Глава 7. (1/1)

Строгий ошейник шипами внутрь надевают на непослушного пса, чтобы он не мог укусить хозяина.С другого - ласкового, преданного - этот ошейник снимают. У Сэта был сторожевой пёс- Анпу, бесконечно преданный своему командиру. Действующий на его неукротимый злобный норов, как катализатор. Его - породистого, любимого - не гнали.Кормили с руки. Тоже надевали ошейник - метафорический, с шипами снаружи, чтобы другие не могли укусить. Его ласкали и позволяли большее, чем нелюбимой дворняге, прибившейся к чужому двору - вот этой дворнягой, которая лезла к неласковым рукам, и чувствовал себя Хор.- Шею прикрой, - Сэт повторяет слова Сахми, швыряя в Хора широкой кожаной лентой. Деться от него и от самого себя некуда. Шемсу Сэта вздыхали с облегчением - лютый командир нашёл себе отдушину, и можно было не опасаться припадков злобы, нервных срывов и периодов немотивированной агрессии, выплёскивавшейся на всё, что окружало Сета. Доставалось в основном Хору - тот был его громоотводом, личной ручной зверушкой, которую можно было мучить исподтишка.

Кое-кто даже жалел Хора. Но оказаться на его месте не желал никто. Поднятый ворот был не так хорош - гематомы на шее притягивали чужие взгляды, шемсу прятали понимающие усмешки. Запуская под ошейник кончики пальцев, исподтишка наблюдая за Сэтом, Хор трогал зажившие следы укусов, и неторопливо размышлял, мешая в разуме матерные образчики, почерпнутые на базе, с высокопарными фразами Ядра, как же ему найти лазейку в системе блокировок дверей, оставив себе право на спокойный сон. Ночь могла отозваться новым кошмаром, оставляя наутро вместе с ненавистью к самому себе чужой запах, боль - снова боль. Её было настолько много в окружающем его мире, что Хору казалось - он начинает получать от этой постоянной боли или угрозы её какое-то мазохистское удовольствие. Анпу спокойно выслушивал его, приходящего к нему в медчасть, он подкалывал анестетикам,а иногда проявлял какую-то долю участия, оставляя таки его там на ночь. Он не сочувствовал Хору, который делал осознанный выбор в пользу откровенного мазохизма. К тому же, его устраивало положение вещей - он не первый год был не только надёжным тылом Сэта - тем самым человеком, который, стоя за его спиной с одинаковой готовностью подавал тому и патроны, и канистру с горючим, и Сэт это более чем ценил. Во всяком случае, место Анпу Хор занять не мог - при любом раскладе. Поэтому Хору оставалось довольствоваться своей ролью, определённой для него другими - хотелось этого ему, или нет.Снова шёл дождь. Степь, и без того унылая ранней весной, казалась бесконечной. Двигатель коротко взрёвывал на подъёме.- Два с половиной века назад распутица остановила французскую армию, - задумчиво говорит Сэт. - Сейчас она и легковой ховер не остановит.

Хор потрогал рукой сиденье. Синтетическая кожа была тёплой. Сэт здорово играл на его нервах - что бы он не делал, он проворачивал это с лёгкостью. Моральное давление, оказываемое им на Хора, делало своё дело - тот ломался, прогибался под него. Скрипел зубами, но не уходил - терпел. Кошмарные поездки продолжались, но всё же в машине было лучше, чем на базе - дорога и препирательства по рации занимали Сэта иной раз больше, чем желание дотянуться до него, а устав, он изрядно терял в злобной изобретательности и желании выдумывать нечто особенное. Хор ненавидел и салон Паторола, и саму машину - обивка впитала запах сигаретного дыма, синтетической дряни вроде антибиотиков и гидрогелевой пакости в десятилитровых прямоугольных канистрах, позарез нужной Сахми. Или укладками реагентов - для Анпу. Или синей вонючей смазкой для двигателя самой кобылы. Ещё машина пахла болью - его собственным и чужим адреналиновым выбросом.Хор чувствовал, как этот кошмар становится привычным, превращается в обыденность, плотно входит в его повседневную жизнь. Он начинал себя ловить на мысли о том, что гордыня уступает инстинкту самосохранения - этот инстинкт приказывал подчиняться, соглашаться, только для того,

чтобы уберечь его несчастное тело от новых посягательств, а его личность от унижения. Может быть, рано или поздно, ему удастся найти баланс и всё же договориться с Сэтом? Хор отмёл эту идею как никуда не годную - договорится с Сэтом не сумела бы и сама киберматерь.- ...это или лягалы, или УФК. И то и другое плохо, потому что ты качнул через штуку, которая написана была для них. И украдена. Но не мной. Если бы это было моё, я бы не стал тебя сейчас заёбывать. Первый вариант - херово, второй - очень херово. У тебя есть ещё вопросы, Хор?- Почему, эй...- Потому что, придурок, мать твою. Если ты юзаешь через анонимный доступ на максимальной скорости, на какой хер ты подключил анлим!?- Незаменимые...- Незаменимый - твой левый коронар, ясно? Для остального есть синтики.- Слушай, подожди...Сэт повернул к нему голову. Вопросительно задрал бровь.- От тебя требуется немногое - просто выполняй свою работу, чёрт возьми. Не больше.

- Даконечно..Сэт прижмуривается на тусклое солнце, вынырнувшее в разрыве облаков. Потом неожиданно протягивает руку и подцепляет кончиками пальцев пряжку ошейника. Тлеющий огонёк сигареты оказывается в опасной близости.- Убери.- Эй, хакер, ты чего?- Убери, - с нажимом повторяет Сэт. Под ошейник указательный палец проходит свободно - достаточно, чтобы вещица плотно сидела на шее, но недостаточно для удушья. Хор подчиняется. По шее пробегает неприятный холодок, когда Сэт касается кожи тыльной стороной ладони. Ласково. Медленно. Хор инстинктивно цепляется за его рукав, желая, чтобы лицо оказалось как можно дальше от огонька, чувствует, как по спине ползёт противная струйка пота. Он гладит его шею, зажав сигаретку между средним и указательным пальцами, повернув её к своей ладони.

- Урок первый - не связывайся с лягалами. - Голос спокойный-спокойный, отрешённый. Прежде, чем Хор успевает ответить, его шеи касается раскалённый уголёк. Он вздрагивает. Сигарета впивается сердитым жучком в нежное уязвимое местечко под мочкой уха. Кожа чернеет и сморщивается. Хору кажется, что он слышит шипение - как будто на раскалённый металл плеснули водой. Запах боли - опалённой кожи, вскипевшей в капиллярах крови, смешанный с горьким пеплом и душной отравой шалы. Вот эта боль - новая. Она бьёт рогатым копьём в самое уязвимое, она мгновенная и в то же время бесконечная - атака серым шумом, вынесенная наружу, сконцентрированная в квадратном сантиметре на поверхности. Чистейшее садистское удовольствие. Хор крепко держит одной рукой его запястье, вцепившись пальцами другой руки в ремень - так, что побелели костяшки и под ногтями выступила кровь. Сэт делает неуловимое движение пальцами, тушит окурок о его шею, вворачивая уголёк, безжалостно растирая, причиняя столько боли, сколько только можно. Хор закусывает губу, его руки мелко-мелко дрожат. Волосы на висках и затылке становятся колкими и мокрыми.- Господи боже..- он выдыхает так, как будто пробыл под водой бесконечно долгое время. - Зачем?Смятый окурок падает ему за шиворот. Сэт проводит подушечкой большого пальца по свежему ожогу.След на коже чертовски яркий - багровая сухая сердцевина цветка с чёрными лепестками. Он слизывает след крови и пепла. Это отвратительно и неожиданно. Как будто мало всего унижения, которое Хор испытывает от взаимодействия с ним.

Нервные окончания перегружены, он всё ещё не воспринимает боль. Он сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, пытаясь успокоиться и вернуть мыслям ясность. Сэт был непроницаем. Он даже не остановился. Самое разумное сейчас - это оказаться как можно дальше от него. Гордыня жалобно скулила, забившись в самый потаённый уголок сознания. Попытки избежать физического насилия были бессмысленны. Они были жалкими, они самому Хору казались слабыми и никчёмными, бесплодными. Хору казалось, что его дальнейшая жизнь медленно опускалась в жуткую бездонную пропасть. А то, что делал Сэт, было отсрочкой какой-то неизбежной развязки, и не так у ж важно, какой она будет - лишняя ампула модульного наркотика, плоскостной нож, который он схватит где-то на Дне, авария, пуля в висок, или заряд из разгонника. Сэт, который может отправить его на тот свет движением пальцев. Солнце наконец находит новый разрыв между облаками, и бьёт в лобовое стекло - в ореолах брызг и дождевой пыли Хору кажется, что Патрол летит по дороге в нестерпимое золотое сияние.Он моргает. Понимает, что полулежит - спинка кресла опущена. За ухом он нащупал железистую пиявку с анестететиком. В машине было тепло. Сэт сидел, привалившись плечом к двери. Темнеет в Степи очень быстро, и в противоположность этому дождь с небес зарядит ещё сильнее. Дорога раскисла.

- Не трогай, - равнодушно сказал он, наблюдая, как Хор отдирает холодную пиявку. - Анестетик тебе не повредит. Стимулятор тоже. Аллергии на COLD-ряд у тебя нет?- Не замечал. - Хор с трудом ворочал языком. Что, интересно, помимо "холодков", было в этой дряни? Или нервное напряжение сказывалось? Схожее чувство было, когда он случайно перебрал NTF Хор коснулся шеи. На коже под тонким слоем биогеля горело семь звёздочек - в дикой аллегории на задранное на северном небе созвездие Большой медведицы.

Прижимая его к креслу, Сэт выжигал на нём отметины сигаретой. Голос был тяжёлый, всё, что он говорил, ускользало - Хор слушал и не понимал, что тот ему говорит. Всё крутилось вокруг момента, когда жераскалённый кончик коснётся эпидермиса. Он закрывал глаза - детская такая попытка спрятаться от существующей проблемы, которую не решить никак, как бы он не пытался. За темнотой век обострялась тактильная чувствительность, она подстёгивала адреналиновым штормом, инстинкты орали, что сейчас его будут убивать, а тело уже привычно ожидало не только боли. Кожи касаются кончики пальцев. Это касание - сухое и тёплое. Языком - скользящее и горячее, ласкающее. И зубами - тупая, давящая, глухая боль, после которой остаются саднящие глубокие ранки возле бьющейся припадочно вены. Боль - сладкая, извращённое мазохистское наслаждение, понукающая тянуться за ним, не пытаться защититься. "Грёбаный эстет, ублюдок, да лучше придуши меня...". Он упирается в его живот коленом, отталкивает. Сэт ухмыляется - Хор не видит этого, но он отлично представляет его выражение лица, когда тот сдавливает его запястье, отводит руку в сторону. Щёлкает зажигалкой.Мгновенное касание, похожее на удар - вот рецепторы в ужасе сообщают мозгу, что повреждения необратимы, он инстинктивно пытается вывернуться, тянется ладонью. Сэт резким движением тушит о него окурок, выдыхает в лицо струйку дыма. Он прерывисто выдыхает сквозь зубы. Что угодно, но не показать, как же ему больно на самом деле... Не показать, что он ждёт.- Больно? - насмешливо и злобно спрашивает он.- Прекрати, чёрт, прекрати это.- Нет, - он наклоняется к нему, шепчет на ухо так тихо, что приходится напрягать слух. - Тебе просто нравится страдать. Ты жалеешь себя, жалеешь без конца... и не делаешь ничего, чтобы изменить своё положение.- А тебе нравится мучить других. И в частности меня. Потому что..- Потому, что если бы ты хотел, ты бы дал сдачи.- Пять, - говорит Сэт. Хот прокусывает губу. Всхлипывает. Огонёк гаснет с заметным шипением - по коже ползут капельки пота. Он заметно бледнеет, холодеет.

- Программа-полиморф, сторожевая программа, которую в ВР скрывают за безобидным обликом дурацкой аллегории на сторожевого пса, на цербера, на мраморную уродливую статую льва, на самом деле эффективна. Ты это должен знать, Хор. Должен, но ты забываешь ещё и о том, что цербер отсекает нелегала, заюзавшего анлим, цербер может стереть или разрушить базис... - Его шёпот над ухом тяжёлый и хриплый. Он чувствует его дыхание - совсем близко. Если бы не вездесущий дымок шалы, мятной жвачки и чего-то неуловимо-химозного, Сэт пах бы, как бесперебойно работающий электродвигатель - нагретым пластиком, проводкой и то ли машинным маслом, то ли синтетической присадкой. Хора этот запах раздражал - он действовал, как сигналка, предупреждающая об опасности, которая вот здесь, рядом, и от неё не скрыться. - Полиморф.. Нарушает функции ЦНС - информационной перегрузкой. Слив информационной базы напрямую ничто по сравнению с этой болью, Хор. А следствие - долговременный паралич, утрата контроля над двигательными нейронами, синдром Леви, похожий на приступы паркинсонизма...

В какой-то момент всё плывёт - мозг затопило эндорфином, секреторным наркотиком удовольствия - перегруженные нервные окончания путали боль и ужас с удовольствием, организм обманывал сам себя, он терял сознание, проваливаясь в кровавую горячую бездну, вцепляясь в рукав Сэта. Адская карусель в его мозгу описывала круг за кругом, приближая его к грани, после которой унижение становится привычным, боль плотно входит в него, становится частью его самого, и он получает от неё удовольствие - особое, гнусное, наслаждаясь фактом того, что дальше падать было просто некуда. Он не против, когда Сэт берётся за его футболку, задирает, даже когда стряхивает горячий пепел на его живот. Злоба и ненависть сменяется болезненным ожиданием, смешанным с возбуждением. Ноздри щекочет дымок - липкий, горько-едкий и сладкий одновременно, смешанный с запахом палёной кожи и волос. Сэт, медленно и довольно улыбаясь, гасит о него ещё одну сигаретку.- Семь, - говорит он. После этого Хор обмякнет, провалившись в глубокий обморок.

- Ччёрт. Как не вовремя.Он с досадой отбрасывает потухший окурок. В бардачке - аптечка. Стоит немного... позаботиться о своей же собственности. Пожалуй один из недостатков Хора - его так сказать излишняя впечатлительность. Да и тушить о него сигареты - не настолько интересно, как ему казалось. Жаль, что человеческое тело такая хрупкая и ранимая штука.

Ожоги не скроешь за ошейником - их всё равно будет видно. Даже когда они заживут на коже останутся противные круглые пятна. Сейчас ему было не больно - лёгкая эйфория, оглушение, ограничение подвижности и снова выпадающие цветные поля зрения.На коленях Сэта - переделанный гаусс-гвоздомёт, оружие террористов. Двенадцатидюймовые гвозди пробивают броню среднего класса на расстоянии в пятьдесят метров, разрывают плоть, крушат кости, бронежилет против них бессилен, кираса - тоже.

- Разбираешься в лёгкой артиллерии? - голос тоже был нормальный.- Нет. От слова "совсем".Сэт ткнул пальцем куда-то в сторону горизонта.

- Вон там.Хор послушно проследил взглядом. Прищурился.- Безоткатная автоматическая зенитная установка. Первая ступень Форсиза. Мы почти что в зоне поражения.

Степь сияла - её нормаль к бесконечности, едва заметная колея, тонула в нестерпимом сиянии ранней весны, когда неудержимый ковёр цветения цветов и злаков поднимался к солныцу между прорехами ноздреватого старого снега. Ничего в этом мире уже не напоминало о том, что здесь когда-то был человек. Колея зарастала, её покрывали травянистые усики, жирные ростки пробивались через лужи жирной грязи в низинах. Летом воздух наполнится стрёкотом насекомых и напоит воздух мириадами запахов.

- На горизонте, - он указал на сверкнувшую ржавым золотом змейку, вьющуюся у самого горизонта. - Свора. Теперь смотри.Свора - два десятка одичавших метасобак, крупных тварей с палевыми боками чёрными подпалинами чепраков на загривке. Подобно всем зверям, родившимся во время проклятого Перелома, одаренные щедротами метаэволюции, обладающие обострёнными инстинктами самосохранения, собаки не стремились бросаться на металлическую коробку, двигавшуюся по Степи. Может быть, в коробке притаилось сладкое, вкусное, мягкое мясо, но коробка пахла знакомо - за ней тянулся едва уловимый шлейф ароматов новых хозяев Степи, оспаривавших право быть первыми. Свора уважала это право - ревущий железный зверь мог убить или больно укусить, и лучше было разойтись миром. Гордый владыка Степи - вожак этой своры, в поисках подходящей добычи повернул на юг. Через пару километров псы попадут в поле зрения сканеров автоматической установки "Гелиос-6", части оборонно-заградительной системы. "Опасное сближение", сообщит электронному мозгу блок управления языком двоичных последовательностей.За мгновение до того, как на вожака уставятся двадцатимиллиметровыми зрачками вращающиеся орудийные блоки, солнце мазнёт золотом по фигуркам животных, превратит их в вереницу изящных большеухих золотых и бронзовых фигурок. Плюющаяся огнём установка - порождение разума, которому чужда всякая красота и преклонение перед совершенством природных форм, превратит псов в кровавое мочало.