VII (1/1)

Хэнк просыпается от удушающей тяжести на груди, что не дает пошевелиться. Привычным движением Андерсон пытается отодвинуть обнаглевшего Сумо, снова забравшегося на кровать, но ладонь ложится на чужое лицо. Андерсон узнает безошибочно высокий лоб, чуть вьющиеся пряди волос, лежащие на нем.—?Доброе утро, лейтенант… —?осипшим голосом тянет Коннор, приподнимаясь на руках.Едва разодрал глаза, выглядит невинно до жути, но во взгляде интерес, думает, должно быть, как поведет себя Андерсон?— может, завопит, выставит вон и под страхом смерти прикажет забыть о произошедшем.Но у Хэнка события прошлой ночи?— раннего утра, точнее?— не вызывают ни отвращения, ни стыда. Он не пытается скинуть напарника с кровати, не начинает оправдываться по-идиотски совершенно, мол, перепил, должно быть. (На удивление даже голова не болит).—?Бога ради, не обращайся ко мне по званию, когда лежишь голый в моей постели,?— тихо произносит Хэнк, отводя взгляд.—?Звучит, как пожелание на будущее,?— усмехается Коннор.Хэнк не оспаривает сказанное.Парень лениво перекатывается к краю кровати, садится и выдыхает болезненно. Хэнк стискивает зубы от смущения и делает вид, что не слышит ничего.—?Я даже не знаю, где моя одежда,?— шепчет Коннор, осматривая пространство вокруг кровати.Хэнк, проснувшийся в одной лишь рубашке, достает из шкафа белье и штаны, по-армейски быстро одевается и велит Коннору ждать.—?Ох, блядь, где твоей одежды только нет,?— мычит Андерсон, выйдя в коридор.От входной двери и до самой спальни?— Шёлковый, мать его, путь, позволяющий и без детективных навыков вычислить, что и где произошло. Хэнк потирает подбородок, губы нервно сминает, а взгляд сам собой цепляется за каждую деталь, на автомате воспроизводя произошедшие события. Брюки Андерсона находятся около небольшого стола у окна. Там же?— сдернутые вместе с карнизом занавески. Ботинки скинуты в районе дивана, который неровно стоит посреди комнаты, что подтверждает смятый под ножками ковер. Рубашка Коннора лежит у порога. Галстук валяется на кухонном столе.Хэнку совсем немного стыдно, но губы сами по себе растягиваются в довольной ухмылке. Он потягивается, мышцы приятно расслаблены.У дивана стоит Сумо, машет хвостом и на хозяина смотрит, голову набок склонив, будто в немом вопросе. Интересно, что его больше интересует?— что это за человек в спальне, или почему они накануне соревновались в громкости, почему Хэнк его вколачивал в различные предметы мебели?Андерсон отмахивается от вопросительного взгляда пса, господи, еще чего не хватало?— стыдиться собственного сенбернара.—?Ну что там? —?интересуется осипший голос из спальни.?Все признаки потрясающего времяпровождения?,?— думает Хэнк.—?Твоих брюк тут нет, в машине должны быть, сейчас проверю,?— отвечает он деловито, даже немного раздраженно, будто бы Коннор сам растерял свою одежду, и Хэнк здесь совершенно не причём.Андерсон приятно удивляется, обнаруживая, что каким-то чудом даже запер автомобиль. Прежде, чем открыть дверцу, он заглядывает в салон через стекло. Вот и вещи Коннора.Хэнк обходит машину и матерится сквозь зубы?— припарковался так, что еще буквально пару сантиметров?— и впечатался бы фарами в стену гаража. Хотя, учитывая, в каком он был состоянии…Брюки Коннора смяты нещадно, половина пуговиц рубашки оторваны, а пиджак, должно быть, остался в баре.Хэнк даёт напарнику свою одежду, потирает виски и произносит:—?Заедем в бар за пиджаком, затем я подброшу тебя домой. Только сначала мне нужно выпить кофе.Коннор кивает, взгляд прячет в пол, удивительно даже, что этот темноглазый демон умеет смущаться.Юный детектив занимает место за столом, чуть вздрагивая от болезненного ощущения, и Хэнк про себя чертыхается виновато, но вслух почему-то получается только усмехнуться. Коннор смотрит будто с обидой, но улыбается тоже.Самое прекрасное во всем этом?— нет ощущения тяжести внутри, нет ржавой скрипучей необходимости что-то сказать или объяснить. Хэнк Андерсон всегда был предельно честен с собой, поэтому даже на трезвую голову может сказать: если бы у него была возможность вернуться в прошлое, он бы обязательно сделал всё это вновь. По взгляду Коннора можно с уверенностью сказать, что он тоже.Сумо с интересом обнюхивает протянутые к его носу тонкие пальцы, после чего позволяет прикоснуться к своей голове и погладить.—?Говорят, что животные похожи на своих хозяев,?— говорит Коннор. —?Думаю, это так. Сумо на вид грозный, но такой добряк.Хэнк в ответ только бурчит неразборчиво. И ставит на стол стакан свежесваренного кофе, который юноша принимает с благодарностью, вдыхает его аромат и делает осторожный глоток.—?Хэнк… —?Коннор произносит тихо, медленно, будто пробуя чужое имя на вкус, хотя накануне простонал его несколько десятков раз, не меньше. —?Могу я попросить сахар?Андерсон достает из небольшого шкафчика сахарницу с ложкой и ставит на стол. Сам он сладкий кофе не любит, но что-то подсказывает, что, возможно, сахар стоит докупить при следующем походе в магазин, а то осталось ничтожно мало, приходится ложкой царапать по затвердевшему песку на стенках.Они садятся в автомобиль не обменявшись ни единой фразой. Коннор лишь по-хозяйски включает радио в чужой машине, смотрит мягко на Хэнка, который приводит в порядок свое сиденье, и крепко держит охапку со своими вещами, точнее, с тем, что от них осталось.Когда они подъезжают к бару, над городом вновь сгущаются тучи. Асфальт, толком не успевший просохнуть, покрывается крупными пятнами сырости, а через пару минут темнеет весь, серебром поблескивает в свете фар. Капли с силой стучат по автомобильной крыше.—?И снова этот чертов дождь,?— со вздохом произносит Хэнк. —?Неужели так до зимы будет продолжаться?—?Люди всегда говорят о погоде,?— задумчиво тянет Коннор, наблюдая, как крупные капли разбиваются о лобовое стекло и змеями ползут к капоту. —?С какой целью?Андерсон просто плечами пожимает. Ему такие вот перемены в настроении Коннора кажутся странными, пугающими даже. Улыбка и искры во взгляде могут в секунду смениться какой-то нечеловеческой отстраненностью.Бывают люди простые и понятные, про них говорят ?как открытая книга?. А к Коннору, по мнению Хэнка, должна прилагаться толстенная такая инструкция, как для какого-то инженерного чуда техники. Кто знает, может, у Элайджи как раз завалялась такая где-то, раз он с такой уверенностью говорил о своем приемном сыне?Андерсон вызывается забрать пиджак из бара сам, и этот незначительный заботливый жест уколом отдаётся под ребрами.До Хазел-стрит, где находится квартира Коннора, они едут почти сорок минут. Город изрезан новыми шоссе, словно венами, по которым движутся клетки-автомобили, большинство из них?— производства Камски Индастриз. У Хэнка мурашки по коже, как только поток собственных мыслей приводит к Элайдже; он бросает быстрый взгляд на Коннора, его персональную головоломку. Было бы глупо ждать от него исповеди, вполне возможно, что он не понимает, сколько вопросов оставляет каждый раз после себя, произнеся ту или иную фразу. Андерсон соврал бы, если бы сказал, что прошлое напарника не вызывает у него никакого интереса. Но и задать нужные вопросы он не готов. Всё же, искренность в ответах не всегда пропорциональна громкости стонов.Но вопросов становится больше, когда автомобиль приближается к пункту назначения. Это на окраине города, по дороге к аэропорту. Район не самый спокойный. В представлениях лейтенанта, Коннор жил в центре, ну или, как минимум, в особняке за городом. Но вдоль Хазел-стрит лишь ровными рядами простираются кирпичные четырехэтажные дома. Раньше здесь было гетто.—?Ты здесь живешь? —?до конца не веря, уточняет Хэнк.Не то, чтобы он сам живет в прекрасном замке?— но здесь и по улицам ходить опасно. Уж тем более после пары стаканов вермута и в этих проклятых черных подтяжках.Андерсон вздрагивает в попытке вернуть себе контроль над собственными мыслями, которые явно не в ту сторону движутся.Он останавливается у нужного дома и без энтузиазма осматривает здание из красного кирпича.—?Не хочешь зайти? —?спрашивает Коннор неуверенно.Хэнк хочет.Дождь набирает обороты, и, наплавляемый порывистым ветром, отбивает барабанную дробь по окнам и крыше. От этого шума даже немного закладывает уши.Квартира приемного сына Камски находится на третьем этаже. Всего одна комната?— просторная, незахламленная, будто бы здесь никто и не живет вовсе; кровать заправлена аккуратно, будто бы в отеле, откуда только время по утрам, чтобы уделять таким мелочам внимание. Кровать, небольшой столик, зеркало, деревянная напольная вешалка?— вот и все убранство. Не так себе Хэнк представлял квартиру юноши с безупречным вкусом и страстью к роскоши. Хотя, с чего он это вообще взял?..Когда он проходит глубже в комнату, то видит у кровати, на тумбе, аквариум?— небольшой, но необычный, не похожий на то болото, в котором обычно разводят гуппи или петушков. Насыпь белого песка, водоросли причудливой формы, холодное освещение. И одна лишь рыбка?— большая, почти с ладонь, чешуя переливается от небесной голубизны до красноты коралла.—?Лялиус,?— говорит Коннор, встретив заинтересованный взгляд. —?Редкий вид, а особей с таким окрасом всего несколько сотен.Юноша сам говорил о схожести питомцев и их хозяев. У аквариумной рыбки нет повадок, характера, и вряд ли она плавники со всяческой дрянью тащит в рот, но с чем действительно можно провести параллель?— так это с уникальностью. Таких, как Коннор, Хэнк точно не встречал.(Куда меньше хочется думать о том, что, когда парень погружается в свои мысли, взгляд у него становится стеклянным, неживым, и очень напоминает глаза этой рыбешки).А еще Хэнк рассуждает о том, что стоит этот лялиус, должно быть, как месяц арендной платы за эту квартиру, если не больше.Это тоже контраст, очередное противоречие, но оно, вроде бы, объяснимо, пусть и не красноречиво совсем: мальчишка привык к роскоши, пока рос у Камски, а сейчас вынужден жить самостоятельно (сам ведь того захотел, как сказал Элайджа), вот и сводит с трудом концы с концами, пытаясь не отказывать себе, но при этом распоряжаясь только окладом полицейского; патрульного, до недавнего времени.На кухне тоже гостей не примешь: маленький стол у окна, одинокий стул.—?У меня есть только вермут и ликер. Сливочный,?— задумчиво проговаривает Коннор, гостеприимно указывая Хэнку на стул.—?Такое только девчонки пьют,?— посмеивается Андерсон.—?И я,?— возражает Коннор беззлобно.—?И ты,?— соглашается Хэнк.—?Я приготовлю завтрак,?— констатирует юноша, ловко доставая необходимые продукты с полок и из холодильника.Андерсон не возражает. С чего бы?У Коннора даже чертова глазунья выходит педантично ровной, с желтком точно по середине. Интересно, кому он душу продал за такие способности? Вязать опрятные узлы на галстуках, заправлять кровать столь аккуратно, и вот теперь это.Тяжелые капли дождя с бешеной скоростью врезаются в стекло окна, будто бы желая разбить его вдребезги и попасть внутрь.—?Здесь не самые приятные соседи, да? —?Хэнк смотрит в окно.—?Не знаю, я с ними не знаком,?— Коннор пожимает плечами, будто бы не понимает, к чему этот разговор.—?Давно ты здесь живешь?—?С тех пор, как академию закончил. Два года.Андерсон вдруг понимает, что возраста напарника не знает, догадывался только на основании внешнего вида. Теперь картина чуть яснее, у них около восьми чертовых лет разницы.Хэнк жует завтрак в тишине. Вкусно, черт возьми, не просто типичная холостяцкая глазунья от неумения делать что-то другое, а с какими-то сушеными травами, от которых аромат божественный просто.Сам Коннор задумчиво слоняется по кухне. Потом достает из шкафчика банку клубничного джема, открывает и, весь в своих мыслях, погружает туда два пальца. Облизывает их с наслаждением.—?Охренеть,?— только и произносит обомлевший от такого зрелища Андерсон. —?Только не говори, что ты это не специально, я в жизни не поверю.Коннор вновь возвращается в реальность и смотрит растеряно?— ну точно нашкодивший щенок, уши вжавший в голову, не понимающий, почему хозяин злится.—?Серьезно?.. Ты правда не понимаешь, как это выглядит? —?уточняет Хэнк, встретив взгляд напарника.Коннор виновато отставляет банку с джемом и облизывает губы. Хэнк, несмотря на равнодушие к сладкому, ловит себя на мысли, что хочет попробовать этот проклятый джем. Или пальцы Коннора?— может, не просто так он их языком полирует? Или дело как раз в языке?..—?Возьми свой чертов джем и подойди,?— шипит Хэнк, понимая, что его желания вполне совпадают с возможностями.Юноша без возражений подходит и садится перед Хэнком на стол в ставшей уже привычной манере.—?Продолжай,?— приказывает Андерсон, голос дрожит предательски.Коннор смотрит прямо в его глаза. Собирает пальцами джем с краев банки, обхватывает эти самые пальцы губами, и Хэнк видит только как впадают его щеки, акцентируя еще больше внимания на острых скулах. От представлений, что в это время парень вытворяет языком, хочется взвыть. Но Андерсон поступает иначе совсем: обмакивает собственные пальцы в липкой клубничной сладости и подносит их к манящим губам. Коннор послушно принимает.Жарко и влажно.Острый кончик языка играет с подушечками пальцев, выписывая на них круги, заставляя Хэнка вздрогнуть и прикрыть глаза на несколько секунд. Его дыхание учащается, кровь кипит, заметной тяжестью наливаясь к низу живота.—?Правило номер три: ты не вылизываешь свои чертовы пальцы,?— восстанавливая дыхание, произносит Хэнк. И добавляет без стеснения:?— Когда мы на работе.Коннор поднимается с пола, брюки чуть смялись у колен, вытирает уголки губ рукавом рубашки, которую ему сам Хэнк и одолжил, и с серьезным видом кивает.***В участке они появляются в понедельник, как и было сказано Фаулером, причем Коннор приезжает на такси ровно к восьми, в новом костюме, с идеальным узелком галстука и аккуратной прической, а Хэнк появляется на пару часов позже с крайне не выспавшимся видом. На самом деле единственное, что его беспокоит?— приятная ноющая боль в мышцах почти по всему телу, ощущение, что он пробежал марафон. Но нет. Это просто Коннор.Фаулер кидает на стол Хэнка свежую газету с одобрительной статьей о работе полиции Детройта.—?Там твоё имя засветилось, сохрани на память,?— говорит Джеффри.—?Девчонка еще здесь? —?спрашивает Андерсон.—?Нет, вчера увезли. Скоро суд,?— отрезает капитан. —?Ты просто интересуешься, или никак успокоиться не можешь?—?Простите, капитан,?— тянет Хэнк в вымученно-вежливой манере. —?Праздный интерес.Фаулер, удовлетворенный ответом, уходит.День проходит мучительно медленно, особенно когда осознаешь, какой веселой может быть ночь. Хэнк знает, потому что за эти несколько часов Коннор четыре раза ?совершенно случайно? коснулся его ноги своей, и эти чертовы его игры под столом выводят из себя. Андерсон надеется, что ему хватит терпения, чтобы довести Коннора до дома, а не уложить прямо на столе в участке, когда остальные полицейские разойдутся по домам. Хотя, второй вариант не так уж и плох.Часы не пробивают и четырех, когда Фаулер появляется из своего кабинета и жестом велит Андерсону и Коннору зайти к нему.Лицо его мрачнее тучи.—?Майлс покончила с собой,?— сдержанно сообщает он. —?Выхватила пистолет у одного их охранников и застрелилась.—?Матерь божья,?— всё, что способен выдавить из себя Хэнк.Коннор прикрывает рот рукой и откидывается в кресле. Проглатывает нервный ком в горле.—?Это ничего не значит. Как я и сказал, она была психически больна. Стресс мог спровоцировать подобное. Факт, что именно она убила Уоттса, неопровержим.Хэнк ударяет кулаком по столу. Осушает залпом стакан виски. За предыдущие несколько минут он уже высказал весь свой словарный запас, поэтому сейчас просто молчит, тяжело дыша.—?Хэнк… —?Коннор кладет руку на плечо напарника.—?Не думай, что Фаулер такой мудак.?На него давят сверху, — объясняет Андерсон. —?Черт, я не хотел, чтобы ты так быстро столкнулся со всем этим дерьмом.Коннор садится на стол лейтенанта, зажигает сигарету и протягивает её Хэнку. Лейтенант выговаривается только после того, когда другие полицейские, включая Фаулера, уходят. Они вновь остаются в участке вдвоем.

—?Я работал в полиции, если ты забыл,?— мягко напоминает Коннор. —?Я знаком и с бюрократией, и с коррупцией, и с заминкой дел. А это просто… не наша вина. Не вини себя, пожалуйста.Андерсон принимает сигарету из чужих рук и делает глубокую затяжку.—?Теперь мы не узнаем правду,?— шипит он сквозь зубы. —?А дело будет красоваться в газетах как пример отличной работы полиции. Охуенный, блядь, пример.Коннор кладет ладонь на скулы напарника, чуть приподнимает его голову, заставляя посмотреть на себя.—?Хэнк, мы не могли больше ничего сделать. Сейчас ты должен просто отпустить произошедшее, чтобы это не сказалось отрицательно на твоей работе.Андерсон чуть смягчается. Он и не догадывался, что Коннор может быть таким… успокаивающим. Ему хочется верить.Хэнк вообще за эти три дня повидал невероятное количество эмоций на лице напарника. И это, признаться, радует. Что он хоть на некоторое время смог вытащить юнца из его привычного состояния: затуманенного неживого взгляда, плотно сомкнутых губ.Коннор берет ладонь Хэнка в свои руки. Медленно, осторожно. И кладет ее на грудь, к своему сердцу, будто в попытке поделиться чем-то важным, сокровенным. Его сердце бьется ровно, неспешно, и это успокаивает еще сильнее.—?Я думал, ты не любишь, когда тебя касаются,?— высказывает Андерсон мысль, которая уже четвертый день навязчиво пульсирует в сознании.—?Это действительно так,?— кивает Коннор. —?Еще я не люблю виски, дешевые сигареты и обсценную лексику.Хэнк приподнимает брови в удивлении, но молчит, ожидая продолжения. Чего-нибудь приторного, вроде ?но ты изменил мои взгляды на всё это?. Коннор, однако, ничего говорить не собирается.—?Ты нравишься мне, Коннор,?— Хэнк даже не знает, что заставляет его открыться так быстро и так легко, слова сами собой вырываются изо рта, когда он смотрит в темные глаза. —?Но иногда я совсем тебя не понимаю.—?Мне нравилась опера Вагнера на немецком. Звучала неподражаемо. Но когда я узнал перевод и понял её, то очень разочаровался.На бледном лице с выточенными скулами вновь ненавистная Хэнком отчужденность. Коннор будто бы иногда проваливается в темноту своих мыслей: тогда взгляд его замирает в одной точке, лицо застывает, губы лишь иногда беззвучно шевелятся. Андерсону в такие моменты хочется самому нырнуть в чужие мысли, отыскать руку напарника и потянуть его на себя, заставляя всплыть над темным водоворотом мыслей или, возможно, болезненных воспоминаний.Хэнк встает с кресла, подходит к столу, вплотную к сидящему на нем Коннору, и целует в губы, наблюдая, как в тёмных глазах вновь разжигается огонек жизни.Про себя Андерсон сравнивает напарника с машиной, которой нужно топливо?— и эта их близость, странная, но безгранично приятная, как раз и служит, кажется, этим топливом.Но что, черт подери, он имел в виду, говоря об этой опере?

Звучало как ?Если ты узнаешь меня поближе?— убежишь?.Какое темное прошлое скрыто за этими темными глазами?— дело, которое только предстояло раскрыть лейтенанту Хэнку Андерсону.When did you loose your smile?

Were you walking all alone at night

searching endlessly for a way

to join the pieces of what you used to be?

Let me hold you for a moment

? The Gathering — Pale Traces