1/2 Сомнения и воспоминания (2/2)

– Определенно есть, – строгий взгляд лекаря показался Леде уставшим. Он пришел под самый вечер, и до него тот принял, должно быть, уже много пациентов. – Ваш плохой сон вызван лишь чрезмерной ответственностью, которую требует от вас должность. Это пройдет: вот увидите, вернетесь из поездки и сможете хорошо отдохнуть.Совет лекаря теперь казался Леде плохой шуткой: служба требовала от него внимательности и сосредоточенности, а он не мог нормально отдохнуть, все время гонимый этими чувствами. До отъезда в Ярну он не успел посетить еще и семейного лекаря, который наблюдал Леду чуть ли не с самого детства, а потому и отвар из успокаивающих трав – единственное, что хоть как-то помогало отдохнуть, не дожидаясь момента, когда с плеч упадет груз ответственности за предстоящее ему задание – не взял. О чем теперь горько пожалел.

Со вздохом Леда поднялся с жесткого матраца, ступая босыми ногами по поскрипывающим деревянным половицам. Окно его комнаты выходило на задний двор, и теперь он мог наблюдать темное пятно хлева, внутри которого уже, должно быть, спали лошади и их несчастный некромант. Дождь не закончился, но немного стих, и это не могло не радовать: Леда уповал на то, что не придется тратить время на простой и уже завтра они смогут вернуться на главный тракт и продолжить свой путь в столицу. Но до счастливого момента отъезда была еще целая ночь впереди, и Леда вздохнул, понимая, что уснуть ему все равно сейчас не удастся.

Он торопливо накинул на себя дорожный плащ, игнорируя висящий на спинке грубо сколоченного из досок стула камзол, который своим бордовым цветом и покроем отличал его от стражников, которые на службе носили темно-синее обмундирование, намереваясь пойти проведать их пленника – раз уж больше он ничем не мог себя занять, так хотя бы удостоверился, что у мальчишки все было в порядке. Сам не понимая, зачем ему это нужно, Леда спустился в обеденную, попросив у хозяйки, снующей между столами посетителей, приготовить ему тарелку ужина. Та не стала задавать лишних вопросов и уже через пару минут принесла Леде большое блюдо с мисочками с едой, хлебом и горячим травяным настоем. Пускай на этот раз Леда и проследил, чтобы стража отнесла Джури ужин, идти к пленнику ни с того ни с сего, просто так показалось глупым – тарелка в руках условно оправдывала ночную вылазку Леды на задний двор.Казуки о чем-то беседовал с хозяином их небольшого заведения, и Леда не стал его окликать, решив, что он и не должен отчитываться перед стражником о том, куда отлучается. Улица встретила его все тем же противным дождем и ощутимым холодом – все-таки весна еще не успела вступить в свои права окончательно, и Леда поежился. Он быстро дошагал до хлева, стараясь, чтобы дождь не намочил скромный ужин, который он нес Джури. В хлеву пахло лошадьми и мокрым сеном: такое простое деревенское сочетание запахов, от которых поморщились бы столичные жители, нравилось Леде. Лошади фыркали во сне, где-то в лесу ухали совы, а по деревянной, кое-где протекающей крыше барабанили крупные капли дождя.

– Эй, Джури, – пришлось потрудиться, чтобы, одной рукой держа блюдо с ужином, открыть замок кареты. Джури снова обнаружился в дальнем углу, закутанным в выданное ему одеяло. Сложно было определить в дрожащем свете масляного фонаря, зажженного перед каретой, спит ли он: тот не шевелился и сначала даже не повернул головы на оклик, словно звук голоса Леды или смысл сказанного не сразу дошел до него.

– Господин, мы уже приехали? – голос мальчишки звучал хрипло, будто и вправду со сна. Леда покачал головой, хотя и знал, что пленник все равно не может увидеть этого.

– Еще нет. На вот, поешь, – блюдо звякнуло, когда Леда поставил его на пол, и Джури пошевелился, медленно поднимаясь на коленях и двигаясь на звук голоса. Леда следил за его неверными движениями и даже не стал отходить, когда некромант все так же на коленях подполз ближе, нащупывая блюдо и подтягивая его к себе.

То ли стража приготовила для него не слишком обильную трапезу, то ли пленник оголодал за последние дни, но ел Джури торопливо и жадно, словно боясь, что еду отнимут. Леда стоял рядом с каретой и в очередной раз размышлял, что все-таки не так он представлял себе ужасного, опасного некроманта, которого потребовали доставить в столицу под грифом особой секретности и сложности дела.

Тень сомнений, закравшись в душу Леды, не оставляла его ни днем ни ночью, и он думал, в чем может быть подвох. Разве настоящий некромант позволил бы поймать себя каким-то деревенским стражникам? В деле было много странностей и несостыковок, но одно Леда знал точно: если произошла какая-то ошибка, если Джури оказался здесь, запертым в антимагической карете, видавшей куда более опасных преступников, по чьему-то недосмотру, то его не ждет ничего хорошего, стоит им прибыть в столицу. Даже если он и не являлся некромантом, дознавателям потребуется время, чтобы во всем разобраться, и пока истина откроется, Джури ждет немало страшных часов в подземельях Храма.– Можно спросить? – от размышлений Леду отвлек робкий голос Джури, который по-прежнему не вязался с образом страшного мага.

– Спрашивай.– Я чувствую, как пахнет сеном… Где мы сейчас?

Вопрос был безобидным, и Леда смягчился, в дрожащем свете огней разглядывая худое грязное лицо пленника. В его глазах все еще плескалась белая пелена, не позволявшая ему видеть ничего вокруг, но сломанный ошейник, очевидно, не только не обездвиживал, но и не лишал обоняния. Все-таки нужно было привезти свой артефакт просто на всякий случай – хоть их узник и не вселял опасности.– Деревня по пути. Переждем дождь и отправимся дальше.– О… – многозначительно протянул Джури, отодвигая от себя пустое блюдо.

Его движения были медленными и плавными, но Леда видел, что мальчишку бьет дрожь: не то от холода, не то от страха перед ним. И эта дрожь сжавшегося тела казалась Леде совсем не той реакцией, которую должен был испытывать пойманный маг. На пути в Ярну Леда ожидал всего: сопротивления, проклятий – раз уж ошейник не лишил мага дара речи, попыток сбежать, наконец, но Джури не делал ничего, сидя в своей темной холодной карете и слепо глядя на Леду, которого он все равно не мог разглядеть.

– А как называется деревня?Леда притянул к себе блюдо, намереваясь вернуться в тепло постоялого двора и подумать обо всем в кровати.

– Лаа. Кажется, так.– Лаа… – Джури улыбнулся, и Леда замер: тени от огня ложились на измученное лицо пленника, делая его улыбку почти призрачной. – Я все детство провел в Лаа: тут жила моя прабабка. У нее была молочная лавка, и она продавала самое вкусное сладкое молоко.

Леда удивленно моргнул, вслушиваясь в тихий голос Джури, который немного осмелел.– А у старосты была дочка – ровесница моя. Мы с ней по лесу ягоды собирали и потом добавляли в молоко… Вот бы попробовать еще раз то сладкое молоко! Да сколько лет-то прошло уж, уже и прабабки моей нет…– Что ты несешь, – вырвалось у Леды, и пленник мгновенно замолк и снова сжался, ожидая ударов. – Не заговаривай мне зубы своими сказками.

– Простите…

– Любая ложь только усугубит твое наказание, которое вынесет трибунал Синальда.– Не надо наказывать, простите меня, – сдавленный голос превратился в шепот, а от улыбки, тронувшей худое лицо, не осталось и тени. – Не надо наказывать, господин…Разговор был окончен, и Леда захлопнул дверь кареты, не потрудившись ничего ответить мальчишке. Он сам не понял, что его так разгневало, но теперь на душе было так скверно, будто Джури сыпал проклятиями, а не вспоминал какие-то истории из детства, которого у него по идее быть не могло.Семья некромантов была благородной и именитой, она брала свое начало из древности, а потому у последнего оставшегося в живых некроманта никак не могло быть никакой прабабки-молочницы. Как не могло быть и детства, проведенного в никому не известной, Создателем забытой деревне на пару десятков домов – здесь даже не было никакого родового поместья, где бы останавливались некроманты. К тому же до революции маги жили в почете и внимании, они бы уж точно не позволили своему наследнику водиться с деревенской девчонкой да еще и собирать какие-то ягоды.

И без того невеселое настроение Леды было испорчено окончательно, и он, не прекращая кусать губы, бездумно и медленно шел обратно в дом, не замечая, как дождь капает на его волосы, не покрытые капюшоном.

Сам не зная зачем, он велел хозяйке принести в его комнату сладкое молоко, которое никогда не пил в столице, предпочитая травяные настои. Леда не заметил ни громких голосов отряда Казуки, которые все еще сидели в обеденной, пока он поднимался наверх, ни отдаленного звона посуды, ни стука в дверь, когда хозяйка принесла кувшин с молоком и чашку. И уж тем более не заметил он сидящего на ветке перед самым его окном ворона, который не сводил с него своего взгляда весь остаток ночи, в которую Леда по привычке плохо спал.

Даже до того момента, как едва проснувшемуся Леде удалось разлепить веки, он понял, что все его надежды и чаяния пошли прахом. О грязное стекло вовсю барабанил дождь, и даже смотреть за окно не было нужды, чтобы понять: Лаа заливало.Быстро умывшись и пригладив лохматые после сна волосы да проведя рукой по легкой щетине, появившейся на лице, Леда, одеваясь, бросил лишь короткий взгляд на творящееся снаружи, чтобы, поморщившись, отвернуться. Дождь – по-летнему ливневый и по-осеннему затяжной – насмехался над ним, над его отрядом и над всей миссией доставить преступника в столицу как можно скорее. Невольно Леда вспомнил стихийных магов, а именно – магов воды. Он не помнил сам, но читал и слышал о том, как наиболее могущественные из них за минуты уговаривали тучи раствориться в небе, а самый сильный ливень – прекратиться, спасая целые провинции от наводнений. С иронией Леда подумал о том, как же все-таки жаль, что они везут некроманта, а не стихийного мага воды. И тут же посмеялся над собой – какая к бесам разница, ведь до прибытия в Храм ошейник не снимешь. Да и какой из мальчика Джури маг?Отмахнувшись от глупых и навязчивых мыслей, Леда направился вниз, на первый этаж, чтобы позавтракать.Казуки, бодрый и свежий, как будто это не он полночи развлекал себя разговорами с заезжими купцами, их невольными соседями, сидел за столом и уплетал из миски нечто малоаппетитное на вид, но при этом приятно пахнувшее. Присмотревшись, Леда понял, что это кукурузная каша.

– Доброе утречко, – радостно поприветствовал его Казуки и, когда Леда выдал нечто нечленораздельное в ответ, садясь напротив, невозмутимо поинтересовался: – Чего серый такой?Пожав плечами, Леда кивнул в сторону окна, без слов предлагая Казуки самому оценить погоду, а, следовательно, и перспективы их дальнейшего путешествия.– А, это, – отмахнулся Казуки и снова взял ложку, склоняясь над тарелкой. – Понять не могу, чего ты так дергаешься? Ну приедем в Синальд чуть позже…– Мы должны доставить некроманта в Храм как можно скорее, – мрачно перебил его Леда.– Должны, – легко согласился Казуки. – Но погода-то от нас не зависит. Стало быть, причина задержки уважительная.Возразить Леде было особо нечего, к тому же в этот момент подошла юная служанка и поставила перед ним глиняную тарелку, ничем не отличавшуюся от той, что была у Казуки. От бледно-желтой каши поднимался пар.– На вкус оно лучше, чем на вид, – Казуки подмигнул Леде, а потом, подняв взгляд на служанку, широко улыбнулся. Та, заметно зарумянившись, неловко поклонилась и поспешила прочь.В самой ее неровной походке, в чрезмерно старательно зачесанных волосах было признание о неравнодушии к кому-то из гостей, и Леда мог с уверенностью сказать, что дело не в нем.– Когда ты только успеваешь, – усмехнулся он, проводив девушку взглядом и взяв свою ложку.– Я ночи с пользой провожу, а не с некромантами лясы точу, – живо выдал в ответ Казуки и расхохотался, когда Леда резко вскинул голову.Ничего такого Казуки не сказал, но то, что он отметил ночную вылазку Леды, тому не понравилось. Как будто за ним следили – и чувство это было неприятное.– Да ладно, чего ты, – примирительно произнес Казуки, видимо, ощутив напряжение Леды в одном только взгляде. – Что он там, кстати, некромант-то? Ты с ним говорил?Прежде чем ответить, Леда отправил в рот ложку вязкого желтого месива и неожиданно отметил, что оно действительно было недурно на вкус. По крайней мере, соль, масло и молоко у повара не перевелись.– Говорил, – нехотя отозвался Леда, глядя в тарелку.– Зачем? – вопрос Казуки напоминал детский – в самих его интонациях было лишь искреннее любопытство.Точного ответы у Леды не имелось, а объяснять, что ему просто не спалось, не хотелось.– Мне кажется, никакой он не некромант, – со вздохом поделился он, по-прежнему не глядя на Казуки. – Вообще не маг.– Это ж почему? – вот теперь изумление Казуки было искренним, он даже на время позабыл о своем завтраке.А Леда и вовсе растерялся. Он не знал, что ответить. "Не похож"? Ответ глупый, неправильный – кто вообще в этой жизни похож на того, кем является? Если бы пороки и добродетели были написаны у людей на лбу, жить стало бы куда легче.– Не похож, – вдруг произнес вслух Казуки, и Леда внутренне вздрогнул, снова вскинув голову и посмотрев на своего собеседника – тот словно мысли его прочитал.Но Казуки не заметил его волнения: он откинулся на стуле, глядя куда-то в бревенчатый потолок, и – странное дело – постукивал краем деревянной ложки по своим зубам, задумавшись о чем-то.– Именно, – произнес Леда негромко и с усилием отправил еще одну ложку каши в рот. Есть не хотелось.– Ерунда, – после небольшой паузы выдал Казуки и вновь склонился над тарелкой. – Некромант или нет – этого мы знать не можем, но что маг – однозначно. Не могли же все те люди в Ярне, стражники и пастух – и кто там еще – все разом ошибиться.– Ошибиться – вряд ли, а вот отомстить вполне, – мысли, подъедавшие Леду добрую половину ночи, очень легко обращались в слова. – Может, этот мальчишка из соседней деревни кур у них крал? Вот они и возвели напраслину.В ответ Казуки по-доброму и негромко рассмеялся.– Нет, – заявил он твердо. – Слишком чревато. Если храмовники Синальда узнают, что повязали не мага, с храмовников Ярны тоже спросят.– Им все равно ничего не будет, – пожал плечами Леда. – Никого не сместят с должности, никого не лишат жалованья.– Да все равно, – нетерпеливо мотнул головой Казуки и вдруг, положив ложку на стол, подался вперед к Леде. – Слушай, друг, не городи глупости, а?Удивленно взглянув на него, Леда хотел было улыбнуться, но не смог: Казуки смотрел на него строго, и, хотя выражение лица его оставалось абсолютно добродушным, в глазах Леде почудилась незнакомая прежде сталь. В целом облик Казуки не вселял страха: он чем-то незримо отличался от других знакомых Леде стражников высоких должностей - то ли улыбка у него была более располагающая, то ли теплый чайный цвет глаз словно таил в себе веселье, которое обычно слышалось в голосе товарища, но впечатление Казуки создавал самое что ни на есть доброжелательное. Оттого перемена в нем так удивила Леду, не донесшего до рта ложку каши.– Смотри не купись, Леда, – тихо произнес Казуки, прищурившись. Тон его голоса тоже изменился: не осталось и следа добрых насмешек или доброжелательности, которая была присуща всему образу Казуки. В этот момент Леда живо представил товарища исполняющим его прямые обязанности – не просто рассекающего по неведомым деревням и селам, а разящим преступников рукой правосудия, которое Казуки и представлял. От такого контраста стало не по себе, словно сейчас сам Леда был преступником, которого ожидало наказание. – Эти твари коварны, ради своей цели они разыграют все что угодно. Прикинутся кем угодно.– Смысл ему передо мной кем-то прикидываться, – возмутился Леда, немного растерянный из-за неожиданной перемены настроения всегда добродушного простака Казуки.– Еще какой смысл, – непривычно холодно припечатал тот. – Ключ от магического ошейника ведь у тебя.– Да я в жизни не сниму этот ошейник! – возмутился Леда, и Казуки в успокаивающем жесте поднял руки.– Само собой, – его губы вновь растянулись в добродушной улыбке, которая была ему куда больше к лицу. – Я все это говорю к тому, чтобы ты не забывал – враг может носить любую личину. В том числе – личину деревенского дурачка.– Я и не забываю, – огрызнулся Леда.На его заявление собеседник сделал лишь неопределенный жест рукой, который Леда истолковал как нечто в ключе "я в тебе ничуть не сомневаюсь". Однако разговор на этом не закончился.– Я знаю, о чем ты думаешь, – немного отрешенно, как показалось Леде, произнес Казуки через пару минут молчаливой трапезы.– Да ну, – не поверил тот.– Знаю, – уверенно повторил Казуки. – Тебе кажется, что этот чахоточный мальчишка не может быть магом, смелым и страшным магом из учебников по истории, что все мы читали в школе. А все потому, что ты сравниваешь его с магами из Магического Противостояния. По сути, мы ведь других и не видели.Этим "мы" Казуки как будто объединил их и развел руками, а Леда, пусть все еще настороженный, невольно смягчился.– Маги из Противостояния – они не такие, – продолжил Казуки. – Это настоящие бойцы, ополченцы. Семнадцать лет прошло после переворота, и все эти годы они живут в сточных канавах, в трущобных ямах Синальда, хотя прежде жили во дворцах. Они помнят былое величие Конклава, они движимы местью и жаждой справедливости – разумеется, справедливости в их понимании. Прошло почти два десятка лет, а эти засранцы даже внешне почти не изменились. У магов столь долгая жизнь по сравнению с остальными людьми, что за семнадцать лет у них не добавилось ни морщин, ни седых волос. Они молодые, сильные, смелые. И ты сравниваешь нашего унылого пленника с ними.Леда сам не заметил, что слушает с приоткрытым ртом. Казуки все верно говорил: в воображении Леды маги были именно такими – врагами, да, но врагами, бесспорно вызывавшими трепет и даже невольное уважение. Несломленные и могущественные. Несколько раз Леда видел, как пойманных членов Противостояния вели на казнь: один хохотал перед толпой, и смех его вовсе не был смехом безумного; другой плюнул палачу в лицо. Леда слышал о маге, захваченном стражей пару лет назад: дознавателям даже не удалось выяснить, каким именно магом тот был. Лишенный своей силы в антимагическом ошейнике, он бросался на каменную стену тюремной камеры ровно до того момента, пока не проломил себе череп. Ничего о своих собратьях-повстанцах он не успел рассказать.И тут на тебе: после всех этих историй Леда, младший храмовник, везет на дознание страшного и ужасного некроманта Джури, который, поди, за еду согласился бы и подметки его лизать.– Я все это к тому говорю, – вернул его в реальность Казуки, подавшись вперед, – чтобы ты не покупался на невинный вид. Мальчишка совсем юный. Возможно, он не помнит былой славы, величия, родители не успели привить ему чувство превосходства над всеми нами…На этих словах Казуки на миг запнулся и недобро прищурился, но тут же продолжил.– Может, он и ведет себя как затравленная крыса, но это не отменяет того, что он ворожил, и толпа народу в Ярне тому свидетели. Может, он не такой, как наши враги в Синальде, которые воистину опасны. Но он все равно маг, а значит, может представлять угрозу для правителя.До этого момента Леда слушал Казуки и, сам того особо не желая, был готов согласиться с каждым его словом. Однако в последний момент само естество его воспротивилось, и он чуть было не спросил вслух: "А в чем тогда опасность этого мальчика для правителя?"В чем опасность Джури для Храма, даже если он и маг? Что может он, ничтожный, жалкий, ничему толком не обученный, сделать такого, чтобы подорвать ныне действующую власть?Но Леда сдержался и промолчал, с нарочитой старательностью соскребая кашу со стенок миски.– Даже если вдруг окажется, что мелкий – не колдун, в чем я лично серьезно сомневаюсь, твои собратья разберутся, – подытожил свой длинный монолог Казуки.Выдавив вежливую улыбку, Леда кивнул, про себя подумав, что те разберутся, уж конечно. Не нужно быть младшим храмовником, чтобы понимать, как именно они будут разбираться и что придется пережить Джури.Из-за непогоды они задержались в Лаа на целых три дня, и когда на четвертый солнце выглянуло из-за туч, Леда велел сразу собираться.– Стоит ли? – с сомнением протянул Казуки. – Дороги сейчас не то что в болото превратились, а скорее в озеро.– И что ты предлагаешь? – Леда был уже изрядно на взводе и у него едва ли получалось это скрывать.– Подождать, – развел руками Казуки. – Пусть хоть немного просохнет.– Есть приказ доставить некроманта как можно скорее в столицу. Как ты собираешься объяснять, что сидел и ждал?Казуки определенно было что ответить, но, глядя, как непреклонно Леда сжимает губы и хмуро глядит на него, сдался и пожал плечами.Меньше чем через пять верст пути Леда должен был с досадой признать правоту своего спутника: даже лошади еле плелись, утопая в раскисшем грунте, что было говорить о банке, просевшей до самого ее брюха в дорожной грязи. Казуки ни слова не сказал Леде, когда проклятую карету выталкивали из лужи уже в третий раз за последний час, и Леда был ему благодарен за это молчание. Он не был уверен, что на месте стражника смог бы удержаться от ядовитого замечания, начинавшегося с неизменных слов "я же тебе говорил".Ожидаемым финалом всей авантюры с путешествием после трехдневного проливного дождя стало то, что до ближайшего населенного пункта они не добрались, и, когда на небольшой отряд плотным покрывалом начали опускаться сумерки, было решено заночевать под открытым небом, на поляне у лесной опушки.Быстро раздав указания натаскать хвороста, попытаться разжечь костер пусть и из влажных дров, устроить лошадей на ночлег, сам Казуки руководил натяжкой полога, которым их отряд был предусмотрительно снабжен перед отъездом. С этим пологом существовала смутная надежда, что если ночью опять зарядит дождь, то хотя бы на головы литься им не будет.Не имея, чем себя занять, Леда устало наблюдал за попытками одного из стражников разжечь костер. Заранее уверенный в провале этой затеи, Леда с удивлением был вынужден признать, что парень, взявшийся за дело, был мастером: он усиленно дул на щепки, ловко и явно со знанием раскладывал и перекладывал их, в результате чего уже через четверть часа от них потянулся густой вкусно пахнущий дымок.Уже открыв было рот, чтобы похвалить умельца, Леда отвлекся, услышав улюлюканье и смех. Причину искать не пришлось: обернувшись, он увидел, что дверь в антимагическую повозку открыта, а пара стражников у входа откровенно веселится и что-то швыряет внутрь.Он сам не понял до конца, почему за секунду так завелся.– Эй, вы там! – резко поднявшись на ноги, Леда рванул в сторону банки и преодолел расстояние в несколько шагов. – Совсем сдурели? Вы что творите?!Не то чтобы испугавшись, а скорее смутившись, стражники, оба как один, моментально потупились и отступили от кареты.– Ничего такого, господин младший храмовник, – тут же бодрым голосом отрапортовал один. – По вашему приказу принесли пленнику еду.– А это что было? – Леда зло ткнул пальцем в сторону повозки, как будто там все еще что-то происходило.– Ничего такого, – уже не так уверенно повторил стражник и замолчал, не зная, что добавить.Ничего такого, как понял Леда, заглянув внутрь, и правда не произошло. Узнику принесли ужин, но, когда тот потянулся за деревянной походной миской, стражники придумали развлечение швырять в него мелкими острыми камешками. Теперь Джури сидел, подобравшись, у стенки и напряженно вслушивался в происходящее.– Значит так, – изо всех сил стараясь подавить гнев, Леда повернулся и процедил, меряя взглядом по очереди каждого из шутников. – Разговаривать, вообще как-либо общаться с магами – не вашего ума дело. Для этого есть храмовники. Усекли?– Дык, правда ведь, ничего такого мы не делали, – зачастил молчавший до этого второй стражник, ростом пониже и помоложе второго. – Скучно в пути. А это ж так, волшебничье отродье, не человек даже…– А с чего ты решил, что маги – не люди? – совсем тихо произнес Леда, прищурив глаза, и парень заметно вжал голову в плечи. – Тебя не учили в школе, кто является людьми, а кто – нет? – и чтобы закрепить эффект от своей речи, добавил: – Может, этот некромант пообщается с дознавателями и перейдет на нашу сторону. Может, он будет помогать держать барьер вокруг Синальда или ловить себе подобных. А вы что устроили?На этом разгром провинившихся был окончен, и стражники, повинуясь неопределенному жесту, который сделал Леда, поспешили прочь, тогда как сам он, почему-то чувствуя себя бесконечно усталым, опустился на подножку кареты и негромко бросил Джури:– Ешь.Сперва тот помедлил, но потом все же придвинулся к тарелке, в которую стражники не слишком щедро выложили часть их походного провианта – сухарей и сушеного мяса.В последние дни к Джури Леда не наведывался. Он сам не мог толком объяснить, почему его так задело, что Казуки заметил ночные вылазки к антимагической карете, но больше их не предпринимал. Теперь же, сидя совсем близко, Леда вяло отругал себя за то, что совсем расслабился: находится так близко от преступника, но даже не особо наблюдает за ним, а ведь тот, быть может, все же некромант, пусть временно и обезоруженный. Интересно, как кормили действительно опасных магов, к которым было рискованно приближаться? В антимагическую повозку через крохотное окно и корку хлеба не передашь. Впрочем, как правило, банками пользовались в пределах города – ситуация, когда мага приходилось везти много дней через всю страну, была все же из ряда вон выходящей.– Сколько тебе лет? – неожиданно даже для себя спросил Леда, взглянув на Джури, и тот тоже вскинул голову, как будто хотел посмотреть на него в ответ – больше по памяти, ведь слепые глаза ничего не видели.Почему-то в этот момент Леде почудилось, что тот все же старше, чем казался поначалу. Может, потому что впервые он так пристально всматривался в лицо их пленника при свете дня, пусть уже и гаснущего.

– Двадцать пять.– Ско-олько? – от неожиданности Леда даже спину выпрямил, и Джури невозмутимо повторил:– Двадцать пять мне."Чему ты удивляешься? – мысленно отругал себя Леда. – Соно ведь так и говорил".И действительно, его наставник перед отъездом сказал ему о возрасте некроманта, за которым едет Леда, и тот отметил про себя, что маг-пленник – его ровесник. Однако об этом Леда совершенно позабыл, увидев тщедушного якобы наследника древнего рода.– Ты выглядишь моложе, – пробормотал Леда, не сводя глаз с Джури, и тот ссутулился, сжался, должно быть, почувствовав оценивающий взгляд.– Есть такое, – несмело согласился он. – Староста деревни говорит, что я тщедушный. И невзрачный. Между прочим, это обидно, потому что ростом я, может, и не вышел, но любую работу по хозяйству делать умею не хуже других.Леда не сказал бы, что Джури был прямо невзрачным. У него были правильные черты лица, быть может, его даже можно было назвать миловидным, если бы впечатление не портили жуткие студенистые глаза. Пятна на щеках и скулах, которые Леда сперва принял за грязь, оказались синяками: за время в пути они изменили цвет и начали желтеть. Волосы Джури, некогда светлые, теперь казались пыльными и свалявшимися. Леда, который являлся большим поборником чистоты, сделал мысленную пометку при случае дать пленнику возможность помыться. Неизвестно, сколько продлится их странствие, и негоже заставлять и без того страдающего человека мучиться еще из-за блох и вшей.Из мыслей Леду вырвал негромкий голос Джури. Парень больше не ел, хотя в тарелке оставалось немного мяса. Опустив голову, он почти не двигался, и могло показаться, что он изучает взглядом собственные колени.– Они почему-то решили, что я – это не я. То есть я не знаю, почему они так подумали, но почему-то они решили, что я – это Даэрон.– Кто? – растерялся от путаного признания Леда.– Даэрон, – повторил Джури. – Младший сын магического семейства, он был моим ровесником, мы часто играли вместе. Непонятно, почему они так подумали. Его ведь казнили вместе с родителями еще тогда… Когда война была.Войной Джури, очевидно, назвал переворот, а Леда, приоткрыв рот, слушал и даже позабыл о том, что должен снова одернуть пленника и потребовать не вешать ему лапшу на уши.– Ты знал… – голос почему-то сел, и Леда прокашлялся, прежде чем продолжить, – ты знал их? Этих некромантов?Ответил Джури не сразу: Леда подумал было, что тот опасается делать подобные признания, но оказалось, тот просто не мог подобрать слов.– Ну как знал… Хотя, наверное, можно сказать, что и правда знал. Моя мать была посудомойкой у них в доме. И не только посудомойкой, вообще по кухне помогала, что ни попросят сделать. Отца я никогда не знал. Мы жили в поместье, во флигеле для слуг. Конечно, я много раз видел и господина, и госпожу, и их сыновей. Такие хорошие были люди.На последней фразе Джури резко осекся, когда понял, что теперь действительно выдал лишнего. В неверном свете уходящего дня Леде даже показалось, что парень побледнел.– Все нормально, – ободряюще произнес он. – Тебе… Тебе ничего не будет, если расскажешь."По крайней мере, мне", – про себя добавил он. В том, что дознаватели в Храме захотят слушать такую версию о прошлом Джури, Леда не был уверен.– А что тут рассказывать? – пожал плечами тот. – Вряд ли господину храмовнику будут полезны мои знания. Если у господ магов и имелись какие-то секреты, они слишком давно умерли, уже не важно, что там было. Да и не знал я ничего, мне всего восемь было, когда их постреляли прямо перед домом, а усадьбу сожгли.На просторечном слове "постреляли" губы Джури скривило странное подобие улыбки, больше похожее на гримасу боли.– Тебе они нравились, – задумчиво произнес Леда, уже не глядя на своего странного собеседника. Он перевел взгляд в стремительно темнеющее небо и вряд ли смог бы объяснить, что чувствовал в этот момент.– Они всем нравились, – просто ответил Джури и, слепо пошарив в тарелке, взял очередную полоску сушеного мяса и сунул в рот, чтобы, толком не прожевав, проглотить.– Чем же? – Леда сам знал, что развивать подобную тему, да еще с кем – с врагом, с магом – точно не стоило, но сдержаться отчего-то не мог. Возможно, сказывалось долгое воздержание без нормального общения. Казуки с его патриотическими речами в счет не шел, а поговорить хоть с кем-нибудь о чем-то, помимо карточных игр и величия Атламонда, Леде остро хотелось.Неопределенно пожав плечами, Джури вздохнул.– Ну а чем господа могут нравиться слугам? Они были щедры – часто денег больше платили, – Леда догадался, что так наивно Джури назвал прибавки к жалованию, – на праздники подарки. Ко мне господин добр был, часто угощал конфетой или сладким печеньем. И по голове трепал, будто я сыном ему был. И никогда не был против, что я с Даем играл. Даю одному скучно было, братья-то его куда взрослее…Он все больше увлекался, слепые глаза были ему в помощь – Джури не видел перед собой ни грязных стен банки, перевозившей прежде других узников, ни сосредоточенного лица Леды. По его отрешенной улыбке было легко догадаться, что мыслями он сейчас в далеком прошлом – и мыслями, и душой тоже.– А госпожа… Такая тихая, спокойная. Я плохо ее помню, по правде сказать. Нечасто ее видел. Запомнил только, как стреляли в нее. Вывели всех слуг, чтоб видели, на улицу, и господ с нами, ночь была, но усадьба так полыхала огнем, что видно было, как днем. Госпожа руками свой живот огромный прикрывала, будто так спасти могла. Она ребенка ждала, уже вот-вот. Говорили, что девочку. Не знаю как, но маги умели это узнать. Братья так радовались, что наконец сестра будет, в особенности друг мой, Дай. Даэрон, то есть. А потом были выстрелы, но я уже ничего не увидел, мать мне глаза ладонью закрыла. И вроде ужас кругом, рев пламени – я подумать не мог, что пожар, вроде как огонь обыкновенный, может издавать такой шум. И вот во всем этом грохоте, вое, криках я будто только и слышал, как тихо плачет моя мать.Когда Джури умолк, за свой не такой уж длинный монолог сказав больше слов, чем за все время, Леда поймал себя на том, что слушает с открытым ртом, а на сердце было тяжело – и почти больно от этой тяжести.Они были врагами – хозяева Джури и его матери-служанки, о которых он рассказывал сейчас. Магами, некромантами. Леда старательно напоминал себе об этом, но заглушить ехидный внутренний голос не получалось. Голос, который с ядовитой насмешкой нашептывал: "Особенно нерожденный младенец был врагом. Эта маленькая девочка. Вот уж и правда со страшным магом рассчитались".– На войне как на войне, – вопреки своим мыслям, Леда сухо проронил известное выражение и медленно добавил: – Мне жаль твоих хозяев.Вряд ли Джури поверил ему, но вслух ничего не произнес, отправив в рот последний кусочек сухаря. Пошарил еще раз рукой в уже пустой миске и, когда ничего там не нашел, немного отодвинул ее от себя, без слов предлагая Леде забрать пустую посуду.– Они говорили, будто я ворожил у всех на глазах, – произнес он, когда Леда думал, что тот уже ничего больше не скажет.– Да, так они и сказали, – согласился он, не уточняя, кто именно эти "они": и без слов ясно.– Но не глупо ли это? – тихо спросил Джури. – Будь я и правда Даэроном или каким другим магом, разве стал бы я колдовать вот так, при всех? Чтоб меня схватили, потом мучили, пытали и наконец казнили?Подобные вопросы Леда за последние дни успел задать себе тысячу раз, но, озвученные вслух, они звучали еще абсурднее, чем непроизнесенные в его голове. Будь Леда из старших храмовников, он бы наверняка об этом задумался сразу и сто раз перепроверил абсурдный донос, прежде чем посылать в Ярну отряд с неповоротливой банкой.– Почему ты не сбежал? – ответил вопросом на вопрос Леда. – В сарае, где тебя так долго держали, дверь висела на соплях… – он тут же поморщился от этого грубого выражения: все же долгое общение со стражниками давало свои плоды. – Еле держалась на петлях. Ты мог сбежать. Даже без зрения.– А это? – неподдельно удивившись, Джури ткнул пальцем в полоску кожи, что некрепко сжимала его шею. – Не могу же я всю жизнь потом ходить с этим. Я ж даже не вижу ничего."Даже", – мысленно передразнил Леда. Знал бы Джури, как действует на человека полноценный антимагический ошейник. Вопреки названию, даже самого простого смертного, не-мага, он лишал, помимо зрения, еще и слуха, и обоняния, и отчасти способности двигаться.– Ты мог срезать ошейник после того, как сбежишь, – резонно заметил Леда.– А если не получится? Он же волшебный. А если и выйдет, вдруг я его срежу, а зрение не вернется?Мало того что Джури не был магом, он вообще ничего не смыслил в артефактах. Антимагический ошейник можно было срезать обыкновенным ножом, и все таланты мага, а заодно и чувства, к нему сразу вернулись бы. Суть ошейника-артефакта заключалась в том, что в темнице срезать его было попросту нечем: кожа, из которой его делали, была более чем прочной, и разорвать ее руками не получилось бы даже у самого сильного из мужчин.Как там Казуки назвал Джури? Деревенским дурачком? Его слова попали точно в цель. Если бы Джури сразу дал деру и затерялся в нищих деревеньках вроде той же Лаа, где они провели несколько бесконечно долгих дней, его следов почти наверняка не нашли бы. А теперь Джури ждали застенки подземелий Храма.Не попрощавшись и ничего не ответив, Леда запер дверь кареты и направился к костру.

Ночью ему снова снилась какая-то невнятная жуть, от которой Леда проснулся в холодном поту. У него не получилось вспомнить, что именно ему пригрезилось, но почему-то казалось, что в сновидении его преследовали замутненные, нечеловеческие рыбьи глаза, но кому они принадлежали, Леда не знал.