Разметка (1/1)
В Амстердаме ночи остывают быстро, особенно у воды, но янтарный утренний свет, отражаясь в каналах, быстро прожаривает камни, железо, дерево и живое мясо до готовности стейка. Просто, как тостер.В марте, когда они впервые заблудились в лабиринте улиц и легальных грехов, ночи были гораздо холоднее и часто шли дожди. После вечного лета под чертой Северного тропика умеренность европейской погоды была непривычной и неприятной. Но цивилизация - знакомая как оргазм вибрация нервов - неожиданно принесла облегчение. Они потерялись в разнообразии выборов, радуясь этому, как дети в кондитерской лавке.Тревора на Ямайке мучил творческий голод. Ограниченные возможности правой руки и нехватка инструментов. Клубящиеся в голове завитками сладкого дыма и безграничного времени, замыслы и идеи. Он прекрасно понимал, что наитие уйдет раньше, чем восстановятся двигательные функции пальцев, которые било дрожью и сводило многочисленными судорогами уже после получасового неуклюжего растирания грифеля по бумаге. Тревор смирился и продолжал упорно разрабатывать руку простыми штриховками. Самым сложным, что он рисовал, были непритязательные карибские пейзажи. Иногда - Зах. И хотя технически рисунки получались ниже того минимума, который он предъявлял к работе, Тревору нравилось оставлять для себя необычный взгляд, движение рук, поворот головы Заха. Зах, как белка, стаскивающая любой хлам в дупло, раскладывал эти ?шедевры? по всей комнате, по кровати, и рассматривал всегда, чуть склонив голову влево. Будто прислушивался.Тревор знал, что Зах переносил спокойствие этого дикого ?рая? тяжелее. Его главный наркотик был на Ямайке дефицитом, таким же незначительным и далеким, как мятежи антиглобалистов в Лондоне и запуски ракет с космодрома в Казахстане.Зах страдал от нехватки информации. Он продержался две недели, но его неврастения стремительно приобрела масштабы урагана. По крайней мере, он сам не заметил, как изорвал половину ?любимых? рисунков в мелкое белое крошево. И хотя они не были затворниками, ни люди, ни книги насытить требовательный ум не могли. К концу третьей недели Зах держался только разговорами с Тревором, ничего не ел и пускал кольца синего дыма дни напролет. Пока Джейми, ?друга всех белых ребят по ту сторону Тропика?, не привез прощальных подарок цивилизации - портативный компьютер.Тревор не хотел касаться хрупкой магии заховых непостижимых талантов, на роль пастора он не годился тем более, но все же дал Заху понять, что не считает его игры безопасными. Для них обоих. Извинился.Зах, чуткий к подобной деликатности, как и к подобной критике, спорить не стал и первый месяц честно рубился в стрелялки, гонки и даже спортивные симуляторы. Потом подключился к спутниковой сети. Смотрел, изучал, запоминал, проникал, воровал - в дозволенных пределах и никогда не пересекаясь с кем-то из бывших ?игроков?. Так они продержались еще пять месяцев. А потом выбрали точку на карте и после четырех недель изысканных бюрократических пыток приземлились в прохладную и дождливую весну Амстердама. Заха потряхивало даже в утепленной куртке, но он улыбался.Они снимали квартиру, расположенную в антикварно-историческом Иордане, в которой практически не появлялись.Зах, социопат от природы, ксенофоб в отношении большинства людей, которых встречал, умел с головокружительной скоростью, словно шелкопряд в белом коконе, опутывать себя знакомствами со ?своими?. Тревор не умел, но обаяния Заха хватало на двоих.Так они познакомились с Эдрианом Хальсом.
Высокий, смуглый, с коротким светлым ёжиком волос, Эдриан выглядел представительно в деловом костюме на месте менеджера иностранного отдела ?Филипс?, и брутально-панковски в кожанке и в седле ?харлея?.
Приметив их на эксклюзивной андеграундной, проще говоря, ?голубой?, вечеринке в ?Бульдоге?, он нацелился трахнуть Заха, а возможно и Тревора. Но, уяснив расклад, быстро перешел на покровительственный тон. ?Папочка?, как с ядовитой усмешкой называл его Зах, пообещал научить их нидерландскому, угостил самокруткой и парой рюмок можжевеловой водки. Водка была мерзкой. Зато Эдриан был само очарование.В апреле они узнали, что ?папочка? Хальс намерен провести пару месяцев ?творческого отпуска? в Таиланде, на Суматре и Яве, знакомясь с красотами местной природы и местного секс-рынка. Хальс с явным трепетом относился к высоким скулам и узкому разрезу глаз. Какую-то ориентальную экзотику он, видимо, нашел и в Захе, и был влюблен в него без памяти вот уже три недели. Вел он себя тихо, даже иногда трогательно, но когда сообщил, что хочет ?отвлечься и забыться?, Тревор, быть может, вздохнул с облегчением.Влюбленность, вина, умысел, традиционное гостеприимство или широкий жест - чем бы ни руководствовался Хальс, но он настаивал, чтобы Зах и Тревор ?присмотрели? за его баржей на западном рукаве Кайзерсграхт. Квартиру в корпоративном районе он оставил на попечении жены - белорусской эмигрантки Ольги.Вскоре Зах и Трев принялись обживать новое место. На барже все было компактно и мило: сюда подавались вода и электричество, а на всех окнах - настоящих окнах, не похожих на пучеглазые иллюминаторы кораблей - стояли глазурные горшочки с декоративными нарциссами. Тем интереснее было найти в нижнем ящике шкафа коллекцию игрушек всех форм и размеров, ?пушистые? наручники, даже пару плетей.
Тревору было бы сложно здесь рисовать, хотя технику он практически полностью восстановил на Ямайке. Его работа была ювелирной, исправления он не любил - ему проще было не совершать ошибок.Быстро нашлось решение - в соседнем здании располагалась библиотека с уютным и пустующим читальным залом. А под мерное покачивание баржи на волнах было потрясающе заниматься сексом.На два месяца ?Титаник? стал для них домом.