Глава 11 (1/2)
Хлынул за ворот поток холодной воды - Сэт слишком резко повернул вправо, разворачивая машину так, что пошла юзом, пошла-пошла-пошла, потерялось на долю секунды сцепление с дорогой, едва не ушёл в неуправляемый занос, вывернул руль, удержал, и погнал по разбитой асфальтовой дороге, утопив педаль газа. И это делал Сэт, который вытряхивал всю душу из него, который приводил в злобное исступление лягалов УФК континента - от Скандинавской до Азиатской Метрополий, который плевал на всех и на вся. Безразличный, насмешливый, злобный садист, поехавший ублюдок, который подмял его под себя, который тушил о него сигареты и одновременно спокойным голосом говорил со своими связистами или препирался с Сахми, изощряясь в матерном красноречии. И всё, всё что было у него, у Хора, за всю его бесполезную и скучную жизнь в Метрополии - враньё, фикция, херня, приправленная феромонами, жадностью и глупостью, его поиски смысла жизни - тоже чушь собачья. Вот - База, отстроенная Сэтом... И на ней живут люди. На самом деле живут. Сэт - да, он живёт. Живой, настоящий...
Вот - новые воспоминания, ненужные, бесполезные. Мать, вытягивающаяся во весь свой небольшой рост перед Усиром, сжимающая маленькие кулачки, стенающая, уговаривающая, проклинающая... И Усир, который считает, что у всего есть своя цена - обида жены стоит дорого, но не дороже колье из натуральных рубинов, что ему эти камешки цвета птичьей крови, принадлежавшие какому-то там индийскому царю, или царице. Может быть, не было их никогда, этих царей.
Вот - Марта, его подруга - маленькая, изящная, круглолицая, красиво двигающаяся, говорящая так гладко и прилизанно, такая рафинированная... Как дорогая кукла. Упрямая, как ослица, глупенькая любительница украшений, шикарных тусовок, настоящего меха и ресторанов, пытающаяся шагнуть на два десятка ступеней вверх по социальной лестнице - так, как однажды сделала её мать.А вот - Анпу. Не требовавший, не просивший. Заставивший Сэта повернуть назад даже не просьбой - одной усталой фразой. Что он хочет, чтобы тот был дома. Хор видел, как на приборной панели под табло спидометра цифры мягко переваливают за сотню, как начинает ощутимо трясти - асфальт выкрошился, подвеска мягко принимает на себя нагрузку, и как затравленно спешил Сэт.- Сахми!.. - Он выцепил-таки её по внутреннему коду, заорал так, что уши заложило. - Двойку расшлюзуй!..- Да, но... - Она не понимает ни его спешки, ни приказа.- ПОДНИМИ РЕШЁТКУ!- Ладно, ладно... чё орать-то, не на пожар едешь...- Ты делаешь, или нет?! - голос сорвался. - А!?- Да делаю, я тебе что, Флеш?.. Блять, ты заебал ора...- Поднимай!..Сэт бросил трубку, с размаху ударил кулаком по боковому стеклу.- Чёрт!.. Чёрт, чёрт, чёрт!!!Дури и злобы в нём было не мерено - сверкнула тоненькая трещинка в текстолите, как маленький золотой волосок. Золото... Хор вцепился в ремень безопасности. Тяжёлое золото, лучи, стекающие по лобовому стеклу. Горящее на пальце Анпу. Улыбающееся именем златолюбивого царя, Сети-первого. Грёбаный металл, вокруг которого вертится слишком много. Сэт его убьёт. Он прав - Хор всё же расходник. Рабочий инструмент, который использовала UGR, который был нужен Марте - как источник какого-то благосостояния. Который нужен Сэту, пока тот возится с узлом связи и перебрасывает энергию...
Вот Сэт, который несётся, выжимая из двигателя всё, что можно, так, что начинает сбоить термостат, и кобыла хватает закипающий хладагент, хрипит, роняет метафорическую пену. "Хочу, чтобы ты был дома" - абсурдная и жуткая фраза, которая режет уши.Сэт закусил костяшки пальцев и мучительно застонал. Хор вжался в сиденье, понимая, что если тот сейчас обратит на него внимание... Не обратил. Вперился в дорогу."Чёрт, нет, нет... Блять, что же я сделал... что же я сделал..." Мысли обгоняли друг друга. Пригоршней хладагента, смешанного с кислотой в лицо - осознание. Анпу, который ждал его, заглядывал больными глазами в глаза, которого он мучил своей глупостью и самодурством. Которого поменял на сиюминутную прихоть. Упиваясь своей местью, властью и вседозволенностью. И вот оно - понимание... Кошмарнее любого сна наяву. "Ласковый..." Да, ласковый. Его сторожевой пёс. Сам под себя воспитал, переделал, перекроил, создал себе божество, Хентиаментиу, проводника в свой личный Дуат, в загробное царство. Украшал, лелеял.
Брал - потому что ему доверяли, отдавали. Взял - потому что захотелось внезапно, вспомнил, что вот, есть ещё и Анпу, когда пресытился садизмом. Ударил в самое уязвимое - сапогом в живот. Как же это, твою мать, подло. А ведь как ждал его, не спал, жрал энергетики - до тошноты, до тремора, до провалов на плёнке, до тахикардии. Подвернулся под него, когда пришёл - да ещё как пришёл, оторвавшись от чужого тела. И ни слова не сказал, уступил - покорно и жестоко к самому себе. Хотел ли он? И дошло - ни отклика, ни радости, усталая покорность, обречённая. Вымученная. В полутьме не видно лица, не видно, что же в чужих глазах."...экстрасистолия, затем пароксизмальная тахикардия, переходящая в фибрилляцию желудочков..." Красивое растение, борец-трава, борец клобучковый, Аконитум Напеллус, злая трава, которая выросла из слюны Кербера, которого волоком волок Геракл, мифический герой. Там, где падала слюна чудовища, вырастала эта трава. Анпу любил ядовитые растения - они были предметом его фармакологических изысканий, в своём химическом раю он расцветал, он запускал отлаженную машину фармкомплекса, синтезируя ядовитую дрянь - вытяжки из растений, которые подавляли активную пролиферацию патологически изменённых клеток. Для технаря-Сэта терминология Анпу, его латынь и чужие слуху названия, понятия и определения звучали песнопением, загадочным, как Изречения из Текстов пирамид, которые можно было перечитывать и перечитывать.
Как он слушал Анпу - подперев голову руками, наблюдая, как тот перетирает в пасту части какого-то растения, как делает вытяжку. Аконит... Анчар. Кураре. Токсикология, клиническая картина отравления, тетрадотоксины, курареподобные яды... Химиотерапия. Алкалоиды. Изохинолиновые алкалоиды, 1-бензилизохинолины, алкалоиды морфинановые... Слова, которые звучат как гимн победы смерти над злым горем болезни. "Прости меня, прости меня..."
Вот - лицо Тефнут на смертном одре. Скорбно поджатые губы. Она бы не одобрила...
"Я низвёл величество Хентиаментиу до шлюхи жреца бога... Прости меня... Я ударил в спину. Раздавил сердце, положенное мне на ладони..."
Это болезненное пристрастие Анпу к ядам растительного происхождения... Горящие потусторонним пламенем соцветия аконита и наперстянки в теплицах. Вот идёт он, мать его, Геракл - всклокоченный и голый мужик со звериным капюшоном, он тащит за собой упирающегося трёхглавогопса, течёт ядовитая слюна, и поднимаются цветы потусторонней синевы - осколки великого северного неба, проросшие на северных землях. А под его ногами, под ребристой подмёткой рабочих ботинок, распростёртое шакалоголовое божество, и он в пыль крошит пёсьи рёбра, топчется, попирает, смешивает с грязью.Машина прогремела подвеской по решётке шлюзовой камеры. Где-то сверху на площадке стояла Сахми, она подняла руку, хотела остановить. Увидела, что командир не в себе, и быстро отпрянула, спряталась - точь-в-точь львица, выглянувшая на мгновение из высокой травы саванны.Сэт погнал дальше, по коридору, перепрыгивая через рёбра трубопроводов - пока не остановился перед абсолютной преградой - внутренним шлюзом. Дальше - только бежать, оставив кобылу, ей нет ходу, там слишком узко для машины, и бежать по коридору, обгоняя себя, потому что в его часах песок почти закончился. Хор вывалился из Патрола и побежал за ним - он не понимал, что двигало Сэтом, но его самого гнал иррациональный ужас и страх смерти. И если его пристрелят, пусть это лучше будет он, Сэт.***Ударил в дверь плечом - едва не с петель снёс.
Анпу. За своим столом, снимающий с себя халат. Белый, как смерть. Лицо чистое-чистое - ни пирсинга, ни серёг в ушах. Он мстил - снимая с себя всё, что дал Сэт. Все эти кусочки серебра, от прикосновения к которым пробегала по телу дрожь затаённой радости. Они превращали его в замороженное божество с эстетикой, свойственной умирающему миру, в котором правили "новые люди" и царил киберпанк. Божество, которое Сэт сам создал - для себя. Наполнил его своими представлениями о красоте - болезненными и извращёнными.От нижнего века до линии челюсти - длинные-длинные потёки. Глазницы провалившиеся - раскисшая краска потекла, размазалась, сделала лицо похожим на маску из театра Но. Он подводил глаза - во всяком случае, нижнее веко. Эстетика Кемет, воплощённая в умирающем мире киберпанка, цвела на его лице. Потому, что это нравилось Сэту.
Босиком. В старой футболке. В обтрёпанных пятнистых штанах. "Я уйду отсюда... так же, как и пришёл. Мне не нужно ничего. И не будет ничего". На лице у него застыла мука-мученическая. Заострила черты. Как будто дальше - сама агония, она остановит синтез АТФ, она остановит сердце, а дальше - только необратимые изменения.Вот сейчас, сейчас, хватая ускользающее время за хвост - просить прощения, говорить о том, что же он сделал... Не позволит?"Я сам морально тебя уничтожил..." Он останавливается - Анпу берёт в руки Браунинг -красивую, дорогую, опасную игрушку. Потому, что Сэт любил эстетику. И красивые вещи. И, по возможности, окружал себя ими. В его тайной сокровищнице хранилось самое главное - его божество с запредельной, тайной, скрытой смертельной эстетикой.- Анпу... пожалуйста... - один осторожный шаг вперёд. Маленький-маленький. "Даже если ты выстрелишь в меня... я не буду защищаться. Я не смогу пронести эту боль. Она меня уничтожит. Я сам уничтожил себя... в угоду своим желаниям..." Как его просить? Что говорить? Как умерить боль, которую создал сам, своими руками? Уничтожил самое прекрасное, что мог совершить.