2/2 Сделка с врагами (1/2)

Полгода назад, ровно в тот момент, как Леда покинул подземелья и оказался на поверхности, первое, что он с удивлением осознал: вопреки распространенному даже среди храмовников мнению, выход из казематов есть не только в Храме. Место, откуда Леду вывели и оставили, растерянного и полуослепшего от яркого света, находилось верстах в трех-четырех от центра, в ремесленническом квартале. Некоторое время Леда просто стоял на мостовой, глубоко дыша, моргал слезящимися глазами и пытался понять, как могло такое случиться, что из подземелий он вышел не на плаху, а на свободу.Ответ был только один: влиятельная семья не отвернулась от него, отец поднял связи и заступился. Леда знал, что подобное возможно, такое было в силах его родителя, другое дело, что Леда был почти наверняка уверен: тот не стал бы помогать опозорившему его отпрыску. Видимо, он ошибался в собственных родителях.Каждая мышца в его теле саднила, кожа горела, любое движение сопровождалось вспышкой боли. Леда слабо представлял, что ему делать теперь, но прикинул в уме, что до родительского дома все же сможет дойти, денег на извозчика у него все равно не было, а стало быть, не было и выбора.Вся дорога, которую молодой здоровый человек осилил бы за полчаса, превратилась в новую пытку, и Леду грела только одна мысль: он доплетется до дома и рухнет в постель. Вероятно, от него потребуют объяснений, и в своем нынешнем состоянии он просто не сможет их дать, но с этой проблемой уже будет разбираться на месте.Прохожие не обращали на него особого внимания, на улицах Синальда можно было встретить и не таких странных людей, каким наверняка сейчас казался Леда, ссутуленный и еле переставлявший ноги, в какой-то серой робе, сшитой как будто из мешка. После сырого гнилостного запаха могилы, в котором он провел несколько дней, даже вонь из сточных канав не казалась Леде отвратительной. Он глубоко вдыхал, будучи не в силах надышаться, сжимал от боли зубы и упрямо шел вперед, периодически вздрагивая от мысли, что все это – сон, и сейчас он откроет глаза в кромешной тьме своей камеры.Родной дом он увидел издалека и сам не заметил, как ускорил шаг. Десяток ступеней высокого крыльца казался непокоренной вершиной для пилигрима, странствующего по горам. Близость счастливого финала, окончания его страданий подстегнула Леду, и когда он постучал дверным молотком и опустил руку, привалившись плечом к стене, ему на миг почудилось, что сейчас он потеряет сознание.Дверь отворилась быстрее, чем через минуту – на службе у отца состояли только самые лучшие слуги, а дворецкий хоть и был немолод, но свою работу выполнял безупречно. За мгновение, что он глядел на Леду, на его лице отразилась гамма эмоций.– Господин, – прошептал он, и его глаза расширились от ужаса. – Что вы здесь…Не договорив, он опасливо оглянулся через плечо и вдруг громко объявил:– Вы ошиблись адресом, здесь такие не живут!Чем-то дворецкий с седоватыми бакенбардами и непослушными, такими же седыми и всегда всклокоченными волосами напоминал добродушного пса. Сейчас же от смеси страха и жалости в его глазах сходство стало еще более сильным.– Вам нельзя сюда, – сдавленно заговорил он, подавшись ближе к Леде. – Если господа узнают, они вызовут стражу.– Но… – только и смог протянуть Леда, однако договорить не успел: дверь захлопнулась перед его носом.Прислуга всегда любила Леду за то, что он был простым и незаносчивым. Перед его родителями слуги скорее трепетали, боялись совершить ошибку и в результате потерять место. С Ледой же можно было держаться проще, и он знал, что за это нравился всем, от садовников до горничных. И если теперь дворецкий предупреждал его, что от родительского дома следует держаться подальше, у Леды не было причин не верить.На негнущихся ногах он спустился по ступенькам и побрел куда-то, глядя прямо, но ничего перед собой не видя, не задумываясь о цели, которой у него теперь не было."И что делать?" – снова и снова спрашивал себя Леда. От шока, который он испытал только что, как будто открылось второе дыхание. Организм работал на пределе, а в голове метались десятки мыслей.

Если родители каким-то образом выкупили его, говорить об этом слугам они, вестимо, не стали. Может ли такое быть, что дворецкий из лучших побуждений отправил его восвояси, решив, что Леде удалось сбежать, когда на деле отец и мать ждали его возвращения?Додумать эту единственную, похожую на правду догадку Леда не успел – он услышал, как кто-то зовет его, и медленно обернулся.По мостовой мелкими шагами за ним семенила маленькая сухая женщина, его старая няня. Она потратила лучшие годы в усадьбе сперва в качестве прислуги, потом в качестве няни с сестрами Леды, а уже после с ним самим, и когда пришло время дать ей расчет, семья сделала широкий жест, позволив пожилой служанке остаться доживать свой век в доме, ставшим для нее родным, в крыле для прислуги. Няня была не слишком старой, как помнилось Леде, но со временем как будто сжалась, стала ниже ростом и тоньше телом. Укрыв голову платком, она изо всех своих сил пыталась догнать Леду.– Бедный мой мальчик… – залепетала она, и растерянный Леда замер прямо посреди улицы, позволяя себя обнять. Даже когда он был совсем ребенком, прислуга, и няня в том числе, обращались к нему исключительно на вы и называли господином, никак не мальчиком. – Как же так, как же так…Леда хотел сказать что-то, попросить не беспокоиться и не плакать, ведь как-нибудь все разрешится, но не смог, потому что сам в это не верил. Так и стоял, опустив руки и не отвечая на объятие. Леде казалось, что он весь изнутри и снаружи покрылся льдом.– Возьми, – торопливо заговорила няня, отстранившись, и сунула Леде в руку что-то.

Взглянув, он понял, что это белоснежно чистый платок, хрустящий от крахмала и наверняка как следует отутюженный. В него было завернуто нечто тяжелое, и Леда не сразу сообразил, что это деньги – кроны в монетах, сбережения няни, накопленные с ее жалованья.– Возьми, – повторила она. – Тебе пригодится. И никогда больше сюда не возвращайся.– Я все верну, – прежде Леде не приходилось брать деньги у других, даже в долг, и, несмотря на все свое жалкое состояние, он почувствовал болезненный укол стыда.– Не нужно. Ты не должен больше приходить, – няня покачала головой, и Леда вскользь отметил, что никогда еще не видел таких крупных слез – они катились по морщинистому лицу пожилой женщины. – Не представляешь, что там творится, – няня сделала неопределенное движение, указывая на дом, что остался за спиной. – Они… Они не себя пытаются защитить, они и правда в страшном гневе. Если увидят тебя, даже стражу не вызовут, сами с тобой…На этих словах няня то ли судорожно вдохнула, то ли всхлипнула, не договорив.– Вы ошибаетесь, – негромко и не слишком уверенно, но все же возразил Леда. – Меня отпустили. Только отец мог договориться, он замолвил слово…– Нет-нет, – няня снова затрясла головой так усиленно, что несколько седых прядей выбилось из-под платка. – Это не он, мой мальчик, это не он. Береги себя. Да хранит тебя Создатель.Она не стала слушать дальнейших возражений Леды, развернулась и поспешила обратно к дому, оставив его одного на мостовой, еще более потерянного, сжимающего в ладони платок с монетами.От няни Леда получил сто пятьдесят крон – наверняка это были все ее сбережения. Раньше такую сумму Леда мог потратить на свои прихоти за неделю, теперь же ему предстояло растянуть деньги на столь долгий срок, какой только возможен.Первую пару ночей Леда провел на каком-то дешевом постоялом дворе, первом попавшемся, куда смог доплестись. Однако, когда ему стало немного легче, а в голове прояснилось, Леда понял, что если хочет выжить, то пора предпринимать решительные действия.Доходный дом он выбрал наиболее дешевый из более-менее пристойных, не в самом гиблом районе, но и подальше от мест, где Леда мог встретить знакомых. Ему надо было отлежаться, залечить раны, чтобы потом придумать, как жить дальше. Пока любое движение причиняло ему боль, Леда был не способен ровным счетом ни на что.Добродушный пьяница с первого этажа каждый раз приветствовал его щербатой улыбкой, а на втором поначалу жил какой-то нелюдимый однорукий калека. Потом он бесследно исчез, и его место заняла проститутка со своим многочисленным потомством. Как-то раз Леда хотел одолжить у нее немного чаю – день тогда выдался тяжелый, до тошноты кружилась голова, и он понимал, что даже до ближайшей лавки не дойдет.Женщину звали то ли Майя, то ли Мийя – Леда не запомнил точно. Она налила ему чаю в кружку и даже угостила не самой свежей булкой, но Леда все равно был ей благодарен.– Ты красивый, солнце, – задумчиво посмотрела на него соседка и слабо улыбнулась с какой-то материнской снисходительностью. – Хоть и видно, что болеешь сильно, а все равно красивый.Пожав плечами, Леда сделал глоток из кружки.Раньше ему доводилось получать такие комплименты, и он знал, что дело не столько в его привлекательности – внешность у него в целом была самой заурядной, сколько в цвете волос – светло-рыжем, редком и действительно красивом. Он помнил, как еще в детстве старшая сестра ерошила ему волосы и говорила, что это нечестно, когда мальчишкам достается такая красота.Теперь в комнате Леды не было зеркала, он не помнил, когда последний раз видел свое отражение, бриться и причесываться быстро приноровился на ощупь, да и в этом особой нужды не было – Леда редко выходил. Однако он подозревал, что от прежнего его лоска остались лишь жалкие воспоминания.– Заходи, если заскучаешь, – сказала ему на прощание Майя – или Мийя. – Тебе дешевле сделаю. Крона, если ртом, и полторы, если сзади.– У меня нет лишней кроны, – ответил тогда Леда, почти не соврав: деньги стремительно таяли, а он все еще чувствовал себя развалиной.– Тогда заходи просто так, – ответила соседка.Только Леда так к ней и не наведался – в последовавшие месяцы, когда ему едва хватало на еду, а приступы боли сопровождались мигренью, тошнотой и еще чем только, Леде не было никакого дела до интимной близости, об этом он даже думать забыл.К началу лета, когда ему наконец немного полегчало и в череде серых дней начали появляться нормальные, когда Леду почти не беспокоили алые, толком не заживающие шрамы, он пересчитал свои скудные сбережения и понял, что пришло время искать работу, если он не хочет оказаться без жилья и последних средств к существованию.Устроиться на службу у него получилось неожиданно просто. Поразмыслив немного, чем он мог бы заняться, Леда рассудил, что физический труд пока что не для него, он по-прежнему чувствовал себя неважно, как дряхлый старик. А вот образование, которое он получал много лет, оставалось при нем.И Леда попробовал податься в городской архив, точнее – в одно из его подразделений. Главный архив со всеми документами, ценным летописями, свитками и прочим находился на центральной площади. Однако бумаги меньшей значимости хранились в архивах поскромнее, и именно там, подальше от основной кипучей жизни города, попытал счастья Леда.Его взяли сразу, когда по требованию старшего архивариуса Леда написал на обыкновенной писчей бумаге несколько строк. Будь архивариус чуть смекалистее, он бы понял, что парень из Неспы, далекой деревни где-то на границе Атламонда, – как рассказал о себе Леда, – после трех классов школьного образования не мог обзавестись таким красивым ровным почерком, да и вряд ли писал бы грамотно и без помарок. Но так далеко мысль архивариуса не шагнула, а отсутствие документов у нового работника не смутило – в глухих деревнях по сей день при рождении детей делали отметку в записях местных храмовников, однако на руки никаких бумаг не давали.Леда сразу предупредил, что у него есть больная матушка и иногда он не сможет являться на службу, так как должен оставаться при ней. Договориться снова удалось: в такие дни Леда брал работу домой, тут-то ему и пригодился стол – большая роскошь для бедняцких комнат, сдаваемых в наем.

И первое время дела и правда шли неплохо. Леда переписывал, копируя, ветхие документы и составлял новые легко и споро – сама по себе работа была очень простой для него. Он надеялся, что так будет и дальше, а приступы, которые становились все более редкими, со временем закончатся совсем. Вот только Леда ошибся: плохие дни, когда его накрывало, выкручивало суставы и тошнило, случались и правда реже, однако и резервы его здоровья оказались не безграничными, и к осени Леда был вынужден признать, что угасает. Дрожь в руках, отсутствие сил, неспособность подняться с постели по утрам стали далеко не полным набором его теперь уже ежедневных проблем. С недавних пор после приступа Леде нужен был еще один день в постели, чтобы прийти в себя.– Вы стали хуже писать, – как-то раз сварливо заметил старший архивариус. – Раньше строчки и сами буквы были намного ровнее. Так не годится. Небрежность недопустима в нашей работе.Леде ничего не оставалось, кроме как покаянно кивать и обещать исправиться. Он знал, что недалек тот день, когда начальство отметит, что он перестал еще и укладываться в сроки, и тогда его неизбежно ждет расчет.Думать о будущем было даже не страшно – Леда давно перестал беспокоиться о себе всерьез – но слишком тоскливо, потому он старался сосредоточиться на текущих проблемах, игнорируя тревожные мысли о том, что недолог тот час, когда он пополнит ряды синальдских бродяг, а зиму, возможно, и вовсе не переживет, замерзнув где-нибудь под мостом.Из положения, в котором он оказался, не было выхода, не существовало ни единого шанса вырваться из западни, в которую Леда угодил. Пока в памятный вечер в его комнате не появился Джури со своим предложением.Он пришел, как и обещал, через пару дней – прямо накануне приступа, от которого Леда еще двое суток валялся в беспамятстве, корчась и извиваясь всем телом на слишком твердой постели. На этот раз Джури не стал нахальничать, да и пугать Леду своими фокусами не спешил: он коротко постучал в дверь и не задержался в его темном жилище и на пять минут. Леде было слишком тяжело стоять спокойно, не показывая магу, как ему нехорошо, но его уже знобило, а лоб покрылся испариной, которую Джури не мог не заметить. Сил прогнать некроманта у Леды тоже не хватило.Задание, которое принес Джури, казалось простым и на первый взгляд безобидным: Магическому Противостоянию и его главе, к которому Джури явно каким-то образом относился, понадобилось найти некий адрес бывшего особняка одного древнего магического семейства. Ожидаемо, Джури не стал вдаваться в подробности, коротко объяснив, что у магов есть все основания полагать, что искать нужно в учетных книгах горожан трехсотлетней или даже больше давности, что пылились в главном архиве, и именно туда Леде нужно было проникнуть.– Мы знаем, что ты работаешь в другом архиве, – равнодушно произнес Джури. – Но, вероятно, тебя впустят и в главный?"Интересно, явился бы он сюда, если бы у меня была какая-нибудь иная служба?" – подумал про себя Леда, слушая, что конкретно от него требовалось. Он не дал Джури никакого ответа, но тот и не требовал. Леда почти ожидал, что маг станет на него давить или даже угрожать, но некромант не сделал ничего, так же быстро и сухо попрощавшись, и исчез в темноте коридора.Попасть в главный городской архив простому горожанину и уж тем более опальному магу было не так уж просто – архивы в принципе были закрыты для широкой публики. С тех пор как количество школ в Атламонде, в особенности в столице, начало расти, появилось больше читающих жителей, а книги стали печатать большими тиражами, тут и там начали появляться первые библиотеки, где любой желающий мог совершенно бесплатно на время получить книгу для чтения. Однако документы – летописи, свитки, учетные книги, городские хроники – хранились отдельно, по-прежнему в архивах. Чтобы войти туда, требовалось получить специальное разрешение от Храма. Или же быть служащим архива. Хотя должность Леды была незначительна, его без проблем впустили бы в любой архив страны, в том числе и в главный.Уже позже, дергаясь от судорог и тяжело дыша, мысленно согласившись на любое безумное задание, только бы исчезла эта выворачивающая наизнанку боль, Леда понял, что даже не знает, куда и кому передать сведения, которые он достанет.

Попасть в главный архив не составило большого труда: взяв очередные рукописи домой, Леда просто запомнил их названия, чтобы позже продиктовать архивариусу, который даже не стал проверять по списку, действительно ли те хранятся в главном архиве. Кому еще могут понадобиться скучные свитки, за которыми якобы пришел Леда? Но настоящая цель его визита скрывалась где-то среди кип старых потрепанных газет и книг, в которых были переписаны данные обо всех благородных семействах, входивших в Конклав.

В дрожащем свете свечи под специальным колпаком – масляные лампы в архив не допускались, так как считалось, они плохо влияют на тонкую бумагу, – Леда сидел не один час, перелистывая пыльные, пожелтевшие от времени и покусанные книжными клещами страницы, ища сказанную Джури фамилию. Однако первые несколько томов учетных книг и летописей не принесли результата: Джури лишь мельком описал даты событий, которые привели к описи фамильного особняка, канувшего в прошлое, но за целый день поисков Леда так и не встретил искомого. Возможно, в чем-то маги ошиблись – быть может, фамилия проживавшего в том доме семейства была не такая или Джури обсчитался на пару веков, а быть может, нужной рукописи и вовсе не существовало. Пришлось прийти и на следующий день, чтобы с тем же упорством просматривать уставшими глазами однообразные закорючки старомодного почерка писаря, что вел книги учета.Леда старался сосредоточиться на данном ему задании, игнорируя голос разума, который все еще твердил ему, что это очередная ошибка, которая точно дорого ему обойдется. Нельзя было соглашаться на эту работу: если кто-нибудь узнает, что он ворует информацию для магов, его точно вздернут, перед этим испробовав все оставшиеся пыточные артефакты, что хранились в подземельях Храма.

Кроме того, Леда все еще дергался всем телом от одной только мысли, что кто-то узнает его: в этой части города было слишком много храмовников, а значит, и старых знакомых он вполне мог встретить, приходя сюда вот уже во второй раз за столь короткий срок. Да и Леда все еще не был уверен, не следят ли за ним: конечно, вряд ли теперь он был интересным объектом для Храма, только вот если за ним шпионил Джури и смог найти его в одном из многочисленных рабочих районов Синальда, то и бывшие собратья могли вести наблюдение. Его подозревали в пособничестве Магическому Противостоянию, и теперь, рискуя всем, Леда действительно работал на него, хоть по-прежнему не обладал никакой информацией.

Однако что-то подсказывало Леде, что Джури был прав, предлагая ему единственный выход из той ямы, в которой он оказался. Последний приступ дался Леде особенно тяжело: он все время ждал, что рано или поздно боль начнет утихать и уменьшаться, но если изменения в лучшую сторону и происходили, то были они слишком незначительными. Если некромант говорил правду, то болеутоляющие капли, к которым Леда уже начал привыкать, вскоре совсем перестанут помогать, а другого избавления от страданий не существовало. Вот и пришлось принять решение, которому противилось все его нутро.

Леда глубоко вздохнул и попытался принять максимально беззаботный вид, проходя мимо скрюченного от старости архивариуса.– Я нашел и переписал заказанные мне рукописи, благодарю за помощь, – обратился он к старику, и тот, на секунду оторвавшись от бумаги, на которой выводил пером аккуратные мелкие буквы, кивнул Леде в знак прощания.Темные улицы освещались редкими фонарями, и Леда поплотнее закутался в свой плащ, прижимая к груди папку с переписанными документами. Он старался не озираться по сторонам, испуганно ища глазами храмовников, которых нужно было избегать – Леда просто шел по улице, не привлекая к себе лишнего внимания. Теперь, когда в руках были нужные магам рукописи, он задумался о другом: что, если Джури обманет его? Он не имел понятия, когда тот снова явится без спроса в его дом, но еще больше Леду беспокоило неприятное чувство, что его просто используют. Ведь Джури ничего не стоило снова обмануть, пообещав привести мага-друида, а на деле просто исчезнуть вместе с бумагами и больше никогда не появляться, прямо как Леда и просил.И конечно, он не мог пойти и сдать его храмовникам: он был уверен, что Джури не попадется, а вот Леду явно не ждало ничего кроме новых кругов пыток. Безвыходное положение только усугубилось совершенным против Храма преступлением – изучением законов больше занимались стражники, нежели сами храмовники, но Леда был абсолютно уверен, что копирование даже не самых важных учетных документов является нарушением свода законов Синальда, а он тем самым стал настоящим преступником.

Задумавшись о том, что его теперь ждет, Леда не заметил, как впереди ему преградили дорогу, и, резко остановившись, огляделся по сторонам. Центральные кварталы остались позади, и теперь он стоял в небольшом переулке с глухими стенами домов по обеим сторонам: здесь точно не было храмовников, к тому же это был самый короткий путь до дома, но теперь Леда пожалел, что не пошел по освещенным кварталам. Человек впереди оттолкнулся от серой стены, становясь прямо посередине старой разбитой брусчатки, и теперь черной тенью поджидал Леду, который остановился на месте, думая, стоит ли ему развернуться и побежать. Брать у него было нечего, но чувство, что происходит нечто неладное, на что он не может повлиять из-за собственной невнимательности, не оставляло. Поэтому Леда только подобрался, когда незнакомец заговорил низким голосом:– Ну и ну, господин храмовник гуляет по таким местам, вы только посмотрите. А ведь здесь совсем не безопасно.В руке незнакомца зажегся переносной фонарь, осветив лицо, и Леда отпрянул назад. Перед ним стоял высокий человек с черной повязкой на правом глазу и щупальцами, спускавшимися из-под капюшона. Леда не сразу понял, что это были его волосы, заплетенные в какие-то странные косы. Когда-то Леда читал в хрониках, что давно, еще во времена Пророчицы, подобные прически носил особый род магов, но теперь он лишь смутно помнил иллюстрации в старой книге.– Зато в таких местах нет других господ храмовников, – проворчал себе под нос Леда, несмело делая несколько шагов вперед, понимая, что, кто бы ни стоял перед ним, это точно был маг. Хотя бы здесь чутье его не подвело.

Маг стянул капюшон с головы и протянул Леде свободную руку:– Рукописи.