Глава 20. "Белый свет/Белый жар"/ The Velvet Underground - White Light/White Heat (1/1)
Я поднимаюсь вверх, всё выше и выше. Восприятие становится не просто объёмным, а многомерным: за каждой каплей дождя я вижу выход в другой мир, а сами капли кажутся застывшими в пространстве водяными шариками?— и, вместе с тем, я осознаю, что есть определённая скорость падения их на землю… Земля. Смотрю вниз. Собственное тело кажется пустой раковиной. Не имеет больше значения, что оно лежит в луже, и что холодные потоки заливаются в рот. Тело рядом?— Криденс… над ним словно бы клубится лёгкая дымка: дух, всё ещё подчиняющийся законам материального мира. Криденс?— абсолютно точно?— жив. А я? Я продолжаю подниматься. Молнии сверкают где-то совсем рядом. Теперь мне видна вся долина, и я совершенно точно вижу, по какой дороге, куда и за какое время можно попасть. Я вижу комплекс ?Фермы? и откуда-то мне известен план расположения зданий и комнат в этих зданиях.
Я вижу ?Тандербёрд? и слышу, как барабанит дождь по железу, там, внутри?— Стив и Дух, и Дух знает, что я его вижу сейчас. Одновременно с этим я продолжаю следить за телами внизу. Вот к ним подходит человек?— тот, что стрелял. И это Гриндевальд. Вот подъезжает серебристый фургон. Люди вроде техников вносят тела внутрь, Криденса бережно, а моё?— довольно грубо. И тут происходит ещё несколько вещей: я ощущаю, что где-то совсем рядом?— может быть, за моей спиной (если у меня есть спина)?— мой отец, Джон Грейвз, умерший семь лет назад; я зависаю в воздухе (если это то, что можно назвать ?я?, если это воздух, если к такому состоянию можно применить ?зависнуть?); а потом меня на полном лету сбивает молнией (или это гром-птица?). И я начинаю падать. Я падаю, а мир вокруг теряет и объём, и ясность, складывается, как декорации, превращается в долгую чёрную воронку, на дне которой?— несомненно?— смерть. *** Чернота накрывает меня. Падение продолжается. А потом далеко-далеко, где-то за многие километры от меня, начинает мерцать свет. Свет становится всё ярче, и я понимаю, что это не только свет, но и звук. Голоса… Голоса Асов?! Я слышу, как Фрея спорит с Вотаном… Всё громче и громче. Всё ближе и ближе. Это рай? Или Асгард? Я мёртв?
Внезапно реальность обрушивается на меня, как… молот Тора. Болезненная реальность, полная нестерпимо белого света и громкого звука. Я судорожно выдыхаю, я чувствую боль в лёгких и в сведенном горле, и под правой ключицей… потом понимаю, что вообще болит всё, и что я не могу пошевелить ни рукой, ни ногой. Больше я не могу понять ничего. Все откровения исчезли.
Свет слишком резкий, мне приходится снова зажмуриться. Музыка, между тем, становится немного тише. Затем моего лица что-то касается. Чья-то рука. Я приоткрываю глаза, пытаюсь сфокусироваться, но с ужасом вижу какое-то необъяснимое изображение?— собственное лицо с кровоподтёком на скуле, в двойном экземпляре, да ещё и искажённое… чёрт возьми, это отражение. Это только отражение в зеркальных очках! Значит, я не мёртв. Вот что это значит. Я просто попал прямиком в лапы… вернее, в кандалы?— судя по ощущениям в запястьях и лодыжках?— к этому ублюдку, Гриндевальду. Который, кроме того, что ублюдок, ещё и, по-видимому, садист. Плюсы моего положения? Я жив. Минусы? Скорее всего, жив я буду совсем недолго. Всё это успевает промелькнуть в моём сознании за пару секунд, а тем временем Гриндевальд подаёт голос: — Ну, вот мы и встретились, Персиваль. Мне очень хочется сказать что-нибудь крутое в духе Джеймса Бонда, но в голову ничего не приходит, и с языка срывается только: —?Грейвз. Меня. Зовут. Грейвз. Голос звучит отвратительно.
Псих, похоже, ничуть не смущён. —?Твоё имя?— Персиваль. А меня зовут Геллерт. Приятно познакомиться. Он ещё и улыбается. — Что ты сделал с Криденсом, сволочь? Вот это уже ближе к агенту 007. — Сейчас тебя это не должно волновать. Криденс там, где ему могут оказать помощь. — Что за помощь, ты… На меня находит приступ кашля. Не очень удобно кашлять, когда ты растянут между вбитыми в стену кольцами. Внезапно я с ужасом понимаю, что на мне нет одежды. Вообще никакой. Значит, псих?— не только псих, ублюдок и садист. Он ещё и извращенец. С трудом мне удаётся подавить кашель. — Что ты собираешься сделать? —?С кем? —?С ним. С Криденсом. —?Меня впечатляет твоё благородство, Персиваль. Но лучше бы тебе поинтересоваться, что я собираюсь сделать с тобой. Да что тут спрашивать? Убивать будет. А перед этим пытать. И, возможно, насиловать. Мне становится невыносимо тошно и хочется вернуться вверх, к каплям дождя. Но я принимаю игру. —?Что ты собираешься сделать со мной? — Хороший вопрос. Правильный. Я собираюсь тебя использовать. — Каким это образом??— я даже пытаюсь цинично ухмыльнуться, но не очень получается. —?В научных целях. — Меня будут искать… —?Не будут. А если будут?— не найдут. Пойми, Персиваль, автостопщики пропадают гораздо чаще, чем об этом пишут в газетах. Ты убит.
—?Убит?! — Мёртв для мира.
Господи, у меня сейчас голова взорвётся. Неожиданно я понимаю, что за музыка играет здесь. —?Вагнер. — Что? — ?Золото Рейна?, Рихард Вагнер,?— я чуть было не заснул на том концерте. Тогда, в прошлой жизни. Вместе с Серафиной. Гриндевальд улыбается. — Ты снова удивил меня… — Снова? — Не в первый раз… сперва я думал, что самым любопытным в тебе будет реакция на препарат XXO-2… понимаешь, Персиваль, ты должен был умереть, по-настоящему умереть. Но ты не умер. Это-то и есть самое замечательное. И поэтому я сохраню твою жизнь… пока.
— Что?! — Можешь радоваться, что послужишь науке, Персиваль! Он протягивает руку и треплет меня по щеке, затем спускается ниже, по шее и торсу. Я снова непроизвольно зажмуриваюсь. — Мне не нравится, что ты такой заросший. Совсем как животное… но это можно исправить… — ЧТО, ЧЁРТ ВОЗЬМИ, ТЫ СОБИРАЕШЬСЯ ДЕЛАТЬ?! —?Не беспокойся. Тебе понравится. Гриндевальд отходит в сторону, к хромированному столику на колёсиках, и подкатывает столик поближе. Я вижу два одноразовых шприца, баночку с какой-то, вроде как, серебристой субстанцией, жгут, миску, наполненную водой (?) и… опасную бритву. — Это мне,?— говорит Гридневальд. Он наполняет один из шприцов субстанцией, затягивает на своем левом плече жгут и втыкает шприц в вену. Я замечаю, что она уже исколота во многих местах и мысленно добавляю к списку того, чем является Гриндевальд (ублюдок, псих, садист, извращенец) слово ?наркоман?. Затем он, уже медленнее, берёт второй шприц и также наполняет его из баночки. —?А это?— тебе… Я не успеваю даже среагировать, как игла вонзается мне во внутреннюю поверхность бедра: неожиданно движения Гриндевальда приобретают сверхъестественную скорость. А потом он улыбается снова и снимает очки. Его глаза. Его глаза совершенно безумные?— или, может быть, дело в зрачках разного размера. И он действительно похож на Дэвида Боуи из ?Голода?, но только лицо тяжелее. И ещё он сияет. И весь мир сияет. И звуки сияют тоже. И сияет ниточка слюны, которая остаётся между нами после того, как он целует меня в губы и медленно отстраняется. — Займёмся твоим телом, Персиваль,?— голос звучит далеко, как раскаты грома, вплетаясь в золотые нити разговоров Асов, рейнское золото.
Гриндевальд не спеша берёт опасную бритву. Начинает он с лица.