VI. через тернии. (1/1)

***—?Что с ним? —?Йоханнес склоняется над телом Хенрика, который уже пару минут находится без сознания, и продолжает следить за пульсом, беспокойно выдыхая, когда понимает, что он возвращается в норму. Рядом на асфальте сидит парнишка, разглядеть которого трудно из-за опустившейся на город темноты. Он выглядит очень потерянным, не замечает, что джинсы запачкались водой из лужи рядом, и смотрит испуганно, постоянно отводя взгляд. Его руки очень сильно дрожат, но мужчина списывает это всё на стресс от вида сбитого человека.Голова киллера гудит из-за прошедшего действия алкоголя, а тревога в груди бьёт изнутри по рёбрам. Машина не ударила юношу слишком сильно, но Эккерстрём всё равно беспокоится за напарника, потому что по его походке и заторможенной реакции можно догадаться чуть ли не мгновенно, что тот либо слишком сильно напился, либо употребил. И ни то, ни другое совершенно не радует. Спустя секунд десять мальчишка соображает, что вопрос был задан ему, и спрашивает тихо и неуверенно:—?В-вы его знаете? —?Получая ответ в виде кивка, он нервничает ещё больше, начиная тереть между пальцев край чёрной футболки. —?Мы с ним познакомились тут, на вечеринке, его привёл Юнас, он вёл себя очень странно, пил очень много, не знаю, я бы сказал чересчур, хотя, чего м-мне об этом говорить. Потом он мне предложил…На этом моменте Йоханнес нахмурил брови, потому что парнишка скользнул ладонью по лицу, стараясь не показывать его, хотя свет из дома и от фар позволял увидеть слегка мокрую от слёз щёку. Он втягивает через нос воздух и продолжает:—?Он п-предложил мне кокаин, долго уговаривал, сказал, что будет следить за мной во время действия, но произошло кое-что и он ушёл с Юнасом. Что было дальше, я не особо знаю, я вышел из дома за ним, потому что он забыл свою рубашку, мне кажется, что после употребления он пил ещё много, поэтому не знаю… Н-не знаю…Йоханнес спрашивает его имя, протягивая ему руку для рукопожатия. ?Тим Оштрём?. Он не знает, как ему успокоить парня, что сказать, потому что ситуация максимально дерьмовая: мальчишка впервые принял наркотики, явно запил их алкоголем, находится на грани нервного срыва из-за принуждения и конечного одиночества, а виновник торжества валяется без сознания посреди дороги. Киллер осторожно забирает у Тима рубашку, поднимается, неловко оборачиваясь на парней на асфальте и слегка шаркая об асфальт увесистым ботинком, и открывает дверь в машину, закидывая рубашку на переднее сидение и подготавливая задние для того, чтобы разместить там Хенрика. Последний, тем временем, кажется, начинает приходить в себя. Он неуверенно дотрагивается соскользнувшей с живота рукой до асфальта и поводит головой, всё ещё не открывая глаза. Эккерстрём возвращается и присаживается рядом, готовясь к тому, чтобы подхватить юного напарника на руки и перенести в автомобиль, но Санделин в очередной раз шевелит рукой, легонько задевая ладонь Тима, опущенную на асфальт.Он вздрагивает и отдёргивает руку, вскакивая на ноги, тут же предлагая помощь. Они подхватывают его, медленно перенося в машину, и Йоханнес думает, что один справился бы быстрее, потому что ноги Оштрёма явно дрожат и его шатает. Поднимая на мальчишку взгляд и собираясь поблагодарить за помощь, он видит, как из носа к губам течёт кровь, и реагирует мгновенно, подхватывая падающего в обморок мальчика. ?Господи, Хенрик, чем ты вообще думал?,?— даже не злость, а укор чувствуется в этой мысли, не более, и мужчина осторожно сажает парня на переднее пассажирское.?Вызывать скорую?— не выход, начнут копаться, накроют просто всех с наркотиками, а он ещё и несовершеннолетний. Не хватало вешать на Хенрика ещё и эту вину. Плюс, люди могут сказать, что был какой-то левый подросток, вдруг искать начнут, никому это не нужно?,?— киллер проверяет пульс у Тима и уже собирается мчать в больницу, как слышит тихий голос и замечает блестящие глаза, которые смотрят непонимающе:—?Йоханнес? А что… —?Хенрик приподнимается, пытаясь поправить волосы, его взгляд слегка затуманен, а лицо растерянно. Он озирается по сторонам, пытаясь понять, что вообще произошло за последние полчаса, но вспомнить ничего не может. Смотрит на переднее сидение, внимательно разглядывая фигуру Тима, и только через несколько секунд до него доходит, что это тот самый мальчишка из ванной. —?Что случилось? Что с Тимом?Эккерстрём вздыхает, решив, что не стоит ничего говорить по поводу поведения напарника, когда лучше было бы срочно ехать в больницу, поэтому вводит в курс дела осторожно и быстро, наблюдая за тем, как стыдливо Санделин отводит взгляд и хватает свою рубашку, не задумываясь доставая воду из сумки на заднем сидении. Парень льёт немного на край ткани, аккуратно высовываясь вперед и вытирая кровь с лица Оштрёма мягкими движениями. Тот приходит в себя, когда Хенрик практически заканчивает, и чуть ли не отскакивает в сторону, понимая, кто перед ним. Йоханнес тем временем пытается найти аптечку где-то в багажнике.—?Х-хенрик? Я… —?мальчишка смотрит испуганно и отстраняет руку парня, пытаясь встать и вылезти из машины, но Санделин удерживает его за плечо, возвращая обратно практически без усилий. —?Прости, я доставляю очень много неудобств, мне надо вернуться, всё в порядке, честное слово, я так испугался, когда тебя сбил Й-йо…—?Йоханнес, да. Он хочет отвезти тебя в больницу. —?Хенрик убирает руку с чужого плеча и поднимает взгляд, сталкиваясь с чужим?— изучающим и взволнованным, после чего добавляет. —?Тим, я виноват, с тобой не должно было этого случиться, я идиот. Пожалуйста, если когда-то произойдёт что-то подобное?снова?— не ведись.Санделин еле-еле находит нужные слова, потому что в голове каша. Мысли настолько сильно разбросаны и размазаны, что приходится выбирать среди тысячи вариантов, чтобы понять, то ли он вообще хочет сказать, что получается. Ему тяжело смотреть на Оштрёма, ему тяжело знать, что его самого видел в том состоянии и Тим, и Йоханнес, ему тяжело понимать, что придётся что-то делать с воспоминаниями, которые накопились за эти полтора дня. Он не имеет ни малейшего понятия, что чувствует, потому что сознание всё ещё плывёт, и ему хочется проблеваться?— из-за ощущения грязи внешнего мира и, что хуже, себя. Не заслужил ни доверия этого мальчишки, ни внимания толпы, ни заботы Симона, ни, самое главное, любви киллера, и от этого противно, мерзко, потому что чувствует себя использованным и использующим, обманутым и обманывающим. Ему хочется вернуться домой и стереть все воспоминания за последнее время, ограничить общение с людьми, включая напарника, отдалиться от всего, что раньше вызывало интерес. Он не заслужил ничего, что могло бы его радовать?— такова его позиция.Тим кивает в ответ на его слова, неловко отводя взгляд и собираясь всё-таки выйти из машины, но его останавливает Йоханнес, который предлагает ему проехать до больницы. Хенрик смотрит на мальчишку и ему всё более тошно. Кажется, что он поступил как последний мерзавец, и до дрожи хочется разбить руки обо что-нибудь, стереть себя из этой жизни или искупить вину, но он понимает, что единственное, что может сделать для Оштрёма?— убраться из его жизни как можно скорее и никогда больше не возвращаться, чтобы не напоминать ему об этих ужасных вечере и ночи.Мальчишка говорит, что с ним всё будет в порядке и он просто отправится домой, чтобы не искать проблем на свою задницу. Он бросает взгляд в сторону Хенрика, и тот аккуратно вылезает из машины, стараясь не сильно шататься и не падать. Ноги подкашиваются от слабости и голова кружится, но он вызывается проводить парня хотя бы до двери дома, чтобы тот не свалился где-нибудь у порога. Эккерстрём даёт добро, и они отходят в сторону участка. Неловкое молчание раздирает обоих, и Тиму хочется ляпнуть хоть что-нибудь, чтобы задержать свой образ в памяти Санделина, но он лишь заливается румянцем и сохраняет тишину.Когда они приближаются к крыльцу, Хенрик мягко берет мальчишку за предплечье, выдыхая, и в одну секунду прижимает к себе, одной рукой придерживая его за талию, другой хватаясь за перила, чтобы не потерять равновесие от столь резкого движения. Он чувствует чужую лёгкую дрожь и участившееся дыхание, и ему обидно. Обидно за Тима. Он ни черта не заслужил подобного отношения к нему, чтобы использовать его и бросать вот в таком вот состоянии в ту пустоту, из которой принял. Санделин опускает подбородок на худое мальчишеское плечо и бормочет бессвязно какие-то извинения, через пару секунд формулируя:—?Тим, так не должно было быть, я мерзкий, слишком мерзкий человек, и я надеюсь, что ты забудешь это всё как страшный сон. —?Помощник киллера отстраняется, стараясь не смотреть в глаза мальчика, в которых определённо можно видеть блестящие слёзы, даже не фокусируясь на них, и оставляет лёгкое прикосновение губ на щеке, показывая так сожаление и извиняясь за то, что повёл себя неправильно. Оштрём замирает, не зная, как реагировать на подобное. Он хватается пальцами за футболку на плече юноши и просто не может заставить себя отпустить. —?Хенрик Санделин, если вдруг что, то…Он наклоняется к уху, шепча адрес бара, в котором обычно проводит время, но потом добавляет, что лучше его не искать, потому что это будет ошибкой. После этого он легонько хлопает Тима по плечу и возвращается к машине, надеясь, что тот не смотрит ему вслед. Вздыхая, он молча забирается внутрь салона, опускаясь на переднее сидение, и старается не смотреть на Йоханнеса, который хлопает дверью и нажимает на педаль газа.Их ждёт долгий путь домой.***Сложно привыкать быть кем-то, кем ты никогда не был. Привыкать отталкивать тех, кому доверяешь больше всего, кому в глаза спокойно смотреть не можешь, ибо сердце трепыхается в груди, заставляя дышать неровно и быстро. Невозможно бесконечно долго лежать в кровати, пытаясь справиться со страхом выйти из комнаты и столкнуться с этим человеком, посмотреть ему в глаза, ибо стыд сжирает и заживо сжигает. Закрыться, пытаться спать, когда от переизбытка сна начинает болеть голова, перестать разговаривать, есть?— всё это выход, хоть какой-то побег от совершённых поступков.Дверь квартиры неожиданно часто захлопывается за эти несколько дней, и только после тишины в течение как минимум получаса парень выбирается, чтобы принять душ, хотя, честно, не понимает, зачем ему и это. Потому что в итоге он просто стоит под струями ледяной воды, стараясь не разрыдаться. Даже если плачет, то думает, что это не так, пусть слёзы горячее, чем вода, стекающая с волос. В ногах покалывает от холода, хочется сжаться, скукожиться во что-то маленькое, и состояние физическое совпадает с моральным. Он вцепляется зубами в костяшки пальцев, чтобы не сипеть и не кричать, но помогает это не очень. Парень вылетает из ванной пулей, тут же запираясь в комнате, вновь наблюдая за летающей в свете августовского солнца пылью несколько часов подряд, пока Йоханнес не возвращается.Он понимает, что киллер достаточно часто усаживается где-то за дверью, пусть просто слушает шуршание одеяла в комнате. Ему кажется, что для Эккерстрёма он отныне испорченный, мерзкий, что теперь он точно никогда не вспомнит происходящее той ночи, потому что даже не почувствует тех же чувств, что и тогда. Он и сам начинает думать, что у него к мужчине остались только страх да уважение. И желание когда-нибудь увидеть напарника таким же счастливым, как раньше. Но он знает, что из-за него это невозможно, поэтому предпочитает не видеть совсем.А у мужчины сердце кровью обливается, ему хочется рвать и метать, потому что он всё знает, потому что понимает, как сильно Хенрик нуждается в тепле и поддержке, потому что на этот раз он подвёл его. Вспоминать то, что было так глубоко запрятано из-за спонтанных поступков?— больно, учитывая, что он мечтал об этом очень давно и даже после произошедшего продолжал думать о том, что хочет обнять парня и никогда его не отпускать, чтобы не допустить боли, не допустить вреда. И теперь вот так. И боль, и вред?— всё из-за него.Они несколько раз виделись с Симоном, чтобы наедине обсудить произошедшее и придумать, что делать со сложившейся ситуацией. И бывший напарник Йоханнеса, кажется, напуган даже больше, чем он сам. Андерссону непривычно, что он не видит Санделина уже почти неделю и даже не слышал его голос за всё это время. Это кажется ненормальным, это кажется пугающим, и хочется выть от отчаяния, но перед киллером он этого не показывает. Симон возвращается домой после очередной встречи и выпивает, практически без остановки думая о том, что, кажется, ему нужно снова искать наркотики.Голова Хенрика забита слишком разным, чтобы смочь сформулировать что-то конкретное, что он хочет сказать кому-то из этих двоих, но молчание невыносимо. Для всех, ибо в квартире киллера витает такое напряжение, что один уже хочет выбить дверь в комнату, а другой?— выпрыгнуть в окно и убежать, лишь бы не сталкиваться лицом к лицу с проблемой.***Санделин выходит из комнаты на шестой день после возвращения домой. Его голова готова взорваться от ужасных мыслей и панического ужаса, который разрастается, стоит ему подумать, что сейчас он должен будет увидеть киллера впервые за эту неделю. Он тихо закрывает дверь и застывает, прислушиваясь. В квартире тихо, будто не произошло ничего необычного.Слыша скрип двери соседней комнаты, Йоханнес вздрагивает и поверить не может своим ушам, но решает не действовать на эмоциях, потому что это может только травмировать подростка ещё больше?— с заботой нужно быть осторожнее. Поэтому он, аккуратно откладывая книгу на пол, поднимается с матраса, стараясь не производить лишних звуков, и прислушивается. Тишина абсолютная. Он делает пару скользящих шагов к двери, но слышит, как уже уверенные шаги направляются в сторону его комнаты, и отшатывается назад, когда дверь неожиданно открывается.Хенрик выглядит ужасно: опухшее лицо, красные глаза, растрёпанные и спутанные волосы, завивающиеся сильнее обычного, растянутая футболка с небольшим пятном, кажется, от зубной пасты. Взгляд скорее безразличный, нежели испуганный, и от этого по коже пробегают мурашки?— ?что с ним??,?— крутится в голове до приступа тошноты быстро и часто до тех пор, как он не слышит очень уверенное.—?Я, блять, кусок бесполезного дерьма без мозгов,?— Эккерстрём вздрагивает от его тона и ему страшно, но ужас нельзя показывать. Только не перед ним, только не сейчас, такое нельзя допустить. Мужчина делает шаг вперёд, но тут же получает взгляд, запрещающий приближаться,?— понимаешь?—?Нет, не понимаю, мы можем поговорить? Я должен тебе кое-что рассказать,?— Йоханнес отвечает максимально уверенно. Раз уж парень решился, то надо действовать сейчас, пока это возможно. Чем быстрее они разберутся с этой проблемой, тем скорее всё наладится. Он обеспокоенно смотрит на Хенрика, стараясь не глазеть слишком сильно, и ему хочется обнять его, успокоить его, заверить, что ему никто никогда больше не причинит боли, что последние недели и месяцы были лишь кошмарным сном. —?Это очень важно для нас обоих. Для меня. Пожалуйста.Когда Йоханнес заговорил, Санделин опустил голову и так и не поднял её. Он отходит к окну, опускается на сделанный из подручных материалов табурет и неуверенно складывает руки на коленях, убрав за ухо прядь волос, упавшую на лицо. Киллер не может не заметить небольшие покраснения на костяшках и дрожащие ладони, и ему становится больно, так больно, что аж ноет что-то в груди, отчего хочется то ли свернуться на полу, то ли завыть, а может и всё вместе. Он не подходит ближе, чтобы не нарушать личное пространство и не тревожить лишний раз, но встаёт не слишком далеко, прикрывая дверь. Он смотрит на напарника. Сейчас.—?Хенрик, я знаю. О том вечере. Я вспомнил. —?Парня тут же начинает бить дикая дрожь, а глаза округляются и он смотрит куда-то в лицо Йоханнеса, но сосредоточиться на сказанном им не получается. Он медленно сползает на пол, закрывая лицо руками, зажимая себе рот, но через несколько секунд всё равно раздаётся всхлип, и тут уже киллер не выдерживает. —?Всё в порядке, тише.Он кидается к юноше, заключая в объятия, обхватывая и его плечи, и колени, прижатые к груди, и не обращает внимания на то, как тот отбивается и начинает чуть ли не в голос рыдать, осыпая ударами по рукам, груди и животу. Эккерстрём шепчет что-то успокаивающее, мысленно молясь, чтобы это как можно быстрее закончилось. Мальчик выглядит совсем нездоровым, так больше не может продолжаться.?Он не может, не может теперь скрыть от меня то, насколько я отвратительный, как он меня ненавидит и жалеет, потому что я к нему что-то чувствую, а для него это было так, чисто на одну ночь, он не сможет смотреть на меня как прежде, что мне, блять, делать, я всё испортил, всё испортил, грёбаный идиот, который не может держать себя в руках, почему я к нему тогда полез, он же больше никогда не сможет воспринимать меня серьёзно, а не как мальчика, болтающегося за ним по пятам, Боже, блять, мой?,?— вертится в голове.***В комнате абсолютная темнота, если не считать приглушённый свет фонаря из небольшого окна. На часах где-то около полуночи, Йоханнес и Хенрик лежат на матрасах, соединённых вместе, спинами друг к другу, дабы не смотреть в глаза. Эта идея пришла в голову киллеру, когда парнишка уже успокоился?— почему бы не поговорить так, чтобы они не могли друг друга видеть? Таким образом для них нет границ, нет препятствий для того, чтобы высказать всё. Они не видят друг друга?— не чувствуют стыда или смущения, но в то же время знают и чувствуют, что если что, то они рядом. Это должно помочь. Хоть как-то. Если они поговорят обо всём случившемся даже так, то это уже будет маленькой победой.—?Хорошо. Что я должен говорить? —?Санделин неуверенно хмурится и жмурится, слегка дёргая ногой из-за нервов. С одной стороны он доволен тем, что напарник не может смотреть на него, когда он говорит, но с другой?— ему хочется видеть его лицо, знать, что он будет говорить правду, потому что глаза выдадут любую ложь, если она прозвучит. ?Говори всё, что приходит в голову, не задумываясь?,?— ответ хороший, но в голове полный вакуум. Парень глубоко вдыхает и неторопливо начинает. —?Предположим, что начать стоит с того, что было гораздо раньше, чем встреча с тобой на крыше. Это был декабрь того года, я до сих пор не имею ни малейшего понятия, что конкретно произошло. Был один человек, который был мне действительно дорог, дороже всего мне на этом свете, а потом его резко не стало. Я думаю, что его убили. Мне не сказали. Я уверен, что его убили, но не могу не думать?— почему. С того момента всё понеслось с такой скоростью, что я перестал понимать, что происходит и во что превращается моя жизнь. Алкоголь, наркотики, алкоголь, по кругу, повторить. Я приходил на ту крышу сотни раз в надежде, что я просто смогу сделать шаг вниз или что-то вроде того, так должно было произойти рано или поздно, но ты всё загадил.Хенрик буквально слышит, как рот Йоханнеса перекашивает неловкая ухмылка, но не видит, как сильно киллер сжимает кулак, потому что злится на судьбу, которая опускает парня всё ниже и ниже, делает всё больнее и больнее, словно ему всего этого дерьма было недостаточно. Он не произносит ни слова в ожидании продолжения.—?Йоханнес, я знаю, это ужасно, но ты для меня особенный. Я не знаю, в какой момент это началось, может, даже тогда, на крыше, одному богу известно, но потом всё стало хуже. Я нашёл одного человека, я не хочу говорить, кто это, ты точно его найдёшь и убьёшь,?— парень хмыкает, уже как-то расслабленно и горько, словно осознавая, что ему уже ничего не светит и не угрожает,?— чтобы вымещать все те чувства, что я испытываю к тебе, на нём. Чёрт, чёрт, как это стрёмно звучит! Неважно, просто неважно, я думал, что смогу отвлечься, смогу хоть как-то приводить мысли в порядок и не думать о тебе в ключе романтическом, но это было просто невыносимо тяжело. В тот день, когда мы с тобой выезжали в лес, мне было особенно хреново, но, естественно, я думал, что поездка сделает всё более терпимым, что ли. Если бы.Звучит смешок, затем киллер слышит, как Санделин хлюпает носом, и ему становится не по себе.—?Я надеюсь, что ты вспомнил всё полностью, потому что я не хочу говорить о том, что делал я сам, это было бы слишком ужасно. Я просто помню, насколько разбито ощущал себя последующие дни, потому что мне даже рассказать было некому. Я чувствовал себя максимально грязно, максимально мерзко, словно я либо использовал тебя, либо был использованным тобой, и эти мысли буквально ели меня, пожирали сутками напролёт, я не мог думать о чём-то другом и глушил всё это как мог, прости меня за это, я слишком слабый, чтобы принять правду и даже не хочу слышать какие-то извинения или что-то такое, возможно, я сам заслужил, не бывает чего-то просто так.—?Хенрик? —?Юноша слышит, как мужчина слегка возится, и испуганно вскидывает брови, но потом понимает, что лица-то его не видно, и выдавливает глухое ?м??, надеясь, что мужчина не собирается его отталкивать прямо сейчас. Или разрывать что-то, оставшееся между ними, или прогонять с этого грёбаного матраса, или врать ему (не) в лицо, или… —?Можно я возьму тебя за руку?—?Д-да? —?Парень нервно сглатывает, почти до конца переворачиваясь на спину и стараясь не смотреть на профиль Йоханнеса, который сделал так же, но ещё до вопроса. Санделин неуверенно кладёт руку куда-то на середину и чувствует очень аккуратное прикосновение подушечек пальцев, которые нежно скользят по ладони и задерживаются буквально на несколько секунд, заставляя его напряжённо выдохнуть. После чего мужчина всё-таки берёт его за руку, осторожно переплетая пальцы, словно боясь спугнуть. —?Ладно, мы с… тем человеком провели вместе день рождения, я поделился своими переживаниями. Мне почему-то начало казаться, что он мне нравится, что я ему тоже нравлюсь, я очень боялся, что после этого он оттолкнёт меня, но он отнёсся к этому так спокойно и легко, я хотел расплакаться, настолько мне было странно от того, что он так меня понимает. А потом ты со своими отвратительными фразами и докапываниями к наркотикам. Не на пустом месте, конечно, но всё же. Я, блять, себя убить хотел на следующее утро после той ночи, когда ты спросил, кто у меня появился, серьёзно.На этих словах он неосознанно сжимает руку мужчины сильнее и чувствует, как из глаз к вискам устремляются дорожки слёз, которые он старается подавить и вытереть свободной рукой, потому что жалость к себе?— последнее, что он хочет испытывать. Санделин старается не обращать внимания на то, что практически дрожит от прикосновения тёплой ладони к своей, и ему так трепетно от этого ощущения, что хочется улыбнуться, но он просто физически не может.—?Потом было это всё. Я просто не хочу верить, что это был я. Я не мог быть таким животным, таким слабым, таким жестоким с тем мальчиком, ты помнишь его. Я натворил столько всего, что я никогда себе этого не прощу, наверное. Блять, я дал ему наркотики, понимаешь? Я дал пятнадцатилетнему наркотики, а потом измывался над ним так, что он мог ко мне привязаться или что-то типа того. Я не помню половину того, что я делал, половину тех, с кем целовался, я просто такой грязный, я не знаю, как смотреть на себя без отвращения. Боже, ты хоть не молчи, пожалуйста, Йоханнес! —?Хенрик поворачивается в сторону напарника, забывая про то, что они хотели не смотреть друг на друга до конца этого диалога, и просто вцепляется в его руку так сильно как только может, слегка притягивая её к себе.—?Ты не отвратительный, Хенрик. Ты не грязный. Все ошибаются. Все делают в своей жизни что-то ужасное, главное?— понять, что ты делаешь не так, и не повторять это, не наступать во второй, в третий раз на грабли. Поверь, даже я совершал ужасные поступки, не один раз за свою жизнь. К сожалению или счастью, теперь всё, что ты можешь сделать с воспоминаниями об этих вещах?— отпустить. Принять. Ты это сделал, ты стал таким, как сейчас, только благодаря этим событиям, иначе просто уже не будет. —?Эккерстрём тоже поворачивается в его сторону и наблюдает за тем, как Хенрик немного жмурится, стараясь не разрыдаться. Мужчина придвигается ближе, осторожно ведя большим пальцем по юношеской ладони, сокращает расстояние между ними сантиметров до двадцати и задаёт вопрос чуть ли не шёпотом. —?Если тебе не будет плохо, то можно я обниму тебя?Санделин смотрит прямо в глаза киллеру, стараясь не думать о том, что видит там. Сочувствие? Отвращение? Жалость? Какая разница, ведь, возможно, это их последние объятия перед тем, как напарник выпихнет его на улицу и заставит возвращаться в родительский дом. Он так же, шёпотом отвечает: ?Обними? и чувствует, как Йоханнес ложится ещё ближе, аккуратно укладывая голову юноши себе на плечо и перебирая его волосы правой рукой, левой же практически невесомо скользя по лопаткам, пока парень волнительно дышит куда-то в шею. От тёплого дыхания по спине пробегают мурашки, потому что ассоциация с тем вечером у костра не просто проскальзывает, она яростно влетает в мозг, круша всё на своём пути, и бешеным ритмом сердца отдаётся в груди.—?Боже, наверное, после всего этого ты никогда больше не сможешь воспринимать меня нормально, как прежде. Я пойму, если ты завтра же выставишь меня за дверь, выскажешь, какой я паршивец, какой я жалкий трус, что ещё… —?Эккерстрём чувствует, как ткань на плече слегка намокает по мере произнесения юношей фразы, и он пальцами скользит вверх по позвонкам к шее, останавливаясь на секунду, и легонько поглаживает нежную кожу, отчего Санделина чуть ли не током прошибает. —?Да ты посмотри на меня, я отвратительный, ужасный, чего вообще ты со мной возишься, зачем тебе это всё, я блядь, я наркоман, я в свои восемнадцать просто ходячий сгусток проблем…Мужчина проводит парой пальцев по шее к линии челюсти, смотря Хенрику в глаза, собирается что-то сказать, но подросток тут же перебивает его:—?Не жалей меня, я не заслуживаю этого, давай, скажи мне, что ты презираешь меня, пожалуйста, скажи правду, что я был игрушкой, не более, скажи, что ты ненавидишь меня после всего этого дерьма, в которое я втащил тебя, прошу, скажи, что ты ненавидишь… —?Юноша прикрывает глаза, пряча лицо в шее напарника и продолжает шептать одно и то же, пока не чувствует мягкие прикосновения к подбородку и практически неразборчивое и тихое:—?Не ненавижу, а люблю тебя, не глупи ты так,?— Йоханнес то ли сам отстраняет голову Санделина от себя, то ли тот сам это делает, смотря уже изумлённо и будто бы не веря, что сказанное действительно прозвучало, что он не ослышался. Парень ловит себя на мысли, что это точно проделки поехавшей за последнее время крыши и киллер не мог в жизни такое сказать, но теряет рассудок, когда слышит следующее,?— позволь мне тебя поцеловать?Чувствуя лёгкий кивок, Йоханнес чуть приподнимает голову подростка за подбородок, смотрит пару секунд на вмиг захлопнувшиеся от страха глаза и так мягко касается чужих губ своими, что ему кажется, что он сам плавится от этого момента. Он собирается отстраниться и сказать что-то, но Хенрик опережает, быстро шепча: ?прости?, и теперь уже сам целует его. Эккерстрём приподнимается на локте, аккуратно укладывая напарника обратно на спину, другой рукой осторожно проводит по шее и ключице, случайно оттягивая край футболки и ведя обратно к плечу.Хенрик тает. То, что он чувствует в этот момент, он вряд ли сможет сформулировать в полноценные фразы, потому что это одновременно и что-то жутко радостное, и отчаянное, словно это всё ещё последний вечер, а завтра киллера рядом не будет. И никогда больше не будет. И он запускает пальцы в тёмные волосы, очерчивая ухо и проходясь по мягкой коже за ним. Он буквально теряет голову от одновременно нежного и горячего поцелуя, из-за которого сердце стремится вырваться из грудной клетки, а дышать хочется рвано и много.Йоханнес целует его медленно, стараясь не напирать слишком сильно, и от этого в голове всё плывёт у обоих. Отстраняясь друг от друга, они ловят улыбки, одна?— слишком тёплая и широкая, что выглядит максимально непривычно, а другая?— слабая, но очень долгожданная и искренняя. Мужчина опускается обратно на матрас, прикасаясь плечом к чужому плечу, и смотрит то на юношу, который закрыл глаза, то на окно. Какое-то сильное чувство переполняет его, заставляя щёки болеть от улыбки, а глаза практически слезиться. Убирая с юного лица пряди спутавшихся волос, киллер целует Хенрика в нос и шёпотом спрашивает:—?Может, ты не против провести эту ночь в моих объятиях? Прости, если…—?Молчи.