось, впервые за этот вечер, он чувствовал себя по-настоящему комфортно. Это продолжалось какое-то время — они шли бок о бок, перекидываясь редкими шутками до тех пор, пока Аксель не задал вопрос:— Как тебе идея Давида?Максанс сразу прикинул около десяти вариантов ответа, ведь всё зависело от того, о какой идее из бесчисленного множества говорил Аксель. Но было понятно, что именно тот имеет в виду.— Странная, — признался Макс. Он решил ограничиться этим, не пускаясь в разъяснения, чтобы не сказать лишнего. Акселю было необязательно знать, что именно Максанс об этой затее думал.Может, она была отличной, даже гениальной. В конце концов, они должны сделать это, чтобы осознать, как сильно скучают друг по другу Элиотт и Лука, разлученные на неделю. Но Максу это не нравилось.

С одной стороны, им просто предстояло не видеться каких-то несколько дней. А с другой, сама мысль об этом просто не укладывалась в голове. С их графиком, когда они расставались буквально на пару часов ночью, чтобы с утра встретиться на площадке, Максанс понимал, что ему будет не хватать Акселя настолько, что… Он сам пока не мог предположить, насколько сильно.Залезть к Орьяну в голову не представлялось возможным, но Макс думал, что их мнения на этот счёт сходятся. Нет, он даже был уверен в этом, поэтому и говорить что-то вслух не было нужно.— Ты же поэтому пришёл? — заговорил Аксель снова. — Чтобы увидеться, пока ещё можно?— Да, — соврал Максанс. — Хотел попрощаться. И увидеть, а то вряд ли я протяну без тебя так долго.— Конечно, не протянешь, — согласился Аксель. — Но если станет совсем туго, в твоём телефоне, если не забыл, есть сотня наших фотографий.Максанс покачал головой, улыбаясь. За что он любил и ненавидел Акселя одновременно, так это за его манеру делать из любой ситуации шутку.Они оба замолчали. Аксель ещё пробовал как-то поддерживать разговор, но Макс реагировал медленно и неохотно, поэтому он перестал пытаться.Интересно, — подумал Максанс. — А если не актёры влюбляются в друг друга, а персонажи, которые живут внутри них? Это тоже пиар и промо-кампания?

Что если, — подумал Максанс, — что если я схожу с ума вслед за Элиоттом и влюбляюсь в Луку по-настоящему? Точно ли я влюбляюсь в Луку?Как бы Макс не старался отделаться от непрошенных мыслей, факт оставался фактом — в последнее время у него в разы хуже получалось отделить от себя Элиотта.

Он честно делал упражнения, помогавшие выйти из роли и не потерять себя, только вот Демори, прочно обосновавшийся в его мозгах, никуда деваться не собирался. То ли из-за неопытности Макса — в конце концов, этот парень стал его первым — то ли потому, что Макс находил в нём множество собственных черт.

И с поставленной ему задачей (?Нельзя растворяться в персонаже? — третья заповедь от святой Тиффани) Максанс не справлялся. Он старался не думать о том, что действительно начинает ехать крышей. Сейчас-то всё было вполне безобидно: он просто рисовал гораздо больше, чем раньше, размышлял о неотвратимости смерти, о том, как удивительно всё сложилось, подводя его к этому моменту, и часто не мог уснуть.И ещё всё время думал об Акселе. То есть о Луке — разумеется, о Луке — но, если взять в расчёт то, что Макс пытался хоть как-то разграничить себя и Элиотта Демори, выходило, что думал он именно об Акселе.

А сам Орьян всё время был рядом. Постоянно. На площадке, у него дома и даже в мыслях; трепался о чем-то, забивал ?радио-эфир?, иногда посмеиваясь над собственными шутками и тут же принимая серьезный вид, или устраивал Максу урок пантомимы, невообразимо высоко поднимая бровь.И Максанс ничего не мог с собой поделать. Конкретно сейчас хотелось остановить его, дернуть на себя, чтобы увидеть распахнутые от удивления глаза совсем близко, посмотреть на то, как расширяются зрачки, пачкая светлую радужку.Максанс взглянул на Акселя — тот как раз не уследил за дорогой, въехал колесом велика в лужу, забрызгав свои джинсы, и теперь чертыхался себе под нос — и подумал: Боже, дай мне сил перенести эту неделю. Без твоей помощи будет очень сложно.

Когда они остановились у его дома, Аксель прислонил велосипед к стене и обернулся.

— Не хочешь выпить чая? — спросил он. — А то мама спрашивала, почему ты к нам не заходишь.— Я ведь был у вас пару дней назад, — удивился Макс.— Да, — хмыкнул Аксель, и Максанс заметил, что он смущён. — Она и сказала, что давненько тебя не видела.Макс не нашелся с ответом — его отбросило в воспоминания о съёмках, когда Аксель точно так же стоял перед ним, только на его щеках красовались росчерки краски, из-за которой он не на шутку поссорился с гримерами. Тогда он (точнее, Лука) смотрел на него, всем своим видом выпрашивая поцелуй. Сейчас Аксель тоже молча пялился Максу в глаза, разве что призывно подбородок не задирал.И Максу вдруг стало так жалко Элиотта, который до знакомства с Лукой несколько недель следовал за ним тенью и не мог подойти, чтобы хотя бы заговорить с ним. Не то, что дотронуться. Максу предстояло не делать это всего неделю, и он не представлял, как с этим можно справиться.Но сейчас он ещё был счастливчиком. Сейчас он мог обратиться к Акселю, найти причину, чтобы коснуться его волос, не поддающихся никаким законам гравитации, тёплой кожи ладони; шутя, чмокнуть его в нос. Элиотту потом, правда, досталось гораздо больше, и тут Макс проигрывал по всем пунктам.Макс выдохнул. Стерпеть такое уже не получилось. Он, правда, крепился, но это было выше его сил; желание дотронуться до Акселя (или Луки?) — да не просто задеть его бедро ребром ладони, а пройтись губами по всему телу — стало невыносимым, и Макс не мог больше себя сдерживать.Поэтому он наклонился, планируя поцеловать Акселя в нос. Не преуспел — Орьян дернулся, а Макс попал на щеку. Он застыл, не зная, что делать дальше, даже успел испугаться, но когда не обнаружил сопротивления, поцеловал Акса в губы. Аксель всё так же молчал, и Максанс перестал себя останавливать: обхватил ладонями его лицо, кусаче впился в подбородок, рот, шею, ревниво следя за появляющимися метками. И тут же пожалел, что они недолговечные, временные, что они исчезнут через пару часов или от нескольких взмахов кисти гримера.Аксель замер, позволяя творить это непотребство, только вцепился в его куртку. Не шевелился. Максанс поумерил пыл, решив, что пугает его, но не удержался и снова осыпал вкусную шею короткими влажными поцелуями. Медленно поднялся к его приоткрытым губам и укусил за кончик носа.Аксель, как Максу и хотелось, рассмеялся и даже закинул руки ему на плечи, но почти сразу же осёкся и уставился на Максанса широко раскрытыми глазами.— Это для какой сцены? — прошептал Аксель ему в губы, и Максанс подумал: спасибо, что не оттолкнул. Спасибо, что всё ещё стоишь рядом, хотя лучше, конечно, ты бы сейчас влепил мне пощечину, чем гладил по шее кончиками пальцев. А вслух тихо сказал:— Для какой захочешь.И поймал губами чужой вздох; собрал поцелуями его улыбку, понемногу, кусками — вот правый уголок рта, вот припухшая верхняя губа, вот влажная нижняя. Аксель тянулся к нему всем телом, отвечая, вжимаясь животом в живот. Сначала он, наверняка сбитый с толку, просто позволял себя целовать, а теперь даже заставил Макса пошатнуться, настолько яростно атаковал его губы, надавливая ладонью на затылок.Думать, целуя мычащего ему в губы Акселя, оказалось невозможным — Макс и не думал. Только малодушно понадеялся, что оторвавшись от поцелуя Аксель не станет спрашивать, зачем он это сделал. Зачем поцеловал.Потому что Максанс не смог бы на это ответить.Но целоваться вечно, как бы Максу этого не хотелось, у них не получилось. Аксель отстранился первым и облизнулся, будто у него пересохли губы. Прочистил горло, увидев, как Макс мечется взглядом от его рта к глазам, и ожидаемо перешёл в нападение:— Вообще-то, это не по сценарию. Элиотт должен страдать неделю от того, что разбил Луке сердце.— Ну, Лука ведь разбил Элиотту сердце первым, — не согласился Макс. — Они, можно сказать, квиты.Аксель насупился, но сдаваться не собирался:— Тем не менее, нужно было подождать!— Будешь на меня жаловаться? — хмыкнул Макс. Он совсем не ощущал себя виноватым.— Конечно! Это читерство, — возмутился Аксель, надув губы.— Это аванс, — поправил его Максанс и каким-то чудом не начал сразу целовать Акса снова. Он был не в силах оторвать ладони от его лица, вырисовывая на нежной коже скул незамысловатые узоры.Аксель мог продолжать возмущаться, да и, в принципе, говорить что угодно, но пока он не отталкивал его и оставался собой — громким, ершистым собой — Максанс был спокоен.

Не то чтобы спокойствие было подходящим словом для такой ситуации. Скорее, стоило подыскать абсолютно противоположное по смыслу, что-то, что совместило бы в себе такие понятия, как ?смятение?, ?голод? и ещё ?тревога?.

Было страшно отпустить его от себя — до Максанса наконец дошло, что он только что мог всё испортить. Но пока он держал лицо Акселя в своих руках, не давая ему даже отодвинуться, казалось, что всё в порядке. Аксель выглядел довольным, даже хмельным от удовольствия. Он выглядел так, что хотелось не останавливаться, стянуть с него этот дурацкий, не дающий полного доступа к шее шарф, пройтись цепочкой поцелуев по ключицам, забраться языком в ямку между ними. Но Аксель немного откинул голову, уставившись ему на губы, и пошёл на второй заход бомбардировки вопросами.— А если честно, — спросил он, — почему… Почему ты это сделал?— Просто мне мало. Ну, то есть ему мало, — тщетно пытаясь успокоиться, признался Макс, поймал взгляд Акселя, чьи глаза были какими-то абсолютно расфокусироваными. Совершенно пьяными. Пьянее, чем когда они выбрались кастом праздновать очередной ?день рождения? Давида, и Акс сам уселся к нему на колени.

— Разумеется, — сказал он. — А тебя это удивляет?Макс рассмеялся. Пообещал себе, что делает это в последний раз, и снова приник к его блестящим, распухшим от поцелуев губам. Аксель тут же подхватил инициативу, будто не задавал только что вопросов про то, зачем они оба это делали.Интересно, он тоже завёлся? — подумал Макс.Его собственное возбуждение давало о себе знать. Узкие джинсы неприятно сдавливали член, а тяжело дышащий Аксель абсолютно не помогал поставить мозги на место, потому что между поцелуями он глядел так, будто был на всё согласен.И это сносило крышу. Макс знал Акселя, общался с ним почти каждый день на протяжении двух с половиной месяцев, и он никогда не замечал в нём желания за кем-то следовать. Это Аксель всегда стремился перехватить инициативу, взять ситуацию под свой контроль. Сейчас же он льнул к его рукам, послушно откидывая голову, пока Макс добирался губами к сводящей его с ума родинке — и от такого контраста очень сильно вело.Именно поэтому ему нужно было хоть как-то привести себя в чувство. Казалось, ещё немного, и он прижмёт Акса к стене, уже на полном серьёзе вгрызется в его шею, прижмётся к его бёдрам своими, чтобы почувствовать… чтобы удостовериться, что Орьян так стонет ему в губы, потому что тоже уже едва сдерживается.Когда Максанс отошёл от него, Аксель словно очнулся и начал озираться по сторонам. То ли стеснялся смотреть ему в глаза, то ли проверял, видел ли кто-нибудь то, как они целовались, прерываясь только глотнуть воздуха.Потеря тепла сейчас ощущалась особенно остро; порыв ветра заставил его вздрогнуть, но прийти в себя не помог. Макс задрал голову, уставившись в чёрное небо. Мельком подумал, что несмотря на его предположения, что скоро опять польёт, дождь так и не пошёл.

— Так ты не зайдёшь? — негромко спросил Аксель. — Точно?Максанс посмотрел на Акселя и понял, что переоценил себя, решив, что больше к нему сегодня не прикоснётся. Но теперь он просто развёл руки в стороны, приглашая Акселя в объятие. Сегодня Макс и так успел натворить слишком много без его на то согласия.

Аксель шагнул вперёд; лёг головой на грудь, пристроив макушку у него под подбородком.Неделя — это не так уж и долго, — попытался Максанс, но убедить себя в этом получалось плохо.

— Всего пять дней, — озвучил Орьян его мысли. — А потом…Что ?потом? Максанс предпочитал пока не думать, ему всё-таки нужно было отпустить Акселя и позволить ему уйти домой. Не то чтобы Максу этого хотелось, но его мнения никто не спрашивал.

Аксель обернулся, на прощание помахав ему рукой, и у Макса даже получилось вполне искренне ему улыбнуться.Добравшись до своей квартиры, Макс вытащил телефон и отправил Орьяну ?спокойной ночи?; чуть погодя дописал ?я уже соскучился?. Откинув мобильник на кровать, он сел на подоконник и прислонился лбом к стеклу.

Спать совершенно не хотелось. Стоило набраться сил перед завтрашними съёмками, но он не представлял себе, что сможет сейчас хотя бы закрыть глаза. Уже двумя месяцами позже, вспоминая этот день, он понял, что именно с этой минуты началась самая длинная неделя в его жизни.

***Под одеялом было жарко, но ноги почему-то оставались ледяными. Об этом Аксель и сказал Фиорелле, а она в ответ рассмеялась и назвала его мелким и дурным. Раньше Аксель ни за что не пропустил бы мимо ушей шутку по поводу того, что она старше — а она никогда не упускала возможно поддеть его насчёт этого — но сейчас он просто хмыкнул в ответ. И Фиорелла, всегда чутко улавливающая его настроение, тут же сменила шутливый тон на заботливый.— Ты устал, да? — мягко спросила она. — Вымотался на съёмках?— Да, — ответил Аксель. — Совсем ни на что сил не остаётся, прихожу домой и сразу вырубаюсь.— Понимаю. Орфео говорил, что ты совсем забыл про них с Лео, — Фиорелла ненадолго примолкла, будто подбирая слова. — Ты же знаешь, как они переживают, когда ты так исчезаешь со всех радаров.— Мне стыдно, — слегка покривил душой Аксель, — но ты же знаешь, у меня совсем нет…— Времени, — закончила за него Фиорелла. — Да, Аксель, знаю. Ты говоришь это уже на протяжении месяца.Положив трубку, Аксель ещё подержал телефон в руках, глядя на время. Из-за этого бешеного графика он не успевал общаться с друзьями или кем-либо ещё — слишком тяжело давалось то, что он целыми днями (а иногда и ночами) пропадал на съёмках, а вечером торопился в театр. Подобные разговоры выматывали его ещё сильнее; встретиться же с ребятами или Фиореллой вживую не было никакой возможности. По крайней мере, так он им говорил.Аксель коротко застонал. Сейчас у него не было желания разбираться, почему ему не хотелось видеться со своей девушкой. С гораздо большим удовольствием он бы избавился от всех мыслей скопом.

Аксель ещё раз посмотрел на экран блокировки и, заметив дату, удивлённо хмыкнул.

Время неслось как в какой-то бешеной, но абсолютно непредсказуемой скачке, то торопясь, захлёбываясь, съедая секунды, то наоборот замедляясь настолько, что терпеть было уже просто невозможно.Вот как сейчас, когда неделя, отведённая Давидом для их с Максом ?расставания?, начала подходить к концу, а часы тянулись прилипшей к джинсам жвачкой. Порой ему казалось, что минутная стрелка, проходя через каждую цифру, возвращается на пару делений обратно.

Но сейчас дело было совсем не во времени. Аксель даже открыл фотоплёнку, чтобы удостовериться и уточнить дату, но ему это, в принципе, не требовалось. Прошло ровно три недели с того дня, а Аксель помнил всё так, словно оно происходило пару минут назад.Они лежали на диване. Точнее, Макс лежал, укрытый одеялом почти по макушку, а Аксель сидел рядом. Им ещё предстояло отснять много сцен, но команда была полна сил и энтузиазма — не сравнить с тем, какими все казались выжатыми сейчас — поэтому дело шло споро и достаточно быстро.Несмотря на суету вокруг, Аксель был далеко от происходящего на площадке. Он старался держаться и не смотреть на Максанса, не поправлять одеяло, съехавшее с чужого острого плеча, вообще сидеть смирно и вместе с тем выглядеть естественно.

Очень мешал душный запах цветов, стоявших на столе. Казалось бы, ничего страшного — можно было сейчас перетерпеть, а потом просто попросить убрать их, но среди этого аромата терялся запах Макса, и Акселю это почему-то не нравилось.А ведь Максанс не пользовался никаким одеколоном. Для Акселя это было странно, ещё в школе ему начали дарить классные дорогие духи, к которым он спустя несколько лет привык и не менял до сих пор. Ему нравился запах, это мимолетное ощущение флёра и то, как тащились девочки.Максанс не пах никакими кельвинами кляйнами, шанель и версаче, как Аксель предполагал сначала, насмотревшись на его фотографии. Но его запах Аксель всё равно не спутал бы ни с каким другим.После того, как они валялись в его постели часами, пока разговаривали или смотрели фильмы, на одной из подушек оставался плотный, ни разу не резкий аромат, который принадлежал Максу. И обычно Аксель не обращал на это особого внимания. Но иногда ночь напоминала какую-то изощренную пытку: лежать в собственной постели и чувствовать его запах; одергивать себя, когда хотелось пошарить глазами по комнате, чтобы проверить, не спрятался ли где-нибудь Максанс.

Один раз он долго не мог заснуть, ворочаясь с боку на бок, разглядывая едва видный в темноте потолок. Казалось, что Дане-Фовель вот-вот выйдет из-за двери или волшебным образом окажется у распахнутого окна с зажатой между пальцами сигаретой, или…— Под кроватью ещё посмотри, — буркнул Аксель тогда вслух и заставил себя лежать, не шевелясь. Не дёргая ногой. Не зарываясь рукой в волосы и не мучая беспокойными пальцами бедное одеяло.Надо спать, — подумал он, даже закрыл глаза.А потом подумал ещё немного. Решил, что в его комнате нет скрытых камер, и перевернулся на другой бок, воровато потянув к себе подушку. Уткнулся в неё носом. Сначала даже задержал дыхание от нахлынувших слишком большой волной эмоций, неосознанно потёрся щекой и уснул так крепко, что почти пропустил будильник.

Максанс завозился рядом, вытаскивая из-под одеяла руку. Потом засунул её обратно. Аксель, недолго поборовшись с желанием сдернуть покрывало, которое мешало ему рассмотреть лицо Макса как следует, всё-таки выиграл в борьбе и вернулся к книжке по литературе, лежавшей на коленях.В кадре было видно только его лицо, поэтому Аксель старательно вчитывался в текст учебника, который почему-то не имел никакого смысла, и слушал замечания Давида оператору. Вот им с Максом Давид почти ничего не сказал. Приказал только валяться, Луке быть заботливым бойфрендом, а Элиотту каким-то образом привлечь его внимание и неважно как.Они послушались. Дождались команды. И Аксель снова попытался понять то, что было написано в книжке, но строчки плыли, а отчего — было непонятно.

Прошло несколько долгих секунд прежде, чем Макс закинул на него ногу и, обхватив рукой за талию, стал тащить ближе к себе. Аксель проехался задницей по дивану, и, не готовый к такому, заржал от удивления, испортив момент.— Ещё раз! — Давид хлопнул в ладоши, давая Акселю время переместиться в исходную позицию. — Элиотт, сделай что-нибудь… по-другому.Максанс хмыкнул из-под одеяла.Зашумели ассистенты, Ксавье на всех прикрикнул — Аксель повернул голову на звук и наткнулся взглядом на мешавшие ему цветы. Они были красивые, но не такие, какие бы Аксель подарил Элиотту, будь он на месте Луки. Элиотту подходило что-то другое. Этот букет был слишком броским и ярким, наверное, он должен был выражать силу страсти на языке цветов, но Аксель был уверен, что в основе их отношений лежало совсем другое.Максанс притронулся к его бедру, пробежался пальцами вверх, прихватил ткань свитера и легонько, едва заметно дёрнул.— Чего? — обернувшись на него, негромко спросил Аксель, но Макс не ответил. Репетировал то, как будет привлекать внимание, наверное.Аксель наклонил голову, чтобы увидеть его лицо, но Макс зачем-то всё ещё прятался, и попытки пришлось оставить.Кроме цветов в комнате пахло ещё и пылью, и чувствовалось, что такое маленькое помещение едва вмещало дюжину человек. Акселю не нравилось.Он постучал по обложке учебника и снова посмотрел на Максанса.

— Поехали, — дал отмашку Давид, а потом замер, внимательно вглядываясь в картинку.Аксель перевёл взгляд на книгу. Чертовщина какая, надо было хоть попробовать одно предложение прочесть.?…Как будто истинная полнота души не изливается порой в самых пустых метафорах! Ведь никто никогда не может выразить точно ни своих потребностей, ни понятий, ни горестей, ведь человеческая речь подобна надтреснутому котлу, и мы выстукиваем на нем медвежьи пляски, когда нам хотелось бы растрогать своей музыкой звезды?.**Запутавшись в словах, Аксель хотел перечитать снова, но книжка неожиданно исчезла из рук. Аксель даже не успел понять, что произошло — всё случилось слишком быстро. Оказалось, что Макс приподнялся на локте, обхватил ладонью его шею и стал тянуть его на себя, крепко целуя. Аксель забыл про учебник — вот он и полетел с коленей и больно упёрся корешком в бедро.

Максу на это было, конечно, всё равно. Он осторожно и вместе с тем настойчиво обхватывал попеременно то верхнюю, то нижнюю губу, но когда Аксель уже стал подчиняться руке, заставляющей его нагнуться ещё ниже, их грубо прервали.— Это тоже не то. Элиотт! Не отвлекайся.Аксель подышал, не отрываясь от чужих влажных губ, и на автомате чмокнул их ещё раз перед тем, как отстраниться.

В голове стало на удивление ясно и пусто, будто туман рассеялся, оголилось голубое до прозрачности небо, раньше стыдливо натягивавшее на себя простыню из пушистых облаков.

Аксель знал, что следующий дубль выйдет удачным. Понятия не имел, откуда взялась эта уверенность, но так всё и получилось.

Максанс, который наконец стал Элиоттом, улёгся к нему спиной, чтобы повернуться и вроде бы случайным движением выбить учебник из его рук, требуя внимания Луки. И Лука, конечно же, откликнулся. Как он мог не отреагировать на тёплые пальцы, погладившие кожу за ухом, на то, как Элиотт тепло дышал ему в бок, на тихое бурчание?

Он заулыбался, сам того не осознавая, и аккуратно погладил его по голове, пропуская сквозь пальцы отросшие пряди.Это у Макса так с сентября шевелюра отрасти успела? — вдруг мелькнуло в голове. Аксель попытался отмахнуться от этой мысли, потому что они всё ещё снимали, их никто не останавливал, и это был, в конце концов, никакой не Макс, а Элиотт; значит и Акселю тоже следовало оставаться в роли. Но улыбка на губах никуда не делась, осталась такой же нежной и трепетной, Акс чувствовал.

Но она не должна была такой оставаться, особенно, если он переставал быть Лукой Лалльманом — и Аксель знал это. Поэтому в какой-то момент испугался, но этого никто не заметил, потому что он быстро справился с собой.

С того дня граница стёрлась ещё сильнее, или, по крайней мере, стала до того незначительной, что казалась незаметной. Чтобы не думать об этом, Аксель старался постоянно себя чем-то занимать. Когда Максанс был рядом, времени на размышления не оставалось, но теперь его было полно. Всю эту неделю — после работы, театра, коротких разговоров с родителями и попыток залипнуть в ленту новостей — Аксель всё чаще находил себя лежащим в постели и пялящимся в потолок. Наверное, закрываться в комнате было не лучшим выходом (по крайней мере это не особо помогало не писать Максу) но он продолжал делать так изо дня в день.Один раз даже пришлось спрятать телефон под матрас, чтобы перебороть соблазн открыть их переписку и начать строчить туда всякие глупости. Легче от этого, конечно, не стало.Он перекатился на спину. Сейчас этого нездорового, душащего беспокойства в нём не было — только всеобъемлющая пустота. Ему остро не хватало воздуха, голова не кружилась, но потолок почему-то да. И это всё случилось, стоило только вспомнить один день. Аксель чувствовал, что другие воспоминания карабкаются, взбираются по тщательно выстроенной самозащите, стремясь вырваться из заточения. Сил бороться с ними не было, и он, решив сдаться сразу, прикрыл глаза.Наступил конец сентября. Они с Максом пришли к нему домой, но о чём они смеялись, почему стали спорить, повышая друг на друга голос, срываясь на смех, Аксель не рассказал бы и стоя перед страшным судом. Впрочем, они тогда быстро помирились — сделать это было довольно просто, особенно, учитывая то, что они практически и не ссорились — Макс вытребовал себе пива; упал на диван, неловко зацепившись ногой за столик.

Заглянув на кухню, Аксель вернулся к нему, подошёл совсем близко, и совершенно забыл отдать холодившую ладонь бутылку.

Их разница в росте была не такой уж большой, но достаточно заметной. Но когда Макс сидел на диване, а Аксель стоял напротив, прикасаясь к его острым коленям своими, казалось, что стоит Акселю только податься вперёд и немного наклониться, у него получилось бы опереться подбородком о чужую макушку. А опустись Акс ещё чуть ниже — вышло бы коснуться губами чужого лба или острой скулы.— Оставишь меня умирать от жажды? — расслабленно улыбнулся Максанс. — Я настолько сильно тебя достал?Аксель рассмеялся и протянул ему бутылку. У него получилось вовремя образумить себя и отодвинуться, и для верности даже отойти в другой угол комнаты. Сразу стало пусто и холодно, но Аксу в любом случае следовало немного остыть, пока он не сделал какую-то глупость. Что-то вроде осуществления очень осязаемой, почти плотной фантазии, где он наклоняется, целуя Макса в щёки, виски и нос или крепко обнимает его за шею. Или просто остаётся на месте, заключая лицо Макса в свои ладони, пока тот берёт его за талию, заставляя подойти ещё ближе к себе.Можно, конечно, было отпустить себя, разрешить себе делать, что вздумается. Макс ведь целовал его уже не раз — так почему Акселю нельзя было сделать то же самое? Но это казалось неправильным. Из них двоих именно Максанс вживался в роль, полностью залезая Элиотту под кожу и становясь со своим персонажем одним целым. Если пара поцелуев была нужна ему для полного перевоплощения, каким бы Аксель тогда оказался товарищем, запрети он ему это?А ещё Аксель понимал, что если он перестанет сдерживать себя, то ничем хорошим это не закончится. Стоило только вспомнить их пьянку всем кастом, когда он хорошенько набрался и каким-то образом оказался у Максанса на коленях.

У него до сих пор не получалось восстановить в памяти все детали, но, если верить рассказам друзей, он напился, полез танцевать (со стола его снимали в четыре руки), а потом рухнул на подлокотник кресла, в котором устроился Максанс. Через какое-то время (тут показания свидетелей не сходились друг с другом) он уже сидел на коленях Дане-Фовеля, что-то вдохновенно ему вещая.

Сначала Аксель тщетно пытался вспомнить хоть что-то из того момента, потом сдался и принялся расспрашивать Максанса. Но тот только загадочно ухмылялся, наотрез отказываясь признаваться, что пьяный Орьян ему наговорил и говорил ли что-то вообще. Каждый их разговор об этом заканчивался одинаково: Макс обещал, что унесёт этот секрет с собой в могилу, а Аксель клялся, что если он не расскажет, то может оказаться там раньше положенного срока.Максанс его угрозам, конечно же, не верил. Наверное, стоило кому-нибудь на него пожаловаться или действительно не отдавать эту проклятую бутылку, чьё горлышко Макс так жадно обхватил губами, что у Акселя возникли не самые приличные ассоциации. Ещё был вариант снова подойти к нему, только ещё ближе, и укусить за шею или плечо, чем не наказание?Можно было даже цапнуть его за губу — Аксель знал, как это будет больно, Максанс однажды не рассчитал силу и прокусил ему нижнюю. Но это означало, что придётся потянуться за поцелуем самому, коснуться чужих губ, и Аксель не представлял, откуда взять смелости, чтобы решиться на такой шаг.

Вдруг мысли закружились опасным водоворотом, в центре которого образ Макса застыл неподвижной картинкой — Аксель крепко зажмурился, а когда распахнул глаза, то всё ещё видел Дане-Фовеля перед собой. Но всё уже было иным, и сентябрь стал октябрём.В тот день Аксель, вроде, впервые задумался о том, что чувства, которые он испытывал к Максу слишком напоминали влюблённость. Он достаточно хорошо узнал себя к двадцати годам, чтобы не обманываться на этот счёт. И ощущалось это совершенно по-другому, чем с той же, например, Фиореллой. Несмотря на то, что с Максом ему тоже было легко и абсолютно спокойно, когда Дане-Фовель закидывал руку ему на плечо или бесцеремонно утыкался лицом в его шею, Акселю приходилось стараться изо всех сил, чтобы не выдать свою дрожь.

?Любовь — это лотерея?, — вспомнил он свои собственные слова и чуть не рассмеялся.Что ж, эта азартная игра давалась ему, честно сказать, совсем плохо.Может, конечно, он всё-таки ошибался, путая реальную жизнь с сериалом. А может, назвать это любовью означало только признать, что из него вышел довольно дерьмовый актёр.

Ведь всё было понарошку. Их общей небольшой игрой. Съёмки в скором времени закончатся, у них обоих появится много разных проектов — кто сказал, что они станут часто пересекаться?

Аксель тогда позавидовал Максансу, который очевидно не задавался такими вопросами, не парясь о том, что ждёт их в будущем.Впрочем, он был таким во всём. Частенько забывал посмотреть на прогноз погоды утром, в редких случаях помнил о чьих-то днях рождениях. И у него всегда вылетала из головы важная информация, например, про встречу в главном офисе их канала, на которую нельзя было опаздывать.

За десять минут до её начала они всё ещё были на площадке, спешно собирались, выслушивая шипение ассистентов про то, что они уже должны быть в пути. В конце концов, их оставили только вдвоём, и они, переглянувшись, захохотали в голос.— Нас прикончат? — спросил Аксель, отсмеявшись.— Только после съёмок сцены примирения Элиотта и Луки, — пообещал Макс. — Мы им пока нужны.Аксель фыркнул и покосился на часы.

— Я готов ехать, — сказал он.— Подожди, я быстро переоденусь, — попросил Макс и, не теряя времени, тут же начал снимать одежду.Когда Макс избавился от куртки, пайты и стал тянуть за края футболки, Аксель неожиданно оцепенел. Наверное, он не должен был смотреть? Стоило потупиться в пол, вежливо отвернуться, занять себя какими-то несуществующими делами? Но всё, что он мог — это пялиться.

Они успели отснять почти все сцены с обнажёнкой, так что в последнее время он видел Максанса только в толстовке и джинсах. И даже эта одежда выглядела так, словно она была пошита специально на него по заказу или велению высших сил, хотя на других она почему-то выглядела как на обычных землянах — Аксель проверял.

Весь секрет заключался в самом Дане-Фовеле. Аксель пересмотрел достаточно его фотосессий (то есть все, которые смог найти), чтобы утверждать это с полной уверенностью.На фотографиях Максанс был абсолютно разным. То представал в образе атлетически сложенного красавца с соответствующим ?трахаю-всё-что-движется? взглядом, то вдруг преображался в обнажившего не только тело, но и душу ангела — с трогательно сведёнными лопатками, волосами, взъерошенными профессиональными парикмахерами, и ранимым выражением лица.

Но сам Максанс относился к этим своим работам с абсолютным безразличием. Он говорил, что каждый может застыть перед камерой в позе, которую требует фотограф, и не моргать при вспышке. Макс вообще был слишком строг к себе: например, он не раз замечал — и в шутку, и на полном серьёзе, — что из него никудышний актёр.Но Аксель-то знал, что это не так. В конце концов, он был свидетелем того, как Максанс постоянно трудится, не жалея сил; как он сворачивается калачиком на холодной земле, говорит прописанный сценарием бред, бешено сверкая глазами, чтобы через несколько минут выглядеть полностью отрешённым и будто бы обесточенным.

Аксель порадовался, что Макс не слышит всего, что было сейчас у него в голове — он бы наверняка счёл его ненормальным. Ни о чем не подозревающий Дане-Фовель всё ещё стоял к нему спиной, возясь с футболкой, выворачивая её наизнанку, и не торопился что-то на себя надеть. Аксель смотрел на то, как его мышцы красиво перекатываются под кожей, и не мог отвести взгляд. Пытался заставить себя не дергаться, словно стеснительная, стремительно краснеющая девственница, но сделать это у него не получалось. Потом Максанс обернулся — до того, как Аксель успел спрятать глаза — но, даже если заметил его интерес, то ничего не сказал.В октябре случилось слишком много, и теперь Аксель перебирал воспоминания, будто листал альбом с распечатанными фотокарточками — некоторые оставались смазанными кадрами, какие-то оживали, приносили с собой запах и вкус.Самыми яркими оказались три — съёмки в квартире Луки (точнее, в его кровати), съёмки в парке, день, когда они пришли в квартиру Максу, и тому позвонила бывшая. Но ещё у Акселя никак не получалось перестать думать о том, что произошло, когда Максанс пришёл к нему после спектакля.Тогда Макс целовал его с какой-то отчаянной жадностью, как не целовал никогда. Будто у него больше не будет возможности это сделать, и поэтому он забирал всё, что мог. Акселю даже показалось, что они снова очутились на лодке, а Максанс сейчас вот-вот подомнёт его под себя — и плевать, что они тогда стояли на улице.

Макс с нетерпением толкался в его рот языком, поэтому поцелуи получались совсем не киношные — с кучей слюны, настойчивые, голодные. Максанс закрыл ладонями, казалось, всё его лицо; по крайней мере, Аксель чувствовал его пальцы на висках, бровях, подбородке, а иногда и затылке. Тогда он был совсем не против — подавался вперёд, старался не отставать от торопящегося Макса, ловить его вкусные губы; собирал с них вкус сигарет и какого-то слабого алкоголя. Аксель был бы не против и сейчас, ему жутко хотелось почувствовать, как Макс прихватывает его кожу ртом, иногда пуская в ход зубы или язык.

Он снова ощутил фантомный поцелуй на шее, коснулся пальцами местечка рядом с кадыком и с присвистом выдохнул.Думать об этом перед сном было определенно плохой идеей.Возбуждение из прошлого перебралось в настоящее, окатило его с головы до ног и скопилось в низу живота. Аксель почувствовал, как ткань неприятно елозит по напрягшимся соскам, постарался подышать на счет, но не дошёл и до восьми, когда чертыхнулся, стянул футболку и отбросил ногами одеяло. Он же не собрался сейчас дрочить на своего коллегу?Аксель скользнул рукой по животу, мимоходом насладившись твердым рельефом, зацепил торчащую бедренную косточку и, помедлив, сунул пальцы под резинку трусов.Нужно было остановиться прямо сейчас. Ещё была возможность, пока он не взял в ладонь член, а только медленно вырисовывал на коже круги, задевая жесткие волоски в паху. Но Аксель лизнул губу, вспомнил, как Макс заставил его чуть ли не скулить от поцелуя в их последнюю встречу, и, больше не сомневаясь, опустил руку ниже.Двинул бёдрами, укусил себя за щеку, чтобы не застонать вслух, и решил всё-таки стянуть трусы.Падать ниже всё равно уже было некуда.

***Он проснулся без будильника. Просто открыл глаза, перевернулся на спину и стал тереть левый глаз, который во время сна почему-то заплыл, и теперь не давал четко видеть угол тумбочки, простынку, перекрученную в ногах, и окно. Потом он проверил время, отложил телефон и разрешил себе остаться в постели ненадолго.

В голове было пусто, не думалось ни о чем конкретном. Образы из сна, ещё недавно качавшего его на своих волнах, забивались в углы черепной коробки. Но в груди что-то ныло и не давало покоя. Он знал, что таким ранним утром просыпался без будильника только от волнения, ожидания — неважно, плохого или хорошего. Сегодня должно было произойти что-то особенное, только сонный мозг, отказывавшийся нормально функционировать, не давал ему уловить тревожащую мысль и наконец понять, что такого должно случиться.И тут перед глазами оказался Лука. Его хмурые брови, искривленный рот, словно Лалльман сдерживался, чтобы не заплакать, огромные, широко раскрытые глаза, а вслед за этим совсем другие картинки — обнаженные плечи, подтянутый живот, узкие бедра.

Он сел в постели.— Твою мать, — шепнул он. — твою мать, чёрт!И как он мог забыть? Как он мог так проштрафиться, если сегодня он сегодня наконец увидит своего мальчика, своего любимого человека и сможет обнять его, поцеловать, наконец признаться в том, что…Макс помотал головой. Ему следовало притормозить.

Да, конечно, сегодня Элиотт встретится с Лукой, скажет ему, что кроме него ничего не имеет значения, и Лука ему поверит, потому что тоже соскучился, тосковал со страшной силой и потому что не поверить просто не сможет. Уж Максанс постарается.Но это будет Элиотт — Макс снова всё напутал. Такое случалось с ним уже не в первый раз. На прошлой неделе, три дня назад и позавчера он тоже просыпался, перепутав себя с Демори. И, что самое интересное, его это не пугало. Вероятно, пока это его не пугало, но Максанс просто не думал ни о чём. Хоть потом ему и предстояло разбираться с этим — с тем, чему не мог дать ни названия, ни определений — Максанс был слишком занят настоящим моментом. Сейчас его заботило только одно.Он рухнул обратно на спину, подтянул одеяло, укрылся почти с головой — так сильно ему хотелось спрятаться, поспать ещё немного, чтобы время до съёмок прошло быстрее, чтобы оно исчезло, не мучая его напрасно. Но Макс знал, что не заснёт. Не после того, как он подорвался на кровати, вспомнив про то, что сегодня — один из важнейших дней съёмок.

Максанс вслепую нашарил телефон рядом с собой, проигнорировал все уведомления, накопившиеся за ночь, залез в галерею, пролистал вверх и открыл одну из множества фоток. Именно её он рассматривал с того дня, как она была сделана, и к ней возвращался намного чаще, чем к остальным. Фотография была немного нечёткой, но отлично передавала все детали. Макс зацепился взглядом за собственную ладонь, сжимавшую чужое плечо, увидел свою до неприличия широкую улыбку и наконец перевёл взгляд на Акселя.

Орьян стоял вполоборота к камере, не улыбался— наоборот, он выглядел каким-то серьёзным и смотрел Максу на губы. Максансу казалось, что он готов детально описать фотографию с закрытыми глазами, слишком уж часто он разглядывал её за эту неделю.

Он всё-таки поднялся с кровати, принял душ, выкурил несколько сигарет, устав наматывать круги по квартире. Взял в руки книгу, почти сразу же её отложил. Выкурил ещё одну. Поставил себе пластинку, но всё время забывался, не обращая на музыку внимания.

Он думал уже выйти из дома на пробежку, чтобы хоть немного унять нервирующее беспокойство, когда оказалось, что пытка заканчивается, и можно наконец собираться на съёмки.Макс ехал на площадку, когда телефон завибрировал несколькими сообщениями подряд.Зои13:42Пожелаем нашей супер-модели удачного дня, у него сегодня серьёзные съёмки!

Леа13:42Держу кулачки :)Крис13:43Макс, ты точно со всем справишься

Валентин13:45Удачи, мужик !!Фиона13:48Всё получится, красавчик, я уверена в тебеМакс улыбнулся. С этими ребятами ему очень повезло. Но он забыл о них сразу же, как только вошёл в ?фойе? и увидел, как расставляют камеры.Его встретили ассистенты режиссера, сразу же отправив к Мари и Жози, девочкам-костюмерам. Издалека Макс увидел Давида — тот махнул ему рукой и вернулся к разговору с Ксавье и Реми. Максанс поискал Акселя, который должен был приехать на съёмки раньше, но либо он был у Ширли, у которой всегда уходила прорва времени на его укладку, либо уже переодевался, либо просто прятался от Максанса.

Он увидел Акселя через несколько минут. Орьян, переодетый в спортивные штаны и футболку, стоял около Жозефин и разговаривал с ней, пока девушка возилась с одеждой для съёмок, запланированных на завтра. Аксель оглянулся, услышав его шаги, но почему-то тут же отвёл взгляд, даже не встретившись с ним глазами.Когда Макс подошёл ближе, они поздоровались. Максансу очень хотелось прикоснуться к неожиданно неприветливому Акселю, но Жози встала между ними, о чём-то негромко защебетав, потащила с него куртку, про которую он совсем забыл. Максанс безропотно дал себя раздеть, но не отводил взгляда от Акселя, который почему-то не смотрел на него, с огромным интересом разглядывая вешалку. Макс тоже на всякий случай взглянул — на ней были всего лишь свалены шмотки всей съёмочной группы.Почему он так себя вёл? Максанс не мог этого понять.

Он-то совершенно не так представлял эту их встречу.— Ты рано, — сказала ему Жозефин. — Но это ничего, практически всё уже готово к съёмкам.Она отошла от него, но быстро вернулась с аккуратно сложенной одеждой в руках.— Макс, это тебе, — она протянула ему чёрные джинсы и кофту. — Лука у нас уже полностью готов, так что…

— Не полностью, — перебил её Аксель. И приподнял брови, когда Жози спросила, что он имеет в виду. — А бельё? Ну, маскировочное?— А оно всё ещё нужно? — деловито спросила девушка. — Я думала, мы сегодня снимаем без него.Повисла пауза. Макс онемел от шока и поэтому надеялся, что Аксель что-то ответит, но тот молчал. Впервые на памяти Макса у Орьяна не нашлось, что сказать — он просто то открывал, то снова закрывал рот.

— Что, — наконец получилось выдавить у Максанса.— Шучу! — она засмеялась, видимо, вдоволь насладившись их реакцией, и захлопала в ладоши. — Боже, видели бы вы свои лица!Аксель, громко выдохнув, отмер, а Макс нервно хохотнул. Они посмотрели друг на друга, глаза в глаза — впервые с того момента, как увиделись — и одновременно прыснули от смеха.Жози оказалась права, всё уже было готово. На полу расстелили прозрачную плёнку, расставили на ней банки с краской, разбросали вокруг кисточки. Давид, Ксавье и его ассистенты надели защитные костюмы и теперь напоминали каких-то учёных, собирающихся проводить опасный эксперимент.

Давид не стал спрашивать, готовы ли они, не сказал напутственного слова, просто коротко поцеловал Акселя в макушку и сжал предплечье Максанса. А потом подпихнул его к выходу, намекая на то, что пришло время занять исходную позицию.Дожидаясь своей очереди за дверью, слушая крики парней, то, как они шутят и суетятся, Макс понял, что ему страшно. Не так, как обычно — он совершенно не боялся провалить сцену — он переживал о том, что Элиотт не сможет донести до Луки, насколько тот важен для него. Пары предложений явно было недостаточно. В них, конечно, заключалась вся суть, но Максу хотелось бы сказать намного больше.Он думал об этом, когда говорил свои реплики Акселю, когда смотрел в его повлажневшие, тёмные глаза, стараясь не спускаться взглядом на подрагивающие губы — было пока рано.

Он думал об этом даже после окончания съёмок их диалога, и отвлёкся только, когда им включили какую-то песню ?для настроения?.Этот странный бит, как казалось Максу, совсем не подходил к ситуации, но неожиданно настроил его на нужное состояние. Раньше это означало, что Элиотт вот-вот вытеснит его на задворки сознания, позволяя только поглядывать со стороны. В самом начале Макс чётко разграничивал, где заканчивался его персонаж, и начинался он сам, но теперь делать это было намного сложнее.

Не так давно они начали просто сливаться с друг другом, и сегодняшний день не стал исключением.Музыка продолжала долбиться в уши, краска была холодной.

Наверное, только это и помогло ему удержаться в сознании, особенно, когда Аксель стянул футболку, и они соприкоснулись кожей. Да, моментами было смешно и неловко, но Макса совсем не тянуло улыбаться, когда он смотрел на Акселя, который, практически не моргая, пялился на его лицо, словно видел первый или последний раз в жизни.Настроение Акселя вообще менялось по щелчку. Он смотрел и игриво, и жалобно, а иногда с таким голодом, что у Макса сохло во рту. Вот сейчас Аксель осоловело хлопал глазами, но Макс не позволил себе обмануться — минуту назад Орьян очень даже уверенно развернул его, толкнув к стене; крепко обхватил его за поясницу, прижался вплотную.

Макс даже не сразу понял, что хриплый стон издал никто иной, как он сам.— Ты вернулся, — прошептал вдруг Лука. Или Аксель. Макс не мог понять, кто именно с ним говорит.— Конечно, — прошептал он в ответ. — Конечно, разве могло быть иначе?— Ты пришёл, — словно не слыша его, повторил Аксель. — Ты здесь.Как они оказались на полу, ни один из них не понял.Аксель развёл ноги, и Макс с удовольствием воспользовался предложением, облапив его бёдра и притираясь ближе. Он прижался губами к местечку, где шея соединялась с плечом, мазнул языком по линии челюсти, заставив Акселя ощутимо вздрогнуть, добрался до скулы. Хотел уже накрыть его рот своим, но именно в этот момент его нога соскользнула, и он всем весом навалился на Орьяна, который тут же выбился из образа и зафыркал от смеха. Аксель смеялся Максу прямо в губы, не позволяя нормально себя целовать. Макс попытался опереться рукой о пол, чтобы красиво нависнуть над бессовестно ржущим засранцем, но плёнка была скользкой от краски — ладонь сразу поехала, и он почти угодил носом в лоб ?Луке?.

— Поднимайтесь, весельчаки, — услышал Макс голос Давида, но тот звучал как-то странно, будто доносился издалека.

Это напоминало какое-то сумасшествие. Краска была везде. Максанс ощущал, как она размазывалась по всему его телу, от колен до плеч; он чувствовал её на зубах и как из-за неё слипаются волосы, но ему было абсолютно всё равно.Они с Акселем ещё никогда не были к друг другу настолько близко — и это если вспомнить, что они уже отсняли постельную сцену. Макс впервые чувствовал такое единение, словно они растворились в друг друге так же, как смешались все краски, став единым целым.

Максанс провалился в Акселя с головой.

И как только он это осознал, музыка, только что заполнявшая всю комнату, перекрывавшая указания Давида и шум съёмочной группы, исчезла, и все голоса исчезли тоже. Остался только Аксель. И — как бы это ни было удивительно — Максанс читал в его глазах всё то же самое, что сейчас ощущал сам.Наверное, поэтому они и не услышали ?Снято?, повторенное, как потом выяснилось, с десяток раз.

Что всё закончилось, он понял, когда Давид растащил их в разные стороны — только в тот момент до Максанса дошло: съёмки завершены. Он обернулся на Акселя, хотел что-то ему сказать, но не смог даже разомкнуть губы. Орьян встретил его взгляд, мгновение спустя отвернулся к команде, их своеобразным зрителям, и вдруг радостно заорал. Макс увидел, как распахнулся его рот, полностью измазанный краской, почувствовал, как внутри разрастается что-то страшное и большое, и тоже стал кричать.

Давид тут же замахал руками, подошёл к ним ещё ближе.

?Всё, — прочитал Макс по его губам, — хватит?.Давид обнял их обоих, крепко прижав к себе, и, наверное, стал говорить о том, как сильно он ими гордится, но у Макса в голове всё ещё билась тишина, поглотившая все окружающие звуки. Макс ничего не слышал. Разве что только дыхание Акселя; но его он, скорее, угадывал по неритмично вздымающейся грудной клетке, чувствовал горячие выдохи где-то в районе шеи.Давид перестал сжимать их в объятиях, отошёл в сторону. Подняв голову, Максанс оглядел комнату и увидел кучу плачущих людей, прижимающих ко рту ладони, вытирающих щёки и обнимающих друг друга. Посмотрел на них, почему-то не узнавая никого из тех, с кем был знаком с сентября, и вернулся взглядом к единственному, кто имел значение.Аксель застыл в двух шагах. Он был так напряжен, словно держался, не разрешая себе подойти ближе. Его лицо было полностью перепачкано краской — от подбородка до бровей, даже на лбу красовались несколько росчерков — а волосы застыли причудливыми иголками. Он и правда сейчас мог чем-то напоминать ежа, только вот Максу так не казалось. Он видел, как Аксель тяжело дышит, приоткрыв рот; он видел его глаза, которые были такими же огромными, какими Макс их запомнил — огромными и почти чёрными. Ниже его лица Максанс не смотрел, это было чревато последствиями. Вряд ли Давиду понравилось бы растаскивать их в разные стороны ещё раз.

Вдруг губы Акселя зашевелились; он сказал что-то, потом засмеялся — и вот тогда комната наконец наполнилась шумом и разными голосами, словно кто-то выключил беззвучный режим.

Макса поразило это разнообразие звуков, что было, конечно, глупо — он знал, сколько вокруг них было людей. Пока они снимали, он постоянно слышал выкрики Давида и то, как вполголоса ругался Ксавье, пытаясь поймать удачный кадр, но в то же время он будто забыл обо всём. Он не помнил о том, где находится, полностью растворившись в человеке, который сейчас стоял напротив. Аксель, видимо, уже вышедший из этого странного транса, широко-широко улыбнулся ему и всё-таки качнулся навстречу. Макс его поймал. Вокруг зааплодировали, скандируя поздравления, и Максанс, который только что боялся не сдержать слёз, вдруг тоже начал смеяться.Их закружило в каком-то бешеном темпе, события смазывались, сливались в один сплошной круговорот, но от Акселя Макс старался не отрываться. Хоть их и ненадолго забирали друг у друга, но он находил его и снова обнимал, пытаясь на ощупь разобрать, что успело измениться. Максу нужно было подтверждение, что ничего не поменялось. Что та близость, единение, та связь, которую вряд ли можно было описать словами, всё ещё между ними есть.Ему на бёдра успели нацепить полотенце, — понял Макс. — Разве это потом получится отстирать?

Его и самого тоже во что-то укутали, но это не имело значения, потому что Максанс даже сквозь несколько слоёв ткани чувствовал жар, исходящий от чужой кожи, которую он только недавно измазывал краской — кистями и пальцами.Но он не успел и слова сказать, как их снова разделили. Заплаканные девочки-гримёры принялись тискать Акселя, с Максом заговорил Реми, а после него к Максу подошёл почти почти каждый присутствовавший на площадке человек. Они все, наверное, считали своим долгом поздравить или выразить благодарность, и в какой-то момент Макс потерялся в этом разнообразии лиц. Но он старался улыбаться каждому, кто что-то говорил или просто жал чужие руки, и надеялся, что его отсутствующее выражение лица не пробивается сквозь маску радушия и признательности.

Потом, конечно, делали общую фотографию. А остаток дня Максанс видел в раскадровке, только не такой подробной как в ?Полярисе?. Вот они с Акселем наконец выбираются из душа, вот разговаривают с Давидом, вот их всех уже собирают на импровизированную вечеринку со всей съёмочной группой в каком-то баре, вот он пробирается к выходу и вываливается наружу.Тут картинка наконец обрела чёткость. По-другому и быть не могло — Аксель выскочил за ним следом и позвал его по имени.— Ты собрался уйти, не попрощавшись? — спросил он, но Макс не услышал в его тоне упрёк. Скорее всего, Аксель прекрасно понимал, что Макс просто не смог бы так поступить.Вместо ответа Максанс молча помотал головой. Говорить, в принципе, не очень хотелось — это было одной из причин, почему он сбежал ото всех. Но Аксель об этом не знал, а если и догадывался, то наверняка решил, что на него это не распространяется.

На улице было прохладно. Макс холода не чувствовал, но Аксель то и дело поднимал плечи, переступал с ноги на ногу, а потом и вовсе обхватил себя руками за плечи.Ты такой красивый, — хотелось сказать Максансу, но это был самый банальный комплимент из существующих, поэтому он продолжил про себя. — Ты не представляешь, что ты со мной сделал. Я думаю о тебе во сне и наяву, ты везде, даже там, где я предпочёл бы тебя не видеть. Как ты умудрился и, главное, зачем?

В этих мыслях не было ничего удивительного, Макс уже не раз слушал подобные монологи у себя в голове и больше не пытался угадывать, чьи это мысли — его или Демори. В любом случае, ничего не могло сравниться с тем, что он испытал на площадке, когда перед глазами были только краски и чужой пронзительный взгляд.Сейчас дурман почти сошёл на нет, по крайней мере, ладони больше не чесались от желания потрогать Акселя, убедиться, что он не призрак, не наведенный морок, а вполне настоящий парень, который сейчас стоял рядом с ним, рассеянно улыбаясь. Но потом Максанс заметил на коже Акселя довольно яркий след зелёного цвета (он шёл от мочки уха вниз по шее) и едва смог удержать себя в руках.— Что? — улыбнулся ему Аксель, будто специально склоняя голову к плечу. — Почему ты так смотришь?— Наглядеться не могу, — честно ответил Макс. Хотел сказать ему насчёт оставшейся краски, только Аксель не дал ему это сделать — вмиг оказался рядом и крепко обнял его, прильнув всем телом.На секунду Максанс опешил. Но сразу же обвил его руками, жалея, что Орьян снова был укутан в три слоя одежды, и сейчас потрогать тёплую, мягкую кожу не получится.

— Можешь так не торопиться, теперь ведь всё можно, — тихо буркнул Аксель. Он разговаривал с курткой Макса, а не с ним самим, поэтому, чтобы разобрать его слова, приходилось прислушиваться.— Кто знает, что придумает Давид в следующий раз? — хмыкнул Макс. Руки, которые он не контролировал, прошлись по спине Акселя вверх и вниз и снова устроились на чужой талии. — Вдруг скажет, что нам нужно не встречаться ещё пару недель для какой-нибудь высокохудожественной задумки.— Я не заметил, чтобы тебя сдерживали чужие запреты, — поддразнил его Аксель, который наконец поднял глаза.— Только с тобой, — сказал Максанс, пряча смущение за смешком. — Помнишь, ты сам говорил, что это обычное дело, когда речь идёт про Луку?Аксель запрокинул голову и рассмеялся, настолько искренне и радостно, что Макс почти качнулся вперёд, но вовремя остановил себя.— Но раз видеться пока можно, — добавил Аксель, немного успокоившись, — может, выберемся куда-то?— Завтра?— Буду свободен весь день, — не задумываясь, ответил Орьян.— Тогда я позвоню с утра, — пообещал Макс.Он всё ещё крепко держал его в своих руках, не выпускал из объятий. Не то чтобы Аксель сопротивлялся или был против — он безмолвно млел от ласки. Максанс целовал и ласкал его достаточно, чтобы понимать, как Акселю сейчас круто.

Максу же хотелось, чтобы это не заканчивалось. Чтобы это длилось вечность. Чтобы вселенная поставила мир на паузу и не нажимала на кнопку воспроизведения каких-нибудь пару часов, хотя и этого, казалось, было бы недостаточно.— Я позвоню тебе завтра, — повторил зачем-то Макс. — Ладно?— Да, — Аксель улыбался так ярко, что золотые лучи закатного солнца казались блеклыми. — Обязательно позвони. Я, может быть, даже отвечу.— Попробуй только не взять трубку, — пригрозил Максанс и обхватил ладонями его лицо.

Аксель тут же растерял всю крутость — вновь смотрел растерянно, но абсолютно влюблённо, и Макс, всерьёз начав опасаться за своё тяжело стучащее сердце, погладил его губы большими пальцами. Те уже знакомо, просительно приоткрылись, и Макс не стал ему отказывать — поцеловал, но мягко и неглубоко. Оторвался от поцелуя, несмотря на то, что Аксель потянулся следом, снова посмотрел на него. И хотя всё до смешного напоминало вечер недельной давности, когда они не могли распрощаться, отпустить друг друга, что-то поменялось. Вроде бы Макс остался таким же, и Аксель тоже— тот самый разрез глаз, улыбка, так сладко ощущающаяся на вкус, родинки, рассыпанные чьей-то щедрой рукой. Разве что его взгляд преобразился, стал другим.

Максанс хотел было разобраться, понять, что конкретно изменилось, но отвлёкся, заметив, что на виске Акселя, рядом с линией волос, тоже осталась несмытая краска. Макс тронул эту своеобразную метку. Он не ждал от Акселя какой-то реакции, но тот прерывисто вздохнул, будто эта ласка поразила его, несмотря на то, что они... точнее, их персонажи только час назад занимались любовью.— Позвони, — невпопад сказал Аксель. — Пожалуйста.В этот раз у Макса не вышло бы точно сказать, кто из них потянулся за поцелуем первым.

Вообще-то, изначально он планировал просто проветриться, прочистить мозги. Ему не хватало воздуха и пространства, ему казалось, что его вот-вот оторвёт от земли и унесёт далеко-далеко от этого места. В какой-то момент он даже подумал, что стоит свалить раньше, чем обычно, но, натолкнувшись взглядом на Акселя, Макс понял, что никуда не уедет. Тем более, что желание уйти с вечеринки было для него несвойственно. Только вот не с ним одним сегодня происходили необычные преображения.Аксель, например, весь вечер был непривычно тихим. Он почему-то не фонтанировал энергией, обычно оглушительной и заполняющей собой любое помещение. Несмотря на окружающих его приятелей, Аксель выглядел отрешённым и задумчивым, но это всё, конечно, не мешало Максу не отводить от него глаз.Спустя пару часов после начала тусовки Максанс понял, что больше не может оставаться в этом переполненном людьми зале, поэтому и сбежал на улицу. Хотел немного постоять в одиночестве, отдохнуть от шума и толпы, набраться сил, чтобы хватило до конца ночи. Такой план был у Макса изначально.Аксель, как и всегда, всё решил по-своему.Теперь у них никак не получалось даже отодвинуться друг от друга. Аксель льнул к нему, приподнимаясь на носочках, обхватывал руками шею, утыкался лбом ему в ключицы, а Макс не мог перестать трогать его волосы. Он понимал, что вряд ли сейчас сможет оторваться от него — не когда он был лишен этого неделю, длившуюся примерно вечность.Но ещё Максанс понимал, что оставаться здесь долго у них не получится. Любой прохожий, решивший перекурить, спрятавшись от резких порывов ветра, мог их обнаружить, да и, в конце концов, кого-нибудь из компании отправили бы на их поиски. Не то чтобы Макса сильно парило, что их заметят, ему просто не хотелось, чтобы такого Акселя видел кто-то ещё. Максанс откуда-то знал, что никому другому не позволено было видеть его таким.Аксель тихо выдохнул, задев носом его подбородок, и Макс подумал: сколько мы так уже стоим? Полчаса? Больше? О чём мы говорили две минуты назад? Почему я не могу даже представить себе, что сейчас придётся вернуться в душный, шумный зал, снова делить его со всеми теми людьми и делать вид, что меня это полностью устраивает?Наверное, стоило сказать вслух — я не понимаю, что творю, но мне почему-то кажется, что всё правильно. Вот прямо сейчас и здесь, пока ты лезешь своими ледяными, замерзшими на ветру пальцами мне под куртку или крепко обхватываешь затылок, а потом опускаешь глаза, стоит подтянуть тебя поближе.Стоило сказать хоть что-то, а лучше признаться, быть абсолютно честным. Не оставлять его в раздумьях, что будет дальше, и почему у них вот так не получается расстаться после какой-то недели врозь, и что делать с Элиоттом и Лукой, которые то и дело рвались наружу. К друг другу.Но вот в эту конкретную секунду Макс не мог вымолвить ни слова. Знал, что сможет завтра.Да хоть прямо с утра — договорились же созвониться, и Максанс своё обещание нарушать не собирался. Не собирался он и прикидывать, подбирать формулировки, пытаясь подать правду не во всей её неприглядности, а как-то по-особенному. Максанс был уверен, правильные слова обязательно придут сами. Но всё это уже будет не сегодня.Сейчас же Аксель стоял с закрытыми глазами, улыбался, крепко держась за него, и Максанс не мог отойти от него. И не особо понимал, почему он вообще должен был это делать. Совесть пыталась роптать, стыдить, но её слабенькой аргументации не хватало. Не хватило бы и сильной, Максанс прекрасно это осознавал.Полюбовавшись ямочкой на подбородке и длинными ресницами, волосами, растрёпанными его же стараниями, Макс сдался себе в очередной раз. На то, чтобы уговорить здравый смысл заткнуться, ушло около четверти минуты — и вот он снова целовал Акселя. Мысли привычно вымело из головы, оставив только благословенную тишину, но он об этом не переживал.Макс решил, что успеет ему обо всём сказать.

Макс думал, что времени ещё полно.

* Батист Болье ?Тысяча и одна ночь отделения скорой помощи?** Гюстав Флобер ?Госпожа Бовари?