7. Собачья радость (1/1)

Что-то секретов у Чингиза становилось всё больше и больше. Первый и главный – ото всех: его настоящее имя и прошлая жизнь. Правда, Гене он рассказал об отце, как тот сжёг его стихи. Гена ничего не сказал, только обнял его за плечи, и они долго так сидели. Потом Гена попросил почитать стихи. Не те, конечно, которые сгорели, их не вернуть, а новые, что уже здесь, в Верхневолжске написались. Чингиз тогда почувствовал, что снова горит-краснеет всё лицо. И уши. С девчонками легко было делиться стихами. Легко и в интернет выкладывать под замысловатым ником. Там их совсем посторонние люди читают, которые знать не знают, что автор – находящийся во всероссийском розыске Чингиз Абайтов, он же неизвестно откуда взявшийся в провинциальном Верхневолжске Александр Муратов. Он же Чеба: Чебурек или Чебурашка, кому как нравится, для него первое звучало обидно, второе – слишком мило, по девчачьи; сокращение же воспринимал нормально, прозвище и прозвище, мало ли у кого какое. Что до стихов… там, на сайтах, людям наплевать на биографию автора, они же не на школьном уроке литературы, где жизнеописания поэтов надо было учить и пересказывать; никто не понимал – зачем. Им важны сами стихи. Возможно, читатели находят в них что-то похожее на свои переживания, мысли, чувства. Но показать стихи Гене он не мог, особенно совсем новые. Стеснялся страшно. Там же немного и про них было, про их отношения. Даже не немного. Почти всё. Он пообещал, что покажет потом.Вторая тайна была их с Геной общая – от Гали. Гена попросил не говорить подруге, что они уже переспали. И не писать, и вообще никак не намекать. Конечно, Галя – не наивная семиклассница, чтобы верить в их крепкую мужскую дружбу. Предполагала, что когда-нибудь это произойдёт. Тем более, у неё брат гей, значит, она в этом смысле человек понимающий. Однако именно она настраивала Гену на медленное и красивое развитие отношений. Убеждала его за Сашей (своё непаспортное имя Чингиз так и не сказал им обоим) подольше поухаживать. Конфетно-букетный период и всё такое. А бестолковый и торопливый Саша сам это дело испортил своим приглашением на кофе. Вот всё у них через ж… жизненно важный энергетический центр. Теперь Гена переживал, что Галя расстроится (точнее, опасался, что она устроит ему вынос мозга), вот и уговорил своего парня хранить молчание. Сам, правда, спалился перед Ванечкой, актёрами и всем детским садом. Но, в принципе, всё, как надо, поняли как раз только Ванечка и Чингиз, а остальные решили, что это такая оригинальная актёрская интерпретация. Самобытное восприятие. Сквозь призму коньяка с чаем из Лизиного термоса.И вот сейчас третий секретик появился. Немного связанный с первым, живой и беспокойный. Чингиз совершенно не представлял себе, что с ним делать и как вообще дальше жить в такой непростой ситуации. А посоветоваться с Геной или с Галей он не мог по понятной причине: возникли бы вопросы, на которые ему очень не хотелось отвечать.Началось с того, что его окликнули по имени. На работе. Где, собственно, никому такое и в голову не могло прийти, поскольку у него на бейджике ясно написано: Александр.Однако от дверей донеслось тихое:– Чингиз!Он дёрнулся и посмотрел в ту сторону, откуда оно донеслось. И старушка, которой он в этот момент объяснял достоинства тарифа ?Пенсионный плюс?, тоже посмотрела.У входа стоял, как ему показалось сначала, подросток лет тринадцати. Волосы у него были длинные, сероватые, висели сосульками по бокам, а рваная чёлка спускалась чуть не до верхней губы, скрывая и глаза, и нос. Одет мальчишка был в лёгкий и короткий, скорее летний, пиджачок из кожзама. Под ним, правда, был толстый тёмно-синий свитер с высоким горлом. Рукава свитера торчали из-под пиджачных рукавов и доходили до кончиков пальцев, а подол спускался до джинсовых колен, украшенных вовсе не дизайнерскими дырками. На ногах были кеды – тоже как-то не по сезону. Гость терпеливо ждал, пока Чингиз подключит бабуле новый тариф и вручит рекламный буклет. Как-то даже слишком терпеливо – не прислонялся к косяку, не переминался с ноги на ногу, просто стоял с прямой спиной, опустив руки по швам и слегка склонив голову.Когда старушка ушла, пацан продолжал стоять в той же позе, пока Чингиз не сказал:– Подойди.Тот сразу же оказался рядом. Чёлка на секунду взлетела и приоткрыла испуганные ярко-голубые глаза в белёсых ресницах и нос сапожком.– Мы знакомы? – спросил Чингиз, потому что мальчишка молчал, не начинал разговор.– Нет, – ответил он. Голос его шелестел, как клочок газеты на ветру.– Тогда объясни, пожалуйста, для чего пришёл и откуда знаешь моё имя, – потребовал Чингиз.– Меня прислал Олег, – сказал мальчишка.Олег, значит… Чингиз, если честно, предполагал, что будет что-то подобное. Такие люди, как Олег, благотворительностью обычно не занимаются. Непременно надо будет отработать фальшивый паспорт и новую жизнь. Поначалу Чингиз ждал появления ?гонца? и даже прикидывал, что ему нужно будет делать. Продавать наркотики? Стать любовником какого-нибудь местного чиновника и собирать на него компромат? Взять для чьих-то нужд кредит на своё имя? Хотя последнее – вряд ли, в банке очень серьёзно проверяют паспорта. Но его долго никто не трогал, он успел расслабиться и почти позабыть, кому и чем обязан. И вот – пожалуйста. Ох, как невовремя!Чингиз дождался, когда вернётся с обеда Лика, отпросился на час по семейным обстоятельствам, взял пацана за руку (пальцы у него были тонкие, вялые и холодные) и утащил в кафе. Заказал на двоих капучино и пиццу. Они сели за столик друг напротив друга, и Чингиз приказал:– Рассказывай.Рассказывал он долго. Всю свою жизнь с самого начала.Отца не помнил – возможно, его и не было вовсе. Мать носила яркие платья, длинные серьги, блестящие бусы и браслеты. Волосы у неё были белые и длинные-длинные, до пояса. Она была весёлая, всё время смешила его и пела песни. Танцевала на кухне под радио. В гости приходили мамины подружки, гладили мальчика по голове, щекотали, тискали и закармливали до тошноты конфетами. Иногда в компании появлялись мужчины, и тогда одна из подружек забирала его к себе на ночь.Потом… с какого-то момента что-то пошло не так. Мама с лучшей подружкой поссорились: громко кричали, швыряли сотовый телефон о стену и дрались, как девчонки в песочнице, – тянули за волосы, царапали ногтями. Он чувствовал себя в чём-то виноватым, хотя и не мог вспомнить, что же он такого натворил. Спрятался на кухне в шкафчике под раковиной, куда убирают мусорное ведро. Сидел, молчал. Потом мама вытащила его оттуда, обнимала, смеялась, плакала, купила ему большой брикет мороженого, половину которого съела сама, потому что в него не лезло. Он вообще всегда очень мало ел.– Ничего себе мало, – хмыкнул Чингиз, наблюдая, как мальчишка, расправившись со своим куском пиццы, доедает и его порцию.– Извини, – испуганно прошептал тот.– Ничего. Приятного аппетита. Я ещё закажу. Может, тебе пирожное или какой-нибудь десерт?– Нет, не надо сладкого. Не люблю.– Тогда ещё пиццу. И картошку фри, хорошо?– Да, давай. Спасибо, Чингиз.– Слушай… не называй меня так, ладно? Лучше Саша или Саня. Здесь я для всех Александр.– Хорошо, не буду.– А, кстати… тебя как зовут?– Тобик.– Как? Это же собачье имя.– Собачье, – со вздохом согласился он. – Но настоящее мне тоже не нравится. Девчоночье. Валя.– Почему же девчоночье? – удивился Чингиз. – Нормальное имя, Валентин. Так в одном кино лётчика звали. Валико.То, что старый фильм, который их с Геной уговорила посмотреть Галя, был комедией, и лётчик (чем-то немного похожий на самого Чингиза) постоянно попадал в дурацкие ситуации, да и звали его чаще не по имени, а по прозвищу, было совсем не важно. Мальчишка кивнул:– Ладно, пусть будет Валико.Он продолжал рассказывать. Мужчины к маме приходили часто, разные, но его больше никто никуда не уводил, и мальчик привычно прятался в кухонном шкафчике. Мама за стеной смеялась, пела под гитару, снова смеялась и громко стонала. Маленький Валя слушал и боялся пошевелиться. Так и засыпал в обнимку с мусорным ведром. Иногда гости задерживались на три дня, но чаще утром торопливо уходили. После них оставались фрукты, которые он ел с удовольствием, и конфеты, которых терпеть не мог. А ещё пробки от винных бутылок, которыми можно было играть: Валя рисовал на них рожицы, превращая в инопланетян. Потом мама стала уходить из дома, оставляя сына одного. Хвалила за то, что он большой и самостоятельный. Валя прибавлял громкости радио и телевизору, включал свет в комнате, ванной и коридоре, а засыпал всё равно на кухне: боялся, что настоящие, не пробочные инопланетяне полезут в окна. В мусорный шкафчик перекочевали его одеяло, подушка и плюшевый заяц.Однажды мамы не было очень долго. Много дней. Валя пытался считать дни, но запутался. Он съел все хлебные корки, что нашлись в квартире, и пытался грызть сухие макароны из пачки. Воду пил из-под крана, сырую, потому что электрический чайник сгорел, а газовую плиту он зажигать боялся: мама говорила, что от газа всё может взорваться.Мама не вернулась. Пришли незнакомые люди вместе с соседкой и одной из маминых подружек; сказали, что мама что-то у кого-то украла, и она пока поживёт в тюрьме, а он – в детском доме. ?Пока? растянулось на годы и превратилось в тоскливое ?навсегда?, когда ему сообщили, что мама умерла в туберкулезной зоне.В детдоме было не так уж плохо поначалу. Правда, он долго ревел, когда отобрали и выбросили его любимого зайца, потому что от игрушки воняло мусорным ведром. Зайца жалко до сих пор. Зато здесь вкусно кормили в столовой, давали чистую одежду, и ребята его не обижали. А ещё Валю отправили в школу: оказывается, давно пора было, а мама почему-то забыла. Многих ребят бесило, что в детдоме и школе всё надо делать по расписанию и никуда нельзя убегать, – это называлось дисциплина. Хотели свободы. А Вале, наоборот, это нравилось: не надо ни о чём беспокоиться, за тебя всё решат. А если вдруг накосячил, подходи к воспитателю за наказанием: резиновой скакалкой по голым ногам или в угол до отбоя. Или до утра.– Ужас какой, – пробормотал Чингиз. Его воспитывали строго, но за провинности отправляли посидеть в комнате и подумать о своём поведении. Не били. Ну, кроме того случая, когда отец… Так ему вообще-то и не восемь лет было. Валя и сейчас казался хрупким и уязвимым, вызывал желание обнять и защитить. А тогда ведь совсем кроха был!– Ничего не ужас, – дёрнул тощим плечиком Валя. – Вот представь: ты сделал что-нибудь, за что тебе стыдно, тебя наказали – всё, тебе легко-легко, никаких угрызений совести. Даже приятно.– Сейчас ты не про детство говоришь, – сказал Чингиз. – Вряд ли ты в восемь лет так рассуждал.Валя смутился. Кивнул.– А в пятом классе меня перевели в другой детдом, в Славске, – продолжил он. – Там началось такое… Поселили в комнату к трём парням, они не старше меня были, но сам видишь, какой я… Сейчас ещё ничего, а тогда совсем мелкий и хилый был.– Били? – догадался Чингиз.– Да, каждый день. Просто так, ни за что. И не только били, ещё и похуже. Не хочу говорить.– Не хочешь – не надо, – остановил его Чингиз. Меня не интересуют… подробности.Среди персонала гей-клуба были ребята, прошедшие дедовщину славского детдома. Рассказывали такое, что понимал, почему им клубная жизнь мёдом казалась, а клиенты-извращуги – ангелами.– Хорошо, – облегчённо вздохнул Валя. – В общем, мне повезло, там я недолго пробыл. Меня усыновила одна женщина.– Так, а тебе сколько лет было? – перебил Чингиз. – Я думал, только маленьких усыновляют.– Всяких. Мне было тринадцать. Я неправильно выразился: не усыновила, а взяла под опеку. Ей даже государство деньги выплачивало за моё воспитание.– И как… воспитывала? – не выдержал, съехидничал Чингиз, потому что почуял в этой трогательной истории какой-то подвох.– Связывала, ремнём лупила, плёткой хлестала, если ты об этом, – нервно хихикнул Валя. – На балкон зимой выставляла… безо всего. А сама рядом в шубе курила.– Сволочь! – кратко высказался Чингиз.– Нет, она хорошая, – вступился за садистку Валя. – Лучше, чем те придурки из детдома. Они по злобе и не от большого ума надо мной издевались. А госпожа всё делала для моей же пользы.– Она ещё и госпожа! – фыркнул Чингиз. – Ничего себе ребёнку мозги промыли. Что же ты от неё сбежал, если она такая добрая?– Я не сбежал, – Валя отодвинул в сторону пустые тарелки, схватил стакан с соком, сделал большой глоток, закашлялся.– Выгнала?– Нет. Я… лучше всё по порядку. К ней часто гости приходили: и подруги, и мужчины тоже. И она…– Заставляла тебя их всех ублажать?– Типа того, да. А потом спрашивала, понравилось мне или нет. За враньё наказывала, она как-то чувствовала, когда я вру. А за правду – тоже. Потому что я сказал, что с мужчинами мне нравится больше, чем с женщинами. Чем с ней…Он замолчал. Надолго.– Ну, и… – потеряв терпение, заторопил Чингиз. – Как ты в Верхневолжске оказался и каким боком Олег к этому причастен?– Олег – один из её гостей. Он… знаешь, он как огонь: и по характеру, и внешне – рыжий, растрёпанный. Он стал приходить, когда её не было. Ко мне. Я прятался, убегал, а он гонялся за мной по всему дому, по всем двум этажам. Ловил, связывал и насиловал. Ну, как будто. Мы оба понимали, что это игра, что на самом деле я его хочу… хотел.Чингиз вспомнил себя в квартире Олега – голого и беззащитного. И его с мотком верёвки. Книги перевязывать, значит? Просто Олегу была неинтересна его покорность. Начал бы тогда сопротивляться, хотя бы в шутку – всё было бы по-другому. Только хотел бы он сам, чтобы по-другому – вот вопрос.– И что? – спросил он. – Твоя госпожа однажды вас застукала?– Нет. Она сама меня ему отдала. Или продала даже, я не знаю точно. Может, я ей надоел. Мне тогда уже исполнилось восемнадцать…– Тебе восемнадцать? – изумился Чингиз. – Я думал – меньше.– Мне девятнадцать. Так вот, у Олега я прожил где-то полгода. Ну, как прожил? Один в пустой квартире пыль протирал. Он приедет на пару дней, оттрахает так, что пыль из ушей, денег оставит на еду – и снова в Москву. А вчера привёз какую-то очень беременную девицу…– И тебя – за дверь, так?– Получается, так, – вздохнул Валя. – Ничего толком не объяснил. Но денег дал на первое время. Так что за пиццу я сам расплачусь, ты не переживай.– Не выдумывай! А про меня он что сказал?– Что ты поможешь мне устроиться. Отказать, мол, не имеешь права, потому что ты ему должен.– Вот оно как! Должен, значит.– А что – он соврал? – испугался Валя.– Не-ет, истинную правду молвил, – хмыкнул Чингиз. – Ну и манеры у рыжего мафиози. Не удивляйся, если и к тебе через год он подошлёт какого-нибудь малолетнего бомжика. Впрочем, к тебе, может быть, и не подошлёт – он же с тобой спал, так что вы в расчёте. Наверное.Валя, сдвинув чёлку, посмотрел на него взглядом обиженного ребёнка:– Зря ты так про Олега. Ты же ничего о нём не знаешь. А он хороший.– У тебя все хорошие, – вздохнул Чингиз. – Как ты жить собираешься, такой доверчивый?– Так ты поможешь? – нетерпеливо дёрнул его за рукав Валя.– Не сию минуту. И вообще… некогда мне с тобой нянчиться, работать надо, – грубовато сказал Чингиз. – Ручка, бумага есть?Валя пошарил по карманам, вытащил карандаш. Чингиз на салфетке набросал схему, как найти его дом.– Не заблудишься, тут недалеко, можно пешком дойти. Вот ключи: от домофона, от квартиры и от комнаты. На двери календарь с кошками за позапрошлый год. Как войдёшь, слева за ширмой – моя кровать. Если девчонки будут дома, скажешь, что ты мой друг.– Спасибо, – теперь синий взгляд из-под чёлки был немного виноватым и каким-то просветлевшим. – А это правда?– Что?– Ну, про друга.Чингиз задумался. Галю и Гену он признал друзьями сразу, безоговорочно. А это навязанное Олегом недоразумение…– Посмотрим, – сказал он. Положил на стол деньги за обед, оставил Валю допивать сок и заторопился: работа сама себя не сделает.Когда перед концом рабочего дня Гена позвонил и отменил встречу, потому что ему сегодня, как выяснилось, пахать до полуночи за себя и за отпросившегося ради поездки в дельфинарий с дочерью Валеру, Чингиз даже обрадовался. По крайней мере, вздохнул с облегчением. Потому что начал уже паниковать по поводу так неразумно отданных ключей. А вдруг этот Валя сопрёт что-нибудь? У него-то красть нечего, а вот на половине девчонок наверняка недешёвые побрякушки лежат по всем тумбочкам. Или, может, он вовсе до квартиры не добрался – потерял ключи, или бумажку с адресом, или попал под горячую руку тем самым страшным гопникам, которых они с Геной во время их ночных прогулок ни разу так и не встретили. С него станется!Зря переживал. Валя сидел в его закутке на краю кровати, даже куцего своего пиджачка не сняв, не говоря уже о свителре. Нормальный человек сходил бы умылся с дороги, на кровати бы повалялся, книжку или журнал полистал от скуки. А он только кеды снял в прихожей, хотя это совсем не обязательно было. Сидел он, неестественно выпрямив спину и сложив руки на коленях. Не стоя ждал, как в офисе, – и то хорошо.Вещей у мальчишки не было с собой никаких, даже смены белья. Пришлось делиться своим, размер у них почти одинаковый. Отвёл его за руку в ванную, включил воду. Валя стоял, не раздевался.– Ты что – в одежде мыться собрался, типа заодно постирается? – пошутил Чингиз, вспомнив смешного домовёнка из мультика. Похож на него гость был только косматой головой, а вот по характеру – полная противоположность домовитому и жизнерадостному Кузьке. Он сдёрнул с Вали пиджачок. Тот спокойно позволял раздевать себя, сам почти не принимая участия в процессе. Чингиз стянул с него свитер. И обомлел. Тонкую шею парнишки плотно обхватывал чёрный клёпаный ошейник. Бездумно, словно повинуясь какому-то древнему инстинкту, Чингиз схватил с полки ножницы и перерезал полоску кожи. Крепкий материал поддался с трудом. Он поморщился и выбросил испорченный ошейник в мусорную корзину. Валя и на это никак не отреагировал – будто так и надо. На спине у него были тонкие еле заметные шрамы. От плётки? Или это порезы? Спросить было неудобно, вместо этого пробурчал:– Штаны сам снимай. Что я тебя, как маленького, раздевать должен?Валя расстегнул джинсы, покачал бёдрами, и штаны сами сползли на пол. Он перешагнул через них и залез в ванну. Трусов на нём не было, как и майки под колючим свитером. Носков тоже не наблюдалось.Видя, что Валя медлит, Чингиз взял инициативу в свои руки: намылил мочалку и растёр его от души, голову вымыл с шампунем на травах. Сам забрызгался при этом.– Залезай ко мне, – тихо позвал Валя.– Обойдёшься, – отрезал Чингиз. Ванна хранила воспоминания о крепких руках Гены, а этот чудик мог бы отнести его возбуждение к своей худосочной фигурке. Ему оно надо – такие проблемы?Отвёл его в комнату, сообщил вернувшимся с поздней прогулки девочкам, что ?это Валя, он поживёт здесь несколько дней?, и загнал его под одеяло. Сходил снова в ванную, поплескался под душем и переоделся. Подумал, что надо бы выпить чаю, но лень было возиться с чайником. Он залез в кровать к полусонному Вале и сам уснул, прижав его к себе и уткнувшись лицом в ставшие после мытья белыми и пушистыми его волосы.Под утро снилось что-то лёгкое и тягуче-сладкое. Или не снилось, а происходило наяву? Чингиз разлепил глаза и убедился: происходил с ним минет. Валя, пристроившись между его ног, самозабвенно ему отсасывал. Чингиза возмутило такое вольное обращение с его телом. Но телу было всё равно и даже чуточку приятно. Может быть, и побольше, чем чуточку. И кипящему разуму пришлось с этим смириться. Чингиз сел, привалившись спиной к подушке, запустил руки в Валины волосы и стал направлять его довольно жёстко. Ещё, ещё. Глубже. И резче. И… вот так, хорошо-о…– Можно мне кончить? – тихо спросил Валя. А что – на это ещё разрешения надо спрашивать?– Да пожалуйста.Валя птичьей лапкой своей сжал собственный член, передёрнул буквально раза два и излился. Вытер сперму краем простыни, виновато поглядывая на Чингиза из-под чёлки. А, ладно, всё равно стирать. Только сейчас сообразил: Оба без одежды. Совсем. А заснули вообще-то в белье.– Девчонки где? – обеспокоенно спросил Чингиз. Если всё это ещё и в присутствии соседок за тонкой ширмой происходило, он со стыда сгорит.– Ушли на пары, – ответил Валя. – При них я бы не стал.– Ты вообще нахрена это сделал?– Тебе не понравилось? – расстроился он.– Понравилось. Очень, – честно признался Чингиз. – Только всё равно… нельзя так неожиданно.– Хорошо, в следующий раз стану будить и предупреждать, – пообещал Валя.– Э, ты что! Никаких следующих разов. У меня вообще-то парень есть.– Ты не говорил.– Ты и не спрашивал.Чингиз посмотрел на телефоне время и начал торопливо одеваться. Не хватало ещё опоздать на работу! От Лики влетит. В принципе, пусть кричит, сколько хочет, лишь бы обошлось без штрафа. Деньги нужны просто катастрофически. Не сидеть же на шее у Гены!– Накажи меня, – напомнил о себе Валя.– Что?– Раз я виноват перед тобой, выбери мне наказание. Ну, отшлёпай или трахни без смазки. Что хочешь.– Обойдёшься, – Чингиз мотнул головой, отогнав соблазнительное видение. – С чего это я стану тебя трахать, когда у меня…– Парень есть, – хихикнув, продолжил Валя. – Можете вдвоём меня отыметь.– Для тебя это не наказание будет, – сказал Чингиз, – а твоя собачья радость. Иди лучше завтрак приготовь. Только бери в холодильнике те продукты, где на упаковках маркером написано ?Муратов?. Чужие не хватай, а то мне в тот раз за майонез девочки чуть уши вместе с головой не открутили.Валя не стал спрашивать, что там за история с майонезом. И хорошо – у Чингиза не было настроения об этом рассказывать кому-либо. Их с Геной личная история, вот и всё. Так было хорошо, что и ушей не жалко.Чингиз принял душ, почистил зубы. Заглянул на кухню и тут же попал в облако едкого дыма. Закашлялся. Валя поставил перед ним тарелку с чёрными склизкими комочками.– Это что?– Сырнички, – нежно улыбнулся Валя.В принципе, творожные монстры были вполне съедобны, если залить их сгущёнкой. И запить жидким холодным чаем. Догадался Валя залить пакетик не крутым кипятком, а еле тёплой водицей.– Сам почему не ешь?– Не хочу, – поморщился Валя.Конечно, ему с утра белковой пищи прилетело…– На обед пельмени себе сваришь, – сказал Чингиз.– Да? А я думал, мы вместе обедать будем, как вчера, – хныкнул Валя.– Не будем. И ужинать тоже не будем. Я сегодня поздно приду.– Пойдёшь куда-то с друзьями, да? Или с парнем своим? Возьми меня с собой, – попросился он.– Нет. Дома сиди.– Ты меня стыдишься? – жалобным голоском произнёс Валя.– Конечно, нет, – помотал головой Чингиз, чувствуя, как горячеют щёки и уши. – Просто… тебе не в чем выйти из дома, у тебя вся одежда грязная, – нашёлся он.– А когда она чистая будет?– Когда ты постираешь.– Я не умею.– Ты, Валико, вообще что-то умеешь, кроме минета? – сердито поинтересовался Чингиз. – Ах, да – ты говорил, что пыль вытирал.– Тоже не очень успешно, – снова захихикал Валя. – Я всё время разбивал то, что на полках стояло.– М-да, тогда нет смысла рекомендовать тебя в уборщики, – задумчиво проговорил Чингиз. – Все витрины с телефонами расколотишь.– Зачем – в уборщики? – настороженно спросил Валя.– Работать. Получать деньги. Покупать себе еду, трусы, носки, снимать комнату, не быть бомжом.– Не хочу работать, – скорчил кислую рожицу Валя. – Лучше найди мне кого-нибудь.– Попробую, – неуверенно пообещал Чингиз. – Так, всё! Я побежал. А то за опоздание уволят, и оба с тобой бомжами станем, – припугнул он.Вечером в кафе они слушали живую музыку: певицу – темноволосую пышечку с низким грудным голосом, высокую худенькую пианистку и седого задумчивого гитариста. Компания подобралась прекрасная: сёстры Воронцовы и Лиза из театрального коллектива. И Гена, конечно. Гали не было – она всё ещё болела.Когда Чингиз перед уходом завернул в салфетку и запихнул в карман куриную грудку из своей тарелки, Лиза этого не оставила без внимания.– О, Сашенция, кажется, завёл себе домашнего питомца! – весело прокомментировала девушка. – Признавайся, Чебурашка, кто у тебя живёт – котик или собачка?– Собачка, – мрачно сказал Чингиз. – И я надеюсь, что я её всё же не завёл, а взял на передержку.