Глава III: Чудовищный мир (1/1)

Вначале в зале чуть приглушили свет. Несколько огромных, похожих на уменьшенные планеты люстр, что свисали с потолка, закрепленные черными цепями, сменили свет с яркого, на едва заметный и блеклый. В полной темноте остального зала они выглядели таинственно и зазывающее. Зрители, которых оказалось очень много, уже столпились на танцполе. Было видно, что свободного места в зале практически нет. Все балконы были заняты, некоторые сидели вдесятером за одним балконом, пытаясь уместится на нем.Легкий гул все ещё слышался в зале. Периодические и не очень долгие вспышки оваций звучали то в одной, то в другой части зала. Кто-то выкрикивал слова, которые по идее должны были подбодрить музыкантов и заставить их поспешить. Но из-за общего шума эти выкрики были больше похожи на вопли пьяного.Наконец из колонок раздался хорошо поставленный мужской голос, который попросил зрителей выражать свое восхищение только овациями, не фотографировать во время концерта и выключить свои мобильные телефоны. Андрей подумал, что подобная просьба выглядит достаточно глупо, учитывая какой в зале шум – услышать звонок даже самого громкого телефона будет нереально. Но уже через несколько секунд он понял, что ошибался. Как только свет погас полностью, и в зале наступила совершенная тьма, одинокий прожектор осветил центр сцены. В зале тут же настала абсолютная тишина. Все люди на секунду словно бы забыли, что нужно дышать. В такой тишине даже легкое покашливание слышалось так, словно это был камнепад. Но тишина разрушилась, разрываемая на кусочки шквалом криков, и аплодисментов, когда музыканты начали выходить на сцену, освещаемые светом бегущих над ними прожекторов. Первым на сцену вышел мужчина, который казалось весил килограмм сто пятьдесят. Он был грузный, передвигался медленно и носил на голове смешную белую кепку. Он медленно, словно постоянно отдуваясь, прошел к огромной заставе из клавишных инструментов, что стояла в правой части сцены. Вторым, сразу за толстяком, появился ударник. Это было понятно по тому, что он нес руках барабанные палочки, и был одет очень легко – в шорты и майку. Это был очень подвижный жилистый человек лет пятидесяти в круглых очках, аля Оззи Осборн. Он юркнул за ударные, и практически пропал за нагромождением барабанов и тарелок. Следом вышла девушка, которая казалась здесь совершенно неуместно. Андрей подумал, что это вокалистка, но милое создание в джинсовом комбинезоне прошло под громкие аплодисменты толпы к огромному усилителю, рядом с которым стоял бас, который доставал милой девочке аж до плеча.

Последним на сцену вышел Стас. На сцене его странная манера двигаться была заметна особенно сильно. Он шел медленно, неторопливо и словно бы в чем-то сомневаясь. Когда музыкант показался в свете прожектора, зал просто взорвался. Крики и аплодисменты достигли такой громкости, что Илья, сидевший у самого края балкона, даже прикрыл пальцами одно ухо. Стас был одет в узкие джинсы серого цвета и ярко-красные кеды с белыми подошвами сантиметра в три толщиной. На нем была странная рубашка, черного цвета, рукава которой он закатал выше локтя, а на шее у музыканта был повязан большой красный платок из блестящей, шелковистой ткани с каким-то восточным узором.Выйдя в центр сцены, Стас не сказал ничего, лишь лениво отсалютовал толпе, которая от этого жеста пришла в ещё большее неистовство, и обернулся к музыкантам, гаркнув что-то. Когда Андрей присмотрелся, он заметил, что на сцене выражение лица музыканта очень менялось. Он словно был в постоянном недовольстве и едва сдерживаемой ярости. Черные брови были сведены к переносице, а глаза просто резали все вокруг на части, словно ножи. Ударник задал счет и… Андрей потерялся в том, что происходило далее. Он слышал, что есть направления, которые выносят мозг при прослушивании, но то, что он слышал, было просто неописуемо. Ударник, который производил впечатление юркого, но хилого человека лупил по барабанам так, что казалось, словно кожа ни них порвется, а тарелки треснут пополам. Ударные проходки были настолько мощными и скоростными, что создавалось впечатление будто и ударника несколько рук, которые играют независимые партии. Девочка, игравшая на басу впечатлила Андрея ещё больше. Она казалась такой маленький и милой, но бас звучал столько мощно, столь осанисто и яростно, что если закрыть глаза и не думать о том, что играет все это девушка, можно было бы подумать, что на басу сейчас здоровенный мужик типа Льва, который лупит по струнам со всей дури. Впечатляла так же и четкость, сыгранность ритм-секции, ударные и бас словно жили одной жизнь, будто играл на них один человек, настолько слитно они звучали. Клавишник производил несколько комичное впечатление. Этот полный мужчина, что грузно сидел на стуле между десятком клавиатур, казалось, был везде и всюду. Он поворачивался на стуле, переходя от одного инструмента к другому, меняя звуки и паттерны, добавляя в музыку удивительные созвучия, которые словно прибыли на Землю из космоса доставленные инопланетянами. Но все это ушел на второй план, когда Андрей посмотрел на Стаса.Стас стоял посреди сцены, глаза его были закрыты. Гитару он держал довольно необычно – опустив гриф чуть вниз, словно стрелку часов, что указывала на четыре часа. Играл парень медиатором, который держал каким-то необычным образом, отчего его рука казалось неестественно выгнутой. Темп композиции был такой, что попытка отстучать его по столу была обречена на провал – слишком много сбивок и слишком велика скорость. Но Стас играл свои партии совершенно спокойно. А при взгляде на пальцы левой руки музыканта, становилось просто дурно – их было трудно отследить, хотя при этом создавалось впечатление, что двигаются они довольно медленно. Мелодия композиции была жесткой, основа цикличной, но при этом при каждом повторении слегка менялась. Все инструменты звучали в тон друг другу, сливаясь в единый, вжимающий в стул музыкальный поток. Когда мелодии и интерлюдии закончились, Стас начал играть соло. Вот тут то и понял Андрей, почему здесь столько народу. Этот тонкий, словно бы изломанный на части парень был гением. Его гитара кричала как человек. Она разговаривала с залом, рассказывала что-то. Это была не гитара – это был настоящий голос Стаса. Андрей взял у Льва небольшой бинокль, который тот принес с собой и приложил его к глазам. Стас не был спокоен, так казалось издалека, когда не было видно его лица. А при приближении становилось ясно – мимика парня была очень богатой, но, как и весь он, несколько странной. Казалось, что по лицу музыканта постоянно проходили спазмы, словно бы его изнутри терзала какая-то сильная боль, что вспыхивала и тут же исчезала, заставляя губы парня сжиматься в тонкую линию, веко чуть дергаться, или заставляя работать на щеках жевалки. И музыка и внешний вид Стаса наводили на какие-то странные мысли. Это все уносило в какой-то удивительный, но совершенно чудовищный мир. Где росли гигантские люминесцентные грибы, где огромные насекомые, раскрывая сетчатые крылья перелетали с одного цветка на другой, чтобы в один миг оказаться в пасти гигантского плотоядного растения, где двухголовые бескрылые птицы взмывали в зеленое, бурлящее небо.

Андрей понял, что ему становится дурно, он, было хотел встать, но почувствовал у себя на плече чью-то ладонь. Обернувшись резко, словно чуть затравленно, парень встретился глазами со Львом, который понимающе улыбался и протянул молодому человеку бокал с прохладной водой. Андрей принял бокал, в то время как его сосед чуть наклонился к нему и произнес в самое ухо парня.— Не волнуйся от его музыки первый раз всегда так. Это значит лишь, что бы очень чувствительный и смог поймать его волну – непонятно зачем Лев сказал это, но Андрей сделал глоток воды и почувствовал себя чуть лучше. Он благодарно посмотрел на соседа, который едва заметно подмигнул ему, и снова повернулся к сцене. Первая композиция подходила к концу. И вот, наконец, с последним громоздким словно обвал аккордом композиция закончилась. Секунда тишины… И зал наполняется таким громом аплодисментов, криков, свиста и улюлюканья, что кажется, что сейчас обвалится потолок.Вопреки ожиданиям Стас не кланяется, не меняет позы, лишь поправляет ремень гитары и поднимает длинный палец правой руки вверх, давая музыкантом какой-то знак.Андрей затаил дыхание, ожидая, что будет дальше.А дальше, вопреки ожиданиям, все было очень спокойно. Непонятно Стас ли режиссировал концерт, или для этого был приглашен специалист, однако как бы то ни было, режиссура выступления была проделана очень и очень хорошо. Как только гитарист поднял палец свет ту же погас, софиты и прожектора, что освещали сцену, были выключены и в зале стало совершенно темно. То тут, то там раздавались выкрики, полные нетерпения, но долго тишина не продлилась. Ровный круг белого света снова осветил Стаса и тот медленно, словно лениво «выжал» из своей гитары одну единственную ноту. Длинный, тягучий, словно мед, звук гитары прорезал пространство зала, начав стремительно заполнять его. Будто земля разверзлась и из открывшейся в ней щели медленно начала сочится горячая лава, так же звук гитары Стаса, словно разрезав в начале зал напополам своей кусачей атакой, начал стремительно заполнять её тягучим, чуть колеблющимся звуком. Люди в зале молчали, загипнотизированные этим одним единственный звуком, который вытеснял все, мысли, чувства, страхи, заставляя концентрировать внимание только на нем, слушать только его. Казалось, что звук этот живой, что его можно увидеть и потрогать; вот же он – заставляет воздух колебаться прозрачными мягкими волнами.Стас чуть выгнул спину и опустил гриф гитары ещё ниже, потому что сейчас он держал левую руку не снизу, как обычно держат гитаристы, а сверху, положив ладонь так, что бы удобнее было зажимать нижние струны. Непонятно, то ли это был понт, спертый у Джимми Пейджа, то ли Стасу и вправду было просто удобнее. Но, исходя из того, что Андрей уже знал о Стасе, ему казалось, что грубоватый меланхолик не станет попусту понтоваться.Наконец звук оборвался, гитарист резко заглушил его, и пустота, оставшаяся на месте звука, заставила нутро Андрея болезненно сжаться. Вот уж точно, этот негодяй на сцене вертит залом, словно кукольник, дергая за веревочки по своему желанию. На какое-то мгновение в Андрее вскипел гнев, который, правда тут же улегся, когда он взглянул в бинокль, снова поймав лицо Стаса. На лице музыканта была написана такая внутренняя сосредоточенность, что смотреть на это было больно. Создавалось ощущение, что весь музыкант сжат, как под давление многих тонн воды на дне море, ощущение, что он не может лишний раз пошевелить и пальцем. Вторая нота вырвалась из колонок и прошлась по залу, она была словно эхом той, первой ноты, но эхом, которое уже обрело свой вид, отличный от вида оригинала. Незаметно, словно сами собой, все новые и новые ноты звучали в зале, высекаемые нежными ударами медиатора о струны гитары Стаса, стоявшего в круге света посреди сцены. Как-то незаметно в звуки гитары вплелись нежные призвуки, напоминавшие звук с которым капли воды падают в водный массив; это клавишник вступил, начав подыгрывать Стасу, обогащая палитру звуков.В отличие от первой композиции вторая была нежной и медлительной, словно растянутой во времени, и при этом застывшей в нем. Андрей сидел не шелохнувшись на протяжении всей композиции, впитывая её, словно губка. У него было ощущение, что он всем телом ловит музыку, ощущая, как она входит в него, в каждую клеточку его тела, наполняя его собой. Краем сознания он узнал мелодию, похоже, что играли какую-то известную песню в переложении и новой форме. Стас, стоявший на сцене, был настолько напряжен во время игры, настолько погружен в себя и свою музыку, что напоминал собою бездвижный камень, лишь пальцы его двигались по грифу.Композиция закончилась так же, как и началась, протяжным звуком гитары, что пропела одну тягучую ноту и затихла. Зал снова взорвался, а Андрей выпал из оцепенения. Он почувствовал себя как проснувшийся посреди ночи человек. Оглядываясь на своих соседей, Андрей заметил, как на них повлияла музыка. Илья сидел, облокотившись одной рукой о перила балкона, и держал в другой руке бокал вина, который заказал ещё до начала концерта. Судя по тому, что пил он один, а бутылка была уже пуста: на него музыка произвела большое впечатление. Его взгляд был грустный и задумчивый, он уставился в стол перед собой, не смотря на сцену, лишь слушая. Дима слегка улыбнулся, глядя на Стаса на сцене. Андрею показалось, что во взгляде его соседа промелькнуло какое-то отеческое чувство. Словно бы он был старшим братом Стаса, который видел успехи своего младшего и радовался им с легкой улыбкой на лице. В этот момент Димино лицо светилось счастьем, это было видно невооруженным взглядом. Игоря нигде не было, видимо пока Андрей слушал последнюю композицию, рыжий убежал куда-то. А Лев сидел такой же невозмутимый, как обычно. Андрей почувствовал какую-то перемену в нем, но не стал предавать ей значения, решив, что это просто его фантазия.А на сцене к Стасу подошел ассистент, протягивая ему полотенце, которым музыкант небрежно вытер лицо, тут же вернув его обратно. Он прошел по сцене в сторону клавишника, который жадно пил воду из большой бутылки, и сказал ему что-то, на что толстяк, не отвлекаясь от питья, кивнул. Девочка, что играла на басу, ковырялась в усилителе, крутя ручки настроек. Один лишь ударник был плохо виден издалека, но, похоже, что он просто сидел без движения и ждал начала следующей композиции.Следующую вещь Стас начал играть резко, будто бы надеясь застать музыкантов и зрителей врасплох. В начале легкий шум в зале прорезал гитарный риф, кусачий и немного грубый, он зацикливался кольцом и повторялся, не меняя интонаций. Ударные и бас присоединились через несколько тактов. И зал снова накрыло тяжелой музыкальной материей, плотной как домотканый лен. Эта вещь пожалуй была даже «злее» первой сыгранной, но в отличие от той, которая ассоциировалась с таинственным и странным миром, эта напоминала Андрею гонки на выживание. Ощущение огромной скорости и бесконтрольной агрессии, чувства дикой свободы звучали в этой музыке, заставляя весь зал ритмично двигаться в такт. Клавишник крутился на своем стуле как сумасшедший, и похоже он успевал одновременно играть вместе с гитаристом рифф и при этом украшать композиции различные звуковыми и шумовыми эффектами.Напряжение в композиции достигало своего пика, приближался момент кульминации, динамика инструментов росла. Но Андрей почувствовал какой-то разлад. Он закрался в самое нутро музыки и размазывал её, расплавляя оси, что держали её фундамент. Через несколько секунд Андрей понял, что дело в Стасе. Его партия стала чуть размазанное, некоторые нотки стали чуть теряться в общем потоке звука. Андрей взял бинокль и посмотрел на гитариста.— Да он бледный как смерть! – как-то взволнованно произнес Илья, наконец обративший свое внимание на сцену.Андрей изучал лицо Стаса. Он действительно был бледный, очень бледный. На его лице была какая-то растерянность, и при этом попытка сохранить самообладание.В следующую секунду он упал. Вначале, он попытался ухватится за воздух, протянув одну руку, но не удержался и упал назад, за круг света, что отбрасывал прожектор. Музыка тут же стихла, словно человеку, которой говорил, резко заткнули рот. Андрей не успел ничего понять; раздались какие-то вопли в тишине и резкий звук отодвигаемого стула. Когда Андрей обернулся, Льва уже не было, Илья вскочил со своего места и держа трость, махал ей в воздухе, повернувшись в сторону осветителей и режиссерской будки, что, как потом понял Андрей, находилась прямо над их балконом, и кричал громко.— Врача! Врача на сцену немедленно! – Андрей не успел реагировать, лишь краем сознания отметил, что как-то очень резво работники клуба послушали какого-то левого человека с балкона, что орал на них, словно они были рабами.Дима и сам сидел весь бледный, он не мог шелохнуться первый несколько секунд, но потом быстро вскочил и побежал вниз по лестнице, в сторону сцены, пытаясь пробиться сквозь толпу, что стояла, разинув рты, как стадо баранов. Переведя взгляд на сцену, Андрей увидел, что Лев уже там. Высокий мужчина стоял на сцене и держал Стаса на руках. У Андрея сжалось сердце. Стас был похож на сломанную куклу. Став бледным и находясь без сознания, он выглядел ещё более тонким и поломанным. Лев, огромный, сильный, непоколебимый, держал его на руках, глядя на него взволнованно. Рядом стоял уже выбежавший из-за кулис врач, он закрыл Стаса от глаз публики.- Ч-что с ним? – спросил Андрей, не заметив, что от стресса начал заикаться, глядя при этом на Илью, который увидел, что доктор подошел и без сил опустился на стул.— Не знаю. Но уверен, что совершенно ничего хорошего, – ответил невесело парень и одним глотком допил вино, что стояло перед ним, – Пойдем, возможно, нужна будет помощь.Сказав так, Илья достал кошелек и быстро кинул на стол деньги. Схватив трость, он подогнал Андрея, быстро начав спускаться по лестнице вниз, к сцене.Скорая приехала достаточно быстро и Стаса увезли. Лев поехал вместе с ним, словно огромный верный пес не отходя ни на шаг от лежащего без сознания музыканта. Андрей все это время был в полной прострации, он куда-то шел, что-то делал, с кем-то говорил, но все это было, будто бы и не с ним, а с другим человеком, на которого он смотрел со стороны. А внутренне юноша удивлялся сам себе; ведь он лишь шапочно знаком со Стасом, да он зауважал его как музыканта после первой сыгранной им ноты, да, они в теории должны жить под одной крышей, но при этом, этот человек ещё не успел стать для Андрея близким. Не мог успеть! Однако Андрей ловил себя на мысли, что то, что случилось на сцене тронуло его так, как будто в обморок под светом софитов упал его брат, или хороший друг.На Диме не было лица, он ходил похожий на привидение, сидел и смотрел на Стаса, пока того не увезли. Сказать, что парень был подавлен – это не сказать ничего, просто ничего. Он был втоптан в пол, плечи его опустились, лицо потеряло краски, глаза стали словно стеклянными, пустыми. Однако в самой глубине его глаз читался страх, страх за друга. Внутренне Андрея потрясло, насколько сильно переживал Дима то, что случилось. Похоже, что Андрей недооценил чувствительность этого привлекательного и общительного молодого человека, который сидел рядом с другом, и смотрел на него не отрываясь.Илья же напоминал ураган; он звонил в Скорую, говорил с местным врачом, ругался с администрацией, кому-то постоянно названивал, организовывая место в больнице и так далее. Казалось, его энергии хватит, что бы несколько дней освещать всю Москву по ночам. Он оставался вежливым, но теперь в этом невысоком тонкокостном юноше чувствовался такой напор, такая сила, что даже местный директор, который казался человеком совершенно непробиваемым, и думающем только о прибыли, которой он частично лишился, спасовал перед давлением молодого денди.