1/3 Опасности ночных дорог (1/2)

Если дорога из Синальда в Ярну заняла неделю, то обратно за семь дней они преодолели меньше половины пути. В какой-то момент потерял терпение даже жизнерадостный Казуки.– Слушай, давай бросим ее, а? – почти взмолился он на очередном привале. – Банку эту, бесово творенье бросим да поедем дальше налегке.– А некроманта как повезем? – хмуро поинтересовался Леда, даже не взглянув на него.– На лошади. Посадим на лошадь, и пусть тащится. Руки ему свяжем. Попробует дернуться – пуля в ногу, я не промахнусь, поверь.Уже неоднократно наблюдая, как неуклюже антимагическая повозка ныряет в каждую выбоину, Леда сам малодушно думал, не отказаться ли от громоздкого чудовища, так обременившего их и без того непростое путешествие. И каждый раз давал себе один и тот же ответ.– Нет. Мы ее не оставим. Как ты себе это представляешь? Бросить карету в каком-нибудь селе? Ее уведут, не успеем мы скрыться за поворотом. А ты знаешь, какова ее цена?"В особенности теперь, когда магов, считай, не осталось, и взамен утраченной кареты никто не создаст новую", – мысленно закончил Леда свою речь, но озвучивать не стал.– Да кто уведет-то? – когда Казуки моргал с таким доверчивым видом, он немного напоминал ребенка, несмотря на то, что был выше Леды ростом и смотрел сверху вниз. – Карету самих храмовников уведут-то? Ты уж прости, Леда, но от одного упоминания вашего Храма простые селяне обделаться готовы.– Простые селяне даже не поймут, какая ценность перед ними, – отрезал Леда. – Разберут на доски. Когда мы – или кто-то другой – вернемся за банкой и не найдем ее, можно, конечно, попытаться отыскать виновных, но карету мы уже не соберем.Тяжкий вздох Казуки ознаменовал конец спора, и больше он к Леде не приставал, однако уже на следующий день судьба сама распорядилась с опостылевшей им всем повозкой: когда та угодила колесом в особенно глубокую, залитую до краев дождевой водой яму, треснула ось, и вопрос решился сам собой.С горем пополам банку дотащили до ближайшей деревеньки на десяток домов, даже названия которой Леда не запомнил. Там к их превеликому удивлению обнаружилась кузня и относительно трезвый кузнец. Однако едва зародившаяся надежда в сердце Леды, что бросать бесценную магическую карету не придется, тут же была уничтожена: пожилой кузнец развел руками и заявил, что рад бы помочь, да нечем, никакой оси для замены у него попросту нет и выковать ее не из чего – некогда цветущая деревенька давно обмельчала, люди разбежались по городам побольше, и кузня уже много лет стоит без работы.В этой же деревне они решили заночевать – никакого постоялого двора тут и в помине не было, но местные только рукой махнули на пустующие дома – господа стражники и храмовники могли устроиться в любом, их хозяева все равно уже не вернутся. Пока Леда, позабыв о приличиях, ругался почём зря, Казуки, хоть и добившийся своего, озабоченно качал головой: с подачи Леды тоже обеспокоился судьбой банки.– Припугнем тут всех как следует, – решил он. – Скажем, что скоро кто-нибудь вернется за каретой, кто-нибудь из самого главного Храма, и даже Создатель не спасет, если в карете не будет хватать хотя бы одного гвоздя.В успех затеи Леда не то чтобы верил, но согласился: защитить повозку от мародеров можно было, лишь устрашив голодных крестьян, а заодно щедро заплатив им. Он надеялся, впрочем, без особой веры в эту надежду, что Соно не оторвет ему голову, и уже заранее придумывал оправдательную речь: все же повозка не могла дальше ехать, Леда бросил ее не просто так.– Можем оставить кого-нибудь из твоих стражников здесь, – пришла ему в голову еще одна идея.– Вот уж нет, не можем, – возразил Казуки. – По предписаниям отряд нельзя разделять. А если еще случится чего по пути, меня сразу под трибунал отправят.И вот на следующий день Джури предстояло пересесть на лошадь, а карета, непонятно ради чего потратившая их время и силы, оставалась в затерянной среди лесов деревне.В тот же вечер, когда отряд расположился на отдых в одном из заброшенных домов, Леда сдержал данное себе слово и решил позволить Джури наконец помыться. Отправить с этой миссией и ведром воды в сарай, куда закатили повозку, можно было кого-то из подчиненных, но Леда подозревал, что добра из такой затеи не выйдет: стражники скорее засмеют Джури, еще и поиздеваются, вместо того чтобы дать привести себя в порядок.– Да ты спятил, друг, – Казуки разве что пальцем у виска не покрутил, когда узнал о намерениях Леды. – Он у нас и так как королевич едет. Может, шелковую подушку и пуховое одеяло ему выдадим?– А может, не будем кормить вшей? – огрызнулся Леда, который ожидал именно такой реакции, но все равно вышел из себя. – Кстати, от грязи много болезней начинается, а болезни заразны. Слыхал о таком?Казуки, успевший к тому моменту вытянуться на топчане, только хмыкнул, но спорить не стал. И Леда, с ведром воды, с трудом раздобытым куском мыла и чистой одеждой, купленной всего за сорок галеров у какой-то исхудавшей местной женщины, отправился к Джури.– Выбирайся, – потребовал Леда, открыв дверь кареты. – Сегодня у тебя банный день. Кажется, так говорят у вас в селе?Сперва Джури не поверил в то, что ему предстоит, потом долго и неуверенно топтался на месте, пытаясь разглядеть Леду незрячими глазами.– Уйти не могу, – устало объяснил тот. – Так что придется тебе это делать в моей компании, уж прости.– Да какая разница, – пробормотал Джури. Глядя на его чумазый вид и изодранные тряпки, Леда искренне верил, что разницы для Джури и правда нет.Отойдя в сторону, он опустился на один из ящиков и прислонился к стене, погрузившись в свои мысли и отстраненно наблюдая, как Джури, из стыдливости или же без причины повернувшись к нему спиной, копошится вокруг ведра, шарит руками в поисках мыла и стягивает через голову лохмотья, некогда служившие ему одеждой.Под этими тряпками Джури неожиданно оказался вовсе не тощим, как ожидал Леда. Точнее, как он сам себя поправил в этот момент, он вообще ничего не ожидал от вида голого Джури, но, если бы его спросили раньше, предположил бы, что тот худой и сгорбленный, как подросток, наверняка в каких-нибудь прыщах или оспинах – простолюдины редко могли похвастать здоровой кожей, да и здоровьем вообще.А оказалось, что у Джури были широкие, вовсе не сутулые плечи и светлая после зимы кожа, не тронутая слишком жестким, темным загаром, какой бывает у крестьян в конце лета. Возле правой лопатки Леда заметил шрам – недлинный и широкий, но явно очень старый, почти совсем исчезнувший, чтобы понять, от чего он может быть. В этот момент, уже абсолютно обнаженный, Джури наклонился, и Леда, которому вдруг сделалось неловко, поспешно отвернулся.Отмывался Джури долго и со вкусом. От раздобытого Ледой обмылка почти ничего не осталось, и пленник даже тихо выдохнул от удовольствия, когда натянул на себя чистую одежду.– Спасибо, – негромко сказал Джури, когда с купанием было покончено. Леда не ответил, лишь указал на повозку, но, вспомнив, что Джури его не видит, произнес уже вслух:– Забирайся.Прежде чем закрыть дверь, он помедлил немного, а потом сказал:– С завтрашнего дня ты поедешь на лошади, починить карету не удалось.– Да, я уже понял, – равнодушно отозвался Джури. – Услышал, я хотел сказать. Вот интересно, зрения нет, а слух будто сильнее стал. Вы не знаете, может, это помогает лучше слышать?Он указал пальцем на ошейник, но Леда снова не ответил. Объяснять деревенскому простаку, что при потере одного из чувств остальные всегда обостряются, не хотелось. Леда вообще считал, что ему стоит поскорее вернуться назад в дом, чтобы не вызвать неприятных пытливых взглядов Казуки.– Ты хоть умеешь на лошади ездить? – вместо ответа спросил Леда.– Конечно, – пожал плечами Джури. – Я ведь из села.Удовлетворенный хотя бы этой новостью, Леда уж почти было ушел, когда негромкий голос Джури остановил его.– Почему вы стали храмовником? – спросил он, не повернув головы в сторону Леды.От неожиданности тот замешкался, сжимая в пальцах ключ от дверцы кареты, и Джури продолжил:– Леда… Вас ведь так зовут? Я слышал, так к вам обращаются."Для тебя – младший храмовник", – правильный ответ тут же сложился в голове Леды, а после него следовало добавить, что в интересах Джури с ним вообще не заговаривать и помалкивать. Вот только вслух он почему-то произнес лишь короткое:– Так.– Вы не такой, как все они, – невозмутимо продолжил Джури. – Не такой, как другие храмовники.На секунду Леде вдруг стало смешно, и он решил, что не будет ругаться и затыкать осмелевшему пленнику рот.– Можно подумать, ты видел много храмовников, – усмехнулся он.– Не много, – согласился Джури. – Но в Ярне вот видел… То есть как видел, больше слышал. Вы не такой, как они.– А какой? – теперь уже откровенно развеселился Леда.– Не злой, – просто ответил Джури с почти детской прямотой. – Мне кажется, из вас бы учитель получился. Или, может, музыкант какой-нибудь. Не из тех, что по кабакам на скрипке пилят, а из важных – которые музыку делают, или что там…Видимо, у Джури закончился словарный запас, и объяснить дальше он не смог. Леде следовало бы расхохотаться в голос или поставить выскочку на место, но он стоял как пригвожденный к полу, а перед его глазами разворачивалось старое, порядком забытое воспоминание.Когда Леда был еще совсем маленьким, больше всего он мечтал стать учителем. У него был очень хороший гувернер – мудрый, рассудительный, в меру строгий и преисполненный любовью к детям, своим ученикам, настолько сильной любовью, что не чувствовать ее было невозможно. Глядя на него, Леда думал, что хочет быть таким же, когда вырастет.

Как-то раз он поделился своими далеко идущими планами с отцом, а тот, сперва рассмеявшись, потом строго отчитал его:– Ты будешь на государственной службе, Леда. Ты понял? Как я сейчас служу правительству, так и ты будешь служить. У тебя только одно будущее – Храм. Запомни это раз и на всю жизнь.Леда старался угождать родителям и от детской мечты отказался. О желании стать учителем он почти не вспоминал и шел по стезе, приготовленной ему семьей.А что самое забавное, к музыке у Леды тоже была тяга, и преподаватели, которым надлежало дать отпрыску благородного семейства базовые знания о музицировании, танцах, этикете и прочем, отмечали у юного Леды творческие склонности. Но отец тогда только отмахнулся от этих наблюдений и углублять познания в бесполезной музыке Леде не позволил.– Так почему же вы храмовник? – вернул его из прошлого в настоящее вопрос Джури, который в силу своей необразованности не понимал, до чего же бесцеремонно и даже грубо себя ведет.– Потому что цель моей жизни – бороться за равенство и служить родине, – выдал Леда первое, что пришло на ум, и только когда слова прозвучали, понял, что вместо ответа просто озвучил кредо Храма – слова присяги, а точнее – ее часть. Каждый из послушников семинарии, вступая на должность, говорил именно это.Но Джури не мог знать, что слова не принадлежат Леде. Он покачал головой и негромко произнес:– Вот оно как.Зачем-то помедлив еще немного, Леда наконец отступил назад и запер карету, в которой Джури ночевал в последний раз. Нехотя он отправился в дом, где его ждала опостылевшая компания стражников, но сейчас Леда был рад даже ей: неожиданно старое детское воспоминание всколыхнуло неприятный осадок в душе, о существовании которого Леда если и знал, то давно забыл.Наутро сборы проходили быстро: клятая карета, которую Леда напоследок запер, смотрела на небольшой отряд черными провалами зарешеченных окошек-глаз, словно не одобряя их решение.

"Маги могли бы придумать нечто более поворотливое", – подумал Леда, глядя на нелепое произведение человеческих рук.

В столице и обычных карет уже можно было не встретить ни одной за целый день – все-таки на смену конному транспорту приходили разного рода комфортные повозки, работавшие на топливе, или еще более новые автомобили, которые двигались благодаря сложным механизмам. Но за пределами Синальда о таких новшествах, вестимо, мало кто слышал, местные передвигались на самодельных телегах или старых каретах, подобных антимагической банке, которая, впрочем, превзошла все самые неказистые средства передвижения.

"Нужно непременно подать отчет: пусть либо изобретают новую банку, либо облагородят деревенские тракты", – размышлял Леда, краем уха слыша тихие разговоры между стражниками, седлавшими лошадей.– Ну, я там всем велел с банки глаз не спускать, – Казуки вышел откуда-то из-за угла дома, приютившего отряд на эту ночь. Одну из последних ночей вдали от столицы, как надеялся Леда, уставший от долгой поездки. – Старосты этого села, конечно, найти я не смог – не уверен, есть ли он тут вообще. Но местные дали слово беречь банку. Иначе полетят их жалкие головы...– Замечательно, – не дал договорить ему Леда и, снова опережая готовящегося что-то добавить Казуки, сменил тему: – Нужно повезти мага с кем-то из стражников.– Это еще чего ради? – удивился Казуки и даже сложил руки на груди, будто заранее не соглашаясь со всем, что скажет Леда.– А того, что как он поедет со связанными руками? Да и он же не видит ничего.– Никто из моих стражников его к себе в седло не возьмет, – взгляд Казуки стал строже, и Леда вздохнул, отмечая про себя, что поездка утомительна еще и оттого, что слишком уж часто ему приходится спорить с упрямым товарищем. – И потом, опасно это.– Вот именно. А если лошадь взбрыкнет, и он свалится? Он же все кости себе переломает, а мы уже нарушили приказ перевозить его в банке, да и… – Леда запнулся, набирая побольше воздуха и готовясь выдать еще несколько аргументов, которые заранее подготовил, обдумывая в отсутствие Казуки их дальнейшую поездку.– Я хорошо держусь в седле, благородный господин… – Джури, сутуло сидящий на холодной земле в нескольких метрах от них, не мог не слышать перебранку и робко подал голос, отчего и Казуки, и Леда одновременно повернулись к нему.– А ты не лезь, – строго припечатал Казуки, будто Джури мог видеть его поджатые губы и воинственную позу. Но Джури все равно сжался на своем месте, стараясь казаться еще меньше, чем он есть. – Привяжем его к лошади так, чтобы не упал. Да и на лихого жеребца никто его не посадит. У нас в распоряжении только две лошади – те, что банку тянули, и обе клячи, одна другой старее.– И все же лучше, если он поедет с кем-то, – Леда действительно так считал, ведь даже он слабо себе представлял, как можно удержаться в седле со связанными руками и ничего не видящими глазами, а дороги тракта были совсем не похожи на ровную брусчатку Синальда: хорошо, если мальчишка действительно не вывалится из седла, сломав себе позвоночник. – Я отвечаю за его сохранность перед старшим храмовником и всем советом.– Я поведу лошадь за поводья, а мои стражники будут ехать рядом на случай, если он решит избежать наказания, упав с коня. Не о чем волноваться, благородный господин.Насмешливый тон Казуки снова не понравился Леде, и он нахмурился, но спорить больше не стал. Однако и доверить поводья Казуки или, того хуже, его стражникам, которые сами с радостью столкнули бы Джури из седла ради веселья, не позволил.Теперь связанный по рукам Джури ехал совсем рядом на выделенной ему лошади, а Леда держал ее поводья. Казуки и несколько стражников держались впереди, а оставшиеся замыкали отряд, движущийся уже гораздо быстрее, нежели еще накануне с несчастной банкой. Дорога все еще была разбита, и Леда внимательно следил за пленником, который изо всех сил старался держать спину ровно на каждой кочке, которая попадалась на пути.

– У тебя осталась семья? – прервал молчание, разбавленное одним только стуком копыт, Леда, поймавший себя на мимолетном желании узнать чуть больше об их пленнике. Объяснить себе, зачем он это делает, ведь совсем скоро они прибудут в столицу, после чего Леда больше никогда не увидит Джури, он не мог, но подсознательно чувствовал, что беседа с некромантом может его отвлечь от приевшихся медленно проплывающих мимо деревьев да тянущихся вдаль полей.

– Семья… – глупо повторил Джури, поджав губы, и Леда пояснил:– Ну, жена. Дети, может. У крестьян вроде бы принято рано жениться? – Леда не кривил душой, когда говорил так: неоднократно он слышал, что к двадцати пяти годам у иных жителей деревень бывало трое-четверо детей. В отличие от обитателей столицы, с созданием семьи они не затягивали. Однако стоило признать, что жизнь деревенского жителя была зачастую куда тяжелее, чем жизнь того же Леды, а потому и необходимость рано создать семью он легко мог объяснить.– Принято, да только меня и торопить-то некому. Матушка давно уж умерла, а достойной женщины в нашем селе я не нашел, – Джури поерзал в седле, будто пытаясь размять затекшие от долгой поездки в одной позе мышцы, но со связанными руками ему это не особо удалось. – Не хотелось бы провести остаток жизни с нелюбимой, не такой я. Да и о чем теперь уж говорить?

Леда едва слышно вздохнул: Джури, их пленник, определенно был не таким уж недалеким парнем, он прекрасно понимал, что его ждет в Синальде. И Леде даже хотелось – чисто по-человечески – заверить его, что вся жизнь еще впереди, а в столице и женщин куда больше, чем в наполовину мертвой деревне, да только Леда тоже понимал, что перспективы у псевдонекроманта безрадостные.

– Женитьба по любви – неслыханная роскошь, – поделился своим мнением Леда, и Джури повернул в его сторону голову, хоть все равно не мог ничего видеть.

– А вы женаты?

Леда ждал этого вопроса и сам не понял, почему стушевался.

Дома, в Синальде, его ждала невеста – Айри – красивая и кроткая девушка. У нее была благородная семья, хорошее образование и очень достойное приданое – о чем еще можно мечтать молодому человеку, у которого в жизни все идет своим чередом? Вот только невесту подыскали ему родители – конечно, мнения Леды на этот счет никто не спрашивал. Первой мыслью, еще когда он шел на смотрины, было воспротивиться и ни за что не смириться с тем, как властный отец, которого Леда был воспитан уважать и почитать, выбирает, кого ему любить. Однако после встречи с будущей невестой Леда решил, что раз уж не в его силах что-либо изменить, лучше хотя бы попытаться полюбить навязанную невесту. В конце концов, родители подыскали ему не просто удачную партию, но и красивую девушку, чему позавидовали бы многие. А ее семья могла поспособствовать продвижению Леды по службе, и на это тоже он не мог жаловаться.Свадьба была назначена на первый день лета, и Леда ждал ее с внутренней горечью и смирением: теперь он в любом случае ничего не мог изменить.– У меня осталась невеста в Синальде, – поделился он, а Джури хмыкнул:– Ваш голос не звучит радостно. Видимо, женитьба по любви вам была недоступна.– Да что ты понимаешь?! – возмутился было Леда, но тут же заставил себя глубоко вздохнуть и успокоиться, в том числе потому, что не хотел громкими возгласами привлекать внимание любопытного Казуки, который ехал в каком-то десятке ярдов впереди и чья лохматая каштановая шевелюра маячила перед Ледой целый день. – Возможно, кто-то и выбрал бы любовь, но иногда есть обстоятельства, что важнее ее.– Выходит, вы тоже одиноки, даже имея невесту.Разговор как будто сошел на нет, и Леде на миг стало грустно: сам не зная того, его собеседник попал в самую точку, угадав мысли, которые Леда успешно скрывал и от семьи, и от Айри. Леда даже не заметил, как легко он выдал самое сокровенное – то, что к невесте своей он ничего не испытывал. Если бы только существовала какая-нибудь магия, которая могла бы заставить его полюбить против воли.Дорога уходила вдаль, едущие чуть впереди Казуки и стражники вполголоса что-то обсуждали, а Леда молчал, думая о том, что, даже если Джури и не был некромантом, он умел слышать людей. Такая мелочь, такое непригодное в жизни – особенно в тяжкой жизни крестьянина – умение, а все же этим свойством могли бы похвастаться далеко не многие благородные и даже близкие люди. Уж точно не отец Леды, который с самого его детства и слышать не хотел о желаниях сына, заранее определив его судьбу во всем.

– Как же ты жил один, без семьи, в Ярне? – снова поинтересовался Леда, справедливо рассудив, что смена темы разговора отвлечет его от неприятных мыслей. – Не в Ярне, в Фетане, – возразил Джури. – Где? – удивился Леда. – В Фетане. Это соседнее селение, мы с матерью перебрались туда после пожара.– А что ты тогда делал в Ярне? – Леда моментально озвучил вопрос, которым задался впервые за все время. – В Йаран ехал, на весенний рынок. Не чета нашему, там столько всего… – осекшись, Джури мгновенно посерьезнел. – А потом вдруг как в голову стукнуло, захотелось заглянуть на пепелище. Там же лучшая часть моего детства прошла, в усадьбе магов. Не знаю, зачем захотелось, там ведь и не осталось почти ничего от дома. Но хотя бы краем глаза взглянуть, где у меня так много хороших дней было...Он умолк ненадолго, а потом, пока Леда не успел сказать еще что-нибудь, подытожил: – Там меня и нашли стражники, – и будто опасаясь, что Леда начнет развивать эту болезненную для него тему, вернулся к прежней: – А жил я… Да вот так и жил, – Джури улыбнулся и снова поерзал в седле: – Одному ведь даже легче. То за лошадьми на конюшне поухаживаю, то на постоялом дворе послужу – я все могу делать, не брезгую ничем. Когда семью Дая… ну, ту семью некромантов того… убили, мы с матерью уехали в Фетану: она кухаркой нанялась, а я дрова таскал на зиму в местных кабаках.

– Тебя обвиняют в том, что ты сам и есть тот некромант, – Леда присмотрелся к лицу едущего рядом на расстоянии вытянутой руки Джури, отмечая, как у того ни один мускул не дрогнул.– Я знаю, – просто ответил он, но голос стал тише: как будто он не хотел, чтобы другие стражники услышали его. – Я бы даже хотел им быть. Я ведь видел, как рос Дай, какая добрая была у него семья. Даже завидовал немного господам. А они хотели дать мне образование, представляете? Да только не успели ничего сделать.

– Значит, сын некромантов и ты были друзьями? – зачем-то спросил Леда, хотя уже знал об этом из прежних разговоров с Джури.– Если сын благородных господ да прислужник могут быть друзьями, то да, наверное, и правда были. Они разрешали нам играть целыми днями, и мы с Даем бегали к моей бабке за орехами, а потом играли ими в камешки. А как-то раз мы даже заблудились в лесу по дороге в Ярну – вот шуму-то было! И ничего, меня даже не выпороли, а Дай и вовсе сказал, что это он сам выбрал ту дорогу через лес…Джури погрузился в давние воспоминания, его губы тронула легкая улыбка, и Леда, засмотревшись на него, снова поймал себя на каком-то неприятном чувстве. Чувстве, что это все произошло по ошибке. Мальчик Джури не был магом – он был другом некроманта, ровесником, ближайшим слугой, но уж никак не мог быть им самим. У него было самое обычное деревенское детство – даже Леда, который до своей службы из Синальда ни разу не выезжал, помнил ту игру в камешки, в которую он с соседскими мальчишками играл, пропадая на улице целыми днями. Джури ничем не отличался от него, разве что ему не повезло родиться в такой благородной семье, какая была у Леды, но он точно не был тем, за кого его приняли и за что собирались осудить.

"Нужно доложить обо всем Соно", – в очередной раз повторил себе Леда и горько усмехнулся: он почти слышал, как фыркает его наставник и повторяет слова Казуки, сказанные парой дней ранее.

Проблема была в том, что они были настолько ослеплены жаждой правосудия, что не различали частных случаев, которым была ситуация с Джури. Вероятнее всего, храмовники в Ярне его действительно оговорили, и на то у них могла быть масса причин: судя по всему, Джури с детства был близок к семье магов, жил в их доме и был если не еще одним сыном, то одним из наиболее приближенных слуг. Наверняка в селении остались старожилы, которые помнили об этом и спустя семнадцать лет.