Глава 15 (2/2)

Анпу забирается на переднее сиденье, устало откидывается на спинку. Руки покалывает - стимуляторы и катализаторы клеточной активности запускают процессы регенерации в разы быстрее, что отличается от соматических особенностей организма. Тянется вперёд и вбок - повернуть ключ зажигания. Вспоминает, что это - механика, и не снятая с передачи машина скакнёт тупой жабьей мордой вперёд как только он запустит двигатель, думает - насколько же проста в управлении и безотказна эта механика. И что Сэт в самом деле хитрозадая скотина - равка была практически независима от того, что правило бал в Степи. Она не зависела от горючего - бензина, солярки, то, что мотокочевники называли "кровью". Кочевники и торговцы грязью пересекали Степь по случайно выбранному маршруту, сами торговцы были настоящими ублюдками, выжимавшими соки из кочевников и отшельников. И те, и другие и третьи не сомневаясь покупали у "Независимости" то, что та могла предложить своей щедрой рукой - медикаменты.

Под пыльным капотом равки был втиснут движок, снятый с военного модуля; реакторная батарея, рассчитанная на десятки тысяч часов работы без подзарядки, успокаивающе гудела, но вот привод оставался прежним. Чем проще механизм, тем легче заменить его узлы. "Котёл" был ещё надёжнее, но проблем с ним возникало больше. У Сэта не было на Базе механика, который бы работал с реакторными модулями легковых автомобилей. Сахми делала для него персональное исключение, помогая синхронизировать узлы этой машины, но не более того. Кочевники выбирали свой маршрут при помощи загадочного Проводника - полагали, что это был какой-то генератор случайных чисел, таинственным образом синхронизирующийся с другими, благодаря ему и кочевники, и торговцы могли встретиться в обговоренном месте - вне зависимости от того, как они перемещались по Степи. Кроме того, раз в сезон устраивалась их грандиозная сходка - Сто Колёс, своеобразная ярмарка, на которой покупались и продавались импланты, люди, кары, оружие и, само собой, топливо, заключались клановые союзы и назначались вендетты. Откуда кочевники и торговцы брали топливо? Сэт, допустим, этого не знал, и ответ о том, что брали у других торговцев etc его не устраивал. Он как-то поделился с Анпу сомнениями насчёт достоверности историй, под которыми скрывалась мифология Степи, выстроенная на желании людей, выживающих после Перелома, верить хотя бы во что-то. В этих мифах говорилось о Хозяевах, живущих под землёй в неких "земных муравейниках". Их слепые солдаты и безмозглые рабочие качали сырую нефть и каким-то образом перегоняли, убивая всякого, кто рисковал покуситься на щедроты недр. Их с Анпу мнения насчёт того, что Хозяева владели некими артефактами, а проще - генераторами направленных сейсмических импульсов, которые использовались в ходе Перелома, сходились. К тому же, сами кочевники рассказывали о том, как земля поглощала целые караваны, разевая исполинский беззубый рот, который смыкался со звуком, похожим на гул работающего электродвигателя.

Видит - вот Сэт мануально запускает расшлюзовку на внутренней панели модуля. Равку мягко подбрасывает - опускаются сливные решётки, на которых она стоит. Садится в машину. Скринсейвер педантично отсчитывает: один час двадцать четыре минуты. В норме АТФ проходит около 3000 циклов ресинтеза, организм синтезирует 40 кг АТФ в день, но одномоментный содержит около двухсот пятидесяти кубиков, запаса практически не создавалось, и для нормальной жизнедеятельности организму натурала, не содержащего ни одного пересаженного органа или системы, генетически чистого, необходимо было постоянно синтезировать новые молекулы. Организму хакера с подстёгнутыми неумолимым молохом базис-модуля процессами не хватало и этих ресурсов. Оставалось одно - жечь запасы гликогена, накопленные в состоянии покоя. А их и так было немного. Или окислять глюкозу. Анпу сонно подобрал ноги, когда Сэт потянулся за энергетиком - его альфа и омега, концентрат глюкозной дряни, витаминного комплекса, таурина, кальция и кофеина в газированной взвеси. Отвратительное пойло, которое у него не переводилось. Вздохнул - вот отпустило, уровень глюкозы в крови поднялся, скринсейвер из Дамоклова меча превратился в подцвеченный жёлтым привычный экран с системными данными.Подумал ещё - это надо же, быть таким идиотом, доводить самого себя почти до системного сброса, когда клетки начинают задыхаться. Давно с ним такого облома не случалось, давно...Равка прогромыхала подвеской по решёткам, и Анпу забылся тревожным поверхностным сном без сновидений - он не плыл в душном омуте тяжёлых кошмаров, которые иногда приходили к нему, ему казалось что явь - зыбкая, а сон ходит где-то вокруг него по пятам, но всё же не сковывает тело.

Апрельская ночь - холодная. Степь уже пробудилась ото сна, поднялись травы, но ночью лежит на них толстенный слой инея. Степь говорит с равкой на своём языке. Её язык состоит из звуков, из прикосновений, дуновения ветра, изменения температуры и запахов. В языке было десять тысяч конструкций для обозначения цветовым, тепловым, тактильным и обонятельным характеристикам объектов. В её языке две сотни обозначений поверхности. Около ста названий для атмосферных явлений в каждый сезон. В нём есть сложные конструкции, характеризующие направление ветра, освещение, прикосновение к израненным бокам жёсткой травы. Была сотня обозначений слова "враг", и тысяча вариантов интерпретаций слов "ненависть", "угроза" и "агрессия", "опасность", десяток для обозначения понятия "бегство" и "капитуляция".В нём никогда не было прилагательных, обозначивших привязанность. Не было обозначений для слов "любовь", "сострадание" или "прощение".Язык Степи был языком войны, написанный неприродой, но созданный людьми - те, кто создали эти языки и ввели в его понятия и определения, не только были уже мертвы, но и обеспечили гибель потомкам. Кочевники были не опасны равке, они не могли её обидеть - это её хозяин мог обидеть других людей, наехавших на него в Степи - из гаусс-винтовки или противотанкового гранатомёта, а База прикрывала заградительным полем - безумные экологи, окопавшиеся там, с маниакальным упорством защищали своё уединение, из которого произрастал корешок зла,разрушавший исподволь фундамент Метрополии. За машинойувязался было одинокий метапёс - взлаял отрывисто, побежал, радуясь возможности помериться силой, попытался ухватить за борт. Быстро потерял интерес - слишком крупная цель, слишком чужеродно пахнет металлом, запах этот будил глубинные воспоминания, генетическую память о том, что когда-то, очень давно, они существовали бок о бок.Поднималась медленная заря - холодная, как пятна крови на трупе. Небо было слишком бледное - цианотичное, как губы умирающего от гипоксии. Анпу вынырнул из своей полудрёмы.Иззубренная линия Форсиза заняла половину этого неба. Стремившиеся к созданию автономной оборонной системы Метрополии федералы пытались сделать её независимой от самого Города - энергетически в первую очередь. После обретённой энергетической независимости Город замкнётсяв себе, как гниющий в своей раковине моллюск, окончательно утратив возможность расширять территорию. Меры по контролю рождаемости станут недостаточны, и власти окажутся перед лицом необходимости сокращения нынешнего населения. В руках строителей нового Форсиза были управляющие программные ключи оборонно-заградительных линий. По сути правительство легальным способом, руками граждан получит совершенно неограниченную власть.

У людей была биокибернетика и наноинженерия, решившая проблемы старения и человеческого износа - остановившись на своей генетической максимуме, ты оставался таким до самой своей смерти, которая могла наступить очень нескоро. Наниты не решали проблему старения у шагнувших за возрастной порог до того, как технология позволила оставаться крепким и молодым практически бесконечно долго, но значительно замедлила процессы у действительно стариков. Строители намеревались запустить цепь энергостанций, объединив те со станциями Климатического пояса, и вода степных рек должна была направиться для охлаждения энергоячеек реакторов, которые будут питать новый Форсиз. Они должны были убить Степь, для того чтобы выживал мёртвый моллюск в своей раковине. И "Независимость", избирательно гадившая Метрополии, пяток лет подряд успешно организовывавшая теракты на станциях, была лягалам той самой рыбьей косточкой, застрявшей где-то в пищеводе.

Под землёй дремали корневища оборонно-заградительной симбиоколонии, готовой атаковать, подавлять, парализовать и в секунды уничтожить, поглотить и переварить любую враждебную жизненную активность, она реагировала на поверхностные вибрации и тепло, и её смерть-фактор был равендевяноста пяти процентам. Соединённая с электронным мозгом, колония запасалась энергией, греясь на холодном весеннем солнце. Сэт нащупал цифровой поводок, приказывающий системе искать любую поверхностную активность, и через модуль управления меняет настройки, понижая чувствительность сенсоров, которые не увидят две тонны металла, прокатившиеся в пятидесятиметровом коридоре - крохотной трещинке Форсиза.

Stahlern ist das Kreuz das seinen Korper schmucktEr bricht den Wind zur Erde gedrucktHebt den Arm dem Sturm entgegenFront…Анпу прислушался - ремикс был может быть не самый удачный... Но вполне подходящий. А ещё говорили, что у Сэта чувства юмора нет. Или что он плохо разбирается в музыке. Он повернулся на бок, рассматривая чужое лицо снизу вверх - Сэт безразлично хрустел армейским концентратом, уставившись в горизонт. Подумал, что, наверное, он и его коллеги по цифровому цеху единственные люди, которымне важен вкус - мозг требовал максимум ресурсов организма, а работающий базис потреблял почти всё, что отводилось мозгу, и сам базис, бравший на себя уже руководство над обменными процессами, заставлял жечь все запасы, чтобы неокортекс не задохнулся. Он поднимал кое-какие документы, кое-что читал, делал свои выводы. Медик знал кое-что из личной истории Сэта, тщательно скрываемой за текстолитовой стеной злобы и пылающей ненависти - соблазн посмотреть на его родичей был чересчур велик, чтобы он им не воспользовался. Вот - Усир, лощёный мужик в дорогом костюме, скромно обтянувшем буйволовы мускулы, светящийся самодовольством. Огромный, подавляющий своей массой, колоссом возвышающийся над своей игрушечной супругой. Было в его лице нечто откровенно неприятное - в зелёно-карих глазах вечно гнездилось презрение, как будто все люди, которые находились рядом, были расходным материалом для него, как будто он кого-то выбирал, отыскивал место, куда ударить - подло и вероломно. По вывернутому наизнанку Переломом закону акселерации, Сэт, по идее, должен был перерасти своего братца, но так и остановился на определённой отметке, не достигнув физиологически обозначенную генетическую максимуму. И что, наверное, он прекрасно понимает, что такое - голод, да такой, что поднимается свинцовая расплавленная волна, дрожат руки и ноги, и не остаётся ничего, кроме грызущего чувства, ты сам превращаешься в голод. И что имплантация NSL-10 была сопряжена с открытием заоблачного кредита, и что живущему у Тефнут внуку было стыдно перед своей маленькой бабушкой, и, скорее всего, прихватывать нелегальной работёнки Сэт начал ещё до того, как устроился на работу. Потому что растущему организму нужен был белок, нужны были аминокислоты, нужны были витамины и минералы, и всё это отбирала синхронизирующаяся с ним адская машина, заместившая половину полушария. И что у него была, скорее всего, только одна возможность не отъехать - жрать всё подряд. Нет, даже не так - ЖРАТЬ, как голодная собака, не позволять остановиться биохимической машине окислительных процессов - лет до 25, когда остановится рост и обменные процессы не будут требовать такого количества энергии, которая тратилась на рост. Нужен белок, который дорогой, нужны были витамины, и нужны были гепатопротекторы - лучший вариант, потому что химозная жратва, которая была дешёвой и доступной, могла уничтожить печень на раз. И что Сэт спокойно пощипывал счета UGR - сидеть на бабкиной шее ему не позволяла совесть. И вкалывал он днём на заштатном заводе, как проклятый, оплачивая безумные проценты, а ночью шагал на бесшумных звериных лапках дигитальной крысы, добираясь до архивов М-банков, сливая информацию барыгам, чтобы иметь возможность быть тем, кем он есть сейчас.Он и сейчас мог бездумно жевать всякую дрянь - брикет пищевых волокон, тот же армейский концентрат, по вкусу напоминавший резиновую подошву, протеиновый батончик, приводя в священный ужас Хапи, шеф повара базы -огромных размеров добродушного ниггера с щербиной между зубами, с выпирающим на пол-ярда брюхом и шеей объёмом с бочонок. У Хапи было доброе сердце, до того, как попасть на Базу, он служил мессу в крохотной баптистской церкви где-то в исчезнувшем с лица планеты Новом Орлеана.***Внутри Периметра Сэт безбоязненно бросает равку на приколе - в этом месте на такую дрянь разве что только сумасшедший покусится.

- Идём, - говорит он Анпу. Опускает капюшон на лицо. Холодно. Он достаёт с заднего сиденья пыльник, и предлагает ему. - До полудня нужно как-то успеть.

Они поднимаются по пандусу к станции А-поезда. "Сектор Звезда", -читает про себя Анпу. Пересаживаясь с А-поезда на метро, с метро на такси, они добираются до отдалённого сектора Перефирии.

"Больше я не собираюсь сомневаться, медлить или ждать, когда что-то может изменить моё решение. Я его принял. И оно верное", - в транспорте он всё время касается Анпу - бедром, плечом, открытой ладонью, незримо ограничивая пространство вокруг него. В секторе Солнечный 24/02 Сэт открывает перед Анпу дверь Тойоты Спектры цвета синий электрик. Машина - чужая, с номерами Небес, неизвестно что забывшая в этом богами забытом секторе, чужеродная и ненужная в месте, где люди живут даже не от зарплаты до зарплаты - они живут вообще почти без денег. В салоне чисто и пахнет сладкой гадостью, на переднем сиденье - муфта из настоящего меха. Сэт бросает муфту назад, он откидывает козырёк, достаёт документы, читает, усмехается. Говорит Анпу:- Мы просто её позаимствуем, эту машину. На время. Хозяйка не слишком беспокоится о своей собственности.

Следующая их остановка - выше, дальше.

ЦВЕТОЧНЫЙ САЛОН "ТУБЕРОЗА"НАСТОЯЩИЕ ЦВЕТЫЧИСТАЯ ГЕНЕТИЧЕСКАЯ ЛИНИЯЭСТЕТИЧЕСКОЕ УДОВОЛЬСТВИЕ*СОВЕРШЕНСТВО ФЛОРИСТИКИ*Пожалуй, этот салон выглядит подходящим. Возможно, там найдётся кое-что, что может быть и в самом деле - совершенным. Прекрасным. Вот - цветы, выставленные в витринах. Две девушки - одна с серебряными волосами, другая с жёлтыми, скучают за прилавком. Цены кусаются, но их товар - прекрасен. Вот - пришедший выбрать цветы человек. Двигается - нервно, пружинисто, как будто ждёт нападения. Не слишком высокий, как из проволоки скрученный, слишком бледный для Небес, рыжий, тёмно-рыжий, волосы подхвачены в хвост, закручены в дреды - фенотип глубокой-преглубокой Промзоны. Может быть, им там годами отбросы радиоактивные на головы льют, может быть, они там с мнемограммами рабскими уже от рождения. Слишком уродливо одетый - для Ядра. Камуфляжные штаны, армейские ботинки, разрисованная дикими сценами футболка, пыльник с обтрёпанными рукавами.В пальцы въелась грязь. Побарабанил выкрашенными ногтями по стеклу. С ним в салон влился чужой запах - нагретое железо, проводка, синтетическая смазка. Как будто вместо человека вошла большая машина.Что ему предложить? Разве у него есть возможность... купить эти цветы? Кто он такой? Профессиональная этика запрещает говорить что-либо даже такому покупателю, к тому же сканер на входе не обнаружил ничего опасного.Этот хмурый человек выбирает - между анемонами и розами. Они спрашивают журчащими голосками, зачем же ему цветы, и когда тот говорит, что ему нужен букет для невесты, они удивляются. На ком он может жениться? Воображение рисует пару - деваху-фрика, разбитную, вульгарную, курящую дешёвые сигареты или, чего мелочиться, шалу. Или рафинированную сучку, которая, оставив свои изыскания на поприще эскорт-услуг, умудрилась захомутать какого-нибудь механика, чтобы начать жизнь с чистого листа. Или это широкобёдрая крепкая бабища, тоже рыжая, с белой веснушчатой кожей, с рыхлыми руками, которая может крепкой рукой держать этого мужика, и помыкать им, как ей вздумается.Он выбирает розы - белые, настоящие, чистейшая генетическая линия, с плотными лепестками - двадцать одну штуку. И просит свернуть из них венок.

- Оооо, - благоговейно говорит та, с серебряными волосами, миниатюрная, с личиком Дюймовочки, свеженькая, как розы, из которых она сильными пальчиками плетёт венок. Подрезает стебли. Добавляет - веточки кустарника с мелкими душистыми листочками.- Миртус коммунис? - спрашивает он.Этот человек удивляет. Они очарованы - их заказчикам, привыкшим демонстрировать свою платёжеспособность прежде всего роскошью, а не тонкостью знаний зелёного рая, в который девицы погружаются каждый день, называя своих подопечных волшебными латинскими названиями, очень точно отображающими их сущность, были безразличны цветы как они есть. В этот салон, претендовавший на звание самого лучшего в этом секторе, не брали абы кого - девочки, составлявшие букеты, должны были знать, с чем имеют дело. И покупатели платили за чистую линию производства, за натуральность аромата, за несовершенство самих цветочных головок, а любителей синтетических клонированных роз можно просить отправиться в службу доставки, где на выбор предоставлялись самые смелые расцветки, где можно было понизить интенсивность аромата, и где розы были как на подбор - созданные с одной преформы.

- Да, - говорит одна. - Мирт, чистая линия. Самый прекрасный в нашем саду... Если хотите, я добавлю ещё...- Растение, выросшее из тела нимфы Мирсины, которой позавидовала сама Афина, и убила любимицу... Венком из мирта была увенчана Афродита, златоногая, златокудрая, во время суда Париса... А потом христиане позаимствовали это рас... - он заметил, что девушки слушают. - Да, - говорит он. - Вы правы, сказочки для малышни. Добавить? Колосья бедет? - видит непонимание в глазах. - Эммер, пшеница-двузернянка?

- Нет, - девушка отрицательно качает головой.- Нард?- Нет...- Аспалатус?- Нет... К сожалению, в данный момент... - "Я даже не понимаю, о чём он говорит. Эти растения... Их нет в списке... Но это должно быть что-то на самом деле стоящее, что-то ароматное и очень красивое... И венок на голову? А невеста, интересно, как к этому сама относится?" Разум ей почему-то нарисовал картину - это должна быть очень изящная женщина, если ей выбирают такие цветы. И очень утончённая.

- Букет, - говорит вторая. - Вы забыли - букет.Этот человек соглашается. Показывает - это и это. Анемоны. Белые, с похоронной сердцевиной. И это -сухие коробочки лотосов. И это - колосья аконита. И это - бутоны роз, нераскрывшиеся, бледно-зелёные, смертные.- Боже мой, - говорит та, желтоволосая. - Но это же так дорого!..Он требователен - просит заменить пару цветков в венке. Аконит кажется ему недостаточно тёмным. Ветренница - недостаточно белой. Они убирают анемон, и добавляют наперстянку - белые колокольчики с красным крапом, как будто брызнуло венозной кровью, замарало лепестки. Морозник. Рамункулюс. Распустившиеся лиловые маки. Коробочку лотоса, в которой гремят семена. Коробочку мака опийного - потому что в этой красоте должен быть диссонанс. Они оставляют розы. Наконец результат его устраивает. Букет - плотно собранный, обвитый лентами цвета свернувшейся крови, сбор ядовитых растений, всё, что могли предложить ему эти девушки, вывернувшиеся наизнанку ради неизвестной невесты и её вздыхателя, большого эстета, любителя отравы. Он улыбается девушкам, благодарит. Отыскав ладонью пластину тактильного нейроинтерфейса на столе, переводит на счёт салона сумму с пятью нолями - не моргнув глазом. И делает это с удовольствием.

Сэт садится в машину, в которой его терпеливо ждёт Анпу. Протягивает ему букет.- Я просто не знаю, что нужно делать, - извиняющимся тоном говорит Сэт. Он выглядит растерянным. Смятение.Но Анпу нравится - он запускает пальцы в цветы, стебли крепко прижаты друг к другу лентой, соцветия строги и торжественны. Трогает лепестки, плотные бутоны, ощущает кончиками пальцев структуру - шерстистые стебли наперстянки, колючие бутоны опиумного мака, кожистые листья морозника, шёлковые сморщенные бутоны аконита, прихотливой формы, скрученные, ему они почему-то напоминают своей формой извилины мозга, а самые верхние, даже не окрашенные смертным синим, походят на надпочечники. Вот - плотные конусы розовых бутонов. Он не может удержаться, и растирает между пальцами маковый лепесток - окрашивается блёкло-лиловым, цианотичным. Потревоженные цветы пахнут сильнее - смертно и пряно. Тёмно-лиловое, блёклое, белое, фиолетовые лепестки, багровые, обагрённые крапом.

"Я собрал для тебя все яды, которые были в том саду. Все эти растения наполнены смертью, которая ходит по пятам за каждым из нас... Я сам даю тебе это в руки - весь этот яд. Я готов к тому, что ты сделаешь из этого яда, и приму это с благодарностью", - говорит он Анпу одними глазами. Тот понимает, гладит его по щеке, целует - сжатыми губами в уголок губ. Всё, что будет после, будет скрыто от глаз, скрыто от света - потому что в солнечном свете нет эстетики, нет тайны, за которой смотрят её хранители.

- Потом, - говорит он.

Они меняют машину - Сэт оставляет блестящую игрушку-Спектру через пару кварталов. Следующая - антрацитовый пикап GMC Колосс - непонятный изыск Североамериканской Метрополии, прихоть человека, привыкшего к Очень Большим Деньгам. Сэт усмехается - электронный замок Колосса поддаётся быстрее, чем он успевает сделать выдох. Никчёмная, красивая, дорогая игрушка. Они останавливаются ещё раз. На этот раз Сэт не задерживается - кольцо для него лично не такая большая забота. Достаточно ободка. Анпу пытается возразить, но потом замолкает. Грубые ботинки Сэтацарапают бежевую кожу обивки.

- Отключить автопилот, - говорит он, сдвигая водительское сиденье вперёд и вверх - водитель, сидевший тут до него, был явно крупнее, и брюхом подпирал руль. Да к тому же был неряхой - в боковых карманах было полно всякой дряни - от чеков, выписанных вручную на плотной бумаге, до маленьких пустых бутылочек из-под дорогого алкоголя. Выводит машину на ручное управление. "Чтобы успокоить себя... Хотя мог бы и оставить автопилот... О, тот могущественный, который... Ммм... Который, чёрт, мать твою... Поклонение тебе, о великий, который обитает в Аментет... Величество этого бога, Хентиаментиу, который знает меня, который знает мои имена..." Анпу рядом с ним - на расстоянии вытянутой руки.

- Можно? - Сэт осторожно касается ладонью его бедра. От этого прикосновения Анпу вздрагивает. Кожа покрывается мурашками. Под его пальцами сочно хрустят стебли цветов. Он понимает, что ему сейчас хочется оказаться не в салоне Колосса, а как можно дальше от Ядра, в тихом месте. Вместе с Сэтом - он видит как у него становятся стеклянными глаза, как расширяется зрачок, он видит медленно поворачивающийся в стекловидном теле имплант - под определённым углом освещения он виден через зрачок без лампы, похожий на семилучевую снежинку, видит, как темнеют губы. Так Сэт смотрит на него ночью, когда в коридорах Базы гаснет свет, и они остаются одни - за закрытыми дверями. Он медленно кивает:

- Да.Сэт говорит, что сейчас в этой машине не хватает музыки. Он перебрасывает аудиофайлы в проигрыватель, замыкая контакты нейроинтерфейса своим запястьем.

Салон затопляет электронный ритм, наложенный на что-то старинное, похожее на григорианский хорал. Вот торжественный голос возвещает "Oh - oh, totus floreo", и за ним подхватывает другой, повелительная латынь растворяется ликующе, и Анпу понимает, что ему радостно узнавать язык, который раньше складывался для него поначалу в ненавистные псалмы, которым до латыни истиной было так же далеко, как и любому живому человеку было невозможно было дойти своими ногами в безвозвратно потерянное прошлое, складывалась затем в названии органов, мышц, тканей и сухожилий, систем и рецептов, сложилась сейчас в песню - человек с той стороны пел о весне, о радости. О том, что сочетание двух тел - это не грязь.

- Tempus est iucundum, veni, dominus, cum gaudio, - Сэт слегка меняет слова. Голос его звучит хрипло. Тоннель ярко подсветили холопроекции рекламы. Быстрее, ещё быстрее, закажи прямо сейчас, открой кредит, тебе нужно это, это и то. Никчёмная шелуха. Сэт испытывает острое желание вырубить весь рекламный блок, но рисковать он не собирается - не время, не место. Анпу едва заметно подаётся к нему. Он знает, что сейчас тот прерывисто вздохнёт, что его тело станет напряжённым, а волосы на затылке - очень чувствительными, и убирает ладонь с его бедра. Автоматическая КПП Колосса даёт простор рукам и воображению, можно включить автопилот, можно опустить светофильтры на окна - современная технология позволяет водителю полностью довериться машине. "Потом. Всё остальное - потом. Я чувствую твой ответ, и мне тоже хочется немного большего, но остальное - потом. Я не могу быть животным".