Фаллен (1/1)

До Точки-ноль Ваня дошел быстро и без приключений, этот маршрут после восьми рейдов в зону был знакомым и привычным, его он мог одолеть, наверное, даже с закрытыми глазами. Отсидеть внутри положенное время в одиночестве оказалось не так просто, но он справился, даже несмотря на то, что ему постоянно мерещилось всякое и снились кошмары, после которых он просыпался от собственного крика в ледяном поту. Зона начала играть с ним уже сейчас, сразу. Слишком быстро он перестал ощущать границу между реальностью и нереальностью, и некому было удержать его на краю. Вот поэтому в Зону и не ходили поодиночке и даже по двое. Всегда нужен был третий.Ваня постоянно слышал Ванькин голос. Тот звал его, рассказывал смешные истории, делился музыкой. Однажды даже сказал, что любит и ждет, и Ваня почти вышел за дверь, к нему, завороженный этими бесконечными: “Ну иди ко мне”. Остановился уже на пороге, вспомнив, что забыл мешочек с осколками зеркала. В конечном итоге Ваню эти осколки и спасли. Острые, они кололи и резали пальцы. Ваня сжимал их в ладонях и так держался на краю. А еще, как ни странно, помогали мысли о Ваньке, о настоящем Ваньке, о его руках на своем теле, о тепле его губ.Когда в положенное время он вышел из Точки-ноль, то не сразу понял, где находится. Он никогда здесь не был, но много раз видел это место на открытках и фотографиях, на картинках в интернете, в фильмах. Его вынесло в Центральный парк Нью-Йорка, жуткого, безлюдного города. Мертвого. Совсем как Москва времен третьего карантина.Ваня долго шел по парку, топал по молчащему мрачному городу, изредка оставляя за собой осколки зеркала. Его почему-то тянуло в центр. В стеклах витрин краем глаза он то и дело замечал какие-то лица, там мелькали толпы несуществующих прохожих, в голове звучал шум множества шин и скрежет тормозов. Но стоило подойти ближе, как иллюзия рассеивалась и он видел либо слой пыли на грязном стекле, либо внутренности пустых магазинов и кафе.Ваня остановился возле одной из витрин, написал по пыли слово из трех букв, поставил три восклицательных знака в знак своего отношения ко всему этому, хмыкнул и пошел дальше.Он уже порядком устал и проголодался, отбил об асфальт подошвы. Заметил вывеску ресторана на Мэдисон-авеню, известного, мишленовского, не думая толкнул дверь и зашел внутрь. Если уж трескать сухпаек, так за столиком с лучшим видом на город.Ваня жевал галеты и разглядывал интерьер. В настоящем Нью-Йорке в этом ресторане сейчас наверняка собирались люди, селебрити и знаменитости, рассчитывающие провести вечерок в изящной обстановке со вкусной едой. Ваня облизнул губы и закинул ноги на стол. Так было удобнее.Под столом что-то мелькнуло, и Ваня мгновенно очутился на столе весь, схватился за автомат, лежащий рядом.Под столом хрипло мяукнуло. Ваня оторопело наблюдал, как рыжий хвост обвил резную ножку стула. Потом показалась морда, самая обычная, кошачья. Наглая. Кот орал, как любой другой зверь его породы, и требовал еду.— Ксс, ксс, ксссс… — позвал Ваня. Ничего умнее он от удивления придумать не смог. — Ты кто? Ты мальчик или девочка? Или…В Зоне ничему нельзя было удивляться. Зона могла все: убить, свести с ума. Пошутить.— А, мужик все же, — кот повернулся к Ване пушистой задницей. — Можно я буду звать тебя Гриша? Хочешь кусочек, Григорий?Со стола слезать Ваня не рискнул, отломил и бросил на пол кусочек галеты, та немного пахла мясом. Кот ломанулся за угощением так, что Ваня не успел уследить за рыжей молнией. Теперь тот урчал и завывал над добычей. Ваня присмотрелся: зубы у животинки были вполне нормальные, лишних глаз на теле не было, и вела та себя... нормально. Как самый обычный кот. Породистый даже вроде. Холеный такой. Все остальное было нихуя не нормально, и Ваня задумался. Ночевать на столе ему как-то совсем не улыбалось.Кот в минуту сожрал предложенное. Походил под столом, хрипловато поорал, выпрашивая еще, и вдруг в один прыжок оказался на столе, рядом. Ваня сиганул со стола и забился в угол зала, вжался в него мокрой от пота спиной. Стрелять в котика ему почему-то и в голову не пришло. Хреновым все же он был рейдером, мало Замай читал ему нравоучений и Мирон мозги промывал.Кот, таращась круглыми, желтыми глазами, медленно подошел ближе, задрав хвост трубой, потерся об ноги. Басовито замурлыкал. На морде у него было крайне снисходительное выражение. Ваня выдохнул. Погладить котика он решился минут через десять, когда тот уже половину своей шерсти оставил у него на штанах. Кот оказался настырным. Требовал еще еды и ласки, когтил ноги, лез на руки. Ваня скормил ему половину своего завтрашнего ланча.Нужно было устраиваться на ночлег, и Ваня, решив не менять лучшее на хорошее, начал обосновываться здесь. Приставил к двери пару столов. Нашел и закрыл дверь на кухню. Проверил туалеты и завалился спать на мягком кожаном диванчике, приспособив пару скатертей вместо одеяла. Кот все время крутился в ногах, словно боялся, что человек уйдет. Когда Ваня засыпал, сквозь сон он почувствовал, как тот устраивается спать у него под боком.Утром Ваня поделился остатками завтрака с котом и покинул гостеприимный ресторан. Ему нужно было идти, у него была цель. Кот остался сидеть на пороге, с ним не пошел, и об этом Ваня немного жалел. Гриша был забавный. Живой.Ваня шел по пустому городу, стараясь не смотреть в стеклянные поверхности, и чувствовал себя под прицелом. Ни себя, ни отражения города он в них не видел, но ему постоянно чудилось, что из-за них за ним наблюдают, следят внимательно тысячи глаз. В том числе поэтому в зонах боялись подходить к воде, в ней ничего не отражалось, а из глубины могло выпрыгнуть или выплыть что угодно. Чаще всего максимально недоброжелательное или смертельно опасное.Ему очень скоро стало нехорошо: сердце сбоило, бросало то в жар, то в холод, пот тек в глаза так, что пришлось снять панаму и повязать шейный платок, как бандану. Но он упорно шел вперед. Ему в принципе было все равно, куда идти и как долго. Ни направление, ни время не имели для него значения, важной была лишь цель. Ваня шел и оставлял за собой след из зеркальных осколков: он еще надеялся вернуться, и не один.К вечеру он вышел на удивительно знакомый угол, к удивительно знакомым зданиям. Замер, неверяще оглядываясь, а потом рванулся к фундаменту и нашел то, чего не хотел находить — маленький осколок зеркала. Тот самый, который сам же и оставил здесь позапрошлым утром, в начале своего пути, изогнутый, похожий на полумесяц. Или кривую ухмылку.Ваня не знал, что думать. Это могло значить только одно — ему пиздец как не повезло. Просто сто из десяти возможных “не повезло”! Он попал в Спираль. Ваня выдохнул и достал сигареты. Пачка была непростая, для особых случаев, и он, кажется, настал. Ему жизненно необходимо было успокоиться.Из Спирали не было выхода. Все знания об этой аномалии были сугубо теоретическими, выводились аналитиками из математических и физических формул и выкладок. Ваня был от всего этого весьма далек, а вот Мирон мог говорить о подобном часами, взахлеб. Славка пробирался на заседания аналитиков, просто чтобы попялиться на Мирона, слушал, а потом пересказывал Ване, едко комментируя и добавляя свои домыслы. Ваня знал, что Мирон люто завидовал Славке и им всем, тем, кто ходил в Зону. Самому Мирону Совет запретил ходить в рейды и вообще хоть как-то заходить в Зону, уж слишком ценной была эта лысая башка для отечественной науки.Ваня покурил, попил воды и поболтал фляжкой над ухом. Запасов оставалось не так много. В Зону не уходили надолго. У него было в рюкзаке еще три бутылки, но… Спираль. Про это Ваня думать не стал. Не захотел. Просто не смог. Вскочил и рванул наугад в ближайший подъезд. Выход должен был найтись.За неделю он выучил на чертовой Мэдисон-Авеню каждый дом, каждый подъезд. Раз в день обязательно наведывался к Грише в ресторан. Там Ваня обедал. Когда еда кончилась, просто приходил и сидел за столом, гладил кота, бездумно глядя в окно. Им всегда внушали, что в Зоне ничего нельзя есть и пить, только Ване очень скоро стало похрен на все запреты. Он шарился по квартирам, кафе и магазинам, искал еду и воду. Не нашел ровным счетом ничего. Его кусок города в этом смысле был совершенно стерилен. Но Гриша как-то же жил здесь! Что-то же ел и пил этот кот! Никуда не выходил. Ваня решил остаться и понаблюдать. Он в сотый раз пожмякал пришедшего к нему на диван погладиться Гришу за пузо, мягкое, мохнатое, стопроцентно живое, спросил задумчиво:— Что ты тут жрешь, а? Кто тебя кормит?На этой мысли Ване почему-то стало страшно. Захотелось уйти, сбежать, но он остался. Бежать-то ему в принципе было некуда. Мысль о том, что можно съесть кота, ему, в отличие от любого нормального рейдера, даже не пришла в голову. Он предпочел бы сам сдохнуть с голоду.***Кот уходил в зеркало, в ебучее зеркало, огромное, занимающее всю стену зала от пола до потолка, не дающее отражения. Прыгал в темное пространство за гладкой поверхностью. Когда Ваня увидел это в первый раз, подумал, что от голода у него просто помутился рассудок. Но через какое-то время кот как ни в чем не бывало вышел из зеркала, сыто облизываясь, и запрыгнул к нему на диван, деловито устраиваясь на ночь спать на мягком и теплом — на Ванином животе. Хотя назвать Ваню мягким уже вряд ли было можно. Ваня вспомнил, как ржал Ванька над его бочками, а потом целовал и кусался. Только эти живые, реальные мысли заставляли его сейчас держаться.Кот ходил через зеркало. Уходил туда, в мерцающую, черную глубину под холодным стеклом, и возвращался сытым. Ваня ему завидовал.Утром Ваня тоже попробовал пройти, просочиться в таинственное сытое зазеркалье, в темноте почему-то было ужасно страшно. Ваня гладил холодную гладкую поверхность, трогал, бил по ней кулаком, прижимался горящими щеками, безрезультатно пытаясь заглянуть, попасть внутрь. Поржал над собой. Поплакал. Все равно никто, кроме кота, не видел. К ощущению тысячи следящих за ним глаз он как-то давно и незаметно привык. Кот так и крутился под ногами, демонстрировал, как легко может шмыгать туда-сюда, в зеркало и из него. Иногда зрелище было поистине завораживающим: торчащая из зеркальной стены половина кота, раздумывающего, куда ему сейчас больше нужно, сюда или все же обратно. Ваня уже хотел было запустить в стекло стулом, но вовремя одумался. Кота стало жалко, как тот тогда будет жить?Ваня давно не пил и еще дольше не ел, сил совсем не оставалось. Он смотрел со своего дивана на пыльное зеркало и вспоминал Ваньку. Ванька тоже был где-то здесь. Возможно, в соседней Спирали. А может, брел где-нибудь, заплутав в тайге, или тундре, или в каком-нибудь марсианском городе. Кто мог знать, куда Зона закинула его группу? Главное, что Ванька все еще был где-то. Ваня его чувствовал, как чувствовал Зону. Живым.Утром Гриша привычно потоптался у него на животе, щекотно потыкался усатой мордой в лицо, словно прощаясь, спрыгнул с дивана и исчез в зеркале. Ваня прождал его весь день, но кот так и не вернулся.Ночь Ваня провел у стеклянной стены, привалившись к ней спиной. Страшно ему уже не было. Было никак. Желудок давно перестал болеть и выгрызать внутренности, потрескавшиеся губы сочились кровью, и Ваня то и дело облизывал их сухим шершавым языком. В шуме вокруг теперь слышались не голоса, а гул водяных струй. Ваня начал сходить с ума.В полубреду ему казалось, что Гриша то и дело выглядывает из зеркала, словно пытаясь показать ему дорогу. Ваня даже попытался засмеяться.— Я же не кот. Я не могу. Не получается.Но, кажется, он все-таки еще пару раз попробовал пробиться, по крайней мере, немного пришел в себя Ваня именно от боли в плече, которым бился о холодное, тонко дребезжащее стекло.— Не получается.Ваня констатировал этот факт, как приговор, но сдаваться было еще рано. Нужно было попить, накопить сил и придумать что-то еще.Пить! Все мысли теперь занимало только это желание. Жажда затмевала все. Если бы Ваня мог встать, он бы в сотый раз проверил все трубы, снова развинтил бы все коммуникации на кухне в поисках воды, но подняться он уже не мог.Его посетила гениальная идея. Слава бы точно оценил! Ваня полез в “сумочку Гермионы” на бедре, как ласково называли этот с виду маленький, но очень вместительный мешок рейдеры. Высыпал перед собой на пол зеркальные осколки, выбирал долго и тщательно, но в руку вдруг ткнулось, рассекая кожу, острие, и Ваня взял осколок. Тот самый, что он оставил у центра Спирали, а потом забрал с собой, в форме полумесяца, дурацкой ухмылки, насмешки судьбы. Узнаваемый. Ваня задумчиво слизнул кровь с распоротой ладони, внимательнее пригляделся к осколку и улыбнулся ему, оскалившись, повторяя изломанную линию. Теперь Ваня не сомневался в том, что нужно делать. Он полоснул себя острой кромкой несколько раз по запястью и припал губами к живительной влаге. Глотал густую, соленую и дурманяще пахнущую железом жидкость и никак не мог напиться.Сердце билось все тише, а перед глазами мелькали круги и все расплывалось в серебряном мерцающем мареве.