Глава 3. Мирская молва (1/1)

Малышка Фо сначала не поняла?— поверить не могла, а потом узнала его: как же, на каждой серебряной монете профиль, в голонете изображений море.Глаза у принца были непонятные?— то голубые, то золотые, но острые, как крючки. Ей казалось, что этими глазами он проникает в самую суть?— через ноздри, через уши, вылавливает дрожащую душу из пяток, вытаскивает ее наружу, свежует, рассматривает.Он спросил:—?Расскажи мне все, что знаешь о гранд-моффе Уилхаффе Таркине.—?Да много ли я знаю? Он не славится своей нежностью, господин. Среди нас про него дурная слава ходит. Платит он по-царски, этого у него не отнять. Да только не все деньгами лечится, если вы понимаете, о чем я, господин. Некоторых девочек вообще никто не видел после его визитов. Может, они, конечно, как нам говорят папики, ремесло бросают и дома себе покупают. Да не больно-то мне в это верится, господин. Темный у него глаз и рука тоже тяжелая.Скула у Люка дрогнула, и Малышка Фо добавила:—?Да может он с благородными барышнями по-другому, господин?—?О чем ты? —?очень холодно осведомился Люк.—?Да как же. Все знают о грядущей королевской свадьбе. Даже мы, господин, что мы, не люди, что ли? Все хотят невестами быть, в платье из тончайшего шелка вышагивать. Да только не в этот раз. В этот раз и последняя на месте невесты быть не захочет. Такая молоденькая, такой взгляд светлый, господин, так жалко…Люк закусил губу и сказал своим офицерам:—?Уведите эту женщину.Он долго щелкал пальцами, пытаясь успокоиться: но мысль о том, что Таркин возьмет сестру за руку сухими, морщинистыми руками?— возьмет по праву, резала и колола сознание.Люк подумал, насколько он может верить падшей женщине: по всему выходило, что она не лгала, но могла сама заблуждаться и желать заблуждаться.Когда из Неизведанных регионов вернулась флотилия адмирала Трауна, Люк был на Кореллии. Он был возбужден и рад новости: гранд-адмирал был тем, кто, кроме отца, говорил ему всю правду в лицо, тем, кого Люк знал почти всю свою жизнь. Он хотел поскорее вернуться, но воинский долг был превыше всего, и Люк, зная, что именно так поступили бы и отец, и Траун, остался на месте, и не стал даже связываться с чиссом по голонету.Он смог встретится с Трауном только через две недели?— на Коруксанте, куда Люк прибыл для доклада, а Траун проводил дни, ожидая и почему-то не получая нового приказа и назначения. Они пошли, рука об руку, по черным залам императорского дворца.—?Гранд-адмирал, я рад видеть вас в добром здравии.—?Ваше высочество, и я рад видеть вас.Они вышли в комнату отдыха, где не было никого, кроме них, и которая была слишком малозначимой, чтобы ставить в нее прослушивающие устройства. Люк, впрочем, обыскал ее Силой: это была привычка. Они сели за столик и разложили голошахматы: Люк играл черными, Траун?— белыми.—?Что там, в неизведанных регионах?Траун разыграл изящное начало: на этой стадии игры Люк еще мог ему противостоять, все начинало спутываться, теряться и плыть примерно к десятому ходу.—?В основном?— пустота. Мы не встретили ни одной планеты, на которой бы была разумная жизнь, которую следовало бы покорить. Несколько планет с полезными ресурсами… Совет должен решить, стоит ли их разрабатывать?— перевозки дороги, возможно, выгоднее будет ограничится тем, что мы уже имеем. Несколько аномалий… Но Инквизитор, который был с нами, слишком слабый Одаренный, он не смог разгадать их.—?Возможно, мне следовало отправится с вами,?— закусывая губу, сказал Люк. Дальние планеты, неоткрытые земли?— все это манило романтикой первооткрывательства, а ему, в конце концов, было только двадцать лет.Траун перебросил своего офицера через всю доску?— он мыслил стратегически, и локально и глобально одновременно, Люк, будучи хорошим тактиком, делил мысленно пространство на куски и воевал на них?— и от таких ходов чисса все время терялся. Адмирал мягко сказал:—?У потенциального наследника престола много забот в самой Империи. Твоя жизнь и твое время слишком ценны, чтобы растрачивать его попусту.Люк кинул быстрый взгляд на Трауна, и понял больше, чем тот сказал: жизнь лучшего из военачальников Империи была тоже слишком ценна для того, чтобы отправлять его на бесплодные поиски. Это была форма опалы, и Люк снова задался вопросом: почему Император отправил именно Трауна. Верность чисса Империи никогда не вызывала вопросов, он был амбициозен, но до определенного предела?— и Черный Трон никогда не стал бы его, потому что чисс, несмотря на всю свою выдержку, всю свою гениальность, не имел ни капли склонности к Силе.—?Мне жаль, что мне пришлось расстаться с вами так надолго,?— сказал Люк, выводя на передовую свою королеву.—?Что тебя на самом деле тревожит, Люк? —?спросил Траун.Люк не удивился. Траун был тем, кто всегда знал больше всех, и Люк несколько раз проверял его Силой?— не Одаренный, совсем. Просто гений.—?Лея.—?Вот как,?— помолчав, ответил Траун. Кажется, он подумал о большем, чем Люк хотел ему открыть, и принцу стало неуютно, что чисс может понять то, что Люк скрывал ото всего мира и даже от себя.—?Отец нашел ей мужа. Уилхаффа Таркина.Траун смел выверенную защиту Люка, разом, обидно и неожиданно взяв две его пешки:—?Я знаю, лорд Вейдер мне сказал.—?Я… про него ходят разные слухи. Некоторые из них… Страшные. Что вы можете мне сказать?—?Не всем слухам стоит верить… Я мало знаю его. Но из того, что я знаю наверняка?— он человек без чести.Люк вздрогнул: из уст чисса это прозвучало, как самое страшное оскорбление.—?Император сам инициировал брак и дал благословение. Отец мог бы противостоять, я уверен, мог бы, если бы захотел. Но он не слушает моих аргументов. Может быть, если бы вы поговорили с ним… Он так уважает вас.—?Моих аргументов в деле замужества дочери он не услышит,?— твердо сказал Траун.Люк вспомнил, что, когда Лее только исполнилось шестнадцать лет, ходили слухи, что Траун собрался свататься к ней сам. Люк подумал тогда о том, что отец даст согласие?— ведь Траун его лучший друг… Но отец отказал, может быть именно потому, что Траун был его самым дорогим и самым близким другом…Люк вспомнил, что когда он услышал о сватовстве, то долго не мог дышать. На одном из императорских балов, протанцевав с сестрой танец, ободренный ее близостью и обожжённый ужасом о том, что может потерять ее, он увлек Лею за собой, в тишину библиотеки. Они говорили о каких-то мелочах, о книгах, ходили, держась за руки, а потом он набрался храбрости и коснулся ее губ своими губами.Он думал, что она ударит его, прогонит его, заклеймит, расскажет отцу?— но Лея нежно обняла его лицо руками и ответила на его поцелуй. Этот поцелуй был первым?— и для него, и для нее. Неумело, отчаянно, бережно?— они впечатались друг в друга. Он обнял ее, прижал к себе, слушал, как колотится ее сердце, думал, что также сильно стучит и его сердце. Это было?— мокро, бестолково, ласково?— примерно так, как кошка, впервые родившая, вылизывает своих слепых котят. Ничего плотского еще не было в этом?— только ужас разлуки, только желание тепла и близости. Лея склонила голову к нему на плечо и сказала тихо:—?Никогда не оставляй меня.—?Не оставлю,?— эхом отозвался он.Сватовство расстроилось, они получили отсрочку?— тогда Люку показалось, что всякая опасность миновала. Ночью, вернувшись в свои покои, больше похожие на небольшую казарму, чем на дом?— его воспитывали строго?— Люк разделся и долго смотрел на себя в маленькое зеркало. Ему казалось, что распаленные и алые губы жжет поцелуй сестры.Ночью она в первый раз приснилась ему такой, какой он хотел и боялся ее видеть?— полуголой, в одной лишь легкой тунике, сквозь которую просвечивало нежное белое тело. Она сидела над водой, гляделась в свое отражение, а потом сняла всю одежду и вошла в воду. Стеклянные капли сверкали на ее высокой девичьей груди, тяжелые косы намокли и обвивали гордую шею.На следующее утро отец пришел к нему и сказал, что в честь шестнадцатилетия, дарит Люку подарок, что мальчику пора стать мужчиной. Он отвел Люка в императорский гарем, и Люк выбрал девушку?— маленькую, белокожую, темноволосую?— в поту и нервах первого соития став мужчиной. Он хотел закрыть глаза, но вынуждал себя смотреть: чтобы перед глазами не всплыло другое лицо, чтобы губы не прошептали случайно короткое и родное имя.Люк спросил у гранд-адмирала, почти бездумно передвинув черную пешку:—?Вы можете дать мне совет?Траун посмотрел на Люка своими алыми немигающими глазами, переставил фигуры, не глядя на доску, играюче взял офицера и ладью Люка:—?Прими то, что ты не можешь изменить.Люк рассерженно отвернулся. Ему легко говорить?— ему не нужно ничего для себя, он не заботится ни о ком, кроме, разве что, отца… Траун кашлянул:—?Шах и мат.Люк бросил один только взгляд на доску?— не для того, чтобы проверить?— чисс никогда не ошибался. Просто для того, чтобы понять?— зачем он раз за разом играет в шахматы с адмиралом, если никогда в жизни не выигрывал у него?Но Траун спросил:—?Рассказать, где ты ошибся?Голос его?— холодный, ровный?— прозвучал чуть теплее, чем обычно. И Люк вспомнил, зачем он играет в шахматы с чиссом: примерно за тем же, что читал записи о его боях, за тем, что в детстве учился управляться с адмиральским кортиком и бластером.—?Да, прошу вас.Не найдя ответов на свои вопросы ни у умных, ни у простых, Люк пошел к человеку, который был известен своей честностью.—?Мофф Пиетт.—?Ваше Высочество.Люк сделал знак, и стража, послушная его движению, отступила. Он взял офицера за локоть, подвел к окну. Размазанное звездное пространство расстилалось перед ними, и Люк долго смотрел на него. Мофф терпеливо ждал. Потом принц спросил:—?Как все прошло на Ротраке?—?Я предоставил подробный отчет Совету, лорд.—?Я внимательно изучил его, а теперь хочу знать ваше личное мнение, которое вы не отобразили в докладе… Вы всегда были очень благородны, мофф,?— сказал Люк, глядя на офицера золотыми, затягивающими глазами,?— Я знаю вас, как честного человека. Я хочу, чтобы вы не боялись говорить со мной откровенно. Я?— не мой отец. Я не буду требовать от вас внешней лояльности… Мне важно знать правду, и я никому не передам ваши слова. Мы с вами просто разговариваем сейчас.—?Мое мнение таково, что мы слишком закручиваем гайки, мой принц. От нас бы не убыло, если бы мы снизили налоги, и населению не пришлось бы жить в такой бедности…—?Я услышал вас, мофф. Я посмотрю, что можно сделать, но ничего обещать на данный момент не могу…—?И этого много, принц.Они снова замолчали, потом Люк сказал, сверкая расплавленным золотом в глазах:—?Что вы можете рассказать мне про консула Чандриллы? Как про человека? Он ведь вдов, правильно? У него была жена? Про нее ходили какие-то страшные слухи…—?Это были не слухи, мой принц,?— сказал Пиетт печально,?— Я был там. Да, он дважды вдовец. Первая его жена была сильно старше… Она ввела его в высшие круги, оттеняла его талант управленца своими связями и деньгами. Но она была очень болезненная, и никого не удивила ее смерть. Вторая была совсем молоденькой. Там была тяжелая история, принц.—?Расскажите мне, Пиетт, вы можете все мне рассказать.—?Он устроил пир. Вина было больше, чем воды. Пир?— только для мужчин… Когда выпито было больше, чем вы можете себе представить, разговор пошёл о женщинах. Гранд-мофф сказал… Простите, принц, это тяжелая история, я не могу ее рассказать, вы ещё юноша.—?Я мужчина, мофф. А если считать всю пролитую мной кровь, я?— старик,?— сказал Люк, гипнотически глядя на него.—?Таркин сказал, что у него есть что-то любопытное… Я должен был уйти сразу, но не смог: мне стало интересно. Я долго потом жалел, что не смог.Он отвернулся от Люка, стал глядеть в бездонную тьму космоса, как будто желая примирить его с тьмой в его собственной душе:—?Он отвел нас в спальню. На кровати лежала женщина, полностью укрытая шелковым алым покрывалом. Гранд-мофф сказал, что это его возлюбленная, что у нее прекрасное тело?— чуть смуглое, с алым румянцем в некоторых местах. Он спросил, желаем ли мы усладить свой взор видами этой женщины. Мы закричали, что хотим. Мы были пьяны, мой принц, мы были безобразно пьяны. Мы были как козлы или сатиры, иного объяснения нет… Тогда он подошел к кровати?— мы сгрудились, как стая стервятников или крыс… Он откинул полог, обнажая ее тело по колени. У нее были прелестные ноги: слегка короткие, налитые, полные, но изящные. Мы сказали ему об этом, и он спросил, хотим ли мы видеть больше?— и все закричали, что хотят. Он откинул полог выше, обнажая ее прелести… Он остановил ткань на ее талии?— чуть выше глубокого пупка. Мы видели все?— она была совсем обнаженная, совсем обнаженная, принц. Он снова спросил нас?— распаленных, злых, хмельных?— хотим ли мы видеть, что там выше?— и многие снова согласились. Тогда он откинул полог ей по шею, чтобы мы увидели ее полную, круглую грудь, нежные покатые плечи…Пиетт сглотнул, но Люк был рядом, и молча внимал его словам.—?Таркин спросил, хотим ли мы видеть ее лицо?— и многие согласились. Тогда он сдернул покрывало целиком?— глаза у женщины были закрыты, губы стиснуты, до дрожи, почти до зубовного скрежета, она еле дышала, была вся красная от унижения?— это не шлюха, не любовница, это была его жена, мой принц. Он показал нам всем свою жену.Люк вздрогнул. Пиетт стоял, сцепив пальцы, мелко подрагивая, словно исповедовался святителю.—?Потом он увел нас обратно, в пиршественный зал, и мы продолжили пить?— но веселья больше не было среди нас, мы пили молча, страшно, со звериной тоской. Мы пили, а наутро узнали, что его жена повесилась, мой принц. Повесилась, не вынеся позора. Прямо на этой шелковой простыне.