Часть 1 (2/2)

Я сел поудобнее и приглашающе улыбнулся Ричарду, одновременно сжимая скальпель, спрятанный под бедром. Он снова опустился передо мной на колени, наклоняясь к члену и очень кстати подставляя шею. Мне оставалось лишь слегка потянуть его за волосы, слегка повернув голову, чтобы обеспечить необходимый доступ к сонной артерии.

Лезвие легко преодолело сопротивление тканей, разрезая кожу; быстро и легко скользнуло дальше, пока не наткнулось на преграду из шейных позвонков. Из разреза на мой член брызнула ярко-красная кровь из артерии. Я наклонился и посмотрел в глаза Ричарда — успел заметить в них удивление и неверие, он даже успел моргнуть — а затем зрачки закатились вверх, а по телу прошла дрожь. Я с восторгом смотрел в его лицо, неуловимо меняющееся, не желая упускать восхитительный момент превращения живого в неживое, наслаждаясь своей причастностью к этому чуду. Кровь хлестала из шеи, заливая мои бедра и пах, покрывая багровой блестящей пленкой кожаную обивку кресла подо мной; собиралась липкой лужей на полу возле ног. Я засунул палец в разрез — пока там еще чувствовалась слабая пульсация, медленно затихающая по мере того, как кровь уходила из тела. Я осторожно опустил тело на пол, запрокинув его голову так, чтобы перерезанное горло оставалось раскрыто по максимуму. Влажной салфеткой протер лицо Ричарда — мне хотелось убедиться, насколько быстро его потасканная физиономия превратится в маску смерти, застывшую навсегда в самый пикантный момент. Интересно, он умер возбужденным? Но мне не хотелось это проверять. Я просто радовался предоставившейся наконец возможности убить и удовлетворить себя.

Желая усилить удовольствие, я с силой надавил пальцем на глаз Ричарда, выдавливая его; зачерпнул на ладонь белесую желеподобную субстанцию и облизал руку. Безвкусная и скользкая… как сперма. Вид развороченной глазницы окончательно лишил меня самоконтроля, я снова засунул туда пальцы, жалея, что не могу войти в его тело полностью, целиком, вытесняя внутренности, заворачиваясь в мертвеющую кожу и содрогаясь в последних конвульсиях вместе с ним, дыханием попадая в такт его предсмертной агонии… Внутри глазницы пальцам было мягко и горячо — пока еще горячо, — я замер, прикрыв глаза и крепко сжимая зубы, чтобы не закричать, молча переживая дикое наслаждение, которого был лишен столько времени. Сколько живет мозг после того, как кровь перестает в него поступать? Интересно, можно ли считать, что сейчас, ковыряясь пальцами в глазнице, я насиловал мозг Ричарда? Прошла минута с его смерти. Возможно, его мозг еще живет? Чувствует ли он меня внутри?

Скоро я весь изгваздался в крови. Я ощущал себя почти как в ту ночь, что мы провели с Джеем в рабском бараке — когда мы устроили себе праздник на останках разлагающегося трупа. Тогда мы вместе валялись в начинающей гнить плоти, мы жрали мягкое, отдающее запахом падали, сырое мясо; мы трахались, словно обезумевшие животные; мы глотали кровь и сперму друг друга и… Я вспомнил худое бледное тело Джея, извивающееся подо мной, расцвеченное синяками, укусами и глубокими царапинами. Он был восхитителен тогда! Мне невыносимо захотелось повторить хоть в малой степени те наши извращенные игры, полные страсти и безумия. Он был единственным и неповторимым, он принял мое главенство в нашем тандеме, как нечто само собой разумеющееся. Ни Ричард, ни другие, более податливые и юные мальчики, никогда не смогут заменить мне его — нужно было наконец смириться с этим. Но не получалось.

Я вновь вернулся мыслями к Ричарду. Его голову я отделил от тела, и сейчас она покоилась на моих коленях. Пустая глазница напомнила мне о санитаре из морга, которого я убил при побеге из Пейсквика — но тот был намного симпатичнее. И моложе. Хотя какая разница?

Я лизнул кровь у рта моей сегодняшней жертвы, пробрался глубже и нащупал язык — мягкий и скользкий. Еще теплый. Я вспомнил, что мечтал съесть его недавно, и с силой сомкнул зубы. Покатал откушенный кусочек во рту. Распробовал новое лакомство, вспомнил, как проглотил когда-то яичко Джея — словно свежую устрицу. И точно таким же образом проглотил нежный кусочек языка. Затем откусил еще кусочек… Я вошел во вкус. Просунул в его рот руку и попытался вырвать язык полностью — мне это не удалось, слишком скользкий для того, чтобы как следует ухватить его. Пришлось снова воспользоваться скальпелем. Я вырезал остатки языка и задумался — я был уверен, что в теле Ричарда можно найти еще много лакомых кусочков, нужно лишь определиться с тем, что мне хотелось бы попробовать. Но у нас с ним была вся ночь для того, чтобы как следует заняться этим. Потом мясо начнет вонять и станет слишком мягким. Но к тому времени я успею упаковать это мясо в полиэтиленовые пакеты.

Я мог делать со своим новым другом все, что захочу. Съесть его, расчленить… и еще многое другое. Он сам отдал себя в мои руки. А я просто следовал своим желаниям, как привык.

Я сделал продольный разрез на груди Ричарда и погрузил руки в его внутренности. Погладил еще теплый гладкий желудок. Сжал мягкое легкое двумя руками, пропуская лишенные воздуха альвеолы сквозь пальцы. Просунул одну руку глубже, за грудину — сердце показалось твердым, словно гладкий камень, годами шлифованный проточной водой. Вернее, кровью. Никогда не любил сердце — оно никакое на вкус, и жевать его приходится долго, словно жвачку. К черту.

Было поздно — город спал в тишине и спокойствии. Я наслаждался жизнью. Ричард принадлежал мне целиком и полностью, он тихо и безропотно предоставил мне право распоряжаться своим телом и терпеливо принимал все, что я мог ему предложить. Смерть разгладила его морщины, убрала мешки под глазами, позволила ему казаться моложе и привлекательнее. Сейчас он был почти идеален. Для меня.

На рассвете я разложу остатки своего пиршества в пакеты для мусора, набью ими холодильник и уеду в Сан-Антонио. Или в Остин. И уже оттуда возьму билет до Нового Орлеана. Мои сомнения относительно будущего почти рассеялись: мертвое тело, распростертое в луже крови у моих ног, дарило покой и уверенность в себе и в завтрашнем дне.

Я проглотил еще кусочек сырого языка и снова вспомнил Джея. Интересно, осталась ли еще плоть на его костях, гниющих в рабском бараке? Разложившаяся, мертвая — но когда-то нежная и прекрасная плоть? И какова она на вкус сейчас? Съедобна ли? Каким я найду его? Я разделывал чужое свежее тело, но мыслями то и дело оказывался в богатом особняке в Новом Орлеане.

На душе было легко и спокойно — словно я принял решение вернуться домой. Возможно, это так и было?

За всю свою жизнь по-настоящему свободным я почувствовал себя лишь там, в те несколько дней, что находился в доме Джея. А также когда я двигался внутри Джея или когда слизывал с него чужую кровь, или когда мы с Джеем смаковали его запасы в рабском бараке… и когда по очереди погружались в еще кровоточащую, восхитительно податливую плоть умирающего Трана. Когда разрывали его на куски и смаковали вкус его мяса, щедро сдобренного наркотиком и алкоголем. Мы избавили друг друга от одиночества — и разделили вкус общего любовника. Рядом с Джеем я смог почувствовать, что значит иметь рядом того, кого по-настоящему знаешь; того, чьи желания — полное отражение твоих, а фантазии на порядок ярче и изощреннее. У кого можно научиться новому и сделать удовольствие более острым. Кто видел в смерти то же таинственное очарование, что чувствовал в ней я: абсолютную покорность податливого тела, гладкость и прохладу восковой кожи и густое сладкое благовоние, напоминающее запах увядших лилий, опьяняющее и одурманивающее похлеще самого сильного наркотика.

Хорошее длилось недолго. Даже в доме Джея, окруженном крепким высоким забором, снабженным современной сигнализацией, куда не было доступа посторонним, нам не удалось избежать нелепой случайности. Роковой случайности в лице Люка. Или мироздание попросту не позволило нам попрать один из его законов: каждому хищнику — своя территория? У нас не могло быть совместного будущего, я понимал это еще тогда, но слишком упоительно было чувствовать рядом человека, почти идентичного мне. Слишком хорошо было делить наши извращенные удовольствия на двоих… И знать, что я сильнее этого жаждущего крови зверя. Кто бы смог устоять?

Джей умер, но я его не потерял. Я верил в это, храня часть его в себе.

Я вгрызался в чужие тела, надеясь их плотью заполнить ту пустоту, что ширилась у меня внутри после смерти Джея. С упоением вслушивался в предсмертные стоны, наполнял себя до предела мертвыми клетками, захлебывался от восторга, отпиливая конечности. Мне казалось, что в эти моменты я не один — за спиной стоит Джей и слегка улыбается бледной потусторонней улыбкой, разделяя со мной каждый миг удовольствия.

Я вздохнул, отвлекаясь от своих фантазий. Ричард терпеливо дожидался меня на полу спальни, широко раскрыв изувеченный рот. Не стоит изводить себя ненужными мыслями — сейчас я должен был заняться им, моим новым мальчиком для удовольствий. Пока он не завонялся.

Пришлось идти в кухню за подходящими инструментами — верный скальпель годился для более тонкой работы. Возбуждение схлынуло, но глазницы, полные запекшейся густой крови, смотрели на меня с немым укором. Эту ночь я должен был посвятить Ричарду — пусть ненадолго, но он тоже избавил меня от тоскливого одиночества. Эту ночь я готов был посвятить ему, моему очередному мальчику. Пусть он и староват — мне не стоит быть слишком привередливым в этой чертовой техасской дыре.

Я аккуратно отделил голову от тела, избавил обезглавленный труп от одежды и усадил в кресло. Голову положил ему на колени, прикрыв ею маленький сжавшийся член — мне не хотелось видеть его. Я слишком устал, вернулась боль в руке — нужно было отдохнуть хотя бы несколько часов. Пододвинув кресло вплотную к кровати, я разделся, лег и спокойно уснул — а безмолвный мертвец вносил в мой сон покой и умиротворение. Нам было хорошо вдвоем.

Проснувшись на рассвете, я торопливо распилил тело Ричарда на куски, разложив их в пакеты, как планировал, и кое-как упаковав в холодильник. Принял душ, обработал руки хлоркой; по привычке сделал сэндвич из сочного куска его ягодицы — да, я обожаю упругие мужские задницы, особенно хорошо прожаренные на оливковом масле. Сложил в рюкзак немногие нужные мне вещи и ушел, не оглядываясь. Что-то гнало меня прочь отсюда, я не хотел терять ни единой лишней минуты. Меня ждал Джей. И новые любовники.

Возле бара я сел в машину Ричарда и на минуту прикрыл глаза. Я не относился к тем, кто мучился проблемами выбора. Я родился убийцей, я любил вид и запах мертвого тела. Я принял себя таким, какой я есть, и шел по пути, который являлся для меня единственно правильным и возможным; я не собирался жить по законам, придуманным другими, отличающимися от меня. Я не был лицом в толпе — я наблюдал за толпой со стороны. И время от времени прореживал эту толпу. Те, из толпы, жили собственными предрассудками, — я же следовал своим инстинктам и желаниям. Я слишком сильно любил самого себя, чтобы сделать выбор в пользу чего-то другого. Сейчас моим главным желанием было оказаться в Новом Орлеане. Я больше не думал о Мексике или о какой-либо другой стране. Я возвращался домой.

Я без проблем доехал до Эдинберга, где решил заправиться и перекусить. До Сан-Антонио оставалось около четырех часов езды, и я планировал добраться туда, не делая остановок. Быстро поев, я ждал заказанный кофе, когда ко мне подсел длинноволосый парень.

— Прошу прощения, мне нужно в Остин. Возможно, нам по дороге? — спросил он, слегка картавя. Его предплечья, выглядывающие из закатанных рукавов клетчатой рубашки, казались черными из-за множества татуировок, и я не мог бы сказать, что это выглядит эстетично. Мне захотелось снять с него эту испорченную кожу.

— Возможно, — я откинулся на спинку стула, разглядывая его внимательнее. Светлые волосы, бледное, невзрачное лицо. Ничего примечательного, но тем не менее довольно приятная внешность. Если не обращать внимания на отвратительные узоры татуировок — они были и на груди, видневшейся из распахнутого воротника. Его кожа его портила. Она была лишней. Я прислушался к своим ощущениям — я по-прежнему чувствовал легкую неудовлетворенность. То ли Ричарда оказалось слишком мало, то ли он не был тем, кто мне нужен. Я задумался.

В любом случае, стоило воспользоваться его предложением — после нескольких часов сна и работы с распиливанием трупа на части, рука начала болеть сильнее и я снова чувствовал усталость. А еще опасался уснуть за рулем — ночью я спал слишком мало. Этот мальчик мог бы отвлечь меня в дороге. Хотя бы разговорами.

— Подбросишь меня? — спросил он.

— Я направляюсь в Сан-Антонио, — ответил я.

Парень пожал плечами.

— Ладно, в любом случае оттуда мне ближе. Меня зовут Джей.

— Эндрю.

Я допил свой кофе и мы пошли к машине. Я размышлял, сколько шансов было бы у этого юноши доехать до Остина живым, если бы он не назвал мне свое имя. До этого у меня не было желания его убивать, я был относительно доволен, на заднем сиденье дожидался своего часа сэндвич, и я не планировал останавливаться до самого города. Но сейчас мне пришло в голову, что в северо-западной стороне от Сан-Антонио находится огромный заповедник, на территории которого можно избавиться от автомобиля и не только… А еще там есть достаточно безлюдные места, чтобы устроить себе пикник на природе. У меня был с собой наркотик, найденный в вещах запасливого Ричарда, — крики корчащейся от боли жертвы мне не нужны, они уместны разве что за стальными воротами особняка Джея, где их никто не мог услышать. Кроме меня и самого Джея. Даже глубоко в лесу существовала возможность наткнуться на туристов-экстремалов или браконьеров.

Мы ехали молча — мой случайный попутчик не отличался разговорчивостью. Он равнодушно смотрел в окно и думал о чем-то своем. Я смог узнать лишь, что живет он в Остине, ездил по делам в Мак-Аллен, но появились кое-какие проблемы, и он случайно оказался без денег. Думаю, он и предположить не мог, насколько смехотворными окажутся его мелкие теперешние проблемы после встречи со мной… В машине он раскатал рукава, скрыв татуировки, — и я обратил внимание на его руки. Тонкие запястья, бледные нервные пальцы. Как у Джея.

Джей. Моё случайно найденное и тут же потерянное ручное чудовище, питавшееся кровью и болью.

Я тщетно пытался смириться с его смертью. Я знакомился с другими и проводил время с ними, наслаждаясь прохладой мертвой застывшей кожи, неподвижными чертами лиц, безропотной податливостью мышц. Я превращал мягкие живые тела в почти совершенство, почти идеальное вместилище моих грез и желаний, я пытался уверить себя, что люблю каждого из них по-настоящему. Но…

Самые яркие и разнузданные мои забавы не могли стать полноценной заменой кровавому безумию наших с Джеем игр. Потеряв его, я продолжал экспериментировать, расчленяя трупы все с большей фантазией. Я надеялся, что этим мне удается подпитать и не потерять ту микроскопическую частичку сущности Джея, которая — я знал это — навсегда осталась во мне; хотелось верить, что сумасшедшие ритуалы мертвой любви не оставят равнодушными давно растворившиеся во мне клетки — все, что осталось от человека, который однажды хоть ненадолго по-настоящему сумел избавить меня от одиночества.

Я вел машину и время от времени бросал взгляд на руки моего случайного пассажира, избегая смотреть ему в лицо — так получалось поддерживать иллюзию того, будто Джей сидит рядом. Конечно, я понимал, что Джей ждет меня в Новом Орлеане, и к этому времени его руки превратились в полусгнившую темную массу, налипшую на костях. Но иллюзия была такой желанной!

Когда я свернул к заповеднику, мой случайный попутчик, успевший задремать, проснулся.

— Куда мы едем? — с недоумением спросил он, когда заметил, что автомобиль катит по пустынной дороге, ведущей в лес.

— Эта дорога короче, — ответил я, протягивая ему бутылку. — У меня есть пиво. Хочешь?

Парень кивнул и взял бутылку. Пока он пил, запрокинув голову, его кадык двигался под кожей на шее. Я вспомнил Ричарда и вкус его языка. И продолжал краем глаза наблюдать за своим попутчиком. Он допил пиво и бросил бутылку на заднее сиденье. Осталось немного подождать.

Я остановил машину у края дороги и обернулся к своему пассажиру. Почему-то мне претило называть его по имени. Он не был Джеем, и я не хотел произносить это имя, убивая незнакомого юношу. Мне стало грустно. В Америке множество людей носит имя Джей, и я не смогу убить их всех. Пожалуй, я начинаю терять связь с реальностью. Но что я мог сделать? Только пройти свой путь до конца.

Во взгляде парня явственно читалось подозрение. Мне не стоило тянуть.

— Какие-то проблемы? — снова спросил он.

— Нет, — в пределах видимости не было никого. Стоило воспользоваться шансом и немного продлить удовольствие. — Надо отлить. Ты как?

Я придвинулся чуть ближе к нему, взял за руку и погладил запястье. Парень брезгливо скривился, отдернул руку и отодвинулся.

— Ты что, гомик? Не лезь ко мне, урод, я не из ваших. Развелось вас… спидоносцы гребаные.

Он угадал, маленький озлобленный сучонок. Его губы подрагивали, он нервно схватился за ремень безопасности и открыл дверцу автомобиля, неловко выбираясь наружу. Я терпеливо наблюдал за ним, мысленно засекая время.

Пустынная дорога явно не обрадовала парня, но и я в своей кажущейся безобидности тоже особо не испугал. Вызвал отвращение — это да. Но мне было плевать. Совсем скоро он со мной подружится. И останется навсегда, покорно подарив последний вздох. Его плоть останется во мне. Как и плоть тех, кому я открыл дорогу в гостеприимные объятия смерти, посланником которой являлся. Еще немного — и ему будет безразлично, гей я или нет. Я избавлю его тело от всего лишнего и наносного, заставлю навсегда забыть о глупых жизненных неурядицах и тупых предрассудках, стану ему другом, любовником и душеприказчиком… Я стану жрецом смерти для очередного мертвого юноши.

Я придвинулся к нему ближе, миролюбиво улыбнувшись. Наверное, он все же что-то рассмотрел во мне, что вызвало его страх — он резко дернулся в сторону от меня, но не удержался на ногах. И… Пополз, пятясь и испуганно уставившись на меня. Нет, я не мог называть это пугливое животное Джеем. Может, обозвать просто Джи? Все равно откликаться на свое имя ему осталось недолго.

— Отвали от меня, слышишь? — в его голосе уже отчетливо слышались истерические нотки. Он попытался подняться на ноги, но снова не устоял. Взгляд его поплыл, а паника охватывала все сильнее. — Чем ты меня напоил, гребаный кусок говна? Ублюдок! Эй, кто-нибудь! На помощь! Помогите!

Нет, он не был идеальной жертвой — слишком цепко держался за жизнь. Такие, как он, обычно умирали медленно, борясь до последнего за каждый вздох — что хорошего они находили в своей жизни, чтобы за нее стоило держаться изо всех сил? У Джея было намного больше причин жить — он встретил меня, мы могли вместе охотиться и пировать, мы могли трахаться среди останков наших жертв и видеть в глазах друг друга отражение собственной жажды крови… Но тем не менее он принял смерть радостно и спокойно. Мне стало грустно — как всегда, когда я вспоминал Джея.

Глаза Джи еще больше расширились от страха, он уже почти ничего не соображал — лишь пытался убежать, отползти от меня подальше. Ноги его не держали, кричать он больше не мог — сорвал голос. Обреченное животное, чья участь — стать едой для более крупного хищника. Я не спеша следовал за ним, наслаждаясь его ужасом. Интересно, сильный всплеск адреналина перед смертью влияет на вкус мяса? В сочетании с лошадиной дозой наркотика, принятого вместе с пивом…

Я не был голоден, и еще час назад не хотел убивать.

Возможно, я бы и не захотел — но парень назвал свое имя. И его звали Джей. У него были кисти рук — точь-в-точь, как у Джея. Что я мог поделать? Мне нужно было исправить эту несправедливость мироздания.

Когда моя сегодняшняя жертва совсем выбилась из сил — или действие наркотика достигло максимума, что скорее всего — я ухватил его за ноги и потащил обратно к машине. Он сопротивлялся, несмотря на дурман — цеплялся тонкими бледными пальцами за сухую траву в глупой попытке избежать неизбежного… Он не понимал — пока не понимал, — что я не враг ему… Друг? Да, именно друг. Друг почти мертвеца. Я забросил безвольное тело на заднее сиденье, сел за руль и свернул с дороги в лес. Ехал до тех пор, пока это представлялось возможным, лавируя между деревьями. Вытащив Джи, оставил на траве и занялся автомобилем: загнал его в густые заросли и для надежности замаскировал еще и длинными ветками — в надежде, что найдут не скоро.

Меня ждало новое удовольствие — я еще никогда не разделывал трупы на свежем воздухе, в тени деревьев и под щебет птиц. Стоит воспользоваться возможностью приобрести новый опыт. Я отошел ненадолго, осматривая окрестности — нужно было найти подходящее место для предстоящего пиршества.

Рядом с небольшой поляной протекал родник с изумительно вкусной прохладной водой. Хорошее место. Со мной было около ста фунтов свежего мяса — при желании я мог прожить здесь месяц, в относительной безопасности и уединении. Но я собирался остаться не дольше, чем до завтрашнего вечера: когда стемнеет, я пешком дойду до дороги, затем поймаю попутную машину до города. А затем сяду на поезд, который отвезет меня в Новый Орлеан…

Сегодня же я должен был заняться Джи: мне не нравилась его испорченная татуировками кожа. Это следовало исправить.

Он так и валялся на том же месте, где я его оставил. Я подошел ближе. Из его глаз катились слезы, он что-то шептал. Я наклонился поближе.

— Пожалуйста, — расслышал я его отчаянный шепот, — пожалуйста… Отпусти меня… Я сделаю все, что угодно… Я заплачу сколько скажешь… Пожалуйста…

Почему он не хотел смириться? Что держало его в этом мире? Я не понимал. Вернее, не хотел понимать. Да и мне было все равно. Я приподнял его немного и сильно сжал шею — насколько позволяла больная рука.

Мне довольно долго пришлось удерживать содрогающееся тело, наслаждаясь длительной агонией, — он упрямо не хотел умирать. Или из-за плохо действующей руки удушение было недостаточным. — но так даже лучше. Я не хотел упускать его последний взгляд. Мое лицо должно было навсегда отпечататься в его широко раскрытых глазах и уйти с ним в вечность.

Я наслаждался тихими булькающими звуками и изо всех сил удерживал его руки, пережидая их конвульсивные подергивания. Когда он затих, у меня не было полной уверенности в том, умер ли он наконец — или лишь потерял сознание. Когда тело в моих объятиях обмякло и потяжелело, я подвесил его на ближайшем дереве вниз головой, крепко привязав за ноги. Пока я заканчивал с приготовлениями, из его рта пошла кровь. Я задумался — если вырезать глаза, будет ли капать кровь и из глазниц? Но не далее, как несколько часов назад я уже проделал похожий трюк с Ричардом, пусть он и не висел вниз головой, как сейчас Джи. Однако мне не хотелось повторяться — эстетика убийства и его красота должна быть разнообразной. Когда-нибудь позже я проделаю это с кем-нибудь другим.

Скальпелем я сделал неглубокие круговые надрезы чуть выше щиколоток, затем по внутренней поверхности ног разрезал кожу до ануса и начал осторожно ее снимать, подрезая скальпелем и обнажая мышцы. Это оказалось довольно кропотливой и трудной работой, и я не чувствовал возбуждения. Мне хотелось быстрее покончить с этим и только тогда отдохнуть. Я опять почувствовал сильную усталость. Зря я скормил моему мальчику весь свой запас наркотика — немного пригодилось бы и мне.

Я работал с Джи не менее нескольких часов, прежде чем его тело порадовало меня нежно-розовым цветом обнаженных мышц. Они блестели под лучами солнца, пробивающимися сквозь ветви деревьев. Кое-где сгустками запеклась бурая кровь, да ошметки кожи на суставах и в промежности — мне не хватило терпения и сноровки, чтобы сделать все достаточно аккуратно. Надеюсь, что научусь проделывать это достаточно хорошо в будущем… Я оставил нетронутыми лишь кисти рук и голову. Снятая кожа кровавой тряпкой валялась у моих ног, я отпихнул ее ногой, чтобы освободить место и бережно опустил своего мальчика на землю. Разделся и лег рядом, крепко обняв.

Я потерся щекой об обнаженные мышцы — отдельные куски кожи, оставшиеся несрезанными, слегка царапались. Мертвая прохлада тела спасала от раскаленного воздуха. Солнце клонилось к закату, я страшно хотел спать, запястье поврежденной руки жгло огнем. Я прижал к своему лицу неподвижные тонкие руки, так похожие на руки моего Джея, и безмятежно уснул. Утром я проснулся от легкой щекотки — на теле Джи копошилось множество личинок, — только в месте, где лежала моя голова, мясо было чистым. Они были совсем маленькими, но количество впечатляющим — белесая масса покрывала весь труп, словно его обсыпали рисовыми зернышками. Особенно много их было в местах разрезов, в глазах, в носу и во рту. Над нами кружились тучи мух, и мое пробуждение вспугнуло нескольких мелких зверьков, уже успевших растащить в стороны обрывки валяющейся рядом кожи. Я вспомнил, с каким отчаянием цеплялся за жизнь этот юноша — что ж, теперь он сам средоточие жизни. Правда, не самой приятной, честно говоря: личинки, насекомые и крысы. Когда я уйду отсюда, им займутся падальщики покрупнее.

У пастухов Сардинии сыр с личинками считается изысканнейшим блюдом. Думаю, мясо с червями должно стать не менее изысканным деликатесом для британского каннибала. Я вытащил скальпель и отрезал от бедра Джи особо сочный кусок серовато-розового склизкого мяса…

Немного позже я лежал на зеленой траве, уложив голову на мертвое тело, как на подушку; глубоко вдыхал густой приторный запах, лениво отгонял надоедливых мух и любовался на проплывающие в небе облака. В кои-то веки я был удовлетворен, счастлив и спокоен. Пусть я другой, пусть считаюсь аномалией, но я — часть этого мира.

Один из миллиардов его винтиков — просто с неправильной резьбой, что заставляет меня крутиться в направлении, противоположном остальным винтикам и шестеренкам.

Возможно, я сбой в цепочке эволюции?

Или ошибка природы, создание иного мира, случайная генная мутация?

Хищник с более сильными, чем у других, охотничьими инстинктами. Пожирающий себе подобных.

Хищник, которому повезло встретить свою половинку, свою пару… и тут же ее потерять.

Потерять — но не забыть.

Джей...

Вчера я убил, снял кожу и расчленил юношу, которого звали точно так же, как и его. И который чем-то неуловимо напомнил мне моего погибшего любовника. Не прошло и нескольких часов, как я разделал Ричарда — я освежевал следующего юношу. Как кролика.

Я посмотрел на остатки пиршества — Джи лежал тихо, усыпанный уже слегка подросшими червями, блестевшими на солнце, словно жемчужины. Скольким мухам подарит жизнь его труп?

Я чистильщик, убирающий лишнюю грязь с планеты людей. Помогающий переработке ее в новые поколения насекомых, в пищу для мелких животных и навоз. Я необходимый элемент мироздания.

Друг мертвых.

Я потянулся, стряхнув с себя успевших наползти насекомых. Как бы хорошо ни было наслаждаться покоем и приятной компанией, мне пора было уходить: меня ждали Новый Орлеан, рабский барак и Джей. И будущие любовники.

Я поднялся, сполоснулся в ручье, подобрал сброшенную ранее одежду, захватил начавший пованивать сэндвич и ушел по направлению к дороге. Надеюсь, удастся достаточно быстро поймать попутку. Джи остался кормить лес.

В Сан-Антонио, дожидаясь своего поезда, я скучающим взглядом скользил по витринам привокзальных магазинов. Одна из них неожиданно задержала мой взгляд — среди книг, выставленных в витрине книжного киоска, я заметил знакомое имя.

Люк Рэнсом. ?Пустота в душе убийцы?. Роман написан на основе реальных событий и фактов из биографии серийного убийцы Эндрю Комптона.

Моя душа затрепетала. Боюсь, даже руки слегка дрожали, когда я расплачивался за книгу — черт, этот ублюдочный кусок дерьма, единственный свидетель моих развлечений, ушедший живым… Хотя я мог бы догадаться, что он не успокоится. Он все же нашел свой способ отомстить — не добиваясь бесполезного расследования, а раструбив на весь мир о том, чему стал свидетелем. Надеюсь, добавив достаточно сочных подробностей. Что ж, дорога до Нового Орлеана длинная. Я успею прочесть.

Но теперь у меня не было ни малейшего сомнения в правильности принятого решения. Я хотел найти Люка.

Я возвращался в город, где жил Люк.

И гнил Джей.