Глава X: Носферату (продолжение III) (1/1)

Андрей смотрел на Льва так, словно первый раз его увидел. За все то время, что они общались, Лев говорил очень мало, хотя иной раз, его молчание сообщало больше, чем речи Ильи или Игоря. Но сейчас… У Андрея возникало ощущение, что перед ним, который много лет блуждал во тьме, по извилистым и темным лабиринтам, внезапно распахнулись двери, за которыми алел, заливая мир раскаленным золотом теплый летний закат, жаркий, как жерло вулкана, нежный, как прикосновение матери, красивый, как лицо Бога. И он, стоял в лучах этого заката, который обволакивал его убаюкивающим теплом, чувствовал, что глаза его жжет и щиплет от того, что он не привык к такому свету, что даже один слабенький лучик этого света может его ослепить. Но между этим яростным, но прекрасным светом стоял Лев. И свет, падая на него со спины, рисовал ореол над его головой, он протягивал руку, что казалась тоже сотканной из этого света, из лучей заката, но разряженных. Словно бы солнце, что так щедро опаляло мир красным золотом, понимало, что оно может ненароком сжечь маленького человечка, что вылез из тьмы, и создало из одного из своих лучей человека, Льва, друга, который сиял, но свет его был лишь проекцией света солнца, лишь стеклом, сквозь которое свет солнца грел, а не слепил. И протягивая руки к этому теплому, созданному из силы созданию, Андрей не щурился, что бы спрятаться от света, или, что бы присмотреться к тьме. Он словно маленький ребенок впервые увидевший что-то большое и монументальное, широко раскрывал глаза, становясь словно бы удивленным, и шел навстречу и согревался и сам становился золотым, сияющим.Андрей сидел и молчал. И думал… Он не мог понять, что же это было. Коснулся ли он Бога, которого отрицает Илья и боится Стас, или же он просто понял что-то о Льве, что-то такое, что знали другие обитатели дома, а может быть даже что-то, что знал сейчас только он, Андрей? Одно лишь он понял со всей уверенностью – раньше он не знал о Льве ничего. Всю ту скудную информацию, что он имел, можно было выбросить на помойку. Семья, друзья, родные – не это был Лев. Лев был куда глубже, Лев бы куда сложнее. Он был за маской, но не из мрамора, как вначале подумал Андрей, впервые увидев высокого мужчину в доме, перед Новым Годом, а из темного дерева. Эбонитовая, отполированная сотнями прикосновений нежных рук поверхность души Льва была сама по себе произведением искусства. И не важно, изображала ли эта поверхность Шиву, Разрушителя, Милостивца и Аскета, или самого Великого Патриарха, или Будду, или Конфуция, по всем, что изображала эта поверхность была гармония. Слаженность, единение с суть, которая скрывалась под темным деревом, открываясь лишь изредка, и лишь избранным и лишь для того, что бы показать, как сияет солнце. Но не для того, что бы ослепить им.— Вначале мы заедем за Димой, он попросил забрать его из какого-то ресторана – сказал Лев спокойно, чем вывел Андрея из его раздумий. Он ехали по широкой улице с оживленным движением. Не очень быстро, сказывалась и погода и количество машин, но достаточно быстро для того, что бы краски за окном сливались в какой-то бело-красный, отливающий желтым и оранжевым светом фар, калейдоскоп.— А, хорошо, конечно… — чуть рассеянно произнес Андрей, повернувшись к окну. Пока он смотрел на припаркованную у обочины машину, которая была покрыта таким слоем снега, что становилась ясно, что до весны ею пользоваться не будут, из колонок вдруг зазвучал рояль, ударные и бас. Мягкая музыка, с бегущим ритмом и нежным переливом звуков контрабаса и пианино напоминала путь снежинки от высокого холодного, и затянутого тучами неба до лобового стекла машины, на котором она, сталкиваясь с теплом, превращалась в капельку воды и быстро стекала куда-то под капот машины. Музыка захватила Андрея. Это произошло с ним во второй раз, первый случился на концерте Стаса. Но там все было иначе. Там музыка казалось хватала тебя каким-то крюком за нутро, вонзаясь в тебя где-то внизу живота и тянула, то вверх, то вниз, то вправо, то влево. Заставляя твою душу рваться прочь из груди, словно музыка не оставляла в твоем теле для неё места. А сейчас музыка обволакивала, словно кокон из мягкой, теплой воды, заставляя уголки губ сами приподниматься в улыбке, в глаза закрываться. В этой приятной, целомудренной и очень интимной неге, Андрей откинулся назад в кресле пассажира и, не заметив этого уснул.Во сне Андрей пытался дотянуться до чего-то. Очень дорогого, мистически притягательного, и настолько важного, что это что-то могло изменить его жизнь. Он тянулся изо всех сил. Но маленькие красные птички с огненными хохолками больно впивались маленькими острыми коготками ему в руки, и он не мог дотянуться, он отступал. А то, к чему он тянулся, продолжало завораживающе сиять, темным, почти черным светом заманивая его к себе.Его разбудило мягкое касание к плечу.— Андрей, просыпайся, мы приехали – сказал Лев, глуша мотор и открывая с мягким щелчком двери автомобиля. Андрей сонно моргнул пару раз, напоминая лягушку, которая вылезла из под кучи листьев по весне.— Да, да… — рассеянно произнес Андрей – Я проснулся, я готов… — бормотал он, вызвав понимающую улыбку Льва, который вышел из машины, и, обойдя её открыл дверь своему сонному товарищу.На улице стало холоднее, но метель сменилась тихим и мягким снегопадом. Взглянув на него, Андрей на секунду завис, наблюдая как из темной массы небосвода, медленно сыпятся, покрывая черное полотно белыми точечками, пухлые, почти пушистые, чуть влажные снежинки.— Пойдем внутрь, а то ты опять замерзнешь… — сказал Лев, закрывая машину, и кладя руки на плечи Андрею, ведя его перед собой, словно боясь, что онспросонья во что-нибудь врежется. Что, собственно было недалеко от правды, потому что, увидев дверь, Андрей, с упорством австралопитека тянул её на себя, хотя на ней русским языком было написано «толкай».— Все-все – говорил Лев, заводя Андрея в помещения бара ресторана под названием «Луч» — Сейчас забираем нашего анонимного алкоголика, и домой спать – пояснил Лев, ведя Андрея вперед, вызывая недоуменные взгляды работников заведения, которые тут же налетели на парочку с вопросами «курящий, или некурящий?», «столик на двоих?», или «вас ожидают?». Андрей смутился. Несмотря на то, что он перестал так нервно реагировать на прикосновения Льва, или Димы, поняв, что у них просто в норме касаться друг друга. Они были людьми, для которых объятия, рукопожатия, касания за плечи – это не нечто, глубоко интимное и запретное, как обычно бывает у людей современного общества, а что-то совершенно нормальное, приемлемое. В доме все реагировали на это нормально. Конечно, был Илья, который вообще был крайне дистанцирован и ни кого не касался, или Игорь, который при попытке обнять его, реагировал, как разраженный кот, разве что, не начиная шипеть. Но в целом, реакции на то, что Лев кладет руку на плечо Андрея, или Дима обнимает его, поздравляя с началом занятий, была вполне нормальной. Однако большинство людей за пределами их дома, среагировали однозначно на пару, состоящую из высокого, широкоплечего мужчины экзотической внешности и молодого человека, в куртке на несколько размеров больше, которого тот ведет перед собой, осторожно держа за плечи. От каких-то неприязненных и сальных взглядов Андрею стало не по себе. Это притом, что он понимал, что действия Льва не несут того подтекста, который придают им сторонние люди, ему все равно казалось, что эти взгляды делают его грязным.Молодых людей проводила невысокая девушка, которая по пути рассказывала, кто у них сегодня работает ди джем, какие коктейли лучше попробовать и что горячий цех сегодня работает до двух часов ночи. Лев делал вид, что внимательно её слушает, а Андрей смотрел по сторонам. Он первый раз в своей жизни видел такую длинную барную стойку. У него было ощущение, что она тянется через весь немалый зал ресторана на добрый километр. За ней работало, судя по тому, что он успел разглядеть, восемь барменов, а о количестве мест за стойкой и говорить не приходилось. Нельзя сказать, что это место было обставлено роскошно, потому что, как помнил Андрей, в русском понимании «роскошно» значит дорого и глупо. Здесь же, вся обстановка помещения кричала о некой богемности этого места. Лаконичные формы, не лишенные своего рода изящества, много искусственно состаренных вещей, какие-то авангардные работы на стенах и потолке, много подсветки. Порой складывалось ощущение, что если убрать отсюда столики и барную стойку, то можно будет подумать, что на самом деле это – музей современного искусства.Девушка провела Льва с Андреем к небольшой нише, что отходила от коридора по высокой левой стене. Здесь, за тяжелыми портьерами находились приватные столики, где гости ресторана могли побеседовать и поужинать в спокойной обстановке. Приподняв портьеру, девушка предложила молодым людям пройти внутрь.Так как Лев были сильно выше и Андрея и, тем более, миловидной работницы ресторана, то он решил придержать портьеру сам. Андрей же, чуть пригнувшись, вошел в небольшое помещение, которое, по задумке дизайнера должно было тут же вызывать ощущение уюта.Андрей не успел осознать происходящего. Это был тот случай, когда в начале, реагируют рефлексы, а потом уже приходит осознание того, что происходит вокруг. Он смог лишь коротко вскрикнуть. Перед ним, за небольшим столиком сидел Дима, какой-то очень бледный, словно бы покрытый слоем белил, напоминая цветом лица труп, упакованный в морге и готовый к церемонии захоронения, лежащий в большом гробу из темного дерева, с кроваво красным подбоем и морем цветов вокруг, печальных, красивых цветов. Он сидел, положив руки на стол…А перед ним стоял вампир. Человек достаточно высокого роста, но субтильного телосложения. С кожей, бледной слово мел, с красными глазами, вокруг которых залегли темные круги, отчего глаза казались запавшими. Одетый во все черное вампир тянул руку в сторону Диминого лица, руку с длинными острыми когтями, грязно-коричневого цвета. А Дима даже не делал попытки отстраниться, отскочить подальше от этого чудовища, на лице которого застыла такая ярость, что казалось, что она сейчас начнет капать в виде черной пузырящейся жижи из его глаз и рта.Андрей стоял и не мог ничего сделать. Связанный по рукам и ногам толстыми веревками ужаса, раскрывший рот, из которого вырвался лишь один короткий вскрик в тот момент, когда когти вампира уже готовы были вонзиться в лицо Димы. Андрей уже, как ему казалось, видел, как когти легко вспороли кожу и вонзились в плоть. Как горячая густая кровь потекла по пальцам вампира, которые он старательно погружал все глубже, впиваясь в красивое лицо Димы.Все, происходящее казалось Андрею одновременно очень быстрым, и при этом словно бы «рваным» непоследовательным. Словно бы кадры сменялись так быстро, что глаз не успевал ухватить то, что происходит между ними, будто бы между картинками не было связующего звена, как в комиксах. Андрей видел вампира и Диму, он видел как когти того уже почти вонзились в лицо сидящего друга, но в следующее мгновение помещение наполнилось сдавленным воплем. Совершенно человеческим воплем, а не разъяренным шипением монстра. Андрея оттолкнуло назад так, что он неслабо приложился спиной о стену небольшого помещения, чуть не сбив с неё картину. Когда Андрей снова взглянул на вампира и Диму, ситуация кардинально изменилась. Дима лежал на полу, пытаясь встать с упавшего на спинку стула, а вампир, что пытался выцарапать ему глаза, корчился перед Львом, который, был необычайно бледным, так же какДима до этого. Андрей не мог поверить в то, что видит! Неужели Лев однимсвоим присутствием заставляет нечисть корчиться в муках. Но ответ, к счастью, для сохранности психики Андрея, оказался куда прозаичнее. Лев очень крепко, но с виду аккуратно держал вампира за указательный палец левой руки. Каждый раз когда вампир пытался высвободить палец, Лев чуть менял угол наклона своей кисти, а следовательно и зажатого в ней пальца.

Когда первый шок прошел, Андрей увидел, что вампир-то на самом деле вовсе не вампир, а разодетый человек. Гот, в черном плаще из кожи, весь измалеванный, словно завтра Хэллоуин, с длинными немытыми волосами, крашенными дешевой краской для волос цвета «вороново крыло». И сейчас гот, вместо того, что бы клясть Льва на латыни или румынском, вполне себе на родном и понятном Андрею языке. Применяя большое количество нецензурных слов, кричал, что Льву конец и его найдут и «уроют». Правда в ответ на это Лев ещё сильнее побледнел и сделал что-то, отчего крики вампира стали больше похожи на писк и смысл их изменился, ибо теперь он угрожал Льву милицией. Андрей все так же стоял у стены вообще не понимая, что тут происходит, а Дима, который, как выяснилось, при падении не пострадал, встал с пола и, отряхнув свою рубашку, положил руку на плечо Льву и что-то тихо ему сказал.Лев, даже не взглянув на Диму, в очередной раз смерил вампира тяжелым взглядом и словно бы нехотя отпустил его палец. Вампир почему-то тут же упал на колени, прижимая руку к груди так, словно Лев сломал её минимум в трех местах.

— Вы что, охренели!? – начал уже совсем женским голосом кричать вампир – Да ты знаешь кто я, ты знаешь, что тебе за это будет? – снова начал возмущаться носитель ярко-красных линз. В ответ на что, Дима вздохнул так, словно его заставляют работать на каторге, и сказал.— Слушай, просто уходи отсюда, а?

Вампира почему-то не пришлось уговаривать. Он тут же подобрал свою сумку, как и следовало ожидать черную и кожаную, и вышел, нет, скорее вылетел из помещения, продолжая бормотать что-то про то, что все они ещё поплатятся. Проходя мимо Андрея, вампир кинул на него уничижительный взгляд, и очень удивился, когда Андрей, вместо того, что бы привычно смутиться ответил ему фирменным взглядом Ильи, который читался примерно как «мартышка, что тебе от меня надо?». На это гот не смог ответить совершенно ничего, он наконец-то умолк и скрылся за тяжелой портьерой, чуть не сбив стоящую за ней и подслушивающую официантку.Лев повернулся к Диме, они говорили, тихо и спокойно. Дима уже не казался трупом, а бледность ушла с лица Льва. Казалось, что вообще ничего не произошло, кроме того, что в воздухе все ещё висело некоторое напряжение, некая недосказанность. И в этот раз с Андрея было довольно.— Я с места не сдвинусь, пока вы не объясните мне, что здесь происходит! – сказал он, уперев руки в бока и глядя на друзей так, словно они должны ему немедленно отчитаться обо всем на свете.