blue (1/1)

Рукава полосатой рубашки Карла Манфреда были подвернуты до самых локтей, обнажая тонкие руки с набитыми татуировками. Причудливые узоры на коже приковывали к себе почти столько же внимания, сколько сами картины художника. В Штатах такое странное явление, как татуировки, не было распространено, но те, кто следили за жизнью известного художника, знали, что не так давно он был в Японии. Там нанесение рисунков на кожу и вовсе было запрещено законодательно, что вызвало огромный резонанс и породило слухи, что Карл Манфред был связан с якудза.Хэнк весь вечер молчал, но догадывался, что по его лицу было понятно, что ему здесь не нравится. Мужчины в дорогих цветных костюмах с шелковыми платками, девушки в ярких платьях с бесчисленным количеством украшений на лебединых шеях. Гости больше смотрели на друг друга, чем на картины.Хэнк приехал сюда один?— после бессонной ночи Коннор отправился домой на такси, договорившись встретиться уже вечером, в галерее?— к счастью, Фаулер освободил их от дневной смены и необходимости появляться в участке. Вечер обещал быть долгим, гостей становилось всё больше, к тому же, полицейские должны были дежурить здесь до утра?— вероятно, что ?Иерихон? явится после закрытия.Коннор появился спустя полчаса после первых гостей. Хэнк, стоя на лестнице, возвышающей его над присутствующими, обратил внимание на юношу, как только тот оказался в дверях галереи. Удивительно, но и Коннор сразу нашел его взглядом. Улыбнулся, прошел к узкой мраморной лестнице, ведущей на балконы второго этажа, и стал медленно подниматься по ступенькам. Все остальные звуки перестали существовать?— Хэнк слышал только ровное постукивание лакированных остроносых туфель.Коннор был одет в костюм-тройку: темные брюки, серая жилетка на белоснежной рубашке, светло-серый шерстяной пиджак. И, конечно, галстук идеальной петлей?— черный, в ровный белый горошек. Видно было, что юноша старательно зачесал темные волосы назад, но несколько прядей уже успели непослушно упасть на лоб. На губах Коннора была легкая улыбка, ставшая завершающим штрихом его образа, причиной, по которой Хэнк даже потерялся на миг в пространстве и времени.Лишь мягкое ?Добрый вечер, лейтенант? вывело его из транса. Хэнк кивнул в знак приветствия и отвернулся, положив локти на перила и продолжая осматривать посетителей внизу.Коннор встал рядом, направил взгляд в зал галереи, осматривая картины, ровными рядами расположенные в лабиринтах белых стен.—?Вам очень идет этот костюм, Хэнк,?— не поворачиваясь к собеседнику, вкрадчиво проговорил юноша.Андерсон довольно хмыкнул. Он не мог не согласиться?— костюм из ?Хэндерсон Сьютс? разительно отличался от остальной одежды из его гардероба. Тончайшая шерсть приятного бежевого оттенка идеально сочеталась с темно-коричневым однотонным галстуком и такого же цвета вычищенными ботинками. У Хэнка даже нашлась федора подходящего под костюм цвета, с черной лентой. Двубортный пиджак с темными блестящими пуговицами, классические брюки со стрелками?— Андерсон будто сошёл с рекламных журналов, лежащих на деревянных столиках в модных ателье. Светлые волосы, виднеющиеся из-под шляпы, гладко выбритые скулы и твердый бесстрашный взгляд?— самый молодой лейтенант Детройта невольно притягивал восхищенные взгляды женщин и уважительные, а порой и завистливые, взгляды мужчин. Коннор вдруг представил напарника сидящим в большом кожаном кресле, с бокалом изысканного красного вина в одной руке, с тростью ручной работы?— в другой, и столом с оружием и аккуратными стопками денег перед ним. Хэнк был бы преступным боссом, которого уважали бы не столько из страха, а из уверенности, что он знает, что делает. Иметь такого человека под своим контролем?— настоящий подарок для полицейского департамента, неудивительно, почему Фаулер с легкостью прощает вспыльчивый нрав и дисциплинарные нарушения. И не упускает возможности показать бравого лейтенанта журналистам.—?Хочу закурить,?— полушепотом проговорил Андерсон, вырвав Коннора из приятного бесконтрольного потока мыслей.Курить на выставке считалось моветоном, оглядевшись, Коннор указал на небольшой коридор, скрытый от посторонних глаз и, очевидно, ведущий в подсобные помещения. Хэнк в последний раз окинул внимательным взглядом посетителей, кивнул, и они с напарником скрылись в полутьме коридора.Коннор прислонился спиной к деревянной двери, Хэнк встал напротив и достал из внутреннего кармана пиджака портсигар. Они взяли по сигарете, Андерсон зажег спичку, и поднес её сначала к своей сигарете, сделав затяжку и выпустив дым, а затем к кончику сигареты Коннора, зажатой между губами. Молодой офицер опустил взгляд, наблюдая за желтым пламенем, и, когда сигарета сверкнула красными искрами, аккуратно обхватил её пальцами и выдохнул сквозь едва разжатые губы, смотря в светлые глаза напротив.—?Думаю, имеет смысл спуститься. Послушать, что говорят посетители. Наверняка кто-то из них пострадал от действий ?Иерихона?,?— полушепотом предложил Коннор, чуть склонив голову вбок.—?Заодно посмотрим на картины, да? —?беззлобно усмехнулся Хэнк, продолжая вчерашний разговор.Юноша улыбнулся, обнажая ровный ряд белых зубов, и кивнул.—?Камски ведь поклонник Манфреда, наверняка он будет среди гостей,?— предположил лейтенант, наблюдая за реакцией напарника.—?С чего вы взяли?—?Припоминаю, что видел подобную картину в его кабинете, когда мы расследовали дело Уоттса.Коннор удивленно приподнял брови, но не смог сдержать улыбки.—?У Вас невероятная память, Хэнк,?— прошептал он с восхищением. —?Все верно, Элайджа и мистер Манфред?— близкие приятели.Андерсон не знал точно, что испытывал от того, с каким спокойствием Коннор озвучивал этот факт. Еще несколько недель назад любое упоминание Камски отражалось мрачной тенью на его лице.—?Добрый вечер.Уверенный голос разрушил ту спокойную, почти мистическую атмосферу, которая появлялась каждый раз, когда Хэнк и Коннор оставались наедине, смотрели друг на друга и с наслаждением курили, окутывая себя дымом.Андерсон осмотрел подошедшего?— молодой смуглый мужчина, немногим старше Коннора, был одет в светлые брюки и черно-белую рубашку?— рукава были свободно подвернуты, несколько пуговиц расстегнуты, обнажая грудь. Руки были спрятаны в карманы.—?Здесь не принято курить,?— спокойно проговорил подошедший.Теперь, когда он подошел ещё ближе, напарники заметили редкую особенность: его глаза были разного цвета, голубой и зеленый.—?Поэтому мы и ушли как можно дальше,?— ответил Хэнк, всё ещё сжимая в зубах сигарету.—?Меня зовут Маркус, я ученик и помощник господина Манфреда. Могу я увидеть ваши пригласительные?Хэнк и Коннор одновременно протянули именные пригласительные, к своему Андерсон приложил удостоверение со значком.—?Отлично. Рад, что вы здесь, лейтенант,?— кивнул Маркус. —?Тем не менее, я бы попросил вас избавиться от сигарет и проследовать в зал. Полагаю, оттуда вам легче будет следить за порядком,?— помощник Манфреда холодно усмехнулся. —?Скоро подадут напитки, думаю, они станут достойной альтернативой сигаретам.—?Спасибо,?— отозвался Коннор. —?Дайте нам пару минут, и мы спустимся. Мы уже осмотрели помещение, и обсуждаем возможные действия на случай, если что-то пойдет не так.Маркус кивнул, хоть по его взгляду и было ясно, что он не слишком верит сказанному, и удалился. Когда цоканье каблуков стихло?— удивительно, как Хэнк не слышал его приближение,?— Коннор мягко коснулся чужого плеча, будто бы успокаивая. Удивительно, но это сработало.Андерсон оглянулся, но не нашел для сигареты ничего лучше старой вазы, стоящей на небольшом столике, но Коннор неодобрительно цокнул и указал на окно в конце коридора.У каждой картины стояла группа людей. Со знанием дела, они обсуждали увиденное: что означает цвет, форма, что пытался донести автор. Их не слишком волновало, что сам Манфреда ходил рядом и мог бы ответить на эти вопросы. Гости стремились показать собственные познания в искусстве.—?Не понимаю, почему он не пишет что-то более реалистичное? Что вообще изображают эти разноцветные обезображенные лица? —?устало прошептал Хэнк.—?Цель картины?— не воспроизвести реальность, а интерпретировать её, улучшить, показать её своими глазами.Напарники обернулись, и увидели перед собой самого Карла Манфренда. На его губах застыла нечитаемая улыбка.—?Вы ведь полицейские, так? Я не считаю, что выставке нужна какая-либо охрана, но, видимо, всё решили за меня,?— усмехнулся художник. —?Я не так давно вернулся из Европы, говорят, в Детройте неспокойно.Андерсон пожал плечами. Манфред понял, что полицейский не был настроен на разговоры о работе.—?Раз уж вы здесь, я проведу вам небольшую экскурсию,?— протянул Карл, указывая напарникам следовать за собой.Хэнк и Коннор обменялись взглядами. Вряд ли художник был заинтересован в общении с полицейскими, да и газетные статьи нелестно высказывались о манерах Манфреда: он прославился взбалмошным характером и нелюбовью к правилам. Скорее всего, он просто хотел избежать общения с другими гостями, весь вечер сыплющими поздравлениями и дешевой лестью.—?Думаю, вы замечали, что каждый человек, особенно близкий, ассоциируется у вас с каким-либо цветом,?— проговорил Карл, когда они остановились у первой картины, огромного полотна, висевшего около входа. На картине была изображена толпа разноцветных силуэтов, идущих по улице с едва понятными очертаниями. —?Такими я вижу людей вокруг. Каждая мелкая деталь производит впечатление какого-либо цвета, рождается внутри цепью ассоциаций.Коннор вгляделся в изображение: зеленые, красные, желтые и оранжевые расплывчатые силуэты напоминали людей в разноцветных костюмах на взгляд близорукого человека, забывшего надеть очки. От картины исходило чувство расслабленности и легкости, юноша никогда не видел толпу на улице такой… цветной, яркой, будто бабочки, пархающие на лугу.—?Это Генуя,?— объяснил художник, встретив замешательство на чужом лице. —?Вы удивитесь, как не похожи люди и их образ жизни в каждом городе, в каждой стране.Италия ассоциировалась у Хэнка с домашним вином и мафиозными кланами.На следующем полотне было крупным планом изображено лицо, судя по очертаниям?— женское. На толстых мазках желтой краски вырисовывались красные линии, ведущие снизу, из-за пределов картины. Они клубком связались в горле, разделились на две, и вспыхнули красными пятнами на щеках.?Влюбленность?,?— прочитал Коннор название.Делясь небольшими фактами из истории создания картин, Манфред всё время искал кого-то взглядом в толпе. И, как только нашел, оставил Хэнка и Коннора, не утрудившись даже сказать что-то псевдовежливое. Мужчины переглянулись и пожали плечами.Продолжая обходить зал выставки, по-змеиному огибая разноцветные силуэты присутствующих, полицейские вслушивались в разговоры?— пока они ограничивались впечатлениями о картинах.Полотна, располагающиеся в дальней части зала, привлекли внимание Коннора.?Свобода??— гласила вывеска под небольшой картиной, на которой была изображена рука, тянущаяся вверх, разрывающая тяжелую цепь. И, пожалуй, это было бы вполне понятное поднятие важной социальной темы, только вот…—?Синяя кровь? —?озвучил Хэнк, вглядываясь в мазки светло-синей краски. Неестественного цвета кровь стекала по руке, борющейся за свободу.—?Одна из самых нелюбимых работ учителя,?— усмехнулся Маркус, вновь появившийся за спинами полицейских. —?Он очень тяжело воспринимает критику. И когда журналисты написали несколько нелестных статей о глупости и банальности социальных подтекстов в его картинах, он и вовсе хотел оставить это занятие,?— убрав руки за спину, ученик Манфреда всмотрелся в картину, будто бы ничего другого не существовало. —?Путешествия привели его в порядок. Но больше он никогда не возвращался к социальным вопросам в своих картинах. Эти работы?— призраки прошлого.—?Почему кровь такого цвета? —?напрямую спросил Коннор, вглядываясь в лицо Маркуса, пытаясь прочитать чужие эмоции.—?Не всегда цвет должен что-то обозначать, иметь скрытый смысл,?— спокойно ответил Маркус, едва заметно пожав плечами. —?Многие критики считали, что это обозначение аристократии. Я и сам спрашивал Карла об этом. Он сказал, что видит эту картину только так, и никак иначе. Некоторые и вовсе не считают, что это кровь. И называют это полотно ?Рука художника?. Синяя застывшая краска и попытки вырваться из цепей привычных канонов и устоев.Вкрадчивый голос Маркуса расслаблял, погружал в полусонное состояние, из-за которого фоновый шум переставал существовать, а цвета красок, казалось, становились более яркими?— сравнимо было с гипнозом, или даже наркотическим опьянением.В то же время, под внимательным взглядом помощника Манфреда, Хэнк не мог достать блокнот и отметить столь странное совпадение. Он решил осмотреть каждую картину более подробно?— возможно, с синим цветом у художника какие-то особые отношения.

Андерсон повернулся, и его взгляд остановился на огромном, почти во всю стену, полотне с изображением темного силуэта?— тощего, будто состоящего из одних костей, окутанных чёрной как смоль дымкой. На лице не было никаких отличительных черт?— сплошные черные мазки?— кроме белой полосы улыбки, разрезавшей лицо на две части. Тонкие пальцы тянулись к зрителю, к кончикам пальцев были привязаны разноцветные нити.—?Это Бугимен? —?усмехнулся Хэнк, поведя плечом. Ему не хотелось признавать, что образ вызвал внутри неприятное беспокойство.—?Это сущность современного зла, лейтенант,?— невозмутимо ответил Маркус. —?Безликая улыбающаяся тень, которая контролирует все сферы нашей жизни. Зло уже давно перестало носить итальянские костюмы, федоры, и ходить с автоматами на перевес.Андерсон ответил натянутой улыбкой.***Всё имеет свойство заканчиваться. К счастью для Хэнка, и эта выставка?— тоже. Вечер выдался крайне утомительным, кого-то непременно тянуло составить полицейским компанию.Напарники условились наблюдать за пустующей галереей из припаркованного на противоположной стороне улицы автомобиля, и собирались уже направиться к выходу, как перед стеклянной дверью остановился чёрный автомобиль?— последняя модель Камски Индастрис. Неудивительно, что из нее показался сам Элайджа?— в цветной рубашке и белом костюме?— и его верная спутница Хлоя, облаченная в шоколадного цвета платье с белым бантом на поясе и с короткими перчатками в тон.Камски встретился взглядом с юношей, носящим его фамилию (которую тот никогда никому не озвучивает), и смотрел в карие глаза, пока Коннор сам не отвел взгляд. Это вызвало у Элайджи победную улыбку, и взгляд его переключился на лейтенанта Андерсона, на лице блеснула неискренняя заинтересованность.?— Вечер добрый, господа полицейские,?— прочеканил Элайджа, кивая. —?Наслаждаетесь искусством? Или охотитесь на ?Иерихон??Мужчина усмехнулся. Осведомленность Камски была крайне неприятна для полицейских. В совокупности с хитрым лисьим взглядом, Элайджа и вовсе казался подозрительным?— хоть бери и арестовывай прямо на месте.Хэнк не хотел ничего отвечать. Хэнк хотел просто пройти мимо, и чтобы Коннор сделал то же самое. Они бы сели в машину, настроили радиоприемник на какую-нибудь сладкоголосую певичку и наблюдали бы за галереей, изредка обмениваясь короткими фразами. Возможно, это были бы какие-то истории. А, может, разговоры, не свойственные простым напарникам.Но, чёрт подери, в жизни всё далеко не так, как хочется.Жизнь периодически ломает планы, будто карточный домик.Сталкивая тебя с одним из самых наглых и самовлюбленных людей Детройта.—?Отличный костюм, лейтенант Андерсон,?— мурлычет Элайджа. —?Удивительное совпадение, мой бухгалтер отказался от такого около месяца назад. Крой вышел из моды.Щёлк!У Хэнка перед глазами красные пятна ярости. Тон, взгляд, жесты?— в Элайдже раздражает всё, до дрожи в пальцах, до вздувшихся поджилок, до скрипа зубов. И Андерсону хочется, как ничего другого, скрутить Камски, как неудачливого преступника, впечатать лицом в капот его машины, сцепить наручники на его запястьях и отправить в камеру к таким же ублюдкам, быть может, ему это на пользу пойдет. Хэнку такое зрелище точно по душе придется.Тонкие пальцы настойчиво касаются плеча, спускаются ниже, тянут за рукав пиджака.—?Нам пора, лейтенант,?— настаивает Коннор, но у Хэнка перед глазами только блядская улыбка Элайджи, его слова, смех.Раздражает, кулаки чешутся, и спасает только появление Манфреда, который встречает Элайджу дружескими объятиями.

Напарники удаляются. Хлоя провожает их виноватым взглядом.