9. Из дневника княжны Ольги: Иоланта (1/2)

?…Одним из наших самых любимых развлечений (к сожалению не таким частым, как хотелось бы) были поездки с отцом в театр. Мама выезжала редко, но отец был записным театралом. И эти поездки для нас всегда были чем-то особенным. Сначала отца сопровождали только мы с Татьяной, но потом он стал брать нас всех четверых – в царских ложах Александринского и Мариинского театров было просторно.Мы все трое - старшие - очень любили балет. Хотя и бывали на нем не так часто, как нам того хотелось. Полагаю, это развлечение считалось у нас не совсем приличным, хотя папабыл до балета большой охотник. Ах! Нас растили, словно под стеклянным колпаком, и наши фрейлины и няни, наверно, искренне верили, что мы действительно ничего не знаем, не слышим, не понимаем, что творится во внешнем мире за пределами дворца... Наивные! Но мы не спешили разубеждать их в этом. Теперь думаю, что взрослые всегда так считают. Что ребенку известно о мире гораздо меньше, чем на самом деле. Но мы, конечно, кое-что знали.Например, о том, что в молодости еще до встречи с мама увлечение нашего отца балетом было далеко не платоническим и не связанным с красотами искусства. Скорее, с другими красотами. И о его увлечении некой балериной нам тоже было известно. Но ведь это было еще до встречи с мама. Татьяна говорила, что в молодости такие увлечения позволительны. Если уж она, такая строгая и нравственная, оправдывала его, то я тем более склонна была это делать.И, тем не менее, балетами нас особо не баловали. Дозволителен был только Чайковский. Мы несколько раз смотрели ?Лебединое Озеро? (любимый балет Татьяны), ?Щелкунчика? (Мари) и ?Спящую Красавицу? (мой). Говоря ?любимый?, я имею в виду лишь сюжет, музыку эту мы обожали абсолютно одинаково все трое.

Обычно вернувшись с представления, я еще несколько дней беспрестанно наигрывала на память дивные мелодии. Они лились из-под пальцев легко и свободно, а сестры кружились под ?Вальс Цветов? и ?Вальс Снежинок? или под вариации Авроры из первого акта... Даже Анастасия, которая в театре на балете всегда откровенно скучала и дремала, дома, когда можно было показать себя, совсем не находила музыку скучной. Ей больше всего нравился танец Белой Кошечки, у нее очень здорово получалось ее изображать?.***?…Анастасии вообще нравилось ?изображать?. Она даже из разучивания простойбасни умудрялась устроить целое представление. Как-то она предлагала нам разыграть крыловский ?Квартет? в лицах.- Только ты, чур, будешь мартышкой, - говорила ей Татьяна.Однако Анастасия нисколько не обиделась.- Я мартышка - воскликнула она. – Конечно, я мартышка! Я проказливая, вертлявая, всех дражню... дразню. Про то, кто тут косолапый мишка, это не обсуждается – конечно, это Машка! Про это и во всех сказках говорится - где Маша, там и медведь... - она покосилась хитро блестящим глазом на Татьяну.- Продолжай, - сказала Татьяна ласково.- Козел - это Ольга, - безапелляционно заявила Анастасия. - Про нее Жилик как-то говорил, что она, как коза, только и скачет. Ну, а на роль осла – вернее, ослицы - остается... Ха-ха-ха! Таня, ты меня задушишь. Нет, ну, правда. Ты, когда чем-то недовольна, у тебя так лицо вытягивается... Совсем как… Таня, я серьезно. Ты меня задушишь.- Когда это Жильяр говорил, что я на козу похожа? – спросила я больше для того, чтобы отвлечь Татьяну от драки. Хотя, признаться, мнение нашего учителя меня тоже волновало. - Он тебе говорил?- Не мне, а мама. А я была в комнате.- Подслушивала, - сказала Татьяна тоном утверждения.- Ничего подобного. Читала.- Держу пари, что под столом, - заметила я.- А... на столе, потому что не было места!

- Противный ребенок, - сказала Татьяна в сердцах. - А про меня он ничего не говорил? – добавила она небрежно.- Что ты не такая способная, но больше стараешься.Татьяна, похоже, была довольно такой рекомендацией. Она вообще очень трепетно относилась к мнению мсье Жильяра. Мне казалось, была даже немного влюблена в него…?***?Анастасии всегда больше по душе был театр драматический – в особенности комедии. И в театре мы не раз смотрели блистательные пьесы классиков: и бессмертного ?Ревизора?, и ?Недоросля?, и ?Горя от ума?, и ?Маскарад? Лермонтова (который нам не понравился), и великие творения Шекспира и Шиллера. Анастасия, чьим любимым автором был Мольер, которого она всегда любила гораздо больше Шекспира, уже будучи подростком, была положительно и от Шиллера без ума, особенно обожала его ?Разбойников?.

На мой вкус эта пьеса слишком безрадостна. Поэтому я даже рада была, что в театре нам ее не пришлось посмотреть... Я преднамеренно никогда не пыталась обсуждать с Татьяной эту пьесу. Она, без сомнения, высказалась бы за то, что герой поступил как должно, сдержал слово, данное друзьям, и отрекся от возлюбленной. Хороши же были эти друзья! Да не друзья, а просто сброд. Как это безбожно, когда, казалось, ничего не мешало им уже быть вместе... Всего лишь слово, данное в минуту смятения души – никогда не быть счастливым! – заставило героя убитьсвою невесту и самому обречь себя на смерть. Что-то во мне изо всех сил противилось такой концовке. Разве можно было хоть когда-то, хоть даже в самую трудную минуту отчаиваться настолько, чтобы приносить такие ужасные клятвы? И неудивительно, что Бог отвернулся от него...

Странно, в ?Коварство и любовь? все также было трагично и грустно, но мне эта пьеса была гораздо милее, и в театре мы ее смотрели с трепетом. Пусть герои там гибнут, но они все же любят друг друга! Фердинанд, он совсем, как Отелло – он убивает Луизу из ревности, не в силах перенести ее мнимого предательства. Правда, эта история по мне гораздо прекраснее истории Отелло, ведь в отличие от Дездемоны, Луиза не просто игрушка чьей-то клеветы. Она оговаривает себя с целью спасти того, кого любит...

У меня мурашки по коже бежали при словах Фердинанда о том, что они с Луизой будут навечно повергнуты в Ад, и вместе будет висеть на цепях над бездной – она за свое предательство, он за ее убийство! ?Какое это страшное обручение, но зато вечное!?

- Ты думаешь, они на самом деле попали в Ад? – спросила меня Анастасия после спектакля.- Наверно, нет, - ответила я. – Думаю, они так любили и страдали, что Бог им все простил. Они ведь были обмануты злыми людьми.Анастасия засопела.- Ну, не знаю. По-моему, этот Фердинанд... Не должен был так!- Луизу, без сомнения, Бог простил, - возразила Татьяна сурово. - И она попала на Небо. А насчет Фердинанда Настя сомневается правильно.- Но Бог не мог разлучить влюбленных! – воскликнула я горячо.Я так искренне в это верила. Татьяна пожала плечами.- На то есть Чистилище, - изреклаона.

Мы все трое так и уставились на нее.- Но я в него, конечно, не верю, - поспешно добавила Татьяна.- Это католики в него верят! – сказала Мария с возмущением. – По-моему глупость ужасная.- А по-моему это достаточно логично, - ответила Татьяна. – В любом случае, если Фердинанд и Луиза в это верили, для них это могло быть правдой.- Они были лютеранами, а лютеране в это не верят тоже, - сказала Анастасия.- Да? – немного смутилась Татьяна. – Я не знаю тогда. Как бы там ни было, думаю, Бог найдет способ все устроить по справедливости.- Или просто простить,- сказала Мария. - Разве просто простить – это плохо? Того, кто оступился, но был хорошим и любящим?Татьяна не ответила.Но меня больше занимала другая мысль.- Ты и в самом деле думаешь, - спросила я. - Что если католики верят в Чистилище... То для них оно есть?- Я думаю, это возможно, - ответила Татьяна. – Помнишь крестьян, которых мы встречали в Польше? Одна тамошняя девочка сказала мне, что я очень добрая и красивая, - она улыбнулась. – И ей так жаль, что после смерти мне придется попасть в чистилище за всю неистинную веру... Но она будет за меня молиться, и Бог сократит мое пребывание там. Это было так простодушно... Так наивно и мило, что я не могла не растрогаться. И я подумала... Знаешь, что? Не важно, какая вера правая, и что именно ждет нас за гробом, пока в мире есть столько хороших людей – Бог нас не оставит! И думаю, - ее прекрасное лицо вдруг омрачилось, - что он скорее возьмет к себе всех католиков и лютеран, и даже евреев, чем тех православных, которые учиняли, например, погром в Кишиневе.- Я слышала, что слухи об этом погроме сильно преувеличены, - влезла вдруг Анастасия. - И будто там погибло всего 50 человек...Теперь настал черед Татьяны безмолвно взирать на нее в изумлении. А я едва сдержалась, чтобы не вспылить... Если честно, не совсем удержалась.- Ты дура, - сказала я. – Да хоть бы и пять человек! А если бы этими пятью были мы и наши родители? Подумай в следующий раз, прежде чем такое говорить!?***Этот странный разговор возобновился и продолжился, когда мы находились под впечатлением от просмотра другой шиллеровской пьесы, единодушно признанной нами с Татьяной любимой – ?Марии Стюарт?. Глубокая, трагическая история королевы-мученицы потрясла нас всех до глубины души. Мы возвращались из театра подавленные, и дома я сразу же прилегла на кровать, чтобы собраться с мыслями и прийти в себя. Татьяна подошла и все так же молча присела на пол у меня в ногах. Слова были не нужны, но мы предпочитали переживать вместе. Мы слышали, как в соседней комнате Анастасия взахлеб делится впечатлениями с Алексеем.- Представляешь? Это было так ужасно! Они так ее мучили! Не выпускали на улицу много лет! Даже в сад погулять... и она была королева, а ее держали в таком убогом замке. Там было все так некрасиво, ни ковров, ни занавесок на окнах... Ни картин... У нее забрали все ее драгоценности и корону, и даже лютню, чтобы она не могла играть и петь... И все-все книги! Представляешь? Даже Библию!

Казалось, эти подробности впечатлили Настю гораздо сильнее самой казни.- Ты, конечно, все читала и знаешь, - тихо сказал Татьяна. – Как все было... На самом деле? По пьесе... Ее духовник тайно пробрался к ней перед казнью и исповедовал. Но ведь на самом деле... все было не так.Мне не хотелось об этом говорить. Но оставить вопрос Татьяны без ответа я не могла.- Все было ужасно, - ответила я уныло. – Ей не дали исповедоваться, не дали даже помолиться перед казнью... Даже четки вырвали у нее из рук на плахе... И когда она пыталась читать свои молитвы... Те, кто окружал ее, стали читать вслух свои и заглушали ее голос...Я не стала рассказывать ей самое страшное. О том, что топор опустился не один раз. Она и так была впечатлена до крайности.- Не переживай так об этом, - сделала я неловкую попытку ее утешить. – Ведь это было так давно! Несколько сотен лет назад.Татьяна долго молчала, потом произнесла.- А мне иногда кажется, что сколько бы ни прошло лет – все эти люди близки мне. Даже если жили сотни лет назад. Мне кажется, я могу любить их так же, как и тех, кто рядом со мной. Не странно ли? Но ведь рано или поздно мы все равно увидимся с ними! Не важно, были они католиками, православными или лютеранами. Там, у Бога мы все будем вместе, - она слабо улыбнулась.- Разве не чудесно было бы... Встретиться с самой Марией Стюарт... Потом?- Да, но только, надеюсь, она не будет там без головы! – пискнула Анастасия, просунувшись в эту минуту в дверь.Татьяна, не говоря ни слова, запустила в нее подушкой. Довольно метко?.***?…Мы также много смотрели в театре пьес Островского, он был одинаково любим нами всеми. ?Гроза?, которую все так хвалили, не пришлась нам особо по вкусу, ?На всякого мудреца довольно простоты? и ?Свои люди сочтемся? понравились гораздо больше. Лично мне больше всех нравилась трогательная история ?Без вины виноватых?, а Настя обожала веселые комедии, такие как ?Не все коту масленица?. Татьяна же первую пьесу считала слишком сентиментальной и неправдоподобной, а вторую - пустой и легкомысленной. По поводу ?Горячего сердца? она долго пожимала плечами.- Но это уж глупость! Всю пьесу любила одного человека, а потом вышла замуж за другого!- Она же разочаровалась в нем.- Я бы тоже на ее месте разочаровалась. Но выходить замуж за другого... Ей так хотелось замуж?- Она вышла за достойного. Я думала, ты оценишь.- Ты считаешь меня такой сухой и черствой? – удивилась Татьяна. – А, может, и так. Просто насчет ?достойного? у меня сомнения. Но она хотя бы вышла за того, кто ее любит, и будет к ней добр. А вот в ?Лесе?...- Там ведь все хорошо кончилось!- Гм, да? А помнишь, тот молодой человек говорит: ?Вся эта любовь на год-два?...- Это же он со слов отца!

- Даже если и так... В этом какое-то предзнаменование... Довольно мрачное. Мне кажется, все романтические чувства у него скоро пройдут, и он станет таким же купцом, как и его отец... Станет поколачивать жену и детей...- Да ну тебя! - я чуть не расплакалась. – Ты мне все испортила! Я думала, там такой хороший конец! Злая ты. Прицепилась к одной только фразе.

- А у Островского ведь часто так. Кажется, что конец один, а на самом деле другой. Как в ?Бешеных деньгах?. Кажется, что Лидию укротили и перевоспитали, но мне кажется, она скоро снова заберет муженька в свои руки и будет вертеть им, как хочет!- А у тебя какая любимая пьеса? – спросила я.- Конечно, ?Снегурочка?.- Самая печальная.- Самая прекрасная, - поправила меня Татьяна строго. – Лучше растаять в лучах солнца и умереть, но остаться чистой... Чем жить среди тех ужасных людей и стать такой, как они!Вот это да! Мне это, по правде говоря, и в голову не приходило. Я припомнила как следует содержание ?Снегурочки? и к глубочайшему изумлению своему поняла, что Татьяна права. Снегурочка прекрасна потому, что она не такая, как все. Выше и чище. А когда она сделалась такой же, как все, ей действительно стоило умереть!..- А мне кажется, - робко произнесла Мари, - что здесь дело совсем в другом…Татьяна в удивлении на нее взглянула. Мари редко осмеливалась вставить слово во время наших ?ученых споров?.- И в чем же, по-твоему?- Да нет, глупость! – Мари покраснела.- Да нет, уж говори, раз начала.- Я думала, что их смерть, Снегурочки и ее возлюбленного… Это, как будто жертва… Чтобы растопить ту ?остуду? среди берендеев, про которую говорится вначале. Чтобы снова все поверили в любовь… Потому что когда ради любви жертвуют жизнью, значит, это действительно прекрасно.Татьяна некоторое время молчала, обдумывая услышанное, потом упрямо поджала губы.- Я не думаю, что те глупые злые люди поняли бы смысл этой жертвы… И стоят того, чтобы ради их пошлой жизни чем-то жертвовать.- Но не все же они такие! И разве жертва ради любви - это не прекрасно?- Наверно, прекрасно, но умирать, чтобы растрогать или заставить задуматься пустых и равнодушных - не стоит. Это бессмысленно.

- А чтобы опечалить неравнодушных? – спросила я.

Татьяна покачала головой.- Это еще больше не стоит?.

***?Мы много слышали о знаменитом Малом театре в Москве и о постановке пьесы ?Овечий источник?, мечтали на нее попасть... Но мама наложила на это запрет, прочитав ее. Заявила, что ее содержание не совсем подходящее для нашего возраста.

Несколько утешились мы, побывав в любимой Александринке на ?Трактирщице? Гольдони. Очаровательная, искрометная комедия, мы смеялись до упаду! Правда, Татьяна после спектакля опять была чем-то недовольна!- Просто мне кажется, это пьеса не о том, что такая умная и яркая девушка отвергла ухаживания дворянина и вышла замуж за парня из народа! – поясняла она. - Гольдони ведь тоже был дворянином, он не мог быть так жесток к людям своего сословия. А они так ее поставили... Это примитивно и неглубоко.- А как ты понимаешь эту пьесу? - спросил отец, видимо заинтересованный такой постановкой вопроса.Татьяна поразмыслила.- Я думаю, Мирандолина тоже полюбила кавалера. Но они не смогли быть вместе. Несходство характеров. Упрямство, предрассудки... Разница в положении... Все это так печально.- Думаю, ты преувеличиваешь, - усмехнулся папа. – Это же комедия. Легкая веселая вещь. Не стоит здесь копать так глубоко, искать сложное в простом.- Тогда мне просто жаль Мирандолину, - заявила Татьяна. – Фабрицио был ее недостоин!- Все уходят, а они с Фабрицио остаются на сцене вдвоем! – воскликнула я. – Как это можно поставить и понять по-другому?Татьяна немного подумала.- Например, что Фабрицио растерянно бродит по сцене – он дурак, с него станется. А Миранда сидит и плачет, потому что ей жаль красивого умного кавалера, над которым она так зло посмеялась, а он один был ее достоин. Вот так!Меня немножко злило, как она видит все это, ведь даже я не замечаю таких сложностей! А еще все говорят, что я самая умная из нас!..?***

?Когда мы впервые отправились на оперу вчетвером, Насте было всего пять лет. И Татьяна высказала отцу опасение, что ей это будет скучно и непонятно. Однако малышка все представление просидела тихо, не сводя блестящих глазенок со сцены. В тот вечер давали ?Жизнь за царя? Глинки, и папа посчитал, что это будет полезно послушать даже Анастасии. И оказался прав.- А мы еще поедем в тот дом, где так красиво поют? – спросила она на следующий день.Мы пересмотрели все самые лучшие оперы, которые в те годы давали в театре: ?Евгения Онегина?, ?Фауста?, ?Демона?, ?Елку?, ?Травиату?, ?Весталку?...

- Я просто не понимаю, - сказала Татьяна однажды после спектакля. – Откуда берутся на свете такие люди, которые называют себя атеистами? Наверно, они никогда не были в опере! Я не представляю, как можно писать такую музыку... Я совсем не понимаю и не представляю. Как можно писать любую музыку? Для меня это навсегда останется тайной... У всех у нас есть уши и пальцы, и я могу играть по нотам, и кто угодно может. Но даже если я ОЧЕНЬ ЗАХОЧУ, я не смогу написать такую музыку, и никто другой не сможет, как бы ни хотел и сколько быни учился! Нет, на это нужно благословение Божие. Это приходит свыше. И можно ли после этого усомниться, что там, наверху, есть Тот, Кто посылает вдохновение?..

Мои собственные мысли об опере были, признаю, не так возвышенны. Я, прежде всего, размышляла о том, смогу ли я сама когда-нибудь так петь? Даже если не так, а хоть немного похоже? Долго ли этому нужно учиться? И позволят ли мне родители брать настоящие уроки пения? Отец не возражал, но говорил, что нужно подождать, пока голос у меня окрепнет.Однажды в театре давали ?Иоланту? Чайковского... Дивная, чарующая вещь! Я не могла сдержать волнения и слез, как и Мари. Анастасия в волнении чуть ли не вывалилась за перила ложи. Но это ничего, это было привычно, мы всегда так эмоционально воспринимали преставления в опере. А вот Татьяна, она обычно сидела прямо и недвижимо, и лицо ее было сдержано и спокойно. Настоящая королева, прекрасная и гордая. Зрители постоянно на нее оглядывались, отворачиваясь от сцены, некоторые все представление на нее одну только и смотрели.

Но в этот раз все было по-другому. Уже во время исполнения прекраснойарии ?За что страдает ангел чистый? Татьяна глубоко вздохнула и села еще прямее, словно стараясь скрыть волнение. А при звуках следующей арии ее губы, наконец, задрожали, и она одним порывистым движением прижала руку к груди.Два мира: плотский и духовный

Во всех явленьях бытия

Нами разлучены условно -

Как неразлучные друзья.

На свете нету впечатленья,

Что тело знало бы одно,

Как все в природе, чувство зреньяНе только в нем заключено.

И прежде, чем открыть для света

Мирские, смертные глаза,

Нам нужно, чтобы чувство это

Познать сумела и душа…У Татьяны был такой вид, словно она хочет встать и слушать эту музыку стоя. Однако скоро события оперы захватили меня, и я перестала наблюдать за ней. Особенно сильное впечатление на меня произвела ария Готфрида:Нет! Чары ласк красы мятежной

Мне ничего не говорят,

Во мне не будит страсти нежной

Призыва к неге томный взгляд...

Погружена в покой полночный,

Любовь во мне мечтая спит...

Ей снится ангел непорочный,

Небесный кроткий, чудный вид...

Ведь только что его друг Роберт в своей арии прославлял жаркую красоту и чувственность своей возлюбленной! Позже мне не раз доводилось слышать, какофицеры, находясь в разной степени опьянения, напевали эту робертовскую арию в честь своих дам сердца. Мне она не показалась ни особенно красивой, ни глубокой – это по сравнению с остальной прекрасной музыкой. Слушаешь и думаешь: неужели и в самом деле мужчин привлекает только это? Неужели они не способны на чистую возвышенную любовь? Ту, о которой поет Готфрид?..Облик светлого сиянья,

Облик дивной красоты,

С ликом полным обаянья

И чудесной доброты...