10. doomed (2/2)

— Хочешь Рай к рукам прибрать, да? Хочешь занять место Бога? — вместо ответа я получил смачную пощечину, что в силе не уступала первой. Своими вопросами я только сильнее разозлил ее. Да и пусть. Я вернулся к началу, мне нечего терять, разве только что… — А как же Дилан? Другие Пернатые хватятся его! — каждое мое слово только ненадолго оттягивало неизбежное, ведь и без того было ясно, что я уже не выберусь. Слишком много везения для одного демона. — Ангелы, вроде Дилана, не достойны жизни. Дарованное можно и отнять. — Кая гордо вышагивала взад-вперед, раздражая своей речью. — Когда с тобой делятся Божьей благодатью, нужно ценить это и пользоваться ей правильно и по назначению. Но Дилану это наскучило. Думаешь, я была в неведении о его мерзких делах? — Решила выступить судьей? Про ?связь? тоже ты придумала, я прав? Видимо, Кая решила неплохо повеселиться, затевая подобное. Хотела, чтобы мы с Диланом помучились. Неужто она этого тридцать лет ждала? Я был, хоть и скованный, но целый, Дилан же истекал кровью, и я чувствовал абсолютно все, что и он. Вот она — суть связи. Чувствовать боль и страдания друг друга. — Пора заканчивать с вами, а то вы мне порядком надоели. — Дилан ни за что не покинет тело парня добровольно! — А мне его разрешение не нужно! Где-то справа послышалось ставшее ненавистным хлопанье крыльев. Обернувшись на звук, я увидел Дэниела. Все как в первый раз. — Ты вовремя, — засияла Кая. — Что прикажете, Командующий? — Дэниел смотрел только на девушку, не удосужившись обратить внимание ни на меня, ни на Дилана. Вот интересно, а как далеко был готов пойти он для достижения цели, которую преследовала Кая? Она вручила Дэниелу ангельский клинок, и я мог поклясться, что он ранее принадлежал Дилану. — Отрежь ему крылья! Стоило Кае отдать приказ, как мы в миг пересеклись с Дэниелом взглядами, и каждый из нас прочел в глазах другого: ?Ангелам нельзя отрезать крылья?. Даже я, будучи ублюдком и убийцей, посчитал это поистине жестоким действом. — Дэниел, я к тебе обращаюсь! Что-то не так?! Авторитет Каи подавил даже попытку протеста. Дэниел боялся ее и ее далеко не праведного гнева. Но я все же уловил мелькнувшее в его разноцветных глазах сожаление. Дэниел понимал, что это, мягко говоря, неправильно, но все равно, жмурясь так, что лоб прорезали морщины, замахнулся клинком и вонзил его в спину товарища. Вот оно — чистое предательство.

Я много убивал и калечил, не только людей, но и сверхъестественных существ, но никогда не слышал, чтобы кто-то так кричал. Дилан очнулся и истошно завопил, раздирая глотку и разрывая легкие. Я тоже кричал. Но не от нестерпимой боли, а скорее от беспомощности. Наверное, я тогда хотел своими жалкими воплями заглушить рев Дилана. Я чувствовал все то же, что и он, и к той боли добавилась еще и моя собственная.

Кая с помощью ангельской магии заполняла мое тело святой водой. Она разливалась по венам, выжигая меня изнутри. Я блевал на белоснежный пол Рая собственной кровью. А между рвотой бросал взгляды на Дилана, которому из спины вырезали крылья. Я надеялся, что он отключится вновь, потеряет сознание, но Кая не позволяла ему этого, с садистским наслаждением наблюдая за его мучениями, смотря, не моргая, на его искореженное от нестерпимой боли лицо, и упиваясь его неистовыми криками, срывающимися на плачь. Неужели это она — расплата за грехи? Совершенно необъяснимое чувство завладело мной, будто бы я был одновременно окрылен, но падал в бездонную пропасть. Мне так захотелось дотянуться до Дилана, взять его за руку, чтобы вместе пройти через адское пламя, что выжигало нас изнутри и вырывалось наружу через наши дикие крики. Если гореть, то вместе — если сгорать, то дотла. Глаза Дилана сияли как никогда ярко, но смотрели в никуда и только роняли слезы, которые смешивались на полу с кровью. Столько крови я никогда не видел. В какой-то момент Дилан умолк. Я перестал кричать вместе с ним.

Я дышал тяжело и часто. Глотку саднило, легкие отказывались принимать воздух, кости трещали, а мышцы сводило, будто их завязывали узлом. Почему я тогда сразу не умер?

Если я и видел что-то ужасное в жизни (а больше я, конечно, натворил сам), то отрезанные ангельские крылья не шли ни в какое с тем сравнение. Кая, взмахнув рукой, бросила их, как пару драных тряпок, к моим ногам. Демон стоял на коленях перед некогда белоснежными крыльями. Потускневшие. Окровавленные. Мертвые.

Я обессиленно посмотрел на Дилана. А он даже вымолвить ничего не смог. Без единого звука и хрипа один его глаз, тот что голубой, потух и стал карим.

Дилан умер. Его крылья посерели и обратились в прах, что испарился в мгновение ока подле моих ног. Вслед за его смертью, я ощутил небывалую пустоту в сердце, что глухо стучало за ноющими ребрами. Кая освободила тело от оков. Оно безжизненно рухнуло на пол, а затем исцелилось и облачилось в чистую одежду. Вся кровь, и моя и Дилана, исчезла, унеся с собой минуты нашей общей боли. Чей-то всхлип отвлек меня от пустого лицезрения чистого пола. Передо мной предстал совершенно другой человек, в нем ничего не осталось от Дилана. Мечислав весь сжался, казалось, что он даже физически стал меньше. Плечи опустились, спина ссутулилась, а лицо стало бледным и растерянным.

Он громко вскрикнул, увидев меня, и попятился назад, отталкиваясь от пола голыми пятками. В чистых карих глазах мне явились все его ночные кошмары, явился каждый раз, когда он кричал во сне, лишь бы скорее проснуться. Я прочел в маленьких каплях жидкого золота всю ту боль и весь тот ужас, что он пережил, пока мой ангел не явился ему. Я вспомнил, как Дилан рассказывал мне его историю. Историю мальчика, который страдал и сходил с ума день ото дня. Вспомнил, как Дилану было тяжело говорить, и как он сжимал кулаки так, что костяшки пальцев белели, и как вздувались вены на руках. Но мой ангел все же спас несчастного парня. А вот я своего ангела не смог. На меня снизошло, если не сказать, озарение. Я, глядя в чистые карие глаза, осознал сколько причинил Мечиславу страданий. А сколько я их причинил другим? Сколько людей, сколько человеческих душ пострадало от моих рук и от моих нечестивых желаний. Как я мог?..

Почему я тогда вообще не прикончил Мечислава? Ничего бы этого не произошло. Ох, не это ли оно — то самое раскаяние? Даже поза подходящая, вот он я почти распят. Вот я стою на коленях перед всеми своими грехами, что явились мне в этом парне. — Не бойся его, Мечислав. Видишь, он закован в цепи. Мы его накажем. Голос Каи твердый, но не строгий, немного убаюкивающий уже не раздражал меня и доносился издалека. Я к ней больше ничего не чувствовал, будто бы все негативные эмоции умерли вместе с Диланом.

Мне хотелось только сказать, чтобы он не верил ей. Но куда ему было деваться? Мы все были обречены на смерть в тот роковой день. Мечислав успокоился и, немного осмелев после слов Каи, перестал сжимать в руках футболку в области груди. Он подобрался ко мне на четвереньках чуть ближе и принялся разглядывать меня с головы до ног. Смотреть в его глаза было все еще невыносимо, но я не мог позволить себе прикрыть веки. Я не мог позволить себе такой роскоши. Раз уж каяться и получать воздаяние за совершенные грехи, то до самого конца. Взгляд Мечислава вдруг принял совсем не присущие ему мудрость и спокойствие, словно парень познал неведомую силу и вселенскую истину. Карие глаза смотрели куда-то внутрь меня, словно ища проданную Дьяволу душу, при этом одновременно и твердо, и с сочувствием.

— Тот, кто сбился с пути, Томас, не всегда потерян, — сказал он совершенно не подходящим ему уверенным голосом, перед тем, как Кая не дрогнувшей рукой перерезала ему горло. Что происходило далее стерлось из памяти. Кто-то защитил меня и выстроил невидимый барьер, отделяющий неприятные воспоминания подальше от всех остальных. Помню только, как горел изнутри, как тлели внутренности, пока Кая заполняла мое тело теплой кровью Мечислава. В тот день мы сами убили всех своих святых.