VI (1/1)

Машин на улицах немного, поэтому Хэнк не стесняется вдавливать педаль газа в пол. Скорость размывает луны фонарей в причудливые линии, сердце стучит бешено, и Андерсон не хочет отвечать на вопрос, почему: послевкусие ли это от собственных навязчивых фантазий, или предвкушение встречи с убийцей?Она стоит в компании двух других ночных бабочек. Светлые распущенные волосы, не собранные в прическу, синие туфли и желтый плащ, прикрывающий откровенный наряд. Курит, нервно оглядываясь по сторонам.Хэнк оттягивает узел галстука, расстегивает пару верхних пуговиц.—?Жди здесь,?— приказывает он напарнику.Оставляет машину в нескольких метрах и чуть шатающейся походкой движется к девушкам.—?Отличный вечер, не так ли, красавицы? —?тянет он с пьяной улыбкой на губах.—?Его можно превратить в потрясающую ночь,?— мурлычет одна из них.Хэнк подходит ближе, свет от фонаря падает на его лицо, и высокая брюнетка безошибочно узнает мужчину, который был её клиентом.—?Он коп! Беги! —?вскрикивает она, и подозреваемая бросается прочь.Оставшиеся девушки кидаются на Хэнка, он отталкивает их и пускается в погоню.

Наблюдающие за происходящим патрульные выбегают из автомобиля, хватают девушек, которые решили помешать аресту, и уводят их, чтобы доставить в участок. Коннор в это же время перемещается за руль машины Хэнка, жмет на газ и едет на перехват, к параллельной улице, на которую через узкий переулок свернула подозреваемая. Игнорируя светофоры, Коннор объезжает здание банка на углу, со свистом шин сворачивает, ловко переключает рычаг коробки передач, вдавливает педаль в пол, и автомобиль, рыча, перекрывает выход из переулка. Коннор выходит из машины и наводит револьвер на подозреваемую, освещенную светом фар. Хэнк подбегает к девушке сзади, лишая шансов на побег, заученным движением заводит её руки за спину и сковывает запястья наручниками.В участок они едут в тишине.В комнате допроса пусто и душно. Одинокая лампа освещает холодом стол в центре помещения, два стула, на одном из которых сидит подозреваемая, а второй временно пустует.Андерсон, Фаулер, ради допроса приехавший в участок посреди ночи, и Коннор стоят за непрозрачным стеклом, внимательно осматривая девушку.—?Мы собирались сами проехаться по ночным улицам и поспрашивать других проституток о ней под видом клиентов,?— докладывает капитану Коннор, пока Хэнк вливает в себя стакан черного кофе без сахара. —?Но нам повезло, её засекли патрульные.—?Ага, ещё как повезло,?— задумчиво протягивает Хэнк. —?Найти её буквально по трём деталям. Не думаю, что кто-то может быть настолько глуп, чтобы после убийства разгуливать в той же яркой одежде, в которой засветился на месте преступления.Девушка кладет голову на стол, делает несколько рваных вздохов и кричит в пустоту:—?Идите спать, о, храбрые служители закона! Не тратьте время, я признаюсь в убийстве. Я убила Нолана Уоттса. Нанесла ему смертельные ножевые ранения. Орудие убийства вы найдете в комнате, что я снимаю на Арчер-стрит.Фаулер делает глубокий вдох и устало потирает виски.—?Я лично проведу допрос, а вы отправляйтесь на обыск. Найдите нож. Если отпечатки совпадут?— я закрываю дело.Хэнк пытается возразить, но капитан покидает комнату. Раздосадованный Андерсон скрипит зубами. Но послушно следует к машине вместе с Коннором.***Комната Норт Майлс, именно так зовут убийцу, больше похожа кладовку. Кровать, стоящая в середине, завалена какими-то тряпками, которые язык не поворачивается назвать одеждой. Всюду старые газеты. Рядом с кроватью находится рубашка с пятнами крови, чуть левее?— причудливой формы нож. Андерсон аккуратно складывает улики в бумажный пакет, не произнося ни звука. Коннор чувствует его напряжение. В квартире они не находят ничего интересного, и это настораживает еще больше.Когда они возвращаются в участок, криминалисты уже ждут у порога?— помятые, вырванные из постелей, со стаканами кофе в руках.—?Что за цирк? —?интересуется Хэнк, передавая экспертам пакет с предполагаемым орудием убийства.—?Птичка напела капитану, что в завтрашней газете появится некролог Уоттса. Он хочет, чтобы к утру, когда сюда набегут журналисты, было что ответить на брифинге,?— хриплым голосом объясняет один из криминалистов, докуривая сигарету в одну затяжку и выбрасывая окурок на асфальт.Андерсон и его напарник поднимаются наверх. Видят свет в кабинете Фаулера, грузная фигура капитана склонилась над столом, к уху прижат телефон.—?Нам остается только ждать,?— шепчет Хэнк, закуривая.Коннор следует его примеру.Фаулер выходит из кабинета через двадцать минут, с ухмылкой и бумагами в руках.—?Есть признание и полное описание убийства,?— протягивает Фаулер.На памяти Хэнка, это первое за полтора года подобное дело, которое они раскрыли так быстро. Ясно, почему Фаулер с трудом сдерживает улыбку.—?Точное совпадение по отпечаткам. Раны тоже без сомнения оставлены этим ножом,?— проговаривает криминалист, появившийся в дверях убойного отдела.—?А мотив? —?шипит Андерсон удрученно. Лицо его мрачнее тучи, брови сведены к переносице, губы плотно сомкнуты.Фаулер в победном жесте приподнимает бумаги над головой.—?Психическое расстройство, она лежала в клинике в прошлом. На допросе сказала, что Уоттс напомнил ей об отце, который избивал её и мать. Когда он сказал называть его ?папочкой?, девчонку переклинило.Коннор вздрагивает, что не укрывается от взгляда Хэнка.—?И в её сумочке чисто случайно оказался этот невъебенный нож? —?раздраженно уточняет Андерсон, игнорируя желание прервать этот идиотский разговор, в который он сам подбрасывает дров, взять напарника за плечи и хорошенько встряхнуть.—?Послушай, Хэнк,?— капитан шипит сквозь зубы. —?Мне плевать на твои беспочвенные догадки, на твое сраное предчувствие. Ты сам знаешь, в каком дерьме находится департамент. Поэтому я закрываю дело, ты пропиваешь потенциальные премиальные в баре и являешься на работу не раньше понедельника, избегая любого контакта с журналистами,?— Фаулер смягчается и смотрит на Коннора. —?Тебя это тоже касается. Отличная работа, парни.***—?Ну, надо отметить первое успешно закрытое дело, а? —?тянет Андерсон. —?В газетах информация о смерти Уоттса появится вместе с сообщением о том, что убийца уже найден и взят под стражу доблестной полицией Детройта. Публика и комиссар будут в восторге.—?А вы, похоже, нет? —?спрашивает Коннор чуть наклоняя голову в бок, пытаясь прочитать эмоции на чужом лице.—?Чувствую подвох в этом деле. Считай, что это профессиональное чутье,?— пожимает плечами Хэнк. —?Тем не менее, ты славно себя проявил, малец. Едем в бар. Угощаю.Губы лейтенанта растягиваются в довольной улыбке. Коннору кажется, что Хэнк больше хочет запить свою тревогу, чем угостить напарника выпивкой.—?Честно говоря, я очень устал, лейтенант. Я лучше поймаю такси и поеду домой. Думаю, вы правы, и это не конец истории.Эти три дня были самыми напряженными в карьере Андерсона за последние лет пять, что уж и говорить о юном и неопытном пареньке. Вот уж, что называется, боевое крещение. Оставлять его одного казалось не лучшей идеей.—?Я настаиваю,?— хмыкает Хэнк деловито. —?Помнишь первое правило?—?Делать всё, что вы скажете,?— говорит Коннор серьезно, будто бы отвечает на экзамене в академии.Хэнка это веселит. И совсем немного, где-то в глубине души?— заводит.? Yonderboi — Even if you are victorious Бар ?У Джимми? раз в пятнадцать меньше зала ?Дежавю?, о живой музыке и речи быть не может, впрочем, как и хорошем алкоголе. Хэнк заказывает виски и узнает о предпочтениях Коннора?— белый вермут, эта приторно-сладкая дрянь, которая, по мнению Андерсона, годится только в качестве ингредиента для коктейля покрепче.Они занимают дальний столик, скрытый от посторонних глаз. Андерсон медленно, с наслаждением курит, мешает ядовитый вкус табака с горечью алкоголя. Коннор осматривает скромное убранство бара и, судя по мягкой улыбке, находит его весьма приемлемым, может, уютным даже, несмотря на разительное отличие от заведений, где он обычно бывает.—?Не знал, что ты играешь на пианино,?— задумчиво тянет Андерсон, глядя на тонкие пальцы, обхватившие стекло бокала.—?Вы многого обо мне не знаете, лейтенант,?— отвечает Коннор с загадочной улыбкой. —?Как и я о вас.После третьего бокала вермута Коннору становится жарко. Он стягивает с себя пиджак, обнажая белоснежную рубашку и тонкие черные полосы подтяжек.Хэнку жарко тоже. Не только от виски, которого в организме, кажется, уже почти столько же, сколько крови.—?Почему ты пошел в полицию, Коннор? —?спрашивает Хэнк с интересом, без стеснения разглядывая собеседника и параллельно подавая сигнал бармену, что бокал его напарника почти опустел.(Андерсон послал всё к черту, как только предложил Коннору выпить вместе, поэтому он плюет на предупреждение этого ублюдка Элайджи Камски?— а может, бросает вызов, желая увидеть продолжение этой нездоровой игры, этого странного ощущения, вязкой привязанности, сформировавшейся непозволительно быстро).Коннор делает размеренный глоток вермута, его влажные чуть приоткрытые губы приковывают взгляд Андерсона, заставляя нервно сглотнуть.—?Я хотел бы ответить, что всегда мечтал быть доблестным сотрудником на службе своей страны, но правда в том, что я поступил в академию только потому, что Элайджа ненавидел полицейских,?— несдержано, с вызовом произносит Коннор. Уголки его губ подрагивают, пальцы сильнее обхватывают бокал.Слова режут изнутри, лавой текут по венам, этот ответ лишь порождает больше вопросов?— настойчивых и тяжелых. Но в то же время Хэнк получает какое-то странное удовольствие от созерцания столь ярких эмоций на чужом обычно спокойном лице; голос Коннора тоже окрашивается чувствами, пропадает пугающая отстраненность.—?Я заметил кое-что странное,?— шепчет Хэнк, протягивая напарнику сигарету, которую тот охотно принимает, и зажигалку с уже горящим желтым огоньком. —?Твой портной и Хлоя… она ведь тебе, вроде как, сестра?.. Они останавливали себя, чтобы не протянуть тебе руку, или не обнять. Почему?Коннор делает затяжку и закрывает глаза. Затем медленно выпускает сигаретный дым ровными кольцами, чёртов позёр.—?Почему вы не женаты, лейтенант? —?резко спрашивает юноша, игнорируя заданный ему вопрос. —?Вы привлекательны, молоды, умны, занимаете престижную должность. Где же миссис Андерсон?Хэнка не возмущает тот факт, что его напарник превращает этот разговор в извращенную игру, он с радостью поддается на провокацию.—?Мне куда уютнее проводить вечера в компании бутылки виски и верного щенка,?— усмехается Хэнк, оценивающе глядя на Коннора.—?Чужие прикосновения доставляют мне почти физическую боль,?— отвечает Коннор на заданный ранее вопрос. Отвечает вновь в этой проклятой манере: почти без эмоций, смотря прямо в глаза, освобождая легкие от сигаретного дыма, который легким занавесом ложится между ними.Это точно не то, чего ожидал услышать Андерсон. Эти слова отрезвляют, ломают все иллюзии, и Хэнк ощущает себя полным идиотом, который сам себе придумал какую-то нить, связывающую его с напарником; сам вообразил томные взгляды, манящие губы и неоднозначные жесты.Но почему же темные глаза и сейчас смотрят насмешливо, дразняще, выжидающе, будто спрашивая: ?Что ты будешь делать дальше, Хэнк? Или, что более важно, что ты хочешь сделать??.Ангельским терпением Андерсон не славился никогда, но сейчас ему хватает сил на то, чтобы расплатиться по счету и протянуть тихое: ?Моя очередь вызвать тебе такси?.Хэнк молится богу, в которого он никогда не верил, чтобы Коннор с улыбкой не спросил: ?Почему вы не отвезете меня сами, лейтенант??.Ответ ?потому что, клянусь, ещё пара минут в твоей невыносимой компании, и я трахну тебя? вряд ли его устроит.Когда они выходят на улицу, небо на востоке уже белеет перед рассветом.Коннор усмехается:—?Вам тоже не следует садиться за руль в таком состоянии. В противном случае я имею полное право вас арестовать.Тонкие губы вытянуты, во взгляде мелькает насмешка, и Хэнк не выдерживает?— алкоголь и разгорающееся в течение последних нескольких суток необъяснимое желание овладевают сознанием.Это похоже на дикую игру, Коннор будто бы проверяет его терпение. Сколько намеков он готов проглотить, прежде чем сорвется?Андерсон на долю секунды переносится в прошлое, когда он впервые спустил курок, застрелив преступника?— ощущения похожие: короткое замешательство, звонкий щелчок?— и все уже происходит. Необратимо.

Хэнк уже вдавливает худое несопротивляющееся тело напарника в кирпичную стену бара, хватает его за подтяжки где-то под ребрами, жадно сминает его губы, проводит по ним языком, пробуя на вкус сладость вермута.Коннор мычит неразборчиво, должно быть, возмущается, но Андерсон не прерывает поцелуй, не выпускает его из крепкой хватки, наоборот?— прижимает к стене сильнее, вдавливает всем весом, будто пытаясь выбить воздух из легких. Прикосновения вызывают у него боль? Так пусть получит сполна, прочувствует, гаденыш?— может, и перестанет провоцировать, черт бы его побрал.У Хэнка начинает жечь в груди от нехватки кислорода, и только тогда он отрывается от сладких влажных губ, пальцы все еще сцеплены на подтяжках. Андерсон смотрит в карие глаза самодовольно, нагло, ожидая увидеть страх и неуверенность?— ну, всё, теперь Коннор точно положит значок на стол Фаулера и сбежит подальше от этого сумасшествия.У Коннора глаза большие-большие, отражают свет фонаря, выглядят словно ночные небосводы с пятном луны. Парень дышит рвано, дрожит слегка, и Хэнк ожидает тихого, почти плаксивого ?отпустите меня, лейтенант?. А получает мягкий поцелуй. Теперь Коннор изучает его губы?— аккуратно, но настойчиво, пробуя крепость виски, вдыхая табак с одеколоном. Он отрывается только для того, чтобы оставить рваные поцелуи на скулах, перейти ниже, к шее, и провести по ней острым языком.У Хэнка мысли больше похожи на алфавитный список всех услышанных в течение жизни ругательств. Он кладет руки на чужие хрупкие плечи, впивается в них пальцами и надавливает, заставляя прогнуться в спине, вжаться лопатками в стену и отстраниться.

Темные пряди прилипли ко лбу, рот призывно приоткрыт, грудь рвано вздымается, а взгляд,?— ох, блядь, вот это взгляд?— Коннор смотрит умоляюще, смотрит преданно, расширенные зрачки мечутся, будто бы юноша находится в состоянии наркотического опьянения.Эхом звучит где-то на углу рев мотора, Хэнк отстраняется, встречает таксиста, вызванного по телефону из бара, пьяной улыбкой, суёт ему несколько мелких купюр и проговаривает сбивчиво: ?погода чудесная, извини, приятель, я решил пройтись пешком?. Автомобиль скрывается за поворотом, Хэнк бросает взгляд на напарника, который стоит, рукой опёршись на стену, к которой только что был прижат, и восстанавливает дыхание.—?В машину. Живо,?— командуют возбуждение и алкоголь голосом Хэнка.Коннор послушно занимает пассажирское сиденье Форда лейтенанта.Они не доезжают до дома Хэнка: мужчина останавливает машину через несколько кварталов, в безлюдном и плохо освещенном переулке, и откидывает сиденье. Коннор понимает без слов, перелезает осторожно, садится на колени лейтенанта и тянется за новым поцелуем. Пальцы Хэнка путаются в пуговицах чужой рубашки, он нетерпеливо отрывает неподатливые перламутровые кружки, игнорируя возмущение со стороны Коннора. Тот отстраняется, не отрывая взгляда от Хэнка, поддевает большими пальцами ткань подтяжек и дразняще медленно стягивает их с плеч, заставляя Андерсона позабыть всё на свете, кажется, даже собственное имя.Хэнк проникает ладонями под чужую рубашку, касается обнаженной разгоряченной кожи. Коннор замирает, будто в статую обращается, закрывает глаза и не дышит даже.—?Коннор?.. Ты в порядке? —?охрипшим от возбуждения голосом шепчет Андерсон.—?Д-да, не останавливайся, прошу,?— сбивчиво отвечает его напарник.Просить дважды не приходится. У Коннора кожа невероятно нежная, на каждое прикосновение отзывается волной мурашек, от каждого касания — тихий, не слышный почти стон. Хэнк так бы и слушал, так бы и изучал чужое тело, изголодавшееся по ласкам, но собственные штаны уже кажутся болезненно узкими в районе паха, а движения Коннора, сидящего на бедрах, делают только хуже.В машине чертовски неудобно, а еще душно, пахнет спиртом и табаком; животное рычание и приглушенные ладонью стоны звучат слишком громко в столь ограниченном пространстве.Хэнк уже давно не ощущал подобного, не видел звезд перед глазами от крышесносного секса. Алкоголь и запретное удовольствие?— смесь просто фееричная, а может, дело не в этом вовсе, может, именно в Конноре?— его голосе, взгляде, теле. Хэнку кажется, что его собственное имя из уст напарника звучит просто умопомрачительно, хочется слушать снова и снова, пока у Коннора, мать его, голос не сядет от всхлипов. Хочется ощущать под пальцами его пульс?— чертову тахикардию, четкий и ровный ритм, как тот, с каким Хэнк входит в податливое тело. Но самое нереальное во всем этом?— его глаза. Они широко распахнуты, взгляд направлен прямо в глаза Андерсону, и взгляд этот… Хэнк не уверен, что на него когда-либо смотрели, или будут еще смотреть с таким искренним обожанием.Над Детройтом медленно восходит солнце. Впервые за эти две недели оно не скрыто за серыми тучами.