I (1/1)

В комнате, небольшой и светлой, царил лёгкий беспорядок: её обитатель явно считал излишним часто протирать пыль, подметать пол и класть все вещи на место. Книги, конспекты и бумажки горой громоздились на столе у окна, в книжном шкафу на пыльных томиках покоилась теннисная ракетка, на спинке стула болтались джинсы и футболка, из-под края свешивающегося с кровати покрывала сиротливо выглядывал одинокий носок. Второй следовало искать за горшком с фикусом на подоконнике — но вряд ли это кому-то бы пришло в голову. Резкое движение — и покрывало сползло ещё ниже, а потом и вовсе соскользнуло на пол. Но лежащий на кровати парень этого не заметил: то, что заставило его судорожно дёрнуться при пробуждении, всё ещё не покинуло его мысли. Странно проснуться в день своего двадцатиоднолетия (дурацкое слово, такое вообще есть?) и со всей ясностью осознать, что в прошлой жизни был советником божественного царя Египта (а когда-то ещё и вором!), имел супругу и девять детей (до дюжины дело не дошло, хотя хотелось), из которых всего три умерли во младенчестве, и погиб в возрасте тридцати пяти лет от руки Себека, Владыки Нила, — над телом Гора, изрубленного теми же зазубренными клинками.

Однако с Бенджамином Бакли, которого друзья, смешав имя и фамилию, называли Бэк, приключилось именно это. А ведь на том, что умер, ничего не закончилось. Потом у Врат мёртвых он набрался наглости и спросил Анубиса, выжил ли Повелитель Небес — шансы были, ведь если зрение не подвело его в последние мгновения жизни, там как раз подтянулась кавалерия в лице Бастет и Хатор. Анубис подтвердил — да, выжил, — и тогда Бэк с относительно спокойным сердцем отправился в мир мёртвых, где провёл неопределённое количество времени, — воспоминания о том были смутными, но знание истории подсказывало, что этот срок измеряется тысячелетиями, — а затем почему-то родился заново, хотя такого, вообще-то, не бывает. Что ж, по крайней мере, характер изменился не сильно — странными те свои поступки не казались, за себя-прошлого Бэку стыдно не было. Ничуть. Почти. Не считая некоторых расхождений в менталитете и морально-этической системе того и этого времени; в основном это касалось убийства и вообще смерти. А воровство… нет, ничего материального он в этой жизни не крал (плюшки, которые в детские годы таскал у мамы прямо с противня, не считаются!), но нелегальный доступ к информации за ним уже числился. И совесть не протестовала.

Он проснулся рано — на часах было шесть утра, а ведь у него каникулы, — и три часа просто пролежал на постели, пытаясь понять, что с ним происходит. В голове появилось слишком много информации, которую с трудом удавалось привести в порядок. Когда воспоминаний вдруг становится в два с половиной раза больше — это вам не шутки. Особенно если воспоминания местами похожи то на фантастический фильм, то на сюрреалистический бред.

Не сошёл ли он с ума? Но это не походило на сумасшествие. Не мог же он внезапно придумать целую другую жизнь, полную событий, деталей, людей и богов? Придумать целый язык, потому что тогда говорил отнюдь не на английском? Но у него не было доказательств. Какие могут быть доказательства, если речь идёт о многотысячелетнем прошлом?.. Не существует никаких документов, никаких материальных свидетельств, которые могли бы подтвердить его историю. Нет чтобы век этак девятнадцатый, события которого уже можно отследить по бумагам и даже фотографиям… Бросив взгляд на окно, где сквозь неплотно закрытые жалюзи пробивались лучи солнца, он ради эксперимента сказал вслух: — Славься, Ра, великий и лучезарный, — на том языке. Слова складывались непривычно, выговорил он их с трудом, — другая артикуляция, — но всё-таки выговорил, и по крайней мере для него самого это не звучало бессмыслицей. Пожалуй, чуть-чуть тренировок, и он смог бы говорить на этом языке не хуже, чем на английском. Только не с кем — не проверишь. Валяться в кровати дальше не имело никакого смысла, так что Бэк встал и пошёл в ванную, горячо надеясь, что не натолкнётся на родителей. Отец любил поспать, а мама, наверное, сейчас готовит праздничный завтрак — когда он открыл дверь в коридор, то явственно ощутил запах выпечки. Его любимые плюшки с корицей? Хоть какая-то стабильность в этом мире: его день рождения всегда, сколько он помнил, начинался с них. Вообще стабильности, если подумать, хоть отбавляй. Он уставился на своё отражение, осознавая, что в прошлой жизни выглядел почти так же. Не то чтобы тогда ему доводилось часто смотреться в зеркала… там и зеркал-то не было как таковых, только полированные пластины металла. Но, в общем, в них он заглядывал только после того, как стал советником царя Египта, а прежде — ну зачем ему зеркало? Это случилось, когда ему было девятнадцать, так что как в той жизни выглядел в двадцать один год, он вполне представлял. И сейчас — почти так же, даже волосы длиной до плеч растрёпаны не меньше, чем тогда обычно бывало; правда, только потому, что после сна, вот расчешется и завяжет их в хвостик — будет выглядеть цивилизованным человеком. Бэк наклонился над раковиной, плеснул в лицо холодной воды, обтёрся ладонями и снова укоризненно уставился на отражение, словно оно и было его ?вторым я? (а точнее, первым), которое во всём виновато. Он чувствовал себя странно. Безумно странно иметь в памяти жизненный опыт тридцатипятилетнего мужчины — обитателя древнего мира, — и в то же время видеть и знать, что тебе двадцать один год, ты гражданин Америки, студент специальности ?IT-технологии?... Всё это просто не могло быть правдой — но, пожалуй, лучше всё-таки считать, что с тобой случилось что-то невероятное, чем поверить, что теряешь рассудок. Хоть и двадцать первый век на дворе, а в мире всё ещё хватает того, чего наука не может объяснить. Почему бы подобному не случиться с ним? — ?Секретные материалы?, чтоб их, — пробормотал он, прислушиваясь к звучанию своего голоса, произносящего английские слова. Это отчасти успокаивало. Лучше всего он помнил детство и юность той жизни — потому ли, что сейчас ещё молод? Может, позже воспоминания о зрелых годах станут чётче и будут ощущаться более ?своими?? Сейчас они как будто ?не усвоились? и вызывали в основном дискомфорт. Или диссонанс: например, то, что у него были жена и дети — и он вполне отчётливо помнил, как этих детей делали, — в то время как в этот раз с девушками ему не везло, и отношения не то что до постели не доходили — он целовался-то два раза в жизни.

Эта жизнь не ощущалась продолжением той, а отчасти наслаивалась на неё, оттого в некоторые моменты он словно смотрел на мир двумя взглядами сразу. Взглядами людей, очень похожих по характеру, но выросших — без преувеличения — в разных мирах. Вот только раздвоения личности ему не хватало! Хотя это всё-таки было не оно. Его жизненный опыт включал теперь другой менталитет, что сбивало с толку. Но бриться всё равно надо. Что там, что тут, и тут это делать проще — хотя подсознание намекало, что он вполне мог бы побриться ножом и не перерезать нечаянно себе горло, безопасная бритва нравилась ему куда больше… По крайней мере, теперь он понимал, почему в школе ему казалась занимательной история Древнего мира; почему он считал прикольным имя ?Клеопатра?, за которое его одногодки дразнили девочку из класса; почему ему так часто снилось небо. И он ведь чуть не пошёл учиться на археолога — отец отговорил, убедил заняться чем-нибудь ?более близким к реальности?. Программирование и IT-технологии — на самом деле, та ещё ?реальность?, но специальность востребованная и довольно интересная. Особенно он оценил возможность при должном умении сунуть нос, куда не положено; назвать себя хакером поостерёгся бы, но подвижки в ту сторону были. Пренебрежение некоторыми законами, похоже, тоже лежало в основе его личности — раз уж проявилось и тогда, и сейчас. За всеми этими размышлениями он проторчал у зеркала в ванной больше получаса: как девчонка, хорошо, что никто не заметил. Да и вообще — пора приводить себя и особенно мысли в порядок, а то действительно заметят, и не отвертишься. В чём Бэк точно был уверен — делиться новообретёнными воспоминаниями с родителями не стоит. Не поймут, а к психологу и тем более психиатру ему не хотелось. Нет уж, и так хорошо. Мысли приходить в порядок, впрочем, не собирались. За завтраком он с трудом поддерживал разговор: его ум слишком занимало то, что сейчас называли Древним Египтом. Пришлось соврать маме, что у него болит голова, чтобы она согласилась отложить семейное празднование его дня рождения. (Хорошо, что родни мало — только мамины сестра и родители в Анкоридже, но они и не собиралась в этом году приезжать.) Отец-то не заморачивался: что сегодня, что завтра, ему разница невелика. Свой подарок — пистолет — он вручил тут же, за завтраком. Ну да, двадцать один год, теперь можно носить. Стрельбой Бэк увлёкся в университете: сосед по комнате подал дурной пример, — там же вступил в клуб, и получалось у него неплохо. И если бы не утренняя шоковая терапия воспоминаниями, сейчас бы он очень обрадовался. Может быть, даже с размахиванием руками и объятиями: проявлять эмоции он редко когда стеснялся, особенно с родителями. Всё равно они его знают, как облупленного. Только, оказывается, не совсем. Кроме их сына есть ещё кто-то другой, кто тоже он — из другого времени и, можно сказать, другого мира. Фигурально выражаясь: уж очень велики различия в том, как жили тогда и сейчас. А может, и не фигурально. Об этом он задумался после того, как торопливо закончил завтракать и сказал родителям, что пойдёт ?погулять, голову проветрить — может, пройдёт?. Хотя его метафорическая ?головная боль? вряд ли могла пройти от прогулки и свежего воздуха (насколько он может быть свежим в пригороде Нью-Провиденса, города с почти трёхмиллионным населением…). Проблема состояла в том, что кроме всей каши в голове было ещё то, что он изучал в школе и читал в книгах. Мифология. Что-то совпадало с тем, что подбрасывала ему память, что-то — шло вразрез. Это добавляло путаницы. Вот Солнце — звезда, жёлтый карлик, и вот солнце — ладья Ра… Невозможно это совместить. Так что, всё же воображение и поехавшая крыша?.. (Ага, а отец ему пистолет подарил.) Одну проверку он всё-таки придумал: когда вернулся, нашёл в сети фотографии стен гробниц, испещрённых иероглифами, и попытался прочитать. Получилось. Очень удивился, сверил с существующими переводами — правильно получилось. Заодно вспомнил, что грамотой в прошлой жизни нормально овладел только после двадцати лет, когда Гор возмутился, что его советник тексты длиннее и сложнее бытовых записок без помощи жены разобрать не может. Стыдно, мол. Стыдно Бэку не было, но Повелитель Небес умел убеждать. Так что пришлось учиться… Затем, раз уж сидит за компьютером, Бэк решил почитать что-нибудь о реинкарнациях. Лучше бы он этого не делал: поисковик выдавал кучу непонятной мистической мути, которую он с обеих своих ?точек зрения? не мог воспринять всерьёз (а те страницы, где авторы пытались что-то обосновать с точки зрения биологии, были ещё хуже). Может, что-то дельное там и имелось, но он мгновенно запутался, потому решил остановиться на том, что и так знает: реинкарнация — повторное воплощение души. Пусть так. А как это работает, всё равно наверняка никто не знает толком.

Ещё одна деталь в коллекцию путаницы — он был уверен, что его душа отправилась в Поля Иалу и там и должна была остаться. Мёртвые не возвращаются к жизни. Однако вот он, здесь, сидит за компьютером и от нечего делать ковыряет ногтем наклейку — знак стрелкового клуба ?Крылья ястреба? — на мониторе. И тут крылья, мдя. Вот только видеть во всём какие-то дурацкие знамения и совпадения не хватало! Но то, что он родился в день летнего солнцестояния что тогда, что сейчас, вряд ли случайность. Однако лезть в дебри астрологии Бэк всё-таки не стал: на одном сайте, обещавшем гороскоп, ввёл дату рождения — 21 июня 1991 года, — получил ворох очередной, да-да, непонятной мути и махнул на это рукой. Если где и искать объяснения, то не в интернете. Но где — он не имел ни малейшего понятия.

Остаток дня Бэк бездарно продолбал, пытаясь сваять что-нибудь дельное в ?Цивилизации?. То, что он чаще всего играл за Египет, тоже теперь не выглядело случайностью… Смутная надежда, что на следующее утро всё придёт в норму — что ни считай таковой — не оправдалась. ?Память о прошлой жизни? никуда не делась. Не то чтобы Бэк хотел, чтобы она делась, но это дало бы некоторую определённость. Что пора идти к психологу, ага… Нет, ну её к Сету, такую определённость. По крайней мере, сегодня он уже был способен к нормальному общению с людьми. В голове не всплывали реплики из других — того времени — разговоров, сбивая с толку и заставляя мучительно соображать, на что он сейчас должен отвечать: на мамины рассуждения о том, в какое кафе они пойдут праздновать день рождения, или на просьбу Зайи что-нибудь сделать с обнаглевшими бабуинами в саду.

Очень вовремя, потому что второй день жаловаться на головную боль и с утра до вечера сидеть в комнате было бы уже чересчур. Тут хоть не к психологу, но к другому врачу отправят. К тому же он собирался встретиться с друзьями, и эту встречу отменять не хотелось. Он не виделся с Майком и Энид с прошлых каникул, так что им явно найдётся, о чём поболтать. Общались они ещё со школы; брат с сестрой, несмотря на год разницы в возрасте, были неразлучны, так что Бэку пришлось смириться с тем, что к Майку прилагается Энид, и дружить и с ней тоже, хотя в десять лет кажется, что дружить с девчонкой ?не круто?. Впрочем, какая девчонка… тогда этих двоих трудно было различить: оба светлокожие и светловолосые, — солома с рыжиной, — с россыпью бледных веснушек на носу и скулах, невысокие, немного склонны к полноте… В доподростковом возрасте они легко могли сыграть друг друга и обмануть даже учителей в школе — иногда это делали просто потому, что весело. Потом Энид обзавелась округлыми женственными формами, и притворяться мальчиком уже не могла, но не сильно этим огорчалась. Бэк тоже не огорчался, хотя как девушку в романтическом смысле всё равно её не воспринимал (а что один из двух его поцелуев был с ней – так то на спор!). Именно брату и сестре Сандерсам Бэк был обязан своим прозвищем, которое так удачно совпало с его именем из прошлой жизни. В том, что Бенджамин — это слишком длинно, они сходились, но обычное сокращение ?Бен?, которое устраивало и его самого, и Майка, Энид чем-то не нравилось, так что она попыталась сократить фамилию — ?Бак?. С его точки зрения, тоже сгодится, — он не возражал. А потом эти двое как-то раз выпалили свои варианты одновременно, получилось нечто гибридное, и им понравилось. Так и прилипло. Случайности не случайны, ага. В отличие от него, после школы они пошли не в университет, а работать, но сегодня у Энид была вторая смена, а Майк отпросился — что не так уж трудно, когда работаешь в автомастерской отца. Так что полдня у них есть. Через полчаса после того, как они встретились в парке, Бэк уже пожалел, что не отменил эту встречу. О том, что ощущалось самым значимым событием за то время, пока они не виделись, он рассказать не мог. А лекции, контрольные тесты, даже стрелковый клуб… пару дней назад он с удовольствием поболтал бы об этом, но не сейчас. Дела и новости Майка и Энид его, вроде как, интересовали, — но слушать внимательно всё равно не получалось. Потому что сидя на бортике фонтана в городском парке, он вспоминал сады вокруг дворца царя Египта, полные цветов и фруктовых деревьев, пруды с кувшинками и белыми цаплями, синее небо и розовый мрамор дорожек… — Эй, ты не выспался, что ли? — Майк пихнул его кулаком в бок. —Мне кажется, ты меня не слушаешь. — Слушаю, — тряхнул головой Бэк. — И выспался, не надо тут! Так что продолжай. О чём ты там?.. Он с удивлением осознавал, что очень смутно понимает, о чём. Действительно отвлёкся, но не объяснять же, на что? К тому же Майк наверняка травит байки из автомастерской, как обычно. Или рассказывает про свой старый пикап, который ездит ?только благословением Божьим?. Старшие Сандерсы были умеренно-религиозными, так что Майк и Энид даже иногда ходили в церковь, в отличие от Бэка, воспитанного убеждёнными атеистами…

Оставаться атеистом у него, конечно, уже не получалось, но воспоминания о Древнем Египте и тех богах никоим образом не могли заставить его поверить в христианского бога. Это же совершенно разные вещи! Верить в тех, с кем ты вместе сражался, ел за одним столом и даже иногда спал в одной постели (когда после особо разгульных пиров доползти до своей сил не хватало), куда проще. — Бэ-э-эк… — теперь вступила в разговор Энид, — ты всё ещё не слушаешь! Где ты витаешь? — она возмущённо взмахнула рукой, а потом спросила уже спокойно и серьёзно: — У тебя что-то случилось? Проблемы дома? — Нет, всё в порядке, — поспешил он успокоить её. ?Проблемы дома? для Сандерсов были в некоторой мере больной темой — до того, как их отец закодировался от алкоголя, семья была не слишком благополучной. — Папа мне пистолет подарил, я рассказывал? — он выпалил первое, что пришло в голову. Надо уже поддержать разговор, это никуда не годится! — Не-а. Круто! — оценил Майк. — Какой? Покажешь? — ?Глок?, девятнадцатый. Ну, не сейчас ведь… Хотите, в воскресенье в тир сходим, постреляем? — хотя, если честно, нормально стрелять из них троих умел только он. Энид, несмотря на то, что иногда таскала в сумке травматику, меткостью не отличалась, а Майк вообще попадал в мишень хорошо если один раз из десяти. — Договорились, — хлопнула в ладоши Энид. — А тетушка Аврелия к тебе в этом году не приезжает? Сестра его мамы, Аврелия Лоусон, убеждённая старая дева, имела характер такой же замысловатый, как имя. К рождению младшей дочери Лоусоны одумались, так что она носила простое имя ?Роза?, но старшую назвали то ли в честь матери Цезаря, то ли в честь медузы… Та ещё медуза выросла. Жгучая. — Слава богам, нет! — выражение сорвалось с языка само собой, прежде, чем Бэк успел сообразить, что сейчас так говорить не стоит. Хорошо хоть к конкретным богам не ?воззвал?. Что Ра, что Осирис, что Гор тут прозвучали бы совсем не к месту… А вообще скорее Исида, раз уж речь о семье. Но всё равно не к месту. К счастью, на его оговорку не обратили внимания. Минут десять беседа шла довольно бодро — перетирали кости родственникам, благо все всех неплохо знали, — но потом Бэк снова начал выпадать ?в воспоминания?. Вопросы ?точно выспался??, ?ты не заболел?? и ?всё-таки проблемы?? посыпались один за другим, и хотя он всё отрицал, Энид быстро не выдержала: — Бенджамин Эверард Бакли! — она сердито наморщила нос. Называет полным именем — значит, всерьёз раздосадована. — Ну-ка колись, что с тобой приключилось и как мы можем помочь, друзья мы или нет?! — Спокойно, Эни, спокойно… — он смутно представлял, как будет выкручиваться, потому что интуиция Энид — это интуиция Энид, та на неё полагается, и обычно не безосновательно. Сейчас подруга уверена, что с ним что-то не так, и она права, так как убедить её, что беспокоиться не о чем? — Ничего со мной не приключилось, я в порядке, задумался просто…

Он не знал, что говорить дальше, но неожиданно его спас Майк. Осенённый идеей, тот удивлённо округлил глаза: — Ты что, влюбился, а? Мелькнула смутная мысль, что можно сказать и так. Ему сегодня всю ночь снились то Зайя — на празднике, в саду, с их первенцем на руках… — то смеющиеся дети, звон систра и песни, то небо и чужие крылья. Ещё — грязная вода, ил и кровь, а потом снова крылатый бог, и в этот раз он не умер, — после чего проснулся. — Почти угадал, — улыбнулся другу Бэк. — И даже не надейся на подробности! Не в этот раз. Конечно, сразу Майк и Энид эту тему в покое не оставили, пытаясь угадать, кто — но так как даже попасть пальцем в небо у них не было ни малейшего шанса, Бэка разговор не напрягал. С этим вполне можно жить. Вот как жить с новообретённой памятью о прошлой жизни — вопрос посложнее, но через неделю он почти пришёл к точке зрения ?а какая, собственно, разница??. Выверты ли это подсознания, которое внезапно спохватилось, что он хотел стать археологом, или реальные воспоминания — что это меняет? Не больше, чем прочитанная книга — только об этой ?книге? никому нельзя рассказать. И лучше бы, пожалуй, не помнить ничего, потому что теперь он скучал. По Зайе, Гору и Хатор, детям и друзьям… У него есть друзья и родители здесь и сейчас. Глупо скучать по тому, чего, возможно, никогда не было… но забыть это он не мог.

Потому что занозой засела в голове мысль: боги практически бессмертны.