Глава 12 (1/1)

Сэт поднялся, помог встать Анпу. Тот обнимает его голой рукой за шею.- Иди в манипуляционную, - слышит Хор. - Я помоюсь...Выпадает часть фразы, Сэт его перебивает, возражает, Анпу отрицательно качает головой, касается его губ кончиками пальцев.- ...шить надо. Иди... Я сейчас.Сэт остаётся один, и, быстро оглянувшись, суёт раскрытые ладони под струю воды. Он шипит и ругается, Хор видит, как пенится розовым, что кончики пальцев у него как в мясорубке побывали - Анпу его жевал, рвал, пытался откусить пальцы. На предплечьях - засохшие потёки, как коричневые змеи.

- Твою мааааааааааааать... - глухой мучительный стон через зубы.

Хор видит: Сэт опускает голову ниже и закусывает нижнюю губу. Ему больно. Вот он замирает - как будто вспомнил что-то. Медленно-медленно поворачивается, пропадает из поля зрения.Хор ложится на кафель прижимаясь щекой, чувствует приятный холод. Перед его глазами останавливаются ботинки со сбитыми до блестящего металлического стакана квадратными носами. Сэт. Хватает его за шиворот, и внезапно отпускает - больно. Руки не слушаются. Рядом с этими ботинками - безликая медицинская обувь, в такой ходит персонал муниципальных лечебниц, замотанные бесконечными сменами хирурги ЛПУ периферии, и Анпу.- Иди же! Я сам.

Голос спокойный. Хор поднимает глаза. Над ним стоит Сэт - безразличный кусок известняка. И Анпу, закинувший руки назад, проворно заплетающий косу. Вот закончил, надел шапочку - движения скупые, точные, выверенные годами. Он берёт руку Сэта, разворачивает ладонь к себе. О чём он думает? Какие мысли рождаются у него в черепной коробке? Гнев? Раздражение? Злоба? Желание мстить? Анпу большим пальцем гладит запястье Сэта. Кто он ему на самом деле? Любовник? Партнёр? Через голубоватый нитрил перчаток светится гладкий кругляшок с именем златолюбивого царя. Там, на этой печатке, сидит забавная фигурка с мордой и ушами, держит на коленях дырчатый древнеегипетский крест.- Иди, - он настойчив. И ласков. Он подталкивает Сэта в сторону манипуляционной, касается его спины, плеча, шеи. С оскорблённым правом собственника показывает Хору, что тот замахнулся на чужое. На его божество. На инсигнии "Независимости" у колена драконоборца лежит, вытянувшись, остроухий пёс с безразличными серебристыми глазами. Это Анпу, который помещается у колен Сэта, аллегория на аллегорию, невероятно яркая.

"Всё", - спокойно думает Хор. Сейчас его будут убивать. Прямо сейчас. Хотя, какая, в самом деле, разница?..

Анпу крепко берёт его за запястье, и рывком поднимает на ноги. Силы в небольшом теле было предостаточно. Он успел и помыться, и переодеться, он пах стерильностью, как медицинский инвентарь. Это был запах боли - не той, которая приносила изощрённое наслаждение, а настоящей, глубинной, нутряной, которая превращала человека в безвольный рыдающий комочек, умоляющий о милосердии. Он волок его за собой, и Хор не смел издать ни звука, простреленная нога была чужой, немой, он не чувствовал её, и казалось, что сейчас не было ничего, кроме бесконечного коридора медчасти, и до хруста сжавших его запястье холодных пальцев.

Швырнуть на кушетку - ещё один способ показать, чего он, Хор, стоит. Ровным счётом ничего. Ни его расположения, ни его милосердия - того, к которому понуждал его врачебный долг. Даже этого снисхождения он не заслуживал. Энергичными жестами Анпу объяснял Хору, что такого, как он, ему не то, что не жалко - на него время своё тратить не стоило. Расходники. Анестетики. Антибиотики. И в каждом его движении сквозило презрение, граничащее с холодной, всепоглощающей ненавистью. Он еще не успокоился, не взвесил всё, что произошло, со свойственной ему педантичностью отыскивая внутренние противоречия уже в себе, и отметая их, как ненужное. Но это - взвешивание и измерение на его персональных весах, самокопание, поиски промахов, поиски ответов на мучающие его вопросы, всё это будет потом. Сейчас - его мрачное божество, которому нужен он, и его руки хирурга. Потому что его божеству нужны руки - руки мастера.

- Иди... - он поманил его раскрытой ладонью. - Иди ко мне. Сюда.

"Да, да, иди ко мне, иди... я сделал тебе больно, мне нужно это исправить... Ты ни за что не скажешь, что это за боль, но я же вижу, я вижу тремор, я вижу холодный пот, я вижу, как сужаются твои зрачки, иди ко мне, я не буду тебе делать больно, я исправлю это... Я ранил тебя... Я сделал тебе больно, и сейчас я сделаю тебе хорошо... "

- Будет больно, - говорит он, прикладывая плоскую головку инъектора к плечу Сэта. Всаживает два штыря анальгетиков, докалывает антибиотики, опасаясь инфекции. Анпу по себе знает, что это за ощущение - как будто опускаешься с головой в жидкий огонь, перехватывает дыхание, останавливается сердце и кажется, что никогда больше не вдохнёшь. Этот огонь стекает внутрь, он скапливается в подреберье, и где-то между ключиц, и наконец приходит облегчение - лёгкая эйфория аналгезии, окутывающая мозг милосердным покрывалом, нежным-нежным, как пух содомского яблока, выглянувший из треснувших створок.

- Аах... - Сэт поворачивает к нему лицо. Зрачки внезапно расширяются, взгляд становится страшным, зияющим. Боль. Она крадётся по его нейронам, она говорит ему, что за всё следует платить, и что на чаше весов его Хентиаментиу лежит сейчас его сердце. Пальцы непроизвольно сжимаются.- Терпим, - Анпу мягко разжимает его ладонь. Ещё - стимуляторы ЦНС, гормональные ингибиторы - нивелировать уровень стресса на клеточном уровне. Это тоже больно, он это знает. - Дышим. Почти всё.

В ране, загрязнённой слюной, могло быть что угодно. Хор видит, как Анпу бедром касается бедра Сэта, замирает рядом, пока Сэт сидит, упершись лбом ему в грудь, дышит через стиснутые зубы. "Мне хочется коснуться тебя... мне хочется обнять тебя, но я уже и так не стерильный, хотя мне нужны только руки... я сделаю это потом. Позже."Вот Анпу мягко подталкивает его, заставляет откинуться назад, вытянуть руку, повернуть ладонью вверх. Быстро обрабатывает ладонь, достаёт осколки тонким длинным пинцетом. Бросает стекло в лоток. Хор считает - раз, два... Восхитился про себя - Сэт мог сломать Анпу запястье, он даже представил, как выворачиваются в обратную сторону фаланги, как Анпу бледнеет и теряет сознание, это было бы логично, но Сэт по одному разжимал его пальцы, мягко, сильно, опасаясь, что повредит, что нанесёт непоправимый ущерб. Думал не о себе, а о другом.

Стало нестерпимо клонить в сон. Рядом с ним возникает Сатана, втиснутый в голубой хиркостюм, с мелкими брызгами крови на животе, с бесцветными глазами. У Сатаны руки, затянутые перчатками. Сатана похож на высокого поджарого белого пса. Он беспощадно хватает его за руку, выворачивает, и всаживает инъектором дозу антибиотика и стимулятора. Хор задыхается от неожиданности, падает на кушетку - его выворачивает сложной дугой судорога, хочется вырвать ногтями собственный язык, выцарапать его из-под челюсти, вырвать гортань, только бы иметь возможность дышать. Через растянувшиеся десять секунд персонального ада боль утихает. Он не понимает, что же происходит, что сделал с ним Анпу, что за дрянь он в него ввёл. Ощущает скользкое прикосновение на шее, касается ладонью - толстая пиявка-инъектор прилепилась в проекции сонной артерии. Он не видит цвета, но догадывается - или TNF, или, мать его, гормональные стимуляторы. Мысли тонут в холодном спокойствии, смешанным с патологическим интересом - внезапно для себя Хор понимает, что ему интересно наблюдать за сторожевым псом Сэта.Анпу погрузился в привычную работу, склонился над операционным полем. Он оперировал под местной анестезией, и Сэт видел, во что превратились дистальные фаланги пальцев, угодившие между карнассальными зубами - как будто он сунул руку в дробилку. Зубы разорвали, измочалили кожу, он видел натянутые сухожилия, видел, как Анпу иссекает края раны, как промывает, как сшивает артерию - такую тоненькую, слышал дробно стучащие иглодержатели. Бог смерти, воссозданный его руками из невообразимой грязи, склоняющийся над ранами, нанесёнными им же. Сэта мягко качнуло на серотониновой волне спокойствия. Анпу закончил - начал бинтовать его руку. Мелькнула равнодушная и ватная мысль - "Десмургия тонкая наука..."Сейчас их не беспокоит посторонний, наблюдающий за ними исподтишка. Анпу прекрасно знает, что Хор смотрит, что он видит, и что он делает свои выводы. Ему плевать на самоедство Хора, если бы не Сэт сейчас, он бы на ленточки порезал ублюдочного мальчишку, и плевать что между ними четыре года разницы.

Он прильнул к своему обожаемому божеству. Сейчас он чувствовал, как постепенно устанавливается баланс на внутренних весах равновесия, как разболтавшееся метафорическое коромысло чудовищного устройства из чёрного дерева и золота успокаивается, и на одной чаше снова ублагопокаивается невесомое перо миропорядка, а на другой оказывается он сам. Но до обретения истинного равновесия было ещё далеко. Он не успокоился. И он не простил - во всяком случае, не Хора. Сэт его обнял в ответ - тяжело, неловко, ему мешали свежие швы и грызущая его боль - адреналиновый откат слегка понизил порог, и сейчас он ощущал сотни тысяч огненных муравьёв, которые ползали под эластичными бинтами.

- Тебе больно? - Анпу потормошил его. Сэт отрицательно качнул головой, и внезапно потянул его вниз, предлагая сесть к себе на колени. Анпу встретился с ним взглядом, и понял, что тот сейчас не с ним - вот такое выражение лица было у него, когда он застывал перед ним в позе адорации, когда они играли в странную, сладкую, невероятную игру. Эта игра была тайной, усиливавшей взаимную близость....Сэт привёз откуда-то тяжёлое покрывало - чёрные льняные нити, ажурная сетка, затканная серебром - тоненькая серебряная фольга, раскатанная до микронной толщины. Покрывало такое большое, что можно закутаться в него полностью, скрыться, спрятать себя самого - с головы до кончиков пальцев ног. Название у ткани забавное - асьют. Звенящее, как серебро, которое вплетено в геометрический узор сетки - строгие, повторяющиеся узоры, крючковатые кресты, треугольники, сходящиеся в солярных символах, значение которых потерялось в глубине человеческой памяти. Ткань пахла, как пахнет пустыня - нестерпимым жаром, таким, от которого раскалываются камни и всё живое вопиёт о прохладе.Они играют в игру поздно ночью, когда База засыпает, когда гаснет свет и в коридорах остаётся гореть только дежурное освещение - полоски люминофоров, колонии бактерий, поглощающих углекислоту из воздуха, и производящих тусклый синевато-зелёный свет. Вымывшись до скрипа, высушив и расчесав волосы, Анпу растягивается на низкой софе, с головой накрывшись покрывалом, наблюдая за Сэтом - как он убирает всё с деревянной платформы, служащей в обычные дни декорацией, на которую сваливаются подушки - там можно уютно устроиться, позвав Хеджет, можно лежать, рассматривая музейные каталоги, но на самом деле служит эта платформа алтарём, на котором Сэт поклоняется своему божеству, Хентиаментиу. Поклоняется ему. Эти приготовления гипнотизируют, и Анпу наблюдает, как Сэт, строгий, молчаливый, не похожий сам на себя, включает музыку - тягучую, как смола, капающая из разорванной коры древнего дерева, как он зажигает свечи и благовония - настоящие, с тяжёлым запахом, от которого кружится голова. Анпу знает эти названия - вон там полупрозрачные кусочки смолы, это сеннечер, ладан. Там - ещё одно, смола антиу - это мирро. Ребен, сладостное масло камфорного дерева. Терпентиновая смолка - пахнущая остро и свежо. Тит эн кет, смола сосны. Сэта не беспокоили - все на Базе знали, что когда ползёт по коридорам тяжёлый аромат благовоний, будоражащий разум, напоминающий о чём-то забытом и древнем, то не стоит ходить в ту сторону, стоит вообще забыть, что лютый командир сегодня заперся в своём логове, и медитирует снова, молится чудовищным звероголовым богам, успокаивает расшатанные нервы. Вот курильница - похожая на маленькую бронзовую чашечку, которую держат руки. "Сешен", - вспоминает Анпу. Так называется чашечка цветка - изящного, растущего в воде. Или на болотах? Наверное, сейчас нет нигде этих цветов. Вот ещё одна - плоская, стоящая на резном пьедестале, маленькая, размером с его ладонь. Туда Сэт укладывал раскалённый уголёк, и сверху - пузырящиеся кусочки того, что называется сеннечер.Поднимаются тяжёлые клубы - ароматные, жгучие. Испарения дурманят сильнее, чем косяк с гидропоникой, они вводят в странный транс, гипнотический, нереальный. Сэт протягивает ему руку, и Анпу поднимается. Серебро в сетке нитей давило на него. Пульс учащался, дыхание тяжелело, собственное тело казалось ему чужим. Движения - медленные-медленные. В чёрном, закрытом до шеи, до кистей рук, с дредами, забранными в хвост, смотрящий на Анпу жутким запредельным взглядом, зрачки его так расширялись, можно было без зеркала увидеть проводники оптики, вживлённые в его сетчатку, нити ридаута, имплантированные в роговицу, бросали отсвет на слой кристаллов гуанина, и казалось, что Сэт смотрит в темноту, в бездну звериными очами. Держась за его руку, Анпу входит в этот зачарованный круг. Всегда всё повторялось - для Анпу его собственное божество было одето, затянуто в чёрное, он сам - обнажён. Только так, и никогда по-другому. Сэт снимал с него тяжёлый покров, разоблачал то, чему поклонялся, благоговейно прикасался к живому богу - он годами ваял из него абсолютное совершенство. Воплощал свои извращённые идеалы, представление о прекрасном и свою грусть по красоте. Медленно целовал его кончики пальцев, выкрашенные чёрным. Всегда, каждый раз, хотелось коснуться в ответ, но было нельзя - это было условием игры.Анпу простирался на затканной серебром ткани. Сэт брал мотки шнура - натурального, джутового, чёрного, иногда красного, тёмного, как венозная кровь, и оплетал его тело сложной паутиной узлов. Руки двигались медленно-медленно, пальцы касались кожи - рядом с натянутым шнуром. Прикосновения серебра не шли ни в какое сравнение с этим забытым искусством, выстроенным на взаимном доверии, на эстетике ограничения, граничащей с болью, но никогда за болевой порог не перехлёстывающей. Музыка начинает отдаваться в глубине сердца - каждый новый звук отражается эхом, заставляет вздрагивать. С каждым новым узлом Анпу чувствовал, как погружается внутрь себя в невероятном ощущении серотонинового комплекса, затопившего его синапсы, вводящего его в транс, ограничивающий подвижность, заставляющий застывать подвешенной неподвижной стауэткой, замершей в танце богини Кали, чудовища разрушения. Поверх полноцветных сложных татуировок ложились извивающиеся змеиные петли. Горели на коже - чёрным и красным. Тихо стонал через зубы, чувствуя, как тело выгибается луком, как напрягаются связки, как это заставляет его позволять Сэту испытывать его тело на прочность. Закончив, Сэт замирал перед своим рукотворным божеством в позе адорации - коленопреклонённый, с поднятыми руками, искусственно догнав себя до состояния, которое невозможно было достичь ничем - ни приёмом NTF, ни DV-s4 психоделиками, ни полулегальными драгсами из группы II, ни преусловутым RiB, наркотиком тысячелетия, для этого ему было нужно только одно - взаимодействие с Анпу. Там, где на ариэле (AI_RL-II, языке программирования, задействованного во всех приложениях Дигитальной реальности 2060 года) было написано "стена" он проходил, не замечая её, там, где была "вода" невозможно было утонуть, разум освобождался от жалких оков тела, ему была неизвестна участь слепца, трясущегося в испуге перед каждой сторожевой программой, используя "арахну", хакеркую утилиту, он мог слить ДР-аналог любой нужной базы напрямую в свой или чужой базис, понятия меры, веса, объёма и пространства не существовали для него в Дигитальном мире. Несколько самых дерзких и сумасбродных набегов на хранилища "Мнемософ.inc", на сервера Телекома, были реализованы благодаря этому трансу, Сэту были неизвестны ограничения и он с успехом реализовывал то, что задумывал. Не забывая главного - преклонения перед своим совершенным божеством, сверкающим, серебряным, с отрешённым лицом, с остановившимися глазами. Это была извращённая эстетика владения другим, доверяющим тебе бесконечно, отдающимся без оглядки. Совершенство.Совершенство, которое стало реальностью. Что может быть совершеннее воплощённого божества смерти? Сэт смотрит снизу вверх. Его R-R интервал укорачивается. Лицо величества этого бога, которому он поклонялся, которому он служил - воплощение смерти, обречённая красота умирающего мира, застывшее, прекрасное, строгое. Серебро на светящейся в темноте коже, подведённые тёмным глаза, выкрашенные порошком индиго кончики пальцев на руках. Сияющие белизной волосы. Кожа - чистая, гладкая, без единого лишнего волоска, светящаяся в темноте отражённым светом. Ставший холодным свет стекает по мышечным изгибам. Совершенство линий. Татуировки, горящие свежими фресками на белизне храмовых стен в яростный полдень. Всё, что можно было, весь свой талант сешкеду, рисовальщика Кемет, вылил Сэт в эти татуировки - искал, дорисовывал, выбирал из стройного древнего цветового ряда то, что будет светиться, заставлять смотреть, восторгаться чистотой цвета, сюжетом, божественными образами, ожившими на его коже. Выражение чистейшего экстаза - приподнятые изломанные брови, приоткрытый в немом стоне рот, закатившиеся глаза, сверкавшие голубым из-под опущенных ресниц. Он знал, что Анпу за маской неземного спокойствия был погружён в душный омут страсти, который был его расплавленным ядром, грозившим прорвать замороженную оболочку, если он отвлечётся, или упустит какую-то деталь. Он касался его бёдер, стянутых пеньковой верёвкой, запястий, живота и затылка - медленно-медленно, не имея возможности на что-то большее, погрузившись в собственные ощущения, до тех пор, пока Анпу не начинал стонать - тихо и мучительно, пока его кожа не начинала блестеть от выступившего пота, а тело не сводила несусветная судорога. Наконец его лицо изменяется - вместо божественного отрешения - неутолённый голод, рвущееся на поверхность животное, спрятанное, и, наконец, прорвавшееся наружу. Расплывается краска - смешиваясь со слезами и потом, она становится почти тёмно-красной, проклятая химическая реакция на изменившуюся срезу заставляет его божество плакать кровью. Божество становится живым человеком, образ разбивается, сменяется земным, плотским, ждущим.Пенька с треском уступает лезвию. Сэт каждый раз боялся - не удержать становящееся невыносимо тяжёлым и горячим тело, и опускался с ним вниз, чувствуя, как под укоризненным взглядом Анпу собственные руки и ноги становятся слабыми. Ласкал его - пальцами, губами, языком, попирая свою же собственную мораль и идеалы, придуманные когда-то, потому что это было его божество, и его тело было святым. Ласкал, избавляя от мук перевозбуждения, долго, до тех пор, пока стон Анпу не становился животным рычанием, пока он не вцеплялся ему в хвост скрюченными пальцами, вжимая его лицо себе в пах, пока бёдра под его ладонями не становились ватными, и он не спускал, заполняя его рот собой. После этого уже можно было попытаться приподняться на локтях, чтобы положить голову ему на живот - он кончал, не прикасаясь к себе, запредельной эмоциональной перегрузкой его вышибало на обвальную перезагрузку системы, которая затопляла мозг таким количеством эндорфина, что любой джанки мог бы отдать руку, ногу, первенца, всю семью принести на алтарь любому богу, чтобы испытать десятую часть того, что отправляло Сэта в речардж, наполненный сладкими грёзами подле спящего бога. Оставался рядом с Анпу - до утра, зная, что сам беззащитен, что до тех пор, пока обновляются базы данных, пока догружаются библиотеки, пока авторежим выводит баги из системной оболочки, он будет лежать, упиваясь близостью этого бога, обонять его запах, чувствовать тепло тела, остро осознавая переход от божественного, пока Анпу остаётся безразличен, позволяя ему связать себя в замысловатой позе, к человеческому - в тот момент, когда прорывается звериным воплем чистейшего плотского наслаждения, мощнейшей разрядкой нервной системы, достигаемой трением слизистых, одинаково воздействующей на всех - и на человека, и на животное...Вдруг Анпу понимает - это не тот потусторонний восторг, сродственный чистейшему религиозному экстазу, о котором он читал. Кожа становится мраморно-бледной, покрывается холодным потом. Сэт выдыхает - коротко, хрипло. Вот сейчас не выдержит система, и бросит базис в перезагрузку, уберегая мозг от медикаментозной атаки, гематоэнцефалический барьер - плохая защита от его лечебной химии. Насколько же уязвимым делается человек, которого накрывает информационная перегрузка - срабатывает сторожевая программа, откатывающая базис к обвальной перезагрузке, сносящей начисто всю систему, в автоматическом режиме исправляющей ошибки, затопляющей мозг приливной волной эндорфинов. Это абсолютная беззащитность существа, сущность которого обнажена - нет возможности защититься, нет возможности сопротивляться.

Увидев первый раз - испугался.

...вот - было так хорошо, было сладко, было запредельно, Сэт медленно освобождал его и от остатков одежды, и от остатков стыдливости, усадив на кушетку в смотровой, но почему-то не спешил раздеваться сам, был молчаливым и отрешённым, замкнутым.- Поклонение тебе... величество бога Хентиаментиу, - выдыхает ему в ухо. Тихо, на грани слышимости. Хентиаментиу. Мрачное, ужасающее божество, которое-в-Дуате. Проводник в потустороннее. Двигался замедленно, почти благоговейно - как будто исполнял какой-то ритуал. Это пугало и возбуждало одновременно. Опустился внезапно перед ним на колени, прижался лицом к его сомкнутым бёдрам, руки поползли вверх, по его животу, и внезапно сцепились на его поясе. Вот - чуть откинулся назад и замер с поднятыми руками, голова запрокинулась, зрачки страшно расширились - сверкнуло, Анпу увидел подвешенную в стекловидном теле перед сетчаткой паутинку схемы имплантата. Пальцы свело судорогой, начал мягко валиться назад, позвоночник выгнулся, и вот тело обмякло. Дыхание - судорожное, дыхательные движения казались неэффективными, задыхался, угасал. Поднялась душная волна - страх, паника, ужас - ОНМК, нет ничего, снова ничего нет, сейчас разовьётся коматозное состояние, и покатит - церебральные нарушения, и базис не возьмёт на себя функции повреждённой коры, остановятся метаболические процессы, подпрограмма додавит, заберёт на себя весь кислород для колонии кремнийорганических квазиживых элементов, составляющих базиса, и не останется ничего... Дальше - тотальная декортикация, потому что сожжёт нейроны, а потом - смерть мозга... Вскочил - тело тяжёлое, невыносимо тяжёлое, мышцы расслабились, поднять Сэта - всё равно что поднять голыми руками гору раскисшей глины. Собственный адреналин позволяет и на плечо вскинуть, и поднять, и уложить - под его ногами горел серый кафельный пол, плавился, уходило время, беспощадное, смеющееся над ним. Напоминающее. Приподнять головной конец - нивелировать гипертензионный эффект ПКДВ, исключить развитие вазогенного отёка... Седатировать - чем седатировать?! Кетамин в аптечке... а ещё нужен - диазепам. Снова судороги. Страшно. Боится - не успеть. Видит - футболка становится влажной, намокает от профузно выступившего пота. Зрачок сужается в точку, и вот снова - провал, чернота, радужки не видно. Миорелаксанты - панкуроний, чёрт его дери, один панкуроний, и того не хватит. Где тот кар, где груз, который должны были доставить? У него нет ничего... Ничего, чтобы оживить это злобное божество. Руки действовали быстрее собственного страха. Ужас - полотнище чёрного цвета, нависшее, как материны псалмы, распеваемые резким дребезжащим голосом, с подвыванием, с вонью химозных благовоний, курившихся без конца на проклятом домашнем алтаре, навис ощутимо, едва не опрокинул подкатывающей паникой, которая заставила сжаться от иррационального. От не изжитого ещё - страха потерять близкого. Своё божество, абсолютное, которое было рядом постоянно. Потерять, как Сепа, старого, больного, любимого учителя, которому он не смог помочь, который ушёл в проклятый Дуат, и не было у него ничего, чтобы хотя бы болевой синдром купировать... Чтобы облегчить муку умирающего. Сепа, который, наверное, простил бы никчёмного ученика, потому что не мог бы он ему ничем помочь - нет лекарства от смерти, невозможно предугадать прорыв крови в боковые желудочки, невозможно было уговорить Сепа на сосудистую терапию, невозможно было говорить с ним о протекторах ЦНС, потому, что в аптечке были анестетики - кожные, были гормоны - десятка два ампул, и не было работающего ИВЛ... Был баллон кислородный, с респиратором. И вот, снова, закон парных случаев, уродливый, беспощадный к нему, к Анпу.Седатировать, догнать до метаболического покоя, понизить температуру - один градус это семь нежелательных процентов повышения уровня метаболизма ЦНС, а там и так - разверстое пожарище ада, работающий в синхроне базис, о котором лично Анпу не известно ничего. Исключить вторичное ишемическое повреждение - посадить на трубу, на принудительную вентиляцию. Меньше всего хотелось ему интубировать - мало опыта, страшно, что попадёт в пищевод, что упрётся в бронх, что интубация без декомпрессии желудка - это значит, что аспирнёт, и потянет за собой вторичную инфекцию, потянется пневмония; страх, что вышибет резцы, упершись пяткой ларингоскопа, или вывихнет, что тоже не хорошо.

С хрустом режет футболку, лепит электроды кардиографа. Работай, бесполезный ты кусок композита с высокотехнологичной начинкой, работай, мне плевать, что у тебя время ожидания одна минута, нет у меня этой минуты! И вдруг сбило с толку - сорвавшееся в запредельную тахикардию сердце бъётся ровно. Думать, почему же, времени нет, кора страдает, сейчас, вот сейчас включится сторожевая программа, стирающая всё - виртуальный кербер, уничтожающий базы умирающего хакера, не оставляющий ничего после себя, но об интервалах и ритме думать он будет потом. Вынуть бы эту штангу из языка - но тоже... потом. И слизистая - розовая, не цианотичная... Синхронизировать максимально - с респиратором, доколоть седатиками и анальгетиками, взять на контроль давление в дыхательном контуре, не забыть - нужна санация бронхиального древа, а она может понадобиться... и вспомнить, что нет бронхоскопа у него, и не было его тут никогда. Подколоть в акушерский доступ катетер, и сразу - струйно, физой и коллоидом, потому что падает давление, падает, не держит... И, докалывая дофамин - потому что энцефалограф старее, чем Сепа, потому, что там ползут кривые альфа-, тета-, бетаволны, сорванного глубинного ритма, который невозможно разглядеть, поймёт - что это что-то не то, что его действия, возможно, ошибочны, потому что на плёнке - всё же синусовый ритм, потому что дыхание ровное и глубокое, потому что кожные покровы тёплые и сухие, и на пляшущей кривой монитора ЭЭГ - ритм просыпающегося мозга, повышение активности, пики - запуск фонового режима, вот включение сопроцессора - коры неокортекса...

И открытые глаза Сэта, в которых непонимание, почему он на койке, почему - на трубе, почему с катетерами в двух венах, обколотый гормонами по самое не могу, и хриплый после экстубации голос:- Зачем ты это сделал, чёрт возьми?..В голосе - удивление, как будто Анпу сотворил нечто невообразимое. Выдернул катетер, сел - оглушённый, продираясь через завесу миорелаксации. "Резистентность... ко всемкураретоксинам, что ли?", - внезапно догадался Анпу. И тогда его самого отпустило наконец-то. Сэт потянул его за руку, и он подошёл ближе, лёг рядом - на хирургическую кровать с поднятым головным концом, уткнулся лицом ему в сгиб локтя, размазывая по щеке подтёкшую из катетера кровь, понимая, что он безрукий - фиксуру подколол так, что потекло из-под неё, да ещё и не заметил, хорошо, что гематому не надуло, и не пробил вену. И слушал, как Сэт говорит ему, что выбило его на обвальную перегрузку системы, которая обычно не сопровождалась таким мощным выбросом нейромедиаторов, и сейчас он сам сбит с толку, что его вынесла дофаминовая помпа, и с той невозможной эйфорией, которую он испытал, находясь рядом с Анпу, всё остальное просто ничто. И что он может догружать грёбаные обновления в фоновом режиме, но это - дикая головная боль, эмоциональные качели и приступы немотивированной агрессии по отношению ко всему окружающему миру, превращающие его в лязгающее клыками животное. И как же он ему доверяет... Сэт дал ему в руки взрывчатку. Странно, что Анпу её не взорвал.- Я хочу остаться рядом с тобой, - сказал Анпу. - В следующий раз.- На трубу только... Больше не сажай. Это больно.- Я не знал, что....- Я сам не знал, что могу улететь в перезагрузку сенсорно,- он задумывается. "Это ведь невозможно... Полная нейронная синхронизация? Совпадение частоты? Что мне тебесказать... Как объяснить, что с тобой я смогу уйти в GODMODE без трансферов и драгсов, выехать на дофаминовой помпе потому, что мне хватило тактильного и эмоциональногоперегруза от такого взаимодействия с тобой... Ты хотя бы понимаешь, что ты - для меня суть Хентиаментиу, проводник, который отправил меня в Дуат и вернул обратно? Я не могу думать сейчас, чёрт... Ре-Харахти, и весь твой сонм, даруй мне возможность хотя бы попытаться... Даруй мне эту возможность немедленно!" - Мне не было плохо. Мне было... Очень хорошо. Морально.- Физически... не очень... - Анпу попытался пошутить. Нервы у него были натянуты.- Физически... Ну, мы можем попытаться? - голос понижается до хриплого шёпота. Широко раскрытой ладонью - снизу вверх по напряжённой спине, потом подушечками большого пальца и мизинца, тоже снизу вверх, по лопаточно-трапециевидному треугольнику шеи, с обеих сторон, зная, что приятно, что сейчас кожа покроется мурашками и Анпу вздрогнет, чуть откинет голову назад. Приятно. Можно даже осторожно коснуться бедра - тонкая ткань хиркостюма плохая защита от любого прикосновения, но он удовольствуется сейчас и этим. Анпу наклоняется, и быстрым уверенным движением удаляет катетер из перефирии на тыльной стороне кисти. Подклеивает лейкопластырем. Виновато смотрит на него.- Всё нормально, - говорит Сэт. - Всё нормально.Он хочет показать ему, что всё хорошо. Что обвальная перезагрузка не несёт ничего опасного. И что откат сейчас даёт намного больше, чем бессонные ночи, когда код дописывается мануально. Это будет лучшее, что он может сейчас сделать.Он улыбается медленно и довольно. У Анпу нет никаких имплантов, и Сэт просит его взять медиаприставку.- Садись, - говорит он - тихо-тихо. Касается его запястья пальцами, и внезапно сжимает ладонь - рука оказывается в живом холодном браслете. Вторая рука уютно укладывается наего солнечное сплетение. Анпу дёргается, и Сэт говорит: - Не бойся. Я покажу тебе, что это такое - быть призраком.У Анпу нет базиса. Сэт опознаёт работающую приставку как p-N-p устройство, и соединяется с ним через нейротактильный интерфейс, задействует инфракрасные порты, добавляя эффекта погружения в ВР. Перед глазами Анпу разворачивается мешанина маркеров - справа - бегут роут-пойнты Сэта, слева - его собственные данные и позиционируется точка входа, виртуальную ячейку, превращённую в кроличью нору, он шёл за ним по ней , думая, что вот сейчас, за следующим кластером, они вывалятся в Мультиверсум, однако появлялись новые промежуточные узлы, и они неслись дальше. Сэт визуализирует на дисплей работу в паре, когда две крысы дописывают исходный код в режиме реального времени, изменяя ВР без доступа к основным базам. Он распараллеливает свои мыслительные процессы, синхронизируясь под работу базиса и одновременно бросая визуальный режим СоУ на Анпу.- Итак, - через электронный шум он слышит насмешливый голос хакера. - Мы имеем уравнение с тремя переменными, где Х равен реальным данным противника, Y равен его потенциальным возможностям, а под Z мы принимаем стохастический фактор. Итогом этого уравнения будет кое-чья жизнь. Но, поскольку в одонтологический смысл понятия "жизнь" не является приемлемым для ВР, то под итогом и словом "жизнь" мы будем подразумевать дальнейшее существование.Мысли Сэта сейчас - холодные и гладкие, как потусторонняя заводь кебхут, к которой слетелись бау, благие духи, принявшие образы птиц. Совершенная гладкая пустота водногохаоса Нуна, из которого должен подняться волею Итема холм Бен-бен. Совершенство пустоты. Анпу видит себя его глазами - в ВР это существо со звериной головой, сжимающее в руках жезл странной формы. Он стоит посреди этой пустоты, и вокруг нет ничего - ни пространства, ни времени, ни звука шагов. Короче, перед глазами Сэта сейчас - выключенный монитор. Виртуальная настроечная таблица и ощущение ключа, поворачивающегося в замочной скважине. Его разум, освобождённый от оков плоти, вливается в единое Киберсознание Метрополии, но не растворяется в нём. Он гадил Глобалтеку так деликатно и умело, что его цифровой след - дорожка из нолей и единиц, проложенная через файловые структуры, была попросту незаметна сторожевым программам, в то время как структура исходников выглядела неповреждённой. ВР-операторы, системные аналитики и техники могли скормить утилизатору километры распечатанных логов за последние два-три года, подключать мнемософты на круглые сутки, от чего дико раскалывалась голова, и проклинать этого грёбаного S_th, чертовски умного и расчётливого сукиного сына, который издевался над опытными крысоловами, к чьим услугам прибегал и Глобалтек, и Мисато, и UGR, и УФК.Найти задействованную Сэтом программу-трейсер, которую он использовал, чтобы в один прекрасный день добраться до хранилищ M-банка смогли два года спустя после того, как базы были слиты, и случился грандиозный скандал с тем самым видео, которое негативным образом характеризовало пару весьма известных политиков. Один из которых, кроме того, оказался ещё и связан с экотерроризмом напрямую. После набегов рыжего ублюдка УФК каждый раз грозилась уволить весь свой штат сетевых безопасников, поскольку те были именно никчёмными холуями, сборищем высокооплачиваемых профессионально непригодных бездельников.Анпу видел, как звероголовое божество остановилось перед бронированной дверью с запорным механизмом посредине - аналогом цифровой защиты от постороннего доступа и крысиной атаки. Механизм - исполинская чёрно-золотая гадюка с плоской головой, вперившая рубиновые глазки в Сэта.- Несанкционированный доступ! - Тягучий электронный вопль. Гадюка превратилась в сияющую линию, протягиваясь длинным телом с божеству. Вокруг него возникли вихревые потоки, которые не затронули его самое, его структуру. Божество было абсолютным - защита, установленная Глобалтеком, была для него такой же несущественной преградой, как туман, как дуновение тёплого ветра.Из гадючьей пасти ударил луч света - ещё одно бесполезное цифровое оружие. Божество оскалилось и подняло руку, занося жезл над змеёю.- Я буду убивать по одному из вас в день каждый, - говорит оно.Дверь задрожала и разлетелась на мелкие кусочки, в коридор за нею ворвалась песчаная буря - Сэт двигался намного быстрее доступных пользователю десяти мегабит. Анпу видел его глазами, как цифровое ядро сторожевой программы распалось на кодированные ошмётки, не имеющие смысла. Силуэт змея запылал и исчез.- Пойдём за мной, - говорит ему божество. Оно ступает босиком по раскалённым плитам пола и протягивает ему длань. В реальном мире Анпу, не погружённый в дигитальный мир, но наблюдающий извне, чувствует, как стремительно падает температура Сэта, как снова того прошибает проливной пот, и как в судорожном пароксизме бьётся под его ладонью m. flexor carpi radialis. За этой дверью - чужая жизнь, чужие данные, чужое состояние и доброе имя.- Я отдам тебе все хранимые во тьме сокровища, - говорит божество.Анпу не хочет этих сокровищ. И божество улыбается звериными глазами. За доли секунды электронный перевод уводит средства на счёт Медлекса. Оборудование для смотровой.Операционного блока. Столы. Консоли. Аппаратура жизнеобеспечения. Расходники. Шовный материал. Медикаменты. Список группы I-A, IIя группа, IIIя, неспецифические имунномодуляторы, антибиотики, гормональные препараты, НПВС, NTF-стимуляторы, ингибиторы нейронной активности. Перевязочные материалы. Безликие кары примут драгоценный груз, и доставят к рандомной точке на Перифирии. Заказчик остаётся неизвестным, но автоматике безразлично, кто заказал, сколько, и куда доставить контейнеры.- Ещё? - спрашивает божество. Анпу качает головой - нет, этого более, чем достаточно. ККв разбрасываются по сотням тысяч несуществующих виртуальных счетов, принадлежащих несуществующим людям. Он не оставляет ничего - собственность в ВР нивелирована. В реальности дело обстоит намного хуже.Божество снова улыбается. Перед ним - информационные пакеты, разложенные по пронумерованным директориям. Чужие, плохо сохраняемые тайны. Жезл разбивает глиняную дверь, закрывшую вход в библиотеку. Там, на полках, хранятся свитки с отвратительными действиями, записанными чужой болью и скорбью. Стоят картины мерзостей - всех, которые может сотворить тварь в обличье человека, возымевшая власть над беззащитным. Божество берёт с полки раскрытую книгу. Любимую книгу двуногого скота, наполненную иллюстрациями, пересматриваемыми в особенные, сокровенные минуты, наполненные особым блаженством - счастьем обладания чужим телом. Божество брезгливо морщится. На развороте сцены соития, где брюхатый мужичонка с отвисшими яйцами заламывает в чудовищной позе светлокожего парнишку, стриженного под машинку, засовывает пальцы в распяленный в крике рот. Звериный хвост гневно бьёт по ноге. Отвратительно.Святотатство.

Божество приказывает - уничтожить это. Оно производит ужас и создаёт бедствие. Оно разрушает библиотеку мерзостей, разбивая вдребезги подсвеченные витрины с выставленными ужасами и отвращением. Оно ликует, выплясывая на обломках кода танец мести, упивается своей властью. Оно хохочет, берётся за джести и ар, и садится в позе внимательно замершего перед своим господином сеша - подняв одно колено, и поместив исписанный кем-то лист на схенти. Оно взмахом руки стирает всё, что было написано до него. И вписывает новые строчки.Сэт-хакер переписывает данные человека с ИК Vb-111210012654-A. Он вписывает его имя в списки самых разыскиваемых экотеррористов, которых следует уничтожить на месте, не вступая в переговоры. Он отбивает сообщение комтуру темплар, базирующихся десятью уровнями ниже. Указывает цель - потенциально опасную, вредоносную, которая активирует подпрограммы уничтожения, встроенные в базис-модули коллективного сознания отряда. Он сливает в режиме онлайн-трансляции забавы одного уважаемого. Он показывает это Анпу - смотри, насколько нет границ для меня, вот, смотри, не отрывайся, я позвал тебя за собой, я переписываю чужие данные - для тебя, я не скрываю от тебя ничего. Я создаю - для тебя. Я изменяю то, что было, чтобы оно не создавало боль после. Сэту было наплевать на законы Метрополии и на общественное мнение. Сейчас он искал справедливость даже не для себя. Для другого. Метрополия с её законами может идти нахуй. Где они были, когда с него снимали кожу? Где они были, когда шлифуемое им сокровище в оболочке смертной плоти подвергалось чудовищному насилию - и сексуальному, и ментальному? Где они были, когда он впахивал на Дне техником-системщиком на зачуханном заводе, чтобы иметь возможность оплатить кредит? Когда он ломал первые сервера, Метрополия молчала. Она молчала, когда он просил помощи, она отвернулась от него, когда он сказал, что же произошло под равнодушными Небесами, оставив один оплот веры - Тефнут. Но и этот оплот пал. А потом, когда рухнул с золочёной крыши Небес на самое Дно, сброшенный запредельно высокой моралью своего же учебного заведения, собственными родителями и тем же обществом, что было в ответ? Тишина? Он сам может пойти и получить ответы на любые вопросы. И сделать то же самое для Анпу. Потому что для богов не бывает дверей. Для них нет запоров. И от них нет никаких тайн.Анпу захватывает волна восторженного ликования. На его глазах живой человек становится абсолютным цифровым божеством. Злобным демиургом дигитального мира, спускающимся на грешную землю, чтобы создать справедливость - персонально для него.Божество вышибает следующую дверь, и видит длинную узкую комнату, в которой неподвижно зависли в состоянии свободного падения предметы:горстка очень светлых волосразорванная белая футболкаженское бельё - кокетливые кружевные трусики и необъятных размеров лифзатейливый набор секс-игрушек, которые, судя по всему, не предполагают согласие партнёрастопку цветных фото, отпечатанных на тонком пластикебокалы тонкого стеклавиртуальные зелёные купюры, перехваченные аптечной резинкойОн не глядя сгребает этот хлам в несуществующую коробку, и открывает другую. Улыбка божества становится злобным звериным оскалом.- Смотри, - говорит Сэт-хакер.- Смотри, - говорит божество ВР.Вот - кабинет, в котором за столом сидит толстяк с фальшиво-добродушной физиономией. Дыхание перехватывает, потому что Анпу хорошо помнит этого человека - как тот буравитего сальным, невозможно отвратительным взглядом крохотных глазок, и при этом на его лице не двигается ни один мускул. И что этот человек делает потом. Помнит кислую вонь старого тела. Липкую кожу и потные ладони, прилипающие к его животу. Слышит шлепки отвисшего брюха, ударяющегося о его ягодицы. На мягких лапах за ним крадётся глубинный страх существа, которого всю жизнь унижали, втаптывали в грязь, не давая поднять головы. Которого выдрали из ублюдочного беличьего колеса страха за своё существование и неизвестности будущего, и подняли к коленям цифрового бога. Его собственного бога. Сэт не задумываясь показывает ему, что же он может. Это прекрасно и ужасно одновременно.Он отнимает имя уважаемого человека, он выворачивает наизнанку его биографию мецената и покровителя детских ЛПУ, щедро разбавляя неподложными фактами - поехавший педофил, сальный ублюдок, жадная мразь, паразитирующая на теле общества, помогающая экотеррористам, серый кардинал спятившей секты экологов, утверждающих, что за периметром есть что-то, не представляющее опасности. Он спускает с поводка кнехтов и темпларов, которые уничтожают этого толстяка с добродушным лицом нарисованного Санты, раздающего подарочки детям и бьющего в колокольчик перед Сочельником. И Анпу смотрит, как гражданин Vb-111210012654-A, который верхом наслаждения считал помочиться на его тело, напялив безразмерный лифчик, упрятавший отвисшую, поражённую гинекомастией грудь, и чулки, уродливо обтянувшие варикозные икры, заживо и медленно горит в кислотном огне, который обрушивают на него темплары, а теки в "скорлупе" разносят в мелкую крошку этаж здания, занимаемый его ведомством детских профилакториев и муниципальных госпиталей для малоимущих. Смотрит, и взгляд его наполнен преклонением - Сэт, погружённый в ВР, становится богом. Это чувство - абсолютной протекции, благоговения перед этими возможностями, возможностями хакера, переносимыми из дигитального мира в реальный, смешивается на личном - на чувственном, замешанном на остром собственном восприятии чужих феромонов, тактильных ощущений - от прикосновений к коже и телесному рельефу, на абсурдном желании подвернуться под это тело, так, чтобы расплющилась грудная клетка и опустошились лёгкие, и заснуть, осознавая собственную защищённость.- Это создал со мною ты, - говорит ему Сэт, вылетевший из ВР.И когда он, закрывая глаза, кладёт руки ему на пояс, готовый предложить единственное, что у него есть - себя самого, в извращённом порыве благодарности, его останавливают.- Не низводи себя до положения шлюхи жреца величества этого бога...Наверное, с этих слов начинается связь более прочная, чем можно было себе представить. Цифровая и нейронная синхронизация, зависимость, из которой невозможно выпутаться,и которая связывает обоих.