5. Кофе под майонезом (1/1)

Давно, ещё в школе, Чингиз прочёл в одной книге, что герой был счастлив и несчастен одновременно. Думал: ну и насочинял чудак-писатель! Разве так бывает? Ведь либо тебе хорошо, либо плохо, либо никак. А если не разобрался в ощущениях, то или ты глуп, или автор нарочно хочет запутать читателя. Теперь же сам в странную ситуацию попал, и то ли он, Чингиз, – дурак, то ли сочинитель его судьбы решил так жестоко поразвлечься.Он встретил замечательных друзей. В том, что Галя и Гена для него не шапочные знакомые, не просто развесёлая компания, а именно друзья, он не сомневался. С ними было интересно, как когда-то с Мананой и Таней, легко в общении, как с Виком и так спокойно, как не было никогда и ни с кем. Может быть, оттого, что они старше? Чингиза всегда подсознательно тянуло не к ровесникам, а к тем, кто повзрослей, но его воспринимали как старательного ученика – в лучшем случае. В худшем – как забавную живую игрушку, и это было противно, а иногда больно и страшно. Год, проведённый в гей-клубе, хотелось забыть, как страшный сон. Но вместе с этим выбросить из памяти следовало бы всю прежнюю жизнь: семью, школу, педвуз, работу в отцовской фирме, стихи. Даже имя собственное забыть и привыкнуть к новому. Саша, Саня, Александр…Вот здесь и возникало противоречие. Счастье – встретить людей, которые тебя понимают, как никто, и откровенны с тобой. И в то же время разрывающая сердце боль оттого, что всё это ненадолго. Он не может быть искренним со своими друзьями, он обманывает их; когда-нибудь они это поймут и станут презирать его. Может быть, уже поняли и презирают, но продолжают вести себя по-прежнему из жалости к нему, а жалость – это ещё обидней презрения.Чингиз не раз порывался рассказать правду о себе если не Гене, то хотя бы Гале, считал её по-женски более мягкой и терпимой. Не решался, трусил отчаянно. Боялся неприятия. Встретив людей, которые спокойно относятся к тому, что он – гей, приходил в ужас: вдруг они узнают, что он проститутка. Страшно стыдился этого факта своей биографии. Да, это в прошлом, но всё же… Не мог открыться, продолжал лгать, и теперь стыдился ещё и своей лжи.Со дня знакомства, такого необычного, насыщенного событиями, прошло две недели. Они виделись почти каждый день. Ну, как виделись? Гена заходил перед началом своих занятий в фитнес-центре к нему в салон и отвлекал разговорами от работы, пока Лика, старший менеджер, не начинала злиться. Тогда Гена белозубо скалился, наговаривал Лике кучу небанальных комплиментов, и пока она обречённо таяла в углу, как снежная баба под мартовским солнцем, успевал поцеловать Сашу-Чингиза в угол рта и тихо исчезнуть, оставив в воздухе одуряющий шлейф своего одеколона, шампуня, мятной жвачки и чего-то ещё, не поддающегося словесному описанию. Пару раз Галя вытаскивала их в то же кафе, где они ели пиццу в первый вечер. Там же они поздравили Галю с Восьмым марта. Гена вручил девушке жёлто-пушистый букет мимозы и модель старинного самолётика, увидев которую, она прыгала, визжала и хлопала в ладоши, как маленькая девочка. Как очень большая девочка – чуть не перевернула пару стульев и столик, казавшийся до этого момента довольно устойчивым. Оказывается, у неё уже были четыре подобных модели, разных, и она всё думала, можно это считать коллекцией или нет. Но пять – это уже полноценная коллекция, точно. Чингиз даже пожалел, что чехол для телефона, который он подарил Гале (взял в салоне в долг, под мартовскую зарплату) был не с самолётами. Ну, с чёрными и розовыми кошками – тоже неплохо.На каток они больше так и не выбрались – погода с первых дней марта установилась вполне весенняя, ночью подмораживало, а днём держалась плюсовая температура, снег сделался тёмным и рыхлым, а по тротуарам потекли ручьи. Зато сходили ещё раз во Дворец культуры, только не на представление Галиного театрального коллектива, а на концерт ретро-песен. В зале было очень много старушек, а что происходило на сцене, Чингиз почти не запомнил. Вёл программу вместе с незнакомой рыженькой девицей тот самый манерный Ванечка, который клеился к Гене в прошлый раз. Гена беззастенчиво пялился на него, а Чингиз сходил с ума от ревности. Ему хотелось попеременно то со всей злости и дурости ткнуть Гену в бок, то тесно прижаться к нему, напрашиваясь на ласку. Ни то, ни другое сделать было невозможно, потому что между ними сидела Галя, на этот раз на сцене не занятая. Оставалось только сердиться про себя, ёрзать на кресле и кусать губы. А после концерта всё как-то забылось, ушло в сторону, перекрылось более приятными впечатлениями: Гена позвал Чингиза и Галю к себе в гости, где накормил собственноручно приготовленной странной едой из курицы и риса, почему-то выдаваемой им за плов, и они все вместе три часа хохотали над старыми мультиками про Тома и Джерри. Потом Гена расчехлил гитару и устроил им с Галей концерт получше того, что был на сцене. Пел долго. Песни были Чингизу незнакомы, кроме одной – про осень и плачущее небо под ногами. Не по сезону, но под настроение она очень зашла. В мартовских лужах утром тоже отражалось небо с серыми рваными облаками, качающимися на ветру ветками деревьев и редко пролетающими птицами. От всего этого – резковатой динамичной музыки, хранимых в памяти утренних отражений в лужах, заоконного неба уже ночного, густо-лилового – и вполне ощутимой, но по-прежнему недосягаемой близости Гены – хотелось писать стихи. Слова в голове теснились сумбурно и пока не складывались в певучие строчки, но Чингиз знал: стоит ему остаться наедине с ручкой и блокнотом, как они выльются, срифмуются, напишутся, и всё будет, как раньше.Не совсем всё, не совсем так, но… что-то будет, непременно.Чингиз был рад, что Гена и Галя стали его друзьями. Но, честно говоря, от Гены он с самого начала ожидал чего-то большего, чем дружба. Ему было мало торопливых, скользящих и при этом невинных, почти братских поцелуев и объятий. Время от времени Чингиз задумывался: может быть, Гена вовсе не гей? И он снова, как и в случае с руководителем ЛИТО у себя на родине, ошибся – влюбился не в того?В том, что влюбился, сомнений не было.Когда зарегистрировался на сайте знакомств и написал незнакомому мужчине, о чём он думал? Да ни о чём! Интересно было: как это люди знакомятся? Сидят за столиком в кафе друг напротив друга и долго-долго разговаривают о любимых книгах, фильмах и музыке? Или сразу кидаются в постель, а разговаривают уже потом – если понравились друг другу, если на самом деле есть, о чём поболтать? Когда Геннадий пятидесяти лет сразу к себе домой пригласил, его трясло до чёртиков. Ночь не спал. Время перепутал, как дурак. Но всё обернулось к лучшему.К лучшему ли? Дружить – замечательно, но ведь он не пятиклассник! Пора бы уже и пообщаться по-взрослому. А Гена не торопился и его, Чингиза, не торопил. Не приглашал никуда без Гали, ни о чём таком не заговаривал, только шутки шутил да песни пел под гитару. Может, ждал, когда Чингиз будет морально готов и сам начнёт к нему приставать? Или он правда не гей. Или просто Чингиз ему не нравится. Ага, тогда, на катке, очень ощутимо было это ?не нравится?! Вот-вот, а потом до подъезда проводил, скромно в щёчку чмокнул и ушёл с Галей под ручку. Ну, не под ручку, конечно, это уж он так… из вредности. На самом деле понимал, что глупо ревновать к Гале, она свойская весёлая тётка, друг и товарищ. А всё равно ревновал. И к Гале, и к манерному Ванечке, черти б его побрали, и ко всему белому свету. И надо было уже решаться.Решился. Набрал его номер на сотовом:– Гена, привет! Ты чем-то занят сейчас?– Да так… ничем вроде.– А ты… это… приходи ко мне в гости, вот, – выпалил Чингиз. Ой, хорошо, что по телефону связался с ним, а не по скайпу: было бы видно, как он густо покраснел, – ужас.– В гости? Удивлённо протянул Гена. – А зачем?– Кофе пить, – пробормотал Чингиз первое, что пришло ему в голову.– Хорошо, – хохотнул Гена в трубку. – Приду.Нажав на телефоне ?отбой?, Чингиз повалился спиной на кровать. Его била нервная дрожь. ?Он придёт! Он придёт в гости?, – сладко пело внутри. И чего, спрашивается? Один товарищ приходит в гости к другому, подумаешь… Надо не трястись, как красна девица на первом свидании, а как следует подготовиться. Где это было-то? Вытащил спрятанную среди белья насадку для клизмы – как-то любопытства ради уже пробовал привинтить её к здешнему душу, подходила идеально. Вот и пригодилась. Анальная смазка и специальные презервативы – всё это у него тоже имеется, он в этом смысле человек предусмотрительный. Чингиз помечтал, как они с Геной сначала выпьют кофе, а потом…Ой, блин! Кофе…– Ген! – он позвонил снова и быстро заговорил, прижимая телефон плечом к уху. – Ты ещё дома? Знаешь, у меня с посудой проблемы. Захвати, пожалуйста, чашку. Да, одну. Ох… лучше две.Любимая (потому что единственная) кружка с роботом из ?Звёздных войн? выскочила из мокрых рук и разлетелась по полу кухни белыми черепками. Лучше бы не мыл!– Гена, – жутко стесняясь, прошептал он в трубку минут через пять, проведя на общей кухне ревизию соседской посуды, – а если варить кофе в алюминиевой кастрюле – это ничего? Она такая жёлтая… литра на полтора. А, лучше турку принесёшь, да? Ну, если тебя не затруднит…Чингиз занырнул под душ и долго мылся горячей водой снаружи и изнутри, тщательно растягивая себя. Хотелось, чтобы их с Геной первый раз был идеальным. Вспомнил, как тот в день (точнее, раннее утро) их знакомства открыл ему дверь с обнажённым торсом. Кубики пресса. И те самые шрамы, которые украшают… И всё-о – крыша, гуд бай!Вышел, расслабленный и распаренный, снова заглянул на кухню, пошарил по столу и полкам… и опять позвонил Гене.– Слушай-ка! Ты не мимо магазина идёшь?– А что?– Да как-то вдруг… понял, что у меня совсем нет сахара. Не купишь?– Ладно, – вздохнул Гена. – Больше ничего не надо? Хлеб, сливки, печенье?Он ведь совсем не злится, да? Кажется…– Хлеб… да, наверное, надо. Белый. А сливки как раз есть. Если, конечно, это они, – Чингиз порассматривал на просвет белый пакетик с красной латинской надписью. Он не помнил, когда покупал это. Может быть, продукт принадлежит девчонкам? Но они уехали на выходные к родителям, а до понедельника эта штука всё равно испортится. И… он же купит новый, такой же, они даже не заметят. – Да, сливки есть, а нету этого… как его… кофе нет, вот. Купи, пожалуйста, если нетрудно.Позвал, называется, на чашечку кофе! А у самого ни кофе, ни чашечек. Гена там ржёт над ним, наверное. Возможно, даже звонит сейчас Гале и пересказывает их беседы. А, нет, никому не звонит.– Гена, ты в магазине ещё? Возьми, пожалуйста, заодно бутылку воды, питьевой. А то из-под крана какая-то дрянь хлорированная течёт.Чингиз открыл дверь на звонок сразу же, потому что ждал в прихожей. Стоял, вытянувшись в струнку, с непросохшими после душа завившимися в блестяще-чёрные колечки волосами, в шортах и маечке, босиком. Гена выпустил из рук пакеты с продуктами, сбросил с плеч распахнутую по-весеннему куртку и притянул Чингиза к себе.– Сашка…Парень вздрогнул, услышав чужое имя. Подумал: пора бы привыкнуть уже. А через секунду ни о чём больше не думал, тихо постанывал в сильных мужских руках и, задыхаясь, отвечал на нежный и требовательный поцелуй.Чингиз подпрыгнул и цепко обхватил голыми ногами талию мужчины. Одну руку неловко и как-то по-детски закинул ему на шею, второй указал путь в комнату. Гена осторожно сгрузил свою драгоценную ношу в разобранную постель. Стянул с себя свитер, сам упал рядом. Рука Чингиза потянулась к молнии на его джинсах.– Саш, я ведь не сдержусь, – щекотным шёпотом в оттопыренное ухо предупредил Гена.– Ага, – откликнулся, соглашаясь, Чингиз. И сам не заметил, как оказался без одежды, вжатым в матрас горячим тяжёлым телом. Гена с тихим рычанием обцеловывал его тонкую шею, худые плечи. Легонько прикусывал еле заметный кадык и острые ключицы. Чингиз выгибался, чуть ли не вставая на мостик, и дышал через раз.Несмотря на угрозу не сдерживаться, Гена не торопился. Втянул губами и чуть прикусил соски, провёл языком влажную дорожку по безволосой груди и впалому коричневому животу, лизнул ямку пупка. Спустился ниже и сжал губами его небольшой бодро торчащий член, пальцами поглаживая в это время яички, – Чингиз только ахнул. Такое с ним точно происходило в первый раз. Если не считать тех моментов, когда они с Виком дрочили и сосали друг другу. Но это было совсем не то и не так по ощущениям.Невозможно сравнивать. И не нужно. Было прекрасно, почти как поэзия. Нет, даже без всяких почти. И не отвратительно, и не стыдно, и до такой степени правильно, что иначе и быть не может. Чингизу захотелось ещё большей слитности и общности, но он не знал, как попросить об этом на простом человеческом языке. Ни на полузабытом родном, ни на том, на котором он складывал свои стихи, – на русском он не мог подобрать негрубых выражений. ?Возьми меня? прозвучало бы, на его взгляд, слишком пошло, а громоздкое ?хочу почувствовать тебя в себе? напоминало неуклюжий перевод с иностранного. Однако Гена, кажется, всё понял без слов. Потянулся за подушкой, чтобы подложить Чингизу под поясницу. Парень был уже в полуобморочном состоянии и не очень ясно соображал, что делает он сам и что делают с ним, только видел мутным взором, словно сквозь стекло, покрытое капельками дождя, лицо Гены – не привычно доброе, а чуточку хищное, с сощуренными глазами и прикушенной нижней губой. Слышал шорох раскрываемой упаковки с презервативом. Ощущал тепловатую скользкую смазку между ягодицами и кружащие по краям ануса сильные пальцы.– Готовился, – шептал Гена, – а всё равно узкий какой.Чингиз не понял, с удовольствием это было произнесено или с неодобрением; хорошо или плохо, что узкий. Он вывернулся, выставив зад и высоко задрав тщательно выбритые смуглые ноги, которые затем опустил на широкие молочно-белые плечи. Дёрнулся и вскрикнул от резкой боли, когда Гена неожиданно вогнал в него возбуждённый член на всю длину. Помычал благодарно, когда тот замер, прекратил двигаться, позволяя телу Чингиза привыкнуть к его немаленьким размерам, но тут же застонал сладко и требовательно, умоляя не останавливаться более ни на секунду. Продолжали в бешеном темпе, Чингиз заводился всё больше и больше, ему повезло – Гена как-то сходу попал в ту самую точку, как раз, куда нужно, и он подмахивал, яростно насаживался и при этом гортанно выкрикивал, выстанывал какие-то слова, о значении и уместности которых задумываться стоило в последнюю очередь.Ему казалось: всё это будет длиться вечность. Долгую-долгую, бесконечную-бесконечную вечность. Весну сменит жаркое лето, которое, в свою очередь, перельётся в осенний дождь, обернётся стылой-постылой зимой на секунду всего, а потом вновь перекинется в весну, веющую теплом и несущуюся ручьями по оврагам, и так десять тысяч раз, до самой смерти, да и смерть сама будет ненасытной, сладкой, нежной и не пройдёт никогда, и никогда не придёт. Длилось, длилось – и оборвалось в пару секунд, но это ему тоже казалось, на самом-то деле прошло не более и не менее шести минут. Гена коротко сдавил его в судорожных объятиях, а потом массой расслабленной груды мышц навалился, сладостно выдыхая. Они не двигались довольно долго – наверное, ещё одну вечность. Потом Гена откатился в сторону, снял и завязал узлом презерватив и аккуратно бросил на пол у кровати, а затем ласкал Чингиза, вырисовывая пальцами узоры на смуглом теле. Ни говорить, ни идти куда-то не хотелось обоим. Но всё же Гена прервал это взаимное ленивое удовольствие банальным вопросом:– Сашка, а где у тебя душ? И туалет заодно…– Там, в конце коридора, – махнул рукой Чингиз. – Совмещённый. Полотенце с подсолнухами на крючке.– А в квартире сейчас никого нет? – уточнил Гена.– Никогошеньки, ни в одной комнате. Студенты разъехались на выходные к мамам и папам.– Пойдём вместе тогда?– Ле-ень, – протянул Чингиз.– Ну, ладно. Ленись дальше, – хмыкнул Гена. Сгрёб его в охапку и утащил в ванную, где под струями тёплой воды втянул во вторую серию разнузданных удовольствий. Прижимал его к себе и большой своей лапищей дрочил ему то бережно и нежно, то наращивая темп, и Чингиз феерически кончил, забрызгав спермой кафельную стенку.– Ой! – смутился он.– Ничего, сейчас смоем, – добродушно засмеялся Гена.Вернулись в комнату. Чингиз рухнул в постель. И почти сразу подскочил:– А кофе?– Ты сам как кофе, – сказал Гена, целуя своего смуглого мальчика. – Сладкий и горький одновременно. Ароматный и бодрящий. Лежи, отдыхай. Я сварю и принесу.Не лежалось ему. Надеть давешние шорты с майкой почему-то постеснялся. Натянул джинсы, набросил, не застёгивая, клетчатую рубашку с длинным рукавом и отправился на кухню. Гена – тоже в джинсах, но без свитера, в белой майке-алкоголичке, босиком – стоял у плиты и колдовал над туркой, по щепотке добавляя в кофе молотую корицу и ещё какие-то пряности из бумажных кульков. Чингиз распотрошил пакеты с продуктами и принялся резать тонкими ломтями хлеб, сыр, длинный огурец и копчёное мясо. Вымыл яблоки и виноград. Насыпал в вазочку сахарный песок, а на плоскую тарелку выложил печенье и пряники. Вытащил из холодильника тот, примеченный им заранее бело-красный пакетик. В итоге решили, что тащить кофе и всё остальное в постель ни к чему, можно перекусить прямо здесь, на кухне. Чингиз, правда, зашипел, усаживаясь на твёрдый табурет. Совсем тихонечко.– Извини, – сказал Гена. И принёс ему из комнаты подушку, положил на сиденье. Устроившись по-королевски, Чингиз смастерил себе четырёхэтажный бутерброд и смачно вгрызся в него – есть хотелось до невозможности. Он вспомнил, что так и не позавтракал, а время было даже и не обеденное уже, а почти ужинное.– Это сливки? – спросил Гена, берясь за бело-красное непонятно что. Чингиз хотел сказать, что не уверен, потому что не пробовал, – возможно, это сгущёнка. Но не сказал, потому что рот его был набит четырьмя этажами хлеба, сыра и мяса. Он только кивнул несколько раз. Гена принял сей жест за утвердительный и, вскрыв пакет, выдавил половину его густого желтовато-белого содержимого в свою чашку. Добавил сахар, перемешал, пригубил чуточку… и замер с остекленевшим взглядом, не решаясь ни выплюнуть, ни проглотить. Через пару минут шок прошёл, и он кинулся к мойке, фыркнув, выплюнул эту невероятную гадость, в которую по нелепой случайности превратился его великолепный кофе.– Сашка, что это было? – спросил озадаченно.Чингиз испугался. Подумал, что в сгущёнку (или это всё же сливки?) враги подмешали смертельный яд. Он наскоро прожевал свой бутерброд и схватил пакетик. Поминать – так обоим сразу, за компанию. Высосал остатки непостижимой хрени, задумался… и выпалил:– Блин, это ж майонез!– Ты такой смешной, смотреть невозможно, – сказал Гена и потянулся через стол за поцелуем. Оторвался, перетащил его к себе на колени. – Кофе под майонезом! – и снова приник к губам.В дверь позвонили. Три длинных, два коротких. И ещё три длинных. И ещё.– Кого черти несут? – недовольно спросил Гена. Чингиз пожал плечами. – Я сам открою, – сказал Гена, аккуратно пересаживая его обратно на табурет с подушкой. Чингиз поёрзал, прислушался к оживлённым голосам в прихожей. Рокочуще басил Гена, ему кто-то отвечал взволнованным полувизгом, таким знакомым… Ох, конечно же! Владелица квартиры тётя Инна пришла за деньгами. Студенты расплатились с ней в прошлый понедельник, а ему на тот момент ещё не выдали зарплату, и он попросил отсрочки. А когда получил, столько всего нужного купить надо было, и за телефон с интернетом заплатить… В общем, от зарплаты остались рожки да ножки, и придётся умолять хозяйку подождать ещё месяц. В присутствии Гены. Стыдно-то как!Они вошли в кухню. Гена поддерживал тётю Инну за круглый локоток, а она заливисто хохотала над какой-то его шуткой. Да они что – знакомы, что ли?!– Инна Владимировна – моя лучшая ученица, – объяснил Гена, предупредив вопросы со стороны Чингиза.– Геннадий Петрович, вы мне льстите, – смущённо хихикнула она, прикрыв рот пальцами с острыми накрашенными розовым лаком ногтями.– Не льщу, а морально стимулирую, – гоготнул Гена, приобнимая её за плечи.Чингиз сердито скрипнул зубами. Хотел сразу же резко сказать, что денег нет, но тётя Инна опередила:– Саша, твой родственник мне заплатил за квартиру.Он сразу помрачнел и поскучнел. Вот, значит, как… Снова пришли к товарно-денежным отношениям. Целый стол продуктов, а теперь ещё и вот это… А он-то думал!Гена обернулся к нему, сделал строгое лицо и прижал указательный палец к губам: тс-с, все разборки – потом. И от этого почему-то стало легче. Немного.– Инна Владимировна, хотите кофе? – предложил Гена. – Правда, тут почти не осталось. Племяш, допивай остывший, а я сейчас свежего сварю.– Спасибо, – поблагодарила тётя Инна. – Мне нельзя кофе, у меня давление.– А чайку? – не унимался Гена. – С пряниками. А? Мятные.– Нет-нет, я пойду, – засуетилась хозяйка. Странно, с девчонками-студентками она всегда часа по два чаи гоняла, нахваливая привезённые ими бабушкины варенья. Ну, нет так нет. Чингиз не готов был её уговаривать. Пусть уходит скорей. И Гена – с нею вместе. Пусть катится, раз так…Проводив тётю Инну, Гена вернулся на кухню и застал Чингиза… нет, не в слезах, но почти. Уткнувшимся лбом в угол стола.– Ты чего, малыш?– Я не малыш тебе. У меня имя есть, – огрызнулся он. Да, пусть чужое, но всё-таки человеческое имя. А то начинает тут…– Прости меня, Саш, – Гена обнял его за плечи. Чингиз сердито дёрнулся: не надо ему этих притворных нежностей. – Если ты из-за денег, то… пусть считается, что я тебе дал их в долг.– Правда? Недоверчиво переспросил Чингиз.– Правда. И ещё вот что, – Гена улыбнулся. – Давай договоримся: в следующий раз, когда ты захочешь угостить меня кофе, чаем или обедом-ужином, ты не стесняйся – приходи ко мне. У меня дома всё есть, и так будет гораздо удобнее.Чингиз тихо хихикнул, оценив шутку:– Ладно.– К тому же, у меня дома не такой проходной двор, как здесь у тебя. Если кто и появится внезапно, так только наша Галя, но уж никак не моя клиентка.– Кто-о? – удивился Чингиз.– Инна Владимировна занимается у меня в фитнес-центре. Худеет. Я её тренер, – объяснил Гена.– А-а, – понял он.– Кстати, пришлось ей сказать, что я твой дядюшка! Дамочка была удивлена, что ты снимаешь угол, а не живёшь у своего родственника. Возможно, она права – а, племянничек? У меня квартира тоже съёмная, так что расходы – пополам. Как тебе такая идея?– Ты, – у Чингиза пересохло в горле, и он судорожно сглотнул, – предлагаешь переехать к тебе?– Не сию минуту. Когда ты будешь готов. Просто подумай об этом, хорошо?– Да, – сказал он. – Я подумаю. Потом.– Потом – прекрасно звучит. Это значит, что у наших отношений есть будущее, – улыбнулся Гена. Это он что – шутит так? Или… не шутит?– Ты это серьёзно, Ген? Про отношения.– Совершенно серьёзно. Ты ведь не против быть моим парнем?– Я… но ты же ничего про меня не знаешь!– Сашка, – осторожно сказал Гена, – если ты чего-то о себе пока не хочешь рассказывать, это твоё право. Я ведь понимаю: это может быть тяжело или больно. Расскажешь потом.– Потом? Так можно, да?– Конечно. А знаешь, что мы сделаем прямо сейчас? – интригующим шёпотом проговорил он.– Что же?– Для начала сходим куда-нибудь поужинать. Потому что бутербродов оказалось мало, а варить магазинные пельмени – это скучно.– А после?– Купим бутылку коньяка и пойдём гулять на набережную. Будем пить коньяк из горлышка и целоваться под каждым фонарём.– Это обязательно?– А как же! И если нас задержат менты, мы дадим им взятку, а если на нас нападут злые гопники, то мы начистим им морды. Как тебе такая перспектива?– Захватывающе, – улыбнулся Чингиз. – Только лучше без полиции и без гопников.– Да ты что?! – дурашливо возмутился Гена. – Без ментов, согласен, можно обойтись. Но гопники! Нет, без гопников будет не так романтично.Они обнялись и расхохотались. И оба сразу подумали: надо побыстрей одеваться и выбираться на улицу. А то ещё минут пять таких обнимашек – и они вообще никуда не уйдут.