3/3 Сложный выбор (1/1)
Приближались зимние праздники. Уже почти два месяца Леда провел в добровольном заточении в Слепом переулке и ловил себя на понимании, что у него заканчивается терпение: сидеть в четырех стенах фактически одному, если не считать редких появлений Джури, который отсутствовал все чаще, ему становилось невмоготу.Никакого лишнего внимания от госпожи Эйири или ее служанки Леда не чувствовал – женщины едва ли задумывались о том, почему он гостит так долго и о какой его работе говорил Джури, если он целыми дням просиживает в доме. Книги в огромной библиотеке не спешили заканчиваться, но уже от самого чтения его воротило – за эти недели он проглотил больше литературных творений всех жанров, чем за десять предыдущих лет. И хотя такая жизнь была однозначно лучше той, что он влачил прежде в доходном доме, Леда понимал, что устал от однообразия и тишины.Как-то раз вечером он вышел прогуляться в саду у дома. В последнее время он часто делал это, понимая, что без свежего воздуха задыхается. После памятного похода с Агги в дом родителей и долгого ночного разговора с Джури в своей комнате Леда обнаружил аккуратно сложенный теплый плащ и пару зимней обуви. Подозревать Джури в излишней заботливости Леда, как обычно, благоразумно не стал, предположив, что это тонкий намек больше не лезть в чужой шкаф, а заодно напоминание, что он волен делать, что хочет, на свой страх и риск – Леда ведь не был пленником. Однако еще долгое время вещами он не пользовался.Впервые на прогулку Леда отважился неделю назад после наступления темноты, благо в это время года сумерки опускались на город рано. Вскоре вечерний моцион вошел в обязательную однообразную программу его дня.В маленьком дворике разгуляться особо было негде, и он чувствовал себя тюремным заключенным, когда вышагивал туда-сюда между несколькими старыми яблонями. Весь день светило редкое в зимние месяцы тусклое солнце, однако к ночи погода, как назло, испортилась: сыпал мелкий колючий снег, оседавший на плечах и капюшоне, однако мгновенно таявший на земле. Леда продрог до костей за какую-то четверть часа.И в тот момент, когда он уже развернулся к дому, чтобы вернуться обратно, за спиной послышался негромкий голос:– Добрый вечер. Или, правильнее сказать, доброй ночи.От внезапного испуга Леда вздрогнул и обернулся. Ему понадобилось несколько долгих мгновений, чтобы узнать человека, который невозмутимо стоял перед ним.– Доброй ночи, – пробормотал Леда. – Простите, не ожидал.Улыбка Сойка показалась Леде извиняющейся.– Это ты прости. Не хотел напугать.Леда хотел было ответить, что ничуть не испугался, но усомнился, прозвучит ли подобное заявление искренне, потому лишь кивнул.– Джури нет дома.– Знаю. Я пришел к тебе, а не к Джури, – и пока Леда пытался собрать воедино разбегавшиеся от удивления мысли, Сойк добавил: – Прогуляемся?Невольно Леда посмотрел в сторону Слепого переулка, безлюдная дорога которого тянулась за забором, и Сойк, разгадав его сомнения, сказал:– У меня хорошие новости – тебе больше нечего бояться. Стража закрыла дело по дому Хареона. Они так часто делают, если заходят в тупик.– Я больше не в розыске, – скорее утвердительно, чем вопросительно произнес Леда.– Именно, – кивнул Сойк и повторил свое предложение: – Пройдемся?По улице Сойк шагал смело, гордо расправив плечи, всем своим видом показывая, что ничего не опасается. Леда вспомнил, как в застенках казематов ему задавали вопросы о главе Противостояния, но судя по тому, что спрашивали храмовники, они даже не знали, как сейчас выглядит самый опасный из магов.– Хорошее время – зима, – произнес Сойк, постукивая по мостовой тростью – самой обыкновенной, недорогой: Леда заметил, как в темноте блеснул простой латунный набалдашник. – Темнеет рано, большая часть суток в полумраке, а теплая одежда позволяет скрывать лица.Не согласиться было сложно, Леда сам имел возможность оценить, как неприметно натянутый на глаза капюшон позволяет слиться с десятками прохожих. Но все же не удержался:– Терпеть не могу зиму.Сойк лишь рассмеялся негромко.– Просто тебе до сегодняшнего дня не было нужды прятаться.Покинув Слепой переулок, они свернули не влево к центральным улицам, а пошли направо – в сторону, где Леда еще не бывал. Дорога вывела их к тихому небольшому парку или, если говорить точнее, к длинной аллее, что тянулась вдоль одного из множества притоков реки Истровиль, которые, будто паутина, опутывали Синальд и в итоге стекались к морю Маои. Как ни странно, у реки было не столь ветрено, как в переулке. Дорожка аллеи была выложена светлым камнем, и через каждые десять ярдов вдоль нее стояли скамейки. Леда так и представил себе, как в теплое время здесь прогуливаются обитатели престижного района – знатные дамы под руку с подругами или супругами и няньки с младенцами в колясках.– Присядем? – предложил Сойк, когда они поравнялись с очередной скамьей, и Леда согласился, пускай про себя и подумал, что для посиделок в парке, мягко говоря, холодно.Снег – или его жалкое подобие – закончился, вокруг было безлюдно и совершенно тихо, даже стража не заглядывала в спокойный благополучный район. Река несла свои тяжелые холодные воды, в темноте они казались маслянисто-черными, а фонари за спиной не позволяли толком рассмотреть лицо Сойка, что, впрочем, не огорчало Леду: он и так не отважился бы разглядывать его в открытую.– Теперь ты можешь уехать из Синальда, да и из Атламонда тоже в любой момент, – снова заговорил Сойк. – Тебе не требуется наше содействие. Едва ли кто-то обратит на тебя внимание, когда будешь пересекать границу.– Это хорошие новости, – нейтрально отозвался Леда и, чтобы ответ не прозвучал слишком сухо, добавил: – Подумать не мог, что так устану от безделья.Сойк вежливо улыбнулся и не ответил, а Леда прислушивался к себе: почему он не радуется? Он ведь так хотел уехать, сбежать отсюда – из страны, где с ним приключилось столько всего плохого, где он больше никому не нужен и никто не нужен ему. Оглядываясь назад, Леда мог с уверенностью сказать, что никогда не был здесь счастлив по-настоящему, разве что в раннем детстве немного.
Только понимание, что, куда бы он ни поехал, он все равно возьмет с собой себя – несчастливого, преданного, разочарованного – лишало уверенности, что за границей его будет ждать нечто светлое и хорошее.– Ты не хочешь уезжать, – заявил Сойк, и Леда, погрузившийся в свои мысли, не сразу понял, что это не вопрос.– Джури говорил, что вы некромант, а не ментальный маг, – позволил себе пошутить Леда, и Сойк пожал плечами:– Я не умею читать мысли. Просто вид у тебя не слишком радостный, как для человека, который так долго ждал отъезда.Перчаток у Леды с собой не имелось, зато были широкие рукава, и он спрятал в них руки, когда пальцы начали мерзнуть.– Не то чтобы я не хотел уезжать, – постарался как можно искреннее объяснить он, не понимая точно, делает это для Сойка или больше для себя самого. – Просто не знаю, что меня ждет после отъезда, и не испытываю бессмысленного восторга. Глупо думать, что в Дале или в Агире мне будет лучше, чем здесь.– Разумно, – согласился Сойк. – Однако тебе вовсе не обязательно уезжать, если есть сомнения.Отчего-то Леда даже не удивился такому повороту в разговоре. В самый первый миг он подумал о том, что такой человек, как Сойк, который вряд ли располагает лишней свободной минутой, позвал его гулять по ночному городу просто так.– Что вы хотите сказать… – Леда замялся, не зная, как обратиться к Сойку.– Называй меня просто по имени и на "ты", – предложил тот. – Сейчас мы все равны.– Не уверен, что смогу, – честно признался Леда.– Странно, – опять улыбнулся Сойк, и в его взгляде померещилась неподдельная теплота. – Ты вроде бы почти не застал времена Конклава и преклонения перед магами, чтобы испытывать неуместный трепет.Возразить Леде было нечего, или же он просто не мог объяснить, что от всех магов, и от Сойка в особенности, исходило ощущение превосходства, даже когда они держались просто. Если бы Леда не знал, что сейчас сидит на скамейке в парке с самим негласным главой Противостояния, он все равно чувствовал бы неловкость, скованность – у Сойка была ощутимая аура, как у любого лидера.– Тебе не обязательно уезжать, – повторил Сойк. – Ты можешь остаться и присоединиться к нам.И тут Леда снова не почувствовал изумления от такого предложения, напротив, его не покидало чувство, что все развивается согласно логичному сценарию. Ему изначально как-то не верилось, что маги укрывают его из одной симпатии да благодарности за былые, откровенно немногочисленные заслуги.– Я ведь не маг, – напомнил Леда. – Что вам толку от меня?– От не-магов толку часто больше, чем от магов. Как ты можешь догадаться, на нас работает немало обыкновенных людей, которых Создатель не наградил магическим даром. Кто-то ради денежной выгоды, но многие и за идею – не все довольны правлением Храма, ведь от нынешней власти простые жители Атламонда в общем и целом пострадали не меньше магов.Перед глазами встал образ Моа, которая горячо уверяла Леду, что Конклав был куда эффективнее у руля, чем Храм, силой этот руль отнявший, а вместе с ним и заслуги своих предшественников.– Тогда зачем вам я? – настаивал Леда. – Я бывший заключенный, преступник с поддельными документами. У меня нет ни высокой должности, ни связей, ни денег. Чем я могу быть вам полезен?Сойк повернул голову, и свет фонаря осветил его лицо. Он смотрел задумчиво, изучающе, как будто видел своего собеседника впервые.– Честно? – вдруг спросил он. – Я пока сам не знаю. Не могу сказать точно. Просто мне кажется, что ты можешь быть нам полезен. Ты молод, силен, умен. Мы имели возможность убедиться, насколько ловким и хитрым ты можешь быть. Все это ценные качества для оппозиции, которая хочет вернуть то, что принадлежит ей по праву. Потому мы хотели бы, чтобы ты остался и поддержал нас хотя бы до весны.– Почему до весны? – удивился Леда. Слова Сойка он слушал внимательно, но верить каждому не спешил, однако сам не заметил, как тот отвлек его от сомнений упоминанием конкретного срока потенциального сотрудничества.– Весной мы планируем серьезную диверсию. Я должен быть осторожным, мне не следует делиться с тобой, ведь ты пока не один из нас, но мне кажется, что, если я не буду откровенным, с таким человеком, как ты, мы не договоримся.На этих словах Сойк сунул руку во внутренний карман плаща и вытащил золотые часы на цепочке. Леда ожидал, что тот посмотрит время, но вместо этого Сойк вдруг раскачал часы, будто маятник, и Леда, который сперва не понял, что происходит, почувствовал дыхание южного ветра, который часто приносило море летом. Их окутало теплом, и Леда не сомневался, что, если бы вокруг лежал снег, тот обязательно начал бы таять.– Изобретение нашего молодого артефактолога, – пояснил Сойк, убирая часы, которые на деле часами не являлись. – Бесценная вещь в зимнее время. Согласись, здесь становится холодно.Сидеть на скамье вдруг стало и вправду приятно, будто не промозглая сырая зима вступала в свои права в Синальде, а была ранняя осень. Вот только Леда отметил про себя, что манера Сойка вести разговор, постоянно сбиваясь на иные темы, лишает собеседника бдительности.– Что за диверсия? – спросил он.– Очень важная, самая важная за все существование Противостояния. Весной мы обезглавим змею – Храм лишится своего главного.Впервые с начала этой беседы Леда испытал истинное волнение. Маги собирались убить правителя, покуситься на первого человека Атламонда. На миг прикрыв глаза, Леда попытался представить последствия. Если затея революционеров удастся, это не уничтожит Храм мгновенно, но он пошатнется, да так, что вряд ли вернется в равновесие снова. На фоне множества иных проблем – голода, засухи, эпидемий, назревающего военного конфликта – внезапная кончина вождя может стать финальным аккордом песни Храма. Учитывая, что после убийства главного своего врага Противостояние не будет стоять на месте, а продолжит подтачивать силы храмовников, новый переворот станет самым ожидаемым и логичным итогом.– Как вы собираетесь это сделать? – почему-то полушепотом спросил Леда. – Или это уже лишняя для меня информация?– Почему же, – пожал плечами Сойк. – Мы готовим один артефакт, весьма сложный и еще более опасный. Его создание требует времени и сил, а в наших рядах есть только один артефактолог, который не обладает достаточным опытом. Однако теперь с нами Джури, и потому мы справимся, однозначно. Я прошу тебя присоединиться к нам лишь до весны, пока мы не сделаем то, над чем работаем так долго – ни один союзник в нашем положении не будет лишним. А после, когда дело будет сделано, ты получишь щедрое вознаграждение, с которым куда проще начать жизнь в любой стране на твой вкус. И я думаю, нет нужды говорить о том, что, если ты решишь остаться на родине, после нашей победы каждый, кто поддержал Противостояние, будет жить в почете и привилегиях.– Даже не-маги? – спросил Леда и прикусил язык, когда понял, что в интонациях его голоса откровенно слышался легкий сарказм.Сойк заметно ссутулился, и Леде послышался тихий вздох, но слабость эта была секундной, потому что маг снова выпрямился и посмотрел на него с упреком.– Ты слишком молод, чтобы помнить, потому придется поверить мне на слово, – негромко произнес Сойк. – Во времена правления магов я не был членом Конклава, но занимал иную достаточно высокую должность – я был третьим советником.
– Вот как, – удивился Леда. Он почему-то думал, что все маги, так или иначе приближенные к власти, были казнены сразу после переворота, если не во время него, однако ведь и правда стоило предположить, что кто-то мог успеть бежать.– Да, вот так. И я неоднократно поднимал вопрос о неравенстве и дискриминации. Жаль, что путь в архив тебе теперь заказан – там бы ты легко нашел документы двадцатилетней давности, где печатались мои законопроекты, предлагавшие дать посты в правительстве людям, не обладавшим магическим даром.– Зачем искать, я верю, – Леда ничуть не врал, когда говорил это. – Сейчас не любят вспоминать о том, что в последние годы правления Конклава были подвижки в эту сторону.– Да. И они были слишком медленными, нельзя не признать. В Конклав входили древние маги, возраст большинства из них перевалил за две с половиной сотни лет, они плохо воспринимали любое предложение изменить что-либо. Меня считали юным выскочкой.Сойк невесело улыбнулся, и Леда, вглядываясь в его профиль, задался вопросом, сколько же ему было лет. Спросить прямо он не решился, слишком уж бестактным был вопрос, но подумал, что обязательно поинтересуется у Джури. Определить на глаз, как и с любым магом, было сложно, но Леда не сомневался: Сойк был каким угодно, но точно не юным, – только бородатые старцы из Конклава могли считать его таковым.– И теперь вы хотите… Ты хочешь сказать, что если маги вернутся к власти…– Когда, – поправил его Сойк. – Не если, а когда.
– Когда маги вернутся, обыкновенные люди будут приравнены к ним в правах?– А для тебя это важно?В иных ситуациях Леду раздражало, когда вопросом отвечали на вопрос, но на сей раз он не возмутился даже мысленно, потому что Сойк попал в яблочко: а правда, для него это важно? Его собеседник тоже смотрел с любопытством, он не пытался увильнуть от ответа, но действительно интересовался.– Не особо, – наконец признался Леда после недолгого раздумья. – Я надеюсь, что никогда в жизни больше не буду связан с правительством. Ни в каком качестве.– Твое право, – кивнул Сойк. – А что касается равенства в правах, я не могу сейчас обещать. Немало наших союзников выступит против нового порядка, я точно знаю.Перед глазами Леды почему-то появился образ Анзи – он даже не сомневался, что тот как раз и есть один из тех несогласных, хотя у Леды не было причин считать, что Анзи относится ко всем людям плохо только лишь потому, что тот с неприязнью смотрел на него самого.– Однако я обещаю, что сделаю все для этого возможное, – продолжил Сойк. – В моем представлении для начала в новом Конклаве должно быть пятьдесят на пятьдесят магов и людей без дара.– А не для начала?– Потом по обстоятельствам. Я твердо убежден, что формировать правительство, ориентируясь на магический дар, абсурдно. Править государством должны те, у кого есть к этому талант, и он уж точно никак не связан с даром, его наличием или отсутствием.Слушать Сойка было приятно, он выглядел абсолютно искренним, когда произносил свои разумные речи. Не обещал того, в чем не мог быть уверен, однако имел собственные убеждения и гарантировал, что будет поступать в соответствии со своими принципами. Умом Леда понимал, что перед ним прирожденный политик, и верить такому по умолчанию не стоит. Но вопреки доводам разума проникся невольной симпатией.– Боюсь, не согласятся маги ваши, – заметил Леда. – Исторически в Конклаве было по одному представителю от каждого рода, а их всего двенадцать. Те, кого обойдут, будут оскорблены.– Не обязательно создавать новый Конклав из двенадцати человек, – удивительно простое решение Леде даже в голову не пришло. – Их может быть сколь угодно много. Но если уж говорить начистоту, двенадцать магов не наберется, некоторые древние роды исчезли без следа.– Некоторые?– Не могу сказать, кто точно, – Сойк вздохнул, и Леда подумал, что говорить об этом ему тяжело. – Некоторые прячутся, некоторые бежали из страны. Но как пример могу привести магов рун. До революции было известно только о троих: один из них состоял в Конклаве, другие двое – тоже приближенные к власти. Их всех казнили еще во время переворота, в самые первые его дни. Я давно не слышал ни об одном ныне живущем маге рун и, поверь, дорого бы отдал за то, чтобы иметь такого в рядах Противостояния. Но, как ни печально это признавать, похоже, магов рун не осталось.Леда помнил, что магия рун считалась одной из самых сложных, а волшебники с таким даром рождались нечасто. Руны отвечали на вопросы о прошлом, настоящем, будущем, помогали решать сложные дилеммы – их ответы были бесценны и абсолютно всегда мудры. В семинарии преподаватель, храмовник до мозга костей, смеялся, когда рассказывал об этом: мол, если руны предсказывают будущее, что же Конклав не узнал заранее о восстании? Что же он не принял никаких мер, чтобы спасти себя и других магов? Сокурсники тоже смеялись, да и сам Леда улыбался, однако смешно ему не было, а стало интересно: отчего же тогда и правда магия рун так опасна и ценна, если самим магам она, можно сказать, не помогла?Ответ нашелся в книгах по теории магии – некоторые из них не были запрещены, а некоторые не изъяли из библиотек просто потому, что не успели. Он потратил на этот вопрос пару дней или даже больше и в итоге узнал, что колдовать над рунами крайне сложно, и для получения наиболее точных исчерпывающих ответов нужно, чтобы сошлись звезды, времена года, даже погода и настроение самого мага. Для себя Леда решил, что магия рун была наукой нестабильной даже для мудрых опытных волшебников, так как далеко не всегда давала ответы. Но если руны все же заговаривали с магом, они никогда не ошибались.– Когда я учился, храмовники посмеивались, что руны не предупредили Конклав о перевороте, – озвучил свои мысли Леда.– Увы, – Сойк, не иначе, сам об этом думал и как-то оправдывать погибших магов-рунистов не стал. – Однако порой руны давали советы, которые спасали тысячи человеческих жизней и направляли ход истории. Но дело даже не в практической пользе рун, дело в потерянном знании – вот о чем всем нам стоит горевать. Даже если сейчас родится маг с таким редким даром, кто его обучит всем премудростям магии рун? Остались книги – те, что избежали аутодафе Храма, но их не так уж много, да и что такое книга без учителя? Больно признавать, но, скорее всего, магию рун человечество утратило навсегда.В голосе Сойка слышалась неподдельная горечь, и Леда не мог не проникнуться его словами. Какова бы ни была польза от рун, большая или не очень, утратить древнее знание всегда печально. И не только для магов.Сойк снова вытащил из кармана часы, и Леда подумал было, что он опять наворожит тепло вокруг – на парковой скамейке стало снова холодно, однако на этот раз его собеседник просто посмотрел на циферблат.– Уже поздно, и меня ждут в другом месте. Полагаю, нам пора прощаться.Он поднялся со скамьи, и Леда последовал его примеру. Неспешно они зашагали по дорожке.– Я озвучил свое предложение и даю тебе подумать до завтра, – произнес Сойк, не глядя на Леду. – С удовольствием дал бы больше времени для принятия столь важного решения, но, боюсь, у нас его нет. Если ты согласен, завтра к полудню ждем тебя в Доме – это тот постоялый двор, где мы общались в прошлый раз.– Да, я уже знаю. Я подумаю.– Если же ты решишь, что хочешь уехать, попрошу тебя завтра же покинуть дом госпожи Эйири, и тогда ты волен поступать, как тебе угодно. Даже если ты пожелаешь остаться в Синальде, мы больше не побеспокоим тебя.– То-то Джури будет рад, – пробормотал Леда с усмешкой. – Когда я наконец уберусь из его апартаментов.– Вряд ли, – не согласился Сойк. – Он к тебе привязался.Заявление прозвучало так безапелляционно, что Леда не решился спорить, хотя что возразить у него имелось. Вместо этого он предпочел задать другой вопрос, который на протяжении второй половины разговора не давал ему покоя, как зудящее над ухом насекомое.– Можно вопрос? – решил быть вежливым Леда.– Спрашивай.– Ты сказал, что теперь с вами Джури и вы справитесь с созданием артефакта. Разве Джури – артефактолог? Я думал, что он некромант, как и его родители.Взгляд, который Сойк бросил на него, был удивленным и настороженным.– Стало быть, он тебе не сказал, – произнес он, и Леда почувствовал досаду.Примерно с такими же словами к нему обратился некто Манабу: "Так тебе ничего не рассказали?", а когда Леда напрямую обратился к Джури, тот отшутился да отмахнулся.– Он не особо любит со мной общаться, – холодно ответил Леда Сойку, про себя добавив: "По крайней мере, пока трезвый". – На любой вопрос огрызается. Или шутит.– Правда? – тот как будто удивился, а потом призадумался.
Сойк закусил губу, и глаза его прищурились – он явно о чем-то напряженно думал, что-то просчитывал, и Леде почему-то не понравилось такое выражение его лица.– Полагаю, это не мое дело. Снова, – вернул он к себе внимание мага.– Думаю, Джури просто не спешит делиться тайнами с человеком, который формально еще нет в рядах Противостояния, – предположил Сойк, а слух Леды резануло слово "еще", словно его союз с магами был вопросом закрытым, от его мнения не зависел и в скором будущем должен решиться исключительно положительно. – В любом случае, полагаю, о своем даре должен тебе рассказать он сам, когда посчитает нужным.– Ясно, – бросил Леда, попутно ругая себя за то, что собственный голос звучит резко. Он не мог понять, с чего его так раздражает нежелание всех вокруг магов делиться секретом, который со стороны казался откровенно нестоящим.– У Джури была сложная, весьма нелегкая жизнь, – Сойк будто извинялся за своего подопечного. – Много печального произошло с ним. Возможно, именно поэтому он не готов открыться каждому и сразу. Но я не сомневаюсь, что у вас есть шанс подружиться."Если я не уеду от вас подальше завтра же", – мысленно огрызнулся Леда, но вслух сказал другое.– Полагаю, речь о его семье? Страшно лишиться всего в таком возрасте.– Лишиться родных страшно в любом возрасте, – впервые с начала разговора в голосе Сойка послышались стальные нотки, и Леда прикусил язык, ругая себя: предавшись своей глупой обиде, он не заметил, как начал высказываться бестактно.– Да, все верно, – тихо произнес он. – Мне жаль, правда.– А еще страшнее видеть своими глазами, как они все погибли.Повернув голову в сторону Сойка, Леда открыл было рот, чтобы спросить, но опомнился и промолчал. Он не считал себя вправе задавать подобные вопросы, однако Сойк заговорил сам.– Об этом он сам точно не расскажет, – вздохнул он, – но я думаю, что, возможно, тебе будет полезно знать. Чтобы не судить Джури слишком строго и не оскорбляться из-за того, что он не хочет идти на сближение сразу. Такие раны не заживают.Возражения о том, что он не оскорбился и в жизни не хотел сближаться с Джури, Леда проглотил. А следом подумал, что Сойк был не так уж неправ. За долгие недели соседства с магом Леду угнетали его отчужденность и извечное молчание, которое лишь изредка перемежалось ироничными ответами на любой вопрос.Вдвоем они покинули аллею и направились в сторону Слепого переулка. Ни случайных прохожих, ни патрулировавших стражников им не встретилось.– Храмовники… – начал было Сойк и тут же поправился: – Точнее, тогда Храма еще не существовало, правильнее назвать их революционерами, вломились в дом моего друга ночью и сразу его оглушили. Его жена, мать Джури, сама была сильным магом, и я не знаю, почему она не дала отпор. Предполагаю, надеялась договориться мирным путем: в доме были слуги, дети, да и сама она ждала ребенка. Возможно, боялась, что от применения силы будут лишние жертвы. Мне сложно делать умозаключения о том, чего я не видел, а Джури был слишком мал и напуган, чтобы все запомнить и точно пересказать.Взор Сойка затуманился, он воображал описываемые им события, и Леда слушал, затаив дыхание, даже не замечая, куда они идут.– Пока нападавшие добрались до второго этажа, где были детские спальни, Джури успел проснуться и дать деру. Один из них догнал его в коридоре и ударил своим клинком – у Джури на спине остался шрам. Но тут за него вступилась няня. Она бросилась наперерез нападавшему и закричала, что тот спятил и этот ребенок ее, а вовсе никакой не маг.
Леде вдруг вспомнился порядком подзабытый эпизод, имевший место по пути из Ярны в Синальд, когда он позволил Джури помыться. Тот разделся перед ним, и Леда заметил шрам, о котором, видимо, и говорил сейчас Сойк. Сцена вдруг показалась Леде какой-то неприличной, и он даже головой мотнул, гоня прочь воспоминание.– Из прислуги в доме на ночь оставались только двое: старый дворецкий и та самая няня. Она была еще и повитухой и в последние недели не покидала имение – со дня на день ждали появления младенца. Никто ни слова не проронил, когда Джури вместе с няней и дворецким оттеснили в сторону – и хозяева, и слуги сделали вид, будто Джури там и место, будто он никакой не потомственный аристократ, а сын простолюдинки. А потом семью расстреляли. Мой друг даже в сознание не пришел. А Джури все это видел.Внимательно слушая, Леда чувствовал, как его бьет легкий озноб – богатое воображение рисовало яркую картину, пускай рассказ Сойка был сухим и кратким. Он вспоминал, что наговорил ему Джури, ослепленный антимагическим ошейником за время долгого путешествия через всю страну."А потом были выстрелы, но я уже ничего не увидел, мать мне глаза ладонью закрыла", – почти дословно вспомнились его слова. Леду тогда оторопь пробрала от этой истории, и позже он неоднократно поражался, как же живо, как красочно Джури врал. Услышав же теперь рассказ Сойка, Леда подумал о том, что ложь Джури была такой убедительной, потому что большей частью являлась правдой.– Неужели они не знали, что детей в доме должно быть трое, – даже не спросил, а просто удивился вслух Леда.
Ему было неловко до головокружения: казалось, что надо выразить сочувствие, Сойку ведь были дороги и близки эти погибшие люди, но он не знал как, понимая, до чего неуместно прозвучат участливые слова спустя почти двадцать лет, да еще и из уст бывшего храмовника.– Возможно, не знали, – голос Сойк стал каким-то другим, он напоминал шорох сухих листьев. – Ты даже вообразить не можешь, сколько подобных нападений происходило по всей стране каждый день. А может, знали, но посчитали, что нерожденный младенец и есть тот самый третий. Вряд ли теперь кто-то скажет.Перед отправлением в Ярну старший храмовник Соно говорил Леде, что найденный потомок некромантов все эти годы числился мертвым, но уточнить, так ли это было, уже не у кого – тот, кто возглавил расстрел, давно умер, а простых исполнителей в отчетах не указывали.
– Я нашел ту самую няню и Джури в соседнем селе через несколько дней, – подытожил свой рассказ Сойк. – Женщина бежала туда, боялась, что в самой Ярне кто-то из сторонников переворота выдаст их с Джури. Спешил к друзьям, чтобы предупредить об опасности, но нашел лишь пепелище. Крестьяне сказали, что прислуга уехала, и я, желая узнать подробности произошедшего, отправился на поиски единственных свидетелей. Представь себе мою радость, когда я узнал, что Джури выжил.На этих словах Сойк улыбнулся, пусть улыбка эта была все равно печальной, и Леда понял, что история окончена. Надо было сказать что-то, ужаснуться или произнести слова сожаления, но язык к нёбу прилип, и Леда, который никогда не жаловался на свой словарный запас, не находил нужных слов.– Не мучайся, – попросил его Сойк, безошибочно разгадав причины повисшего молчания. – Я поделился с тобой всем этим не для того, чтобы ты гадал, как мне ответить.– Да что тут скажешь, – выдохнул Леда, чувствуя бесконечную усталость и одновременно радость от того, что до дома осталась пара шагов, и Сойк остановился, показывая, что не пойдет дальше. – У нашей страны печальная история.– В нашей истории было и немало хорошего. Переворот стал страшной ошибкой, ни одна революция в мире еще не закончилась добром, и уже ничего не исправишь – поломанных судеб слишком много. Но как сказал поэт, "ветер уносит слабых, час возвращения близок". Вскоре все встанет на свои места.Какого именно поэта процитировал Сойк, Леда не знал и спрашивать не стал, предположив, что это кто-то из запрещенных и потому ему не известных.– Спасибо за рассказ, – посчитал нужным поблагодарить он. – Думаю… Думаю, мне и правда полезно было узнать.– Джури очень сильный, – глядя куда-то за плечо Леды, произнес Сойк. – Кто-то другой сломался бы, от подобного и с ума сойти недолго. А он все преодолел и живет дальше. Впрочем, возможно, дело в том, что он все же был еще мал – дети легче забывают.– Такое вряд ли забудешь.– Само собой. Но все же Джури справился и вырос замечательным человеком, – и невпопад Сойк добавил: – Поверь, его сложно не полюбить.Улыбка, тронувшая его губы, и мечтательное выражение в глазах показались Леде какими-то не совсем отеческими, но он тут же решил, что у него разыгралось воображение.
– А вот теперь мне и правда надо поторопиться, – опомнившись, Сойк перехватил трость левой рукой и неглубоко, по-дружески поклонился Леде: – Будем ждать твоего решения завтра.Леда тоже сделал легкий полупоклон и попрощался. Он знал, что проведет целую ночь, обдумывая все, что услышал от Сойка.Первое, что ему следовало сделать, это переговорить с Джури. Так Леда решил, когда отпирал дверь дома.
Сойк говорил о Джури с теплотой, даже с некоторой странной нежностью, как будто восхищался этим мальчишкой, и Леда, знавший только его колючую сторону, предположил, что в этом вопросе довериться Сойку можно – Джури и правда неплохой парень, несмотря на свое поведение и все шпильки, которые, очевидно, доставались одному только Леде. А вот самому Сойку Леда доверять не спешил, к тому же он никак не мог понять, почему Противостояние заинтересовалось его скромной персоной. Об этом он и хотел прямо спросить Джури: даже если тот начнет огрызаться или отшучиваться, возможно, нечто полезное в его ответах будет.Однако додумать свой план Леда не успел. Едва он вошел в темную гостиную, как услышал странный шорох, и у погасшего камина метнулась неясная тень.Тело отреагировало быстрее разума. У Леды мелькнула мысль, что копошиться в потемках ни Джури, ни давно спящие хозяйка со служанкой не станут, а стало быть, в доме чужак.После темной улицы в гостиной его глаза моментально адаптировались к полумраку, и Леда бросился к человеку, силуэт которого промелькнул у стены. Мысль о том, что тот может быть вооружен и Леде ничего не стоит напороться на нож, пришла с запозданием, когда он, всем весом бросившись на врага, завалил его на пол. Тот затрепыхался и завизжал, отчего Леда решил было, что это какая-то девчонка, и тут же сам вскрикнул, когда в его запястье впились острые зубы. Его соперник был слабее физически, весил на порядок меньше, но ловко выкручивался. На миг Леда утратил бдительность, и тот, извернувшись, рванул в сторону, отчего с грохотом упал стол, с которого посыпалась какая-то посуда, тут же разбиваясь об пол.За шумом Леда не услышал шагов, и только когда яркий свет ударил по глазам, он вскинул голову и больше догадался, чем рассмотрел на верхней ступени лестницы Джури с масляной лампой в руках.– Какого демона? – в голосе Джури смешались возмущение пополам с удивлением.– У нас тут вор, – объявил Леда, который, ослепленный, хоть ничего толком и не видел, резко поднялся и дернул за шиворот своего противника.– Я не вор! Джей! Скажи этому придурку!
– Джей? – не понял Леда.– Это я Джей, – бросил ему Джури, едва ли не скатившись с лестницы. Леда увидел, что тот был полуголый и босой, в одних домашних штанах. – Святоша, что ты тут устроил?– Я устроил?! – ушам своим не поверил Леда.– А ты, мать твою, почему все еще здесь? – обратился он ко второму участнику драки, и только после этого не без некоторого колебания Леда разжал пальцы, отпуская ворот несостоявшегося вора, и тот, как мешок с горохом, шлепнулся на пол.Это был мальчишка, как теперь смог рассмотреть Леда. Точнее, совсем молоденький парень, достаточно высокий, но очень тощий, с рыжеватыми, но наверняка искусственно осветленными волосами. Когда он вскинул голову и свет упал на его лицо, Леда заметил слегка подкрашенные глаза и перевел оторопелый взгляд на Джури.– Как это понимать… – начал было он, хотя ответ уже сам знал.– Я ничего не сделал! Я уходил! Но заблудился! Искал выход в темноте. У вас же тут темно, как в жопе!Джури, бледный и злой, смотрел на мальчишку с неприкрытой досадой, а Леда, который никогда не жаловался на тупость, уже сложил в уме два и два, угадывая, что за действо разыгралось в доме, пока он прохаживался вдоль реки с Сойком. Видимо, их прогулка заняла куда больше времени, чем Леде казалось.Не слушая возмущенные вопли мальчишки и не глядя на зеленеющего Джури, Леда подошел к камину, где, как ему показалось, и шуршал ночной гость до его появления. На полу валялась связанная узлом рубашка, и, развязав рукава, Леда поднял ее повыше, чтобы на пол демонстративно посыпались серебряные безделушки, еще недавно украшавшие каминную полку.– Да это… Да я… Это не я… – попытался было что-то объяснить мальчишка – теперь Леда разглядел, что сюртук тот надел на голое тело, – но сразу замолчал и побелел лицом, когда Джури зло прищурился и перевел на него взгляд.– Ты совсем идиот безмозглый, – прошипел он, отчего парень весь сжался и втянул голову в плечи.Леда, наблюдавший за сценой со стороны, подумал, что Джури был не столько зол, сколь раздосадован.– Простите, господин… Джей… Господин, – сдавленно забормотал паренек. – Только не говорите моему главному, умоляю! Я буду вас обслуживать бесплатно, клянусь! Месяц! Нет, целый год!– Да заткнись ты! – рявкнул Джури, тогда как у Леды на лоб поползли брови. Отчего-то ему казалось, что Джури пришел в такую ярость не от того, что уличная проститутка мужского пола пыталась его обворовать, а потому что ненавистный святоша стал тому свидетелем.– Я не хотел, клянусь, – частил парень. – Не от хорошей жизни, господин. Если бы вы знали, как трудно…– Пошел вон.Такого голоса Леда у Джури еще не слышал и малодушно порадовался, что слова были адресованы не ему.– Я…– Пошел. Пока я не передумал.Парня как ветром сдуло, только входная дверь хлопнула, он даже забыл о своей рубашке, что так и осталась в руках Леды, который стоял, смотрел на своего соседа и нечеловеческим усилием сдерживал себя, лишь бы не расхохотаться.– Заметь, я не спрашиваю, где тебя носило половину ночи. И только попробуй что-нибудь сказать мне, святоша, – процедил Джури, быстро взглянув на него исподлобья и тут же отвернувшись.– Кто я такой, чтобы говорить что-то самому господину Джею… – начал было Леда, но все же не сдержался и, не договорив, рассмеялся, при этом чуть ли не согнувшись пополам.За его весельем Джури наблюдал с мрачным молчанием, а рука, в которой он все еще держал лампу, подрагивала, из-за чего по стенам гостиной плясали тени.– Прости, но это правда очень смешно, – чуть успокоившись, Леда примирительно поднял руки. – Ты такой важный и деловой, слова тебе не скажи, и тут господин Джей…
– Иди нахрен, Леда, – бросил Джури, разворачиваясь к лестнице. – В отличие от душного святоши, с которым приходится делить дом, мне иногда надо заниматься сексом. Ты знаешь, что такое секс, мой целомудренный друг?– Что же ты не проследил, чтобы твой секс ушел, не прихватив добро госпожи Эйири? – не мог перестать веселиться Леда.– Я что, по-твоему, шлюху до дверей провожать должен? – моментально взорвался Джури. – Дал пинка – и свободен."Какой же ты у нас брутальный, разве что ростом не вышел", – хотел ехидно прокомментировать Леда, но смолчал.– С чего вдруг именно Джей?
– А с чего мне называться настоящим именем?– Вообще, если ты не в курсе, таких мальчиков водят в бордель, а не домой…– Вообще-то я там его и нашел, представь себе!– Так почему там и не остался? – теперь уже искренне удивился Леда.– Потому что потому! – Джури окончательно обозлился. Он уже успел преодолеть половину лестницы, когда обернулся к Леде: взгляд его пылал, но торчавшие во все стороны волосы придавали облику некоторую комичность. – Сразу видно, что ты в борделях не бывал!– Ну почему же? Бывал, правда, давно, с приятелями…– С приятелями-храмовниками! – припечатал Джури. – Все бордели забиты стражей и храмовниками, приличные люди туда не ходят! Какого беса мне светить своей физиономией перед такой публикой?– Ну, разумеется, светить нельзя. Тем более что приличные люди туда не ходят, – с самым серьезным выражением лица, на какое был способен, кивнул Леда и, опять не справившись с собой, засмеялся.– Ой, да пошел ты, – в очередной раз послал его Джури и решительно зашагал вверх по лестнице, гордо и невозмутимо вскинув голову.Уже наверху, вместо того чтобы затушить фитиль, Джури поставил лампу на верхнюю ступеньку и скрылся в глубине коридора, а Леде, насмешливо глядевшему ему вослед, показалось, что на мгновение он различил старый шрам у него на спине.Веселье как рукой сняло. За неожиданной и откровенно забавной сценой, что разыгралась в гостиной их дома, Леда ненадолго и думать забыл обо всем, что сообщил ему сегодня Сойк. Очевидно, разговора по делу с Джури теперь не заведешь, и Леда понадеялся, что утром тот сменит гнев на милость, а сам он, Леда, постарается не усмехаться каждый раз, вспоминая, в какое дурацкое положение попал его невольный сосед.И лишь с запозданием до Леды наконец дошло внезапное открытие вечера: оказалось, что в постели Джури предпочитал мужчин. Ничего подобного Леда точно не ожидал.