Замысел (1/1)

but underneath we’re not so tough,oh, and love is not enough

(NIN)* * *Всюду была вода. По темному акварельному небу расплывались нечеткие пятна облаков и размытые ломаные линии ветвей. Прямо у него над головой. Он был в воде. А вода была всюду.Он плавал, словно иголка в стакане, длинная стальная игла, аккуратно уложенная на прозрачную водяную пленку тонкими пальцами отца. Волшебство много лет назад. Доброе волшебство.Он не был длинной стальной иглой, он сломался, нарушил баланс, стал погружаться в воду.Волосы извивались в холодных потоках золотистыми плавниками карибских рыб, в черной густой воде. Он сам пропитывался водой, становился черной густой жидкостью, которая тянула тело ко дну. Маслянистая пленка сомкнулась перед его взглядом. И, когда стало невыносимо холодно и черно, он проснулся. Просто перешел из одного мира в другой и теперь смотрел на беспорядочные и бесформенные блики, качающиеся на потолке.Холодно было и по эту сторону сна.Палуба мерно оседала и вздымалась, растревоженная шагами. Освещение вдоль канала было почему-то отключено, и ничто не сдерживало копошащуюся и стынущую на всех поверхностях темноту. На всех кроме воды и неба.Тревор зачарованно смотрел в бесконечность, отражающую саму себя - бесконечность звезд в черном зеркале воды, глубину внутри и поверх глубины, в сводящей с ума закономерности и пугающей неограниченности. То, что невозможно понять. Можно только ощутить на сетчатке, на периферии чувств, на кончиках пальцев, в молчании, в белом листе, где так ясно отражается пустота в сознании, или белый свет, ослепляющий пустоту. Холодом схватило руки и спину. Его затрясло. Слишком много бесконечностей только в нем одном.

Сидя на краю палубы, растворяясь в себе, он был наедине с водой и небом, пока тело не стало ватным, прозрачным, пока он не перестал чувствовать себя. Он почти не ощущал озноб, разве что светлеющее небо и плывущие по-над водой лоскуты тумана вывели его из полудремы.Вновь ложась, он чувствовал зыбкость пространства вокруг, покалывание в ногах, уют простыней, и вдруг окатило теплом. Обнявший его Зах сказал что-то насчет айсбергов, а поскольку лодка символически называлась ?Титаник?, пожелал, чтобы гуляющий и мерзнущий по ночам Трев не стал причиной кораблекрушения. Тревор не заметил ни во взгляде, ни в голосе Заха сонной медлительности. Значит, проснулся он давно. Значит, лежал и ждал, пока Тревор приведет в порядок мысли. Значит - понимал.Тревору так хотелось согреться… И ладонь Заха на его пояснице ощущалась сейчас восхитительно теплой.