3. (2/2)

Он рассказывает так, будто признается в проклятии. Недавно у него было дело на четверых. Все отлично. А потом выяснилось, что четвертый — коп под прикрытием. Слава богу, узнали вовремя. Пришлось свернуть лавочку и разбежаться.

Не фарт.

А теперь, бля, опять крыса, опять коп, опять под прикрытием.

Ларри кажется — из Сакраменто тянется за ним что-то недобитое, живое, пульсирующее.

Он не замел след, оставил красную длинную ниточку.

Об этом он Розовому, конечно, не рассказывает.

— Ну и кто у нас стукач? — задает главный вопрос Розовый.

Мистер Синий? Мистер Блондин? Джо?Ларри встает на дыбы — не, точно не Джо! От него точно никакой подставы!..Опять утыкается в зеркало, приглаживая волосы. Не, всё волосок к волоску, не сбились в смятенную прядь.

— Может, крыса ты?Ларри поворачивается — как тогда, на щелчок обоймы от Розового. Что, блядь? Оборзел?!— Мистер Оранжевый?Ларри выдирает сигарету изо рта. Сжимает пальцами — удерживаясь с трудом, чтобы не воткнуть Розовому в лицо, как в пепельницу.— Этот парень умирает. Я сам видел, как он словил пулю! Не смей говорить, что он стукач!

— Слушай. Какая-то блядь стуканула. Среди нас точно есть крыса.

Да. И это не я. Не малыш. И не… Розовый?Блядь, что за херня… Ларри не бухгалтер, чтобы сводить дебет с кредитом.

Ларри смотрит на Розового взглядом убийцы. И то, что ?Смит-Вессоны? не в руках, роли не играет.

Он и без них — в одно мгновение скрутит шею.

У Розового бешеная интуиция. Понимает без слов, мимо чего его пронесло.

— Так, где в этой вонючей дыре очко? Мне отлить надо, — заявляет неожиданно и деловито. Словно так и надо, и ему просто приспичило. Ничего такого.

Ларри зло инструктирует, куда пиздовать. Он второй этаж изучил загодя, еще во время их собрания и малеванок Джо на доске. Смотрел двери, смотрел выходы. И встретил малыша в коридоре.

Поймал в сачок, позвенел пряжкой о пряжку.

Флиртовал нагло, напролом.И про себя покатывался со смеху, глядя, как тот не понимает, в чем дело, но ершисто растопыривается во все стороны. Пытается быть в теме, слыть крутым.…А потом они переодевались на том же втором этаже в одной комнате.

И у малыша было белое чистое тело без татуировок. Ни разу не сидел. Был зеленым и фартовым.

И стеснялся пистолета в носке — прискакал на встречу до зубов вооруженным, сразу видно, что не из Лос-Анджелеса. Не знает, как ведет дела Джо Кэбот, не наслышан о его правилах.

Никто его не предупредил, что к папе на рандеву с оружием не ходят, любой в курсе.Не нашлось таких друзей.Как он там — его оранжевый якорь?Ларри затоптал сигарету о край раковины и бросил в ведро.

*Он ласково погладил Оранжевого по голове: малыш, просыпайся. Потом потряс за плечо.

Его прошибло до холодного пота. Фредди был едва ли теплее подтаявшего мороженого и едва ли ярче.Ларри затормошил сильнее — никакой реакции.Несколько раз похлопал по щеке — осторожно, а потом ударил не сдерживаясь, грубо, почти в полную силу. Голова мотнулась, влажная от пота челка мазнула по пальцам.Ничего. Ни движения. Мертвенная бледность, плотно сомкнутые ресницы.Ларри забыл, как дышать. Судорожно схватился за безвольное, липкое от крови запястье. Пульс нащупать никак не мог. Водил большим пальцем по выступавшей вене — тонкой, слабой. Пытался ощутить невесомое биение.Ничего.И только что вымытые пальцы снова в крови.Ларри как воочию увидел — сегодня ночью малыш спал в той же позе.

Свесив руку и ногу с кровати, почти соскользнув с края. Упавшая на лоб челка чудилась серой, спина белела в лунном свете, лопатки чуть приподнимались от мерного дыхания.

Неужели и вправду — соскользнул с края, ушел от Ларри навсегда?

Он вовремя вспомнил про темные очки в верхнем кармане.Вовремя — до того, как зарыдать над бесчувственным телом.Вытащил их и поднес к бледным губам Фредди.Ждал — сам не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть.

Если он потеряет своего малыша… Если потеряет…

Ларри не представлял, что дальше.

Обнял Фредди за шею, положил испачканную ладонь под слипшиеся потемневшие волосы. Наклонился всем корпусом. Там тоже должен прощупываться пульс — мелкий родничок под холодной кожей.

Он ловил всем собой — касанием, слухом, взглядом — малейший сигнал в этом неподвижном, бездыханном, окоченевшем теле, что малыш жив.Ждал, проклинал себя. Какого хрена поперся перетирать дела с Розовым, остался бы со своим мальчиком! Ничего бы тогда не случилось!Или — малыш хотя бы не умер в одиночестве на бетонном полу. Пока он, тупица, радовался, что камушки при них.Какого хрена, Фредди, не смей подыхать!Ты и я под одним парусом, Фредди. Или под одним саваном.— Окочурился, что ли? — Розовый снова нарисовался за спиной. Отлил, сука, и склонился тенью, деловито упершись руками в колени.И малыш словно воспротивился в ответ, оспорил. Встал на дыбы — где-то там, в неведомой дали, откуда его и не услышать: ?кто, я?! чё, помер?! да хуй тебе в рот и завали ебало!..? Черное стекло затуманилось — слабо-слабо. Еле-еле.Ларри не услышал его дыхания. Но поверил поймавшему его стеклу. Протер очки полой пиджака, вернул их в верхний карман. Нащупал там же расческу и едва удержался от того, чтобы снова провести ею по волосам.— Живой пока.— Что с ним?Отдохнуть, блядь, прилег, только теперь на шезлонге!.. — чуть не рявкнул Ларри, пораженный избирательным зрением Розового. Как можно быть таким слепым и не видеть в упор того, что происходит, и задавать идиотские вопросы?!— Просто потерял сознание.Дышит пока.Его самого как будто скручивало острой болью.

Пока дышит.

Мистер Белый угрюмо поднялся, звонко и сильно отряхнув друг о друга ладони. Сосредоточенный, злой. Он вожак этой стаи. Ему решать, что делать.Пока мистер Розовый мечется, приплясывает на месте, грозится свалить — решать все-таки будет мистер Белый.Без медицинской помощи его мальчик умрет. Это факт.Мистер Белый и мистер Розовый могут хоть всю ночь сидеть наедине с гробами, хоть до посинения, но малыш не может. Счет идет на часы. И кровь, пусть и медленно, продолжает сочиться из раны.Ларри видел, как под ботинками Оранжевого уже натекло. А если ждать, если ничего не делать — и крови-то в малыше совсем не останется.— Лучше тюрьма! — Оранжевый так хрипел в его руках. Перестал всхлипывать и биться затылком в бессильном желании перекрыть одну боль другой. Перестал стонать — высоко, на плаче.Вдруг снова стал настойчивым, сильным — как с пару минут назад перед дверью на склад, куда не хотел пускать Ларри.Задыхался, хрипел. Заговорил незнакомо и низко:— Без врача я сдохну. Не надо прямо в покой. Просто выброси на пороге. Дальше я сам. — Коротко, на выдохе. Зная, что длинную фразу просто не произнесет. — Я им ничего не скажу. Клянусь. Я им ничего не скажу. Клянусь.Твердил как заведенный, пока не начал срываться голос.Ларри тогда растерянно отводил глаза.Снова тащить малыша в машину. Пытаться прорваться в город, где на каждом перекрестке поднятый по тревоге полицейский патруль.Черно-белые псы, оскаленные пасти.Расстаться — черт знает насколько, потому что из больницы Оранжевому дорога только прямиком за решетку.Или заставить его перетерпеть. Ведь Джо — Джо обязательно приедет. И привезет врача. Джо не бросит. Он никогда не бросает своих.— Взгляни мне в глаза, — хрипел Оранжевый. — Посмотри на меня, Ларри!И Ларри смотрел, мучая его и себя. Не зная, что сказать.Потерпи, мой хороший. Не бойся. Не проси. Я тебя легавым не отдам.Надо сваливать, сваливать, — твердил Розовый, как шарманка. Пока шел из туалета, уже в коридоре орал: ты как хочешь, а я сматываюсь!

Уяснил, что Фредди живой — и снова завел: сниму номер в мотеле, залягу…Его совершенно не волновала рана и большое несчастье, случившееся не с ним.

Быстрые ноги, быстрый ум — и ноль командной работы.

— Без врача он и до утра не дотянет.— Нельзя везти его в больницу!Ларри держал себя в руках. Он бульдозер. Он вожак.— Без врача он умрет.

Розовый — встопорщился, встал на дыбы:— В больницу нельзя!Это какой-то тупик, еще немного и разговор заклинит по кругу.

И Ларри бросился с азартом в бой. Наконец-то он мог возражать, давить, сраться. А не дрожать на коленях перед своим мальчиком.

— Он получил пулю из-за меня. И если для тебя это нихера не значит, то для меня это серьезно.Деталей ранения Оранжевого мистер Розовый не знал, и посвящать его мистер Белый не собирался. Но он искренне так считал — за все, что происходит с его людьми, отвечает он, Ларри Диммик.Проморгал, когда копы прихлопнули водителя, — его вина.Допустил, что напарник бросился вперед, открывая дверцу чужого авто, чтобы сесть за руль, и потому получил пулю в живот, — его вина.Даже если бы это не был малыш Оранжевый, Ларри бы его не бросил.Ну вот, не бросил.И что дальше? Что?

Розовый метался кругами по комнате за них обоих. Чуял близкую погоню. Рвался прочь, чтобы замести следы и исчезнуть.Твердил раз за разом: оставаться здесь глупо. Надо валить. Сматываться. Камушки, считай, при нас. Засядем в каком-нибудь мотеле, дозвонимся до Джо. Пусть помогает, пусть разбирается, что делать дальше.Как будто не понимал, что на это скажет мистер Белый.Какой мотель, о чем ты? С нами раненый — даже если мы чудом протащим его незаметно, он же очнется и будет кричать от боли. Нам всем хана.И невысказанное вслух: нам все равно нужен врач.

Мистер Розовый уперся, не желая рисковать. Мистер Белый пытался удержать его у ноги.Розового словно дергало на коротком поводке. Он замирал, перебирал лапами в воздухе — пытался сбежать, но не мог.И Белый понимал, что за расклад крутился в его голове.Ну, свалит мистер Розовый в одиночку, а этих двух оставшихся накроют копы, которые приедут на склад. И все, никакие брюлики не спасут — куда он их денет, кому перепродаст, когда на него объявят охоту по всему Лос-Анджелесу.Ларри пойдет на сделку. Ради малыша — согласится. И развернут перед ним какие-нибудь ебаные пухлые фолианты, фотоальбомы с карточками всех грабителей, хоть раз попадавшихся. И он, уложив на них скованные наручниками запястья, будет водить пальцем, медленно, внимательно. А потом ткнет в лицо ногтем, как ножом, — этот кент. Любит черномазых девок, сидел за травку, с детства рос при Джо, значит, отсюда, из Эл-Эй.

— А ты что предлагаешь? — Розовый сдался. Нет, никуда он в одиночку не сбежит, хоть и чует, как огонь вот-вот опалит хвост.Ответ все тот же. Ларри был непреклонен:— Джо поможет. Если свяжемся с Джо, он привезет врача для малыша или отвезет его к врачу.Папа Джо, ты не имеешь права подвести, только не сейчас, когда речь идет о жизни и смерти. И кровавая лужа под ботинками Фредди все ширится.Ларри смотрел на своего беспамятного мальчика, не отрывая глаз.Сколько часов ему осталось? Сколько минут?Тик-так.Время, которого у малыша осталось немного.

— Я не верю Джо, — прямо отрезал Розовый. Захлестнул свой поводок подозрений на шею Ларри.

Ларри смотрел на него тяжелыми зрачками.

— Куда он подевался? — Розовый не скрывал скепсиса. Джо должен приехать сюда, а его здесь нет. Копы всего города за нами охотятся, а он не торопится!Приспущенный галстук болтался, прическа рассыпалась. Но на нем не было ни капли крови — в отличие от Оранжевого, в отличие от Белого.Чистые руки, не запятнаны.Мы его ждем по старому плану в крестики-нолики, ромбики-гробики. А что, если он поставил на тебе крест? Что, если ты для него полный ноль?Джо не бросит своих людей, — молча сопротивлялся Ларри. — Он придет за нами. За мной. Своим крестником.Или — за бриллиантами, — полоснула наглая резкая мысль.У Ларри вспухли желваки.— Где нам его искать? И вообще, на месте Джо я бы нам не обрадовался. Он спланировал дело, а получил кровавую баню! Мертвые копы, мертвые грабители, мертвые гражданские! Хотел чистую работу! Будет он помогать? На его месте я бы умыл руки!Чистые руки, без пороха, крови, трупов, раненых.

Все это говно будет убрано другими. Белым. Розовым. Оранжевым.

Черт.

*— Поясни расклад.— Работа опасная. Днем, в рабочее время, посреди толпы.— А прохожие?— Ими будет кому заняться.Нихера Ларри не заметил никакой работы с прохожими. Никто не отвлекал, не подкладывался под несущихся копов случайными мамкой-дедулей-разносчиком газет. Чисто, пусто, сплошь сирены и пушки легавых. И Розовый тоже несся в одиночку, никто его не подстраховал от мчащейся следом своры.

— С народом внутри будет кому работать.

Ларри смотрел внимательно. Работа на пятерых, ясно, Ларри не с народом, понятно. Три человека на зал, один — берет брюлики. И Ларри — контролировать за жабры главную звезду будущей команды.— Шныпарь? — поинтересовался он.— Самородок.

Ясно. Не просто взломщик, а опытный вор-взломщик. Чтобы себе не присвоил пару камешков в рукав между делом, глаз да глаз нужен.

Диммик нужен.Верный, преданный, с чистейшей репутацией.— А навар, папа?— Сочный, крестник. Очень сочный.Виски в стакане Джо золотился щедрым обещанием.

*Мистер Розовый не доверял Джо. Он уверен, что Джо ждать не стоит.Может, он прав?Эта мысль ужалила Ларри, поразила Ларри. Как можно не доверять папе??Я знаю Джо сто лет?.?А я его с детства знаю, и что??Мистер Розовый — умная, нервная гончая — просто паниковал или действительно чуял опасность? В том, что он говорил, зерно истины проклевывалось, вытягивалось в крепкий росток сомнений.Джо Кэбот хотел чистую работу. Обещал солидный куш. Был уверен, что все пройдет без сучка и задоринки.А вместо этого город поднят на уши. Полицейские носятся с мигалками. Репортеры фотографируют трупы. Свидетели рассказывают про разноцветную банду.Возможно, взят мистер Синий. Возможно, взят мистер Блондин.Бля.Джо не появится здесь, как бы Ларри его ни ждал? Для Джо — Ларри уж точно не важнее его собственных интересов, что уж говорить о малыше?Бля.Почему ты ставишь вопрос? — снова холодным резким лезвием полоснула мысль. — Не жди. Точно не важнее.

И еще факт, что кто-то настучал легавым.Они ищут нас, а Джо — бриллианты.

Тик-так.Кто быстрее.

?А что, если Джо нас предал?? — искал виновного мистер Розовый, после того, как хорошенько отпинал стул в лабораторной.Джо? Какой бред. Зачем?Но два миллиона делить на одного гораздо удобнее, чем на семерых. Коричневый откинулся. Синий взят, Блондин тоже. Оранжевый тяжело ранен и быстро подохнет. Белый и Розовый — ждут погоды под крышей могильной хибары. Осталось из семерых двое. Эдди не в счет — драгоценный любимый сын, его доля в общаке отца.Дело было на шестерых. Из шестерых трое — вычеркнуто в крестик-нолик.Осторожный, внимательный, не желающий снова хлебать тюремную баланду Джо. Готовый сорвать свой последний куш любой ценой и свинтить из дела навсегда.Бля.

Нет, Ларри не был готов огульно обвинять во всем папу.Но и безоговорочно доверять глупо. Каждый сам за себя, справедливо сказал мистер Розовый, заряжая обойму в пистолет в комнате с умывальником.Кроме мистера Белого и мистер Оранжевого.Кроме Ларри и его малыша.Они вдвоем, они друг за друга.Ушли вместе из облавы. Пришли вместе — в ловушку.И теперь, присев на стол, Ларри Диммик смотрел на то, как у противоположной стены на полу лежит его мальчик.Сокровище из Сакраменто.Все еще без сознания.Может, и не очнется уже больше.И лучше бы Ларри прикончил его собственными руками, чем смотрел, как он мучается.

— Пока тебя здесь не было, он умолял меня отвезти его в больницу, — мистер Белый выговорил это четко для мистера Розового.Он не стал скрывать, что его мучает: мысль сдать парня копам для Белого серпом по яйцам. Как и для любого, кто против легавых. Но иначе мистер Оранжевый умрет. Клин на клин.— Он меня просил.Ты как хочешь, но я его спасу. Плевать на Джо, плевать на куш.Его мальчик не умрет здесь — на бетонном полу, как раздавленная крыса.И мистер Розовый понял это сразу. Принял без дальнейших споров. Подчинился решению старшего. Перестал рвать поводок, рваться в сторону из упряжки.

Осознал наконец, что иначе не вытащит отсюда мистера Белого. Только в нагрузку с Оранжевым. Знал, еще когда они только планировали ограбление, распределяли роли, и мистер Белый подозвал к себе Оранжевого — ну-ка, реши задачку. Розовый был недоволен, что дуэт превратился в трио, но спорить не рискнул.Знал, и тогда, и сейчас, Белый и Оранжевый вместе.Видел, как они лежат на полу в обнимку, и ни хера не удивился. Как будто ждал от них чего-то в этом роде. Как будто правильно понял суть их отношений.Одна банда. Единое целое.— Хорошо, раз он так сам захотел, — Розовый, который только что спорил, бушевал, сейчас смущенно отводил взгляд, — что ж, давай отвезем его в больницу. Мы его не сдали легавым, он сам так захотел.Ларри вздохнул, не расцепляя крепко сомкнутых зубов. Наверное, с облегчением. Да, с облегчением. Сырые от крови ботинки Фредди его до усрачки нервировали. Ни подозрения Розового, ни собственное неустойчивое положение, ни спрятавшийся в кусты Кэбот не волновали больше, чем это. У Ларри, блядь, наконец-то после начала полной херни появился план. По которому он может работать — уверенно, четко. А не трястись, не зная, куда приткнуть расческу — на окровавленный живот малыша, на свою растерянную голову, на его или свои взмокшие выбившиеся пряди.Они вдвоем с Розовым вытащат малыша из дома с гробами. Вдвоем довезут до больницы. А потом вместе отправятся за бриллиантами.И только после всего Ларри будет думать, что делать дальше — как спасти своего мальчика из тюрьмы, как сторговаться с судьбой за его жизнь.Но шанс — шанс выжить у Фредди появится.

— Он ведь ничего про нас не знает? — в интонации Розового звучала робкая надежда. Прозвучало как: про тебя, правда?— Ну, обо мне он кое-что знает, — Ларри признался максимально расплывчато, но стоило, черт возьми, вообще прикусить язык.

Потому что Розовый ошалело развернулся — и попер на Ларри, вытянув шею, как гусак, и чуть ли не шипя.

— Что? Погоди! Ты сказал ему свое имя?!Ларри невольно поправил ?Смит-Вессон? на поясе. Розовый несся на него, как поезд.— Ну, да. И откуда я родом.— Зачем?! — вопль разнесся по помещению.Неужели ты думаешь, что в постели он зовет меня мистер Белый? — едва не рявкнул Ларри. Конечно, он знает мое имя! И не только имя! Знает, где я живу! И длину моего хера, блядь, знает! И что?!— Зачем ты ему сказал?!— крик казался почти горестным.Ларри даже поразился такой слепоте. И растерялся. Опять смущенно поправил ремень брюк. Только что ведь подумал, что Розовый умный мужик, все понимает правильно. И вдруг снова все по пизде. Вот по той самой розовой.— Мы с ним того-этого. Просто разговаривали. Пару дней назад.— А имя — зачем сказал?!— Он спросил!Малыш так мучительно угадывал. Теряя вещь за вещью, оставаясь обнаженным, голым. И перебирал, как бусины в четках: Ли… Ло… Ла…А Ларри посмеивался, раздевая его донага. На бумаге пишется его прозвище иначе, хоть и слышится — с его именем — одинаково.

Розовый так посмотрел. Это был взгляд: ну ты и идиот, мистер осел.Ни хрена эта газель не просекла. Реально решила, что у мистера Белого просто такая привычка — нежно обниматься со своими напарниками, когда те прилегли отдохнуть. Да твою ж мать!— А что ты от меня хотел?! — взревел Ларри. Нужно было срочно придумать какую-то историю. Оправдание, какое-то объяснение, почему так произошло. Откуда малыш Оранжевый знает это сраное имя. Они ведь не встречались, да? Только на первом брифинге, а потом сразу за завтраком перед делом. И… и тако.

Всю неделю — щелк монтажом.— Мы едва ушли от легавых! Его подстрелили! — Ларри наседал на Розового левой рукой — пустой, без оружия. Не знал, что еще рассказать. В голове, как назло, ничего. — Кровища хлещет, что пиздец! Он кричит, стонет!На фоне белого воротничка рубашки обвинителя — манжета Ларри казалась особенно сырой и розовой, во впитавшихся разводах.

Ларри нервно прошелся от стола к скату, где все так же безмолвно лежал Фредди. Вот, посмотри на него! Взгляни хорошенько.— Я думал, он прямо там помрет! Я пытался его успокоить, говорил, что все в порядке, что его вылечат. Говорил, что позабочусь о нем! И он спросил, как меня зовут!Розовый молча следовал за ним и молча взирал на то, как Ларри жестикулирует, не смотрит в глаза. Запинается, а потом входит в настоящий раж:— Он у меня на руках умирал… И хули мне было делать?! — Ларри побагровел, разозлился. Даже взбесился. Какого хрена ему кто-то указывает, называть свое имя или нет. — Смолчать?! Сказать, извини, хуй я тебе скажу?! Это не по понятиям?! Что я ему не верю?!Ларри бы сейчас и сам себе поверил.

Если бы не помнил, как раздевал Фредди. Одну вещь — за каждое неугаданное имя. Майка, ремень, носки… А тот сидел голый, напряженный. Со вздыбленным членом, и нервно облизывал губы.Боялся, что так и выбросят без штанов на улицу — невыебанным, если не угадает.Глупый мальчик, разве кто-нибудь тебя бы отпустил? Уж точно не Ларри.Эл — первая буква ?А?, а не ?Л?, и хер с ней и написанием! Да назови хоть Люцифером, он бы в тот момент согласился.Когда перед ним белый, нетронутый ничьим клеймом, малыш Оранжевый.

— Уверен, это было очень трогательно, — мистер Розовый язвил. Ах, он сука!— Иди ты нахуй! — Ларри взбеленился по-настоящему. — И Джо нахуй!— Один вопрос! — Розовый отступил на шаг, отворачивая лицо, но не сдавался. — Досье на тебя есть?— Да! — смысл скрывать. На них всех из разноцветной банды что-то есть. Все — тюремные пташки.— Так он знает твое имя, откуда ты родом и твою специальность! — Розовый перечислял, загибая пальцы. Тоже взвинченный, весь на нервах. — Он сразу на тебя покажет!Даже не сомневался.

Малыш? Да никогда!Ларри бы рассмеялся, если бы мог.Опять схватился за голову, вместо расчески — руками. Он спокоен, он, блядь, чертовски спокоен, просто лед.

Кто кого там сфотографировал, чего там Розовый боялся, о чем он опять трещит?

У Ларри рубашка вся в разводах от объятий Оранжевого. И кровь из-под малыша не останавливается. Там, блядь, уже не подошвы, а шнурки начинают мокнуть!..— Что еще ты ему сказал, чтобы облегчить ему работу?!— Завались, — Ларри ткнул в него писто… а нет, всего лишь указательным пальцем левой руки. По-прежнему пустой.— Мы не повезем его в больницу! — Розовый покачал головой. Как никогда решительный, жесткий.Ларри подумал, что тот не понял. Опять. А что с ним? А ему плохо? А он отдохнуть прилег с полным пузом осколков и крови?— Но тогда он умрет, — терпеливо повторил в который раз Ларри. Может, Розовый считает, что дырка в животе сама по себе затянется? Ларри поцелует, и все пройдет?— Очень жаль. Но кому-то везет, а кому-то нет.

Видит бог, Ларри пытался сдержаться. Сначала схватил Розового за плечи, за пиджак.

А потом — врезал. От души, как давно хотелось. По наглой кривой морде. Опрокидывая на пол.Что значит: мы не повезем?! Здесь один вожак стаи — Белый. И он решает.

Что значит: очень жаль?! Сам бы первый визжал, получив пулю, похлеще свиньи, на этом пандусе!..Что значит: кому-то не везет?! Малыш у Ларри фартовый! Удачливый!

Пинал ногами жестко, яростно. Не жалел ни капли. Срывал свою злость, свою усталость. Свою ярость — так долго копилась!Не повезло?! Ему не может не везти! Малыш фартовый! В масть! Удача Ларри! Его выигрышный билет! Знаешь, сколько он стоит?! Бесценен! Его самородок из города приисков!Ларри бил по чужим ребрам — с наслаждением.И — отгонял стервятника от своего мальчика.С каждым пинком, с каждым ударом — откатывал Розового прочь. От ската — в центр, от одной стены — к другой, Розовый пропахал этот путь собой. Жопой, спиной, болью, унижением.

Ни одна сука не приблизится к малышу со злым намерением. С пистолетом и без. С обвинением на устах и говном в голове. Никто его не тронет!

Ларри жив.

Малыш не один. Пусть беспомощный, тяжело раненый, без сознания, не в силах защититься. До последней капли крови — Ларри рядом.

Он будет жить. Вы все сдохнете, суки. А он будет жить!

*Ларри не понял, что выкрикнул Розовый, но четко услышал, как щелкнул курок. И отреагировал раньше, чем подумал: ?Какого хрена??. Собственный пистолет взлетел из-под ремня, как в воздух — птица. Послушно лег в ладонь.?Смит-Вессон? Белого наставлен на Розового, ?Смит-Вессон? Розового на Белого.Ларри смотрел на Розового сверху вниз — избитого, растрепанного, отчаявшегося.С выставленным вперед пистолетом, своей последней надеждой.Голубые, бледные от адреналина глаза выпучены. Голос срывается. Но рукоятка пушки крепко сжата обеими ладонями.— Хочешь меня прикончить? — Ларри процедил это почти ласково. — Попробуй, кусок дерьма.И Розовый дрогнул.Мокрые крупные зубы. Раздвинутые колени.— Да пошел ты! — дуло чужой волыны почти упиралось в костяшки Ларри. — Я ни в чем не виноват! Я никому ничего не говорил! Возьмут его, возьмут тебя, возьмут меня! А я причем?! Я своего имени не называл! Не говорил, откуда я!Как будто это спасет его от безымянной смерти из рук Диммика.Если бы он хотел выстрелить, то уже бы давно выстрелил. Белый знал это. И знал, что когда Розовый отскулит свое, то больше не посмеет вякнуть про то, что не всем везет.Он проиграл эту стычку еще до того, как достал пистолет. И никакой пистолет не поможет ему опрокинуть Белого на землю.Кишка тонка.Розовый теперь хорошо знал свое место в стае.

Розовый лежал беззащитным брюхом вверх. Пытался оправдать свое малодушие. Свои страхи.— Ты и мне чуть свое имя не назвал! Ты ведешь себя не как профессионал! Если он умрет, ты сам будешь во всем виноват! Ищешь, на кого свалить все грехи? В зеркало поглядись!Беспомощные попреки, провальная атака. Еще выкрик-другой, и Розовый понуро опустит ?Смит-Вессон?. Отползет спиной подальше, чтобы не заполучить еще пару пинков. И уже не посмеет ничего вякнуть про малыша.Прицел Ларри был точно наведен на лоб Розового.

Не как профессионал? Это не мистер Белый первым достал оружие — но так и не посмел пустить его в ход. Это не мистер Белый сейчас пытается оправдать свою истерику.Дуло в дуло. Они нацелили стволы друг против друга — а тени на полу сплелись в дружеском объятии: словно мистер Белый протянул руку мистеру Розовому, чтобы помочь подняться.

— Ребятки, вы бы полегче, а то кому-то придется плакать.Мистер Розовый метнулся пистолетом в сторону, как взведенная пружина, как вздыбленный кот в драке.

Пистолет Ларри остался опущенным в пол — он не собирался палить на любой взвяк напропалую. Даже если застигли врасплох.Мистер Блондин, расслабленный, довольный жизнью, булькал газировкой через трубочку. В черных очках — как будто только что с пляжа.

Как же он бесил Ларри!Но мистер Белый вначале принял капитуляцию Розового. Позволил ему отползти, подняться.— Он первый начал, — жалобно бормотал Розовый, потирая грудь и ребра. Оправдывался за свое поражение. — Блядь, пинал меня ногами...Если бы Ларри действительно хотел его изувечить, а не отогнать пинками от мальчика, то жалобным ?еще и дерется!? Розовый бы не отделался. Получил бы по почкам, по яйцам, по зубам широким тяжелым каблуком.А Розовый — издерганный, быстрый — переключился и тут же набросился на мистера Блондина с вопросами:— Где ты был? Я думал, тебя пришили. Ты меня слышишь? Где мистер Синий? Давай, рассказывай. Слушай, Коричневого убили, Оранжевого ранили в жи...— Хватит! Все! — рявкнул Ларри, энергично и резко ткнув ладонями на Розового и Блондина — словно два мячика хлопнув по макушке. Они, блядь, не в офисе, где надо отчитываться перед большим начальством за косяки, будто мелочь, напутавшая дебет с кредитом. И Блондин им — ему, Ларри — не босс.

— Давай рассказывай, мудак! — он повторил слова Розового, но без сраной интеллигентности. Ебал он в рот эти реверансы! — К тебе, знаешь ли, много вопросов! И проблем без твоего выпендрежа хватает. А ты еще стоишь тут и строишь из себя целочку! Отвечай, когда спрашивают!

Слишком много дерьма накопилось. Еще не хватало, чтобы этот двухметровый говнюк и тут дурковать начал. Глазами из-за очков — шнырк-шнырк, словно не понимал, кто спрашивает, кому отвечать. Молчал. Как будто похер! Как будто не к нему обращались. Как будто неважно, что ему говорили. Сосал — газировку. Ну так Ларри даст ему соснуть всласть — всю длину своего хера.

Такое ощущение, что у этого парня вообще не было чувства реальности. Он будто не понимал, в какой западне все оказались. По его, блядь, вине!Бог свидетель, Ларри даже убрал пистолет за ремень, чтобы не вогнать пулю сразу в лоб этому подонку. Он по своим не палит — в отличие от некоторых дебилов.И когда тебя, сука, спрашивают, ты, сука, должен отвечать.А не бровки заламывать и молчать. Это непорядок, нарушение дисциплины. Ларри ненавидел нарушение порядка.И до того, кажется, дошло, что ему сейчас трубочку воткнут в носоглотку.

— Ладно. Давайте поговорим.

Без черных очков Блондин выглядел чуть вменяемее. И даже стакан с газировкой убрал.

Хорошо. Ларри готов потерпеть его еще немного. При условии, что тот не будет вякать, когда его не спрашивают, и вякать, когда спрашивают.— Мы думаем, что нас предали, — Ларри веско начал с козырей. И вторая фраза должна была быть: ?И это ты, мудло! Ты нас всех предал и подставил! Из-за того, что скорбен башкой!?.Но мистер Блондин выглядел присмиревшим. И даже посерьезнел, пай-мальчик. — Нас точно предали! — с энтузиазмом подтвердил мистер Розовый. — На сто процентов!— И поэтому мы уезжаем, — Ларри огласил решение для всех. — И ты тоже.— Оставаться здесь небезопасно! — все с тем же энтузиазмом подхватил мистер Розовый.Как Ларри и думал, тот больше не вякал на тему, что не видать Оранжевому больницы, пусть помирает. Успокоился, осознал, кто здесь главный.— Никто никуда не едет, — внезапно возразил мистер Блондин. Ножки крестиком, полосатый карамельный стаканчик в ладошке детской радостью из ?Макдональдса?.— Насрать на тебя, — Ларри только отмахнулся от него, как от назойливой мухи. — Уходим.— Ты бы не дергался, мистер Белый.

Ах ты, ебаный гондон с газировкой.

Он мог бы плюнуть ею Ларри в лицо и то бы не добился такого эффекта.Ларри, уже стоя над безмолвно лежащим малышом, готовый поднять его, взревел раненым зверем. Резко развернулся с пистолетом в руке. И попер танком.Он сейчас точно! Прикончит! Этого! Придурка! И не пожалеет.— Я уебу тебя, чокнутый урод!Только потянись за пазуху, сука.Только щелкни курком.Узнаешь, как бывает, когда стреляют по своим.В лицо, блядь! А не как ты, в спину!

— Из-за тебя мы влипли! Это ты, блядь, во всем виноват!

Розовый благоразумно молчал — и правильно. Дело не в названном имени, не в раскрытом адресе. Смерть из ствола подельника, соратника по команде — остается такой же безымянной.Под дулом ?Смит-Вессона? Блондин снова притих.Снова всосал газировку.Бровки страдальчески заломлены.В руках только стаканчик.Смирный, без выпендрежа.

Ларри заставил себя убрать пушку, а не разрядить всю обойму в эту наглую невинную рожу. Розовый прав, профессионалы по своим не палят. Просто бьют им морды, если с первого раза не доходит.И тут мистер Блондин спросил почти участливо:— А в чем проблема? Что с тобой?

Нет, он точно недоумок, — ярость захлестнула Ларри по-новой. — Слабоумный идиот! Ему все мозги в тюряге отбили. По-хорошему с ним нельзя.— Что со мной?! Да, у меня проблемы. У меня охренительные проблемы! Я тебе, блядь, расскажу! Расскажу, как ты, стрелок ебанутый, чуть меня не убил! — Если бы Ларри умел стрелять по безоружным людям и по своим товарищам, он бы выстрелил. Он бы превратил эту дурную голову в тыкву. Снес бы ее начисто.

Ларри должен держать себя в руках. Мистер Белый должен держать себя в руках. Он ведет эту стаю. И ни один сучонок его с курса не собьет. Даже выкормыш Кэботов.— Не понимаю, — тихий, сладкий от газировки голос, — о чем ты.

Он еще спрашивает, засранец!— О том, как ты, блядь, устроил стрельбу! В магазине, пидрила! Не помнишь?! — Ларри был уверен, что он не орет. Он говорит громко. Но он не орет. А что до того, как эхо гуляет по пустому помещению, так это просто акустика хорошая. — Ты магазин в тир превратил! Устроил кровавую баню! Ты в меня чуть не попал, мудак!А еще в Розового, а еще в малыша Оранжевого — произносить Ларри не стал. Но это дернуло очень четким осознанием. Мистер Блондин палил по всем подряд.Не разбирая.По всем.По своим.Ларри вдруг вспомнил, как сегодня утром в кафе за завтраком Блондин навел на него палец и выстрелил.Милая домашняя шуточка, ага.Ларри еще сказал что-то типа: да у тебя очко треснет. Или более вежливо — размечтался. Неважно.

Этому говну просто нравится тупо, бессмысленно, жестоко убивать.

— Ну и хуй с этим. Они сигнализацию включили, — обиженно пробубнил Блондин, оторвавшись наконец от своей соски.Ты идиот! — Ларри больше не собирался спрашивать. Он теперь убедился точно, этот парень — опасный кретин.То, что сигнализацию включат, они все знали заранее. О ней говорил Джо, пока они рядком сидели перед планом. Это не было сюрпризом ни для кого, даже для нервного Зайки, хотя у него самая тонкая работа, требующая сосредоточенной тишины.И только мистер Блондин, мать его, не справился с тем, что у него ручки чешутся пострелять. Кровавый ублюдок.

Если бы Ларри только знал, он бы ни за что не пошел на дело. Не потащил бы туда малыша. Остановил бы всех — старика Синего, не заслужившего такого позора на старости лет, нервного Розового, который, наверно, поседеет за этот день, и уж тем более Коричневого: сиди, парень, в своем прокате, смотри старые вестерны, целее будешь.И самому Джо бы сказал: друг твоего сына — конченый еблан. Засунь себе в рот его ствол и застрелись, папа Джо. И то, такая смерть будет почетнее, чем зашквариться работой с ним.

Блондин шмыгнул носом. Кажется, говно обиделось. Кажется, говну не понравились намеки на его профессиональную несостоятельность.— Так и будешь весь день тявкать, как шавка? Или, может, кусаться начнешь?

Ларри охуел по всей длине. У сучонка совсем крышу от вседозволенности снесло.— Чего-чего? — пропел мистер Белый мягко. Очень вежливо, почти нежно. — Извини, не расслышал. Ну-ка, повтори.Эта двухметровая сука не просто отпиралась — она залупалась. Претендовала на место вожака. Ебанутый урод, значит, будет командовать, говорить, что делать, а мистер Белый стоять на задних лапках, поджав хвост?В тюрьме такое решается очень быстро, шалава.

— Ты, шавка, так и будешь тявкать целый день? — Блондин отшвырнул сраный стаканчик. — Или кусаться начнешь?

Ларри просто молча пошел на него. Еще до того, как тот договорил.

Внутри пела радость. Уебать. Наконец-то. Вмять кулаки в эту наглую сытую морду.И похуй, что Блондин выше и тяжелее. От него так и несло запахом тюрьмы, знакомыми мелкими привычками, когда еще не привык к воле. И вопросы он хочет порешать, как привык в тюрьме, силой на силу.Хочешь быть главным здесь, дылда?Отлично, гаденыш.Ты дал повод.

Ларри почти саданул по нему любимым маневром — резко притянуть к себе за лацканы и провести мощный удар в нос. Так можно свалить любого здоровяка.Но Розовый с криком бросил свое худое тело между ними:— Спокойно! Спокойно! Кончайте вы это! Вы что, в песочнице?! Только я здесь, что ли, профессионал?! — он разводил их, отталкивал. Не боясь, что и ему сейчас достанется. Что два осатаневших бульдозера сомнут его и уничтожат за пару секунд.Нет, блядь, тут зачетная зона — кто выше задерет лапу и обоссыт соперника. Ну, знаешь, в стае может быть только один вожак, один альфа. Как и в тюрьме — парашу выносит зашкваренный.А Блондин ох как не хотел лежать лицом в параше, в которую его безжалостно носом ткнули.

Но, может, помогло волшебное слово ?профессионализм?. Профессионалы так дела не ведут, блядь. И мистер Белый взял себя в руки — не стал раскатывать еще и Розового, влезшего между ними. Отступил.

Если мистер газировка думал, что мистер Белый пойдет на попятный — или слишком старый для того, чтобы рвать зубами за право быть первым, — или слишком респектабельный, чтобы лупить по мордасам, — или ночью аж дрочит, так хочет на пенсию, — то мистер пустой стаканчик ошибается.Хренушки. В могиле отдохнем.

Мистер Розовый крутился ужом, разводил их на расстояние вытянутой руки, орал что-то про сраных ниггеров. Господи, почему этому парню черножопые покоя не дают? У него с ними что-то личное?!— Ты же сам хотел его пристрелить! — не удержался Ларри, у которого кулаки так и чесались.— Ты хотел меня пристрелить?! — Блондин так искренне возмутился, как будто действительно не понимал, почему, блядь, все хотят его грохнуть.— Хотел! — Розовый огрызнулся. И снова расставил руки, чтобы никто ни на кого не бросился. — Но передумал. Потому что таких чокнутых легавых не бывает.Ларри не сразу сообразил, что тот имеет в виду обязательную медкомиссию. Снова бунт? Розовый снова меняет сторону?— Теперь ты его защищаешь? — возмутился, готовый бросится в драку с двумя сразу. — Ты на его стороне?— Да нет же! — Розовый был почти в отчаянии. Он имел ввиду совсем не это. — В жопу стороны! Мы ищем стукача, помните?!Он чуть не сорвал голос и аж ухватился за горло, массируя кадык. Всем видом показывая, как его достали ебаные пидорасы, два тупых агрессивных мудака, залупившихся друг на друга невовремя, но с жаром и энтузиазмом, достойным большего.Мистер Белый и мистер Блондин не сводили друг с друга взгляда. Ни один другому не доверял. В какое-то мгновение Ларри казалось, что он увидел настоящего Блондина — темного, тяжелого, как самая непосильная ноша.— Так, я не стукач, — Розовый пытался отдышаться и не потерять общее внимание. — Ты тоже, — кивнул Белому. — И насчет тебя я теперь тоже уверен, — хотел похлопать Блондина по груди, но передумал. — Давайте подумаем, кто это?Розовый уверен — Ларри невольно презрительно ухмыльнулся — потому что Блондин психопат? По его мнению, копы не могут быть чокнутыми засранцами? И при том на допросе играть доброго-хорошего-правильного, изображать милашек?

Или — блядь — не могут внедряться в команды, став из белых и пушистых заек закона зубоскалящими долбанутыми тыквами хэллоуинского Джека?

Да, блядь, Ларри уже встречал одного такого копа — мастера перевоплощения, хуй прососешь, что легавый. Такой брат, такой уличный и свой, золотая цепь на шее, машинное масло под ногтями, крепкий похабный юмор и охуенное бесстрашие.

Если бы не подсказали добрые люди из Сакраменто — те, кто его узнали, те, кого он посадил… или не их, а братьев, дядьев, — что бриллиант на самом деле фальшивая стекляшка, то мотал бы сейчас Ларри Диммик срок отсюда и до Австралии.Блондин поймал его усмешку и тоже рассмеялся — коротко и изумленно. Начал улыбаться так, как будто поймал соль шутки и готов разделить общее веселье.Что здесь смешного, придурок? — спросил бы Ларри. Но Блондин радовался так, словно попал в круг добрых друзей.И Розовый медленно — и с облегчением — засунул пистолет в кобуру под пиджаком.

— Вот это кино! Это было здорово! Да вы меня напугали, парни! Чуть сердце не остановилось, — здоровяк схватился за рубашку слева и сделал вид, что учащенно дышит. — А ты фанат Ли Марвина, да?Здорово будет, когда Ларри его угондошит. Или хотя бы приложит об свое колено ебалом.Здоровяк снова нес невесть что, уходя от прямых вопросов. Играя в свою непонятную игру.— Мне тоже нравится Ли Марвин. Я фанат!Полезет обниматься — врежу, — деловито подумал Ларри, тоже сухо посмеиваясь, без всякой особой радости.— Я там привез кое-что, давайте, парни, за мной. — Блондин вдруг резко сменил тему и развернулся, даже не сомневаясь, что остальные помчатся за ним вприпрыжку.Ага, свои носки и ботинки теряю, гондон.Ларри не сдвинулся с места. И Розовый тоже — внимательно следя за тем, как поведет себя Белый.— За тобой? — Ларри не скрывал сарказма. — Куда?— К моей машине, — Блондин снова талдычил одну и ту же шарманку. Как и с тявкающей шавкой. Словно сидел в своем мире, затопленном газировкой, и разговаривал с облаками. Не понимал живых людей, настоящих. И их вопросов, их реакций — четких, ясных.

То ли игла прошкрябала в мозгах борозду, как в пластинке, то ли снова попытка покомандовать, то ли инвалид на всю голову.— Зачем? Картошку фри забыл?— Картошку я уже съел, — Блондин снова разулыбался, как будто о том, хорошо ли он кушает, спрашивает любимая мамочка. — Я кое-что привез. Большой сюрприз. Вам понравится. Пошли.Розовый снова посмотрел на Белого.Белый кивнул, разрешил.И Розовый зашагал — пиджак на спине был разорван до белой прорехи после проведенной воспитательной работы пинками.А Белый — прежде чем выйти, нехотя, без особой радости, — оглянулся, как там его мальчик.Никак.Ничего хорошего.Все там же. Все так же.И Ларри ничего не изменил.*

На улице солнце слепило глаза. Ларри и забыл уже о том, что сейчас яркий день, запертый в склепе со смертью. За этими криками, спорами, драками.С каждым поворотом туго закручивающейся пружины.Он застегнул пуговицу на пиджаке, чтобы скрыть красную мазню на рубашке.Остро захотелось домой.Сесть в тачку и… где на белых сиденьях еще не высохла кровь малыша…Нет, без своего мальчика он этот дом скорби не покинет.— Все равно надо сматываться, — Розовый оглядывался по сторонам.— Нет. Сидим здесь и ждем, — четко распорядился Блондин.

Ларри задушил в себе все, застегивая себя на пуговицы, и промолчал. Розовый и без него спросил: кого, полицию должны ждать на жопе ровно?

Был крайне интеллигентен.

— Нет, клевого Эдди.Клевого, — отметил про себя Ларри.

Этот жирный слабовольный хот-дог — надо же.— ?Красавчик? Эдди скоро сюда приедет, я звонил ему, — Блондин говорил так уверенно, что Белый снова взвился:— А хули раньше не сказал?— Ты меня не спрашивал.Ах, его гондонское величество надо отдельно спрашивать, униженно и подобострастно?!..Нет, Ларри на хуй послал бы такого, имей возможность отмотать время обратно, до брифинга в этом всратом треклятом сарае!.. Это не командная работа. Каланча вообще не понимает никакой нормальной человеческой коммуникации.

— Остряк хренов. — Ларри даже не повысил голоса. Метать бисер перед свиньей — не его жизненная цель. — И что он сказал?

Он упорно и дотошно переспрашивал. Хотя и так было понятно, что мог сказать ?Красавчик? Эдди. Скоро приеду, ждите.И понятно стало вальяжное спокойствие мистера Блондина. Он был абсолютно уверен в том, что Кэбот-младший прикроет его задницу. Что бы ни случилось во время ограбления. Блондин мог хоть весь магазин перестрелять для своего удовольствия, хоть всю их разноцветную ораву, — ?Красавчик? Эдди бы и глазом не моргнул.Сука. Две суки.

Ларри был на таком взводе, что обрадовался — когда стало понятно, есть на ком выместить свою злость.Из багажника щурился молоденький коп — в черной униформе. Глазастый, губастый. Сразу видно, итальянских или испанских кровей. Девчонкам обычно такие нравятся. А вот ворам — нет.Мокрый от пота, оглушенный долгой поездкой, он мало что соображал и не сопротивлялся — связанным по рукам и ногам особенно не посопротивляешься.

*

Мистер Белый и мистер Розовый отрывались от души.Весь день они только и делали, что подсчитывали, кто жив, кто мертв, искали виновных, лаялись друг с другом, были на грани того, чтобы друг друга убить. Но теперь они знали, кто должен за все расплатиться — этот парень в черной форме.Этот коп.Этот сраный легавый.

Хотя он и со связанными руками, брошенный навзничь на пол, старался держаться с честью и достоинством. Елозя коленями, пытался подняться.Знал Диммик такую породу. Самую злоебучую для честного вора и успешного налетчика.Подвешенный на крюк, как свиная туша, легавый пацан все равно упрямо выпячивал подбородок и молчал под ударами. Ни звука — только решимость и целеустремленность. Быть выше, быть лучше, не предать свою породу.Ларри таких уважал — в нормальное время. Все хорошие воры обладали похожими качествами. Его малыш Оранжевый мог бы стать — если бы ему не повезло — напарником такому зеленому копу, честным и готовым мотаться на крюке под побоями, пареньком в черной униформе.

Но времени не было.Тик-так.И на стуле, куда они его оттащили, сняв, как тушу, с цепи, молоденький коп молчал под ударами — даже не мычал, ничем не выдавая страх и боль.Его пиздили — а он держался.

Таких только или застрелить, — думал Ларри, — или сломать изнутри.Если он правильно определил породу. Начинку заложника их блядской ситуации.

Бил Розовый плохо. Разок чуть кисть себе не вывихнул и сам не свалился. Но мистер Белый знал, что важно не только избивать, но и саму душу вынуть.Все эти полицейские штучки на допросах — не хочешь попробовать на себе, коп?— Ни за что страдаешь, приятель, — и короткий четкий удар в челюсть. — Ты скажешь все, что знаешь.Парень мотал головой. Кривился окровавленным ртом.— Нет, ты знаешь, блядь. Ты все знаешь, гаденыш. — Ларри сам тяжелым крюком над ним склонился, вцепился ему в лицо взглядом, выворачивал нутро. — Смотри на меня.Парень пытался держать ответный взгляд. И отводил глаза. И его голова дергалась от нового удара.— Ты все скажешь! На меня смотри!Молоденький коп, избитый, с уже заплывающими фиолетовыми веками, и этого уже не мог. Но пыхтел и держался. Стержень оставался, не ломался. Ужас в глазах, но немота на устах.

Диммик знал — дожмет. Он таких пачками ел. И столько же съест — хоть одного, хоть двоих.Хоть десяток.Малец потрепыхается и все расскажет.У такого молодого щенка должны быть любимая девушка, невеста, мама-папа, семья. Много слабых мест.

У этих, желторотых, столько важных причин жить ради кого-то и пытаться отвести беду — не от себя.Малыш был сильным. Малыш как-то признался, что у него нет никого, — когда они разговаривали за жизнь. А когда Ларри спросил, как долго, Фредди ответил: ?Давно?.

Ларри тогда погладил его по затылку, как бы сочувствуя. А сам улыбнулся. Потому что привязал мальчика к себе теми самыми душевными путами, стал для него слабым местом. Родным, нужным человеком, который значит многое.

Почти все.А после куша — знал Ларри — малыш из Сакраменто останется с ним навсегда.А молоденький упорный, ставший пленником, коп сопротивлялся.

*Железная дверь должна была грохнуть — колоколом.Как приглашением к антракту в этом кровавом спектакле.Но ?Красавчик? Эдди дверь прикрыл тихо-тихо, осторожно, так, что ни Розовый, ни Белый не услышали, их снова — как с Блондином — застали врасплох.

— Что тут у вас? — Эдди, чистенький, сытенький, с лоснящейся мордочкой, совершенно не представлял, что тут у них творится.

У них пленный легавый.У них раненый Оранжевый.Вот что есть у них — и никакой надежды, что все будет в порядке.— Где Джо?! — вопросом на вопрос резко ответил мистер Белый. Он еще не остыл после допроса — кровь легавого смешалась с кровью малыша на манжетах. Те не успели подсохнуть как следует, стать оранжевыми, как снова отяжелели алым.Эдди опасливо покосился на то, как мистер Белый растирает кулаки, но на вопрос не ответил.— Нас предали! — тут же сел на коня мистер Розовый. — Нас подставили! Полиция ждала нас!Подставили, какое правильное хорошее слово. Именно это и не давало покоя Ларри. Предали — не то слово. А вот подставили — оно самое.— Херня! — Эдди аж перекосило. Даже слушать не хотел. Почему, интересно? — Никто никого не подставлял.Ларри перестал растирать кулаки. Сейчас не время для драки.Он хотел Джо, приехал его сынок. Придется разобраться с ним.Донести, блядь, ситуацию.Так, успокоиться. Расчесаться.Ларри провел ладонью по волосам, приглаживая. Они уже успели высохнуть и подняться копной. Под малышом становилось все более мокро от крови, а Ларри же стремительно обсыхал.

Тик-так.

?Красавчик? Эдди что, надеется, перед ним слепые щенки? Их можно топить, как вздумается?— Полиция ждала нас! — Розовый умел быть настойчивым малым. Особенно, когда дело касалось его жизни. И ему тоже не нравилось, как на него смотрел ?Красавчик? Эдди. Как на расходный материал.Который смеет тут вякать и возмущаться.— Хуйня, говорю! — Кэбот-младший презрительно поднял верхнюю губу. Откуда, почему такая уверенность? Почему он старается их убедить, когда уже запахло паленым и круг огня вот-вот сомкнется?— Да пошел ты в жопу! — Розовый заорал так, что Белый взглянул на него с невольным уважением. Зайка-убийца. Вот ведь довели человека, сволочи. — Тебя там не было! А мы были! Я тебе говорю, магазин был ловушкой!Ларри внимательно следил за реакцией Эдди. И машинально достал расческу — чтобы не всадить ноющий кулак в пухляша.

Сразу видно, Кэбот-младший ни разу в серьезном деле не был. Не отрастил себе интуицию на то, как приближается жопа. Папочка бережет его. Кому-то же надо будет передать свою империю после этого дела.А вот мистер Белый практически сразу поверил мистеру Розовому. Потому что знал — воровское чутье не лжет.Говорит: это жопа.Значит, все, уходи — какой бы куш ни сулили. Просто беги.И если мистер Розовый говорит: в нашем доме крыса, значит, так и есть. И скоро этот корабль пойдет ко дну.С грохотом, ?Красавчик? Эдди. Дно уже трещит.— И что, кто, по вашему, вас предал? — Кэбот-младший смотрел с обидой, с презрением. Видел перед собой окровавленную кучку паникеров. Злился, что не может никого к ноге приструнить. — Наверное, это я?! Думаете, я вас подставил?!Обида в его голосе была такой фальшивой, что Ларри ушам не поверил. Даже избитый легавый на стуле — и то лучше изображал невинность. Я ничего не знаю! Я ни причем!А ?Красавчик? Эдди мог бы и постараться.Розовый тоже уловил, что здесь что-то не так.— Не знаю, кто, — он смотрел прямо в лицо сыну своего босса, скаля зубы. Не смущался, не стеснялся, — но кто-то это сделал.А прозвучало чуть ли не как завуалированное обвинение.Ларри не вмешивался. Мистер Розовый отлично делал свою работу — он умел накрутить эмоции, как за час до этого накрутил на них мистера Белого. И ?Красавчик? Эдди купился, впал чуть ли не в истерику.— Никто этого не делал! — закричал он звонко, срываясь на визг. — Вы, мудаки!..Ларри ткнул в него пальцем, хотя с удовольствием бы пнул каблуком в жирное сало:— Не смей называть меня мудаком.

— Да ты вообще, блядь, идиот пизданутый! — завизжал Эдди. — Устроили, блядь, в магазине Дикий Запад!— Не называй идиотом.— А теперь охуеваете, откуда взялись копы?! Конечно, полиция приехала!Полиция не могла приехать раньше. После звона сигнализации у нас было время, — пояснял Розовый вечность назад, еще до вдумчивого разбора около умывальника. — А они полезли сразу, мгновенно.

Семнадцать человек, — барабанил по полу размашистыми шагами Розовый. А малыш ерзал затылком на руке Ларри, следил за Розовым больными глазами. — Это было две команды, две. Вторая — приехала на сработавший вызов, две тачки, четыре копа, стандартно. А первая — нас пасла до перестрелки. До сигнализации. С самого начала.Тик-так.

Какое хорошее время было еще час назад — малыш стонал, корчился, бился затылком об пол, но был прямо бодр. А сейчас неподвижен и похож на раздавленный томат, на без пяти минут мертвеца.

Тик-так.Не стоило оставлять его одного. Ларри держал его, фокусировал взгляд. Мистер Белый ушел — и мистер Оранжевый закрыл глаза.

И это не сон. Только мертвый бы не поднялся на ор, крики, драки.Тик-так.Ларри понимал, что безнадежно прав, — ?Красавчик? Эдди и в самом деле открыто, внаглую прикрывал своего ебанутого дружка. Который первый начал стрелять. Который стрелял по всему живому и неживому, что видит.Ты уверен, что твой отец именно этого хотел, Эдди?Ты и ему будешь врать, что мы — все те, кого Блондин чуть не загасил, — виноваты в провале? В крови на наших руках? А что будет, если мистер Белый, мистер Оранжевый, мистер Розовый расскажут свою версию?Все те, кто выжил, вопреки безумию твоего дружка, Эдди?Точно ли безумию?Ларри покосился на мистера Блондина. Тот сидел на катафалке, как ни в чем ни бывало. В белой рубашечке — сама святая невинность.О легавого руки не марал.Все предоставил сделать Белому и Розовому.Ларри только сейчас осознал, как купился на подачку Блондина. Как подставил себя перед Кэботом-младшим.И теперь мистер Блондин, весь такой красивый, аккуратный, сидит на катафалке, возвышается над всеми. А мистер Белый и мистер Розовый вроде как ебанутые чудилы, которые пытаются выбить правду из случайного легавого, который нихуя не знает. Просто не может знать.Тачки копов стояли плотно, легавые рассыпались горошком жгучего перца за ними, ощетинившись пушками.

Первая команда — свора без поводков.

Блондина бы изрешетили к чертовой матери, сунься он к ним хоть кончиком носа.Нет, он поймал кого-то из второй команды. Той, которая честно ехала на вызов сработавшей сигнализации. И не видела, не знала никого в лицо из банды, рванувшей из магазина, из оцепления.

Парень в багажнике лежал чистым, без побоев. Дылда притворился прохожим? Пострадавшим? Оглушил этого легавого по затылку? Ебнул более сметливого напарника? Одно тело выбросил, второе упаковал?..Привез добычу, как целочку, без единого синяка.Мистер Блондин вернул Ларри любезный взгляд. Вежливо поинтересовался, где Джозеф. Так церемонно — никаких ?Джо? и ?папа?. Они с Эдди как будто исполняли заученный ритуальный танец, играли давно отрепетированные роли.Мистер Блондин был само очарование.— Они обижают меня с самого утра, Эдди. Белый наставил на меня пистолет и кричал, Эдди. Они мне угрожали, Эдди.Он стряхивал пепел, окурок дымил нещадно. Мистер Блондин заламывал невинные бровки.?Красавчик? Эдди влюблен в это очарование по уши. И только глупо ухмылялся.А когда Ларри показывал рукой на малыша: что делать с ним? — начинал беситься. Как будто Ларри у него про капроновые колготки осведомлялся.

— Да разберемся!— Это не ты умираешь, а он.

— Да похуй! Мистер Сострадание, бля! Дай, блядь, дух перевести!Уходил от прямого вопроса. Как Блондин: не слышу, не понимаю, мешаешь.

Мистер Детектив — кидался на Розового, мистер Сострадание — на Белого.

Так со своими людьми не разговаривают.

Только, почему-то, Блондин остается без уничижительной клички. Самый лучший, самый правильный, оправдавший чаяния.

Скотина, ебанувшая всю операцию к хуям.

Ларри слушал то одну гадину, то другую, ненавязчиво положив левую руку на тусклую рукоятку. Тяжелый ?Смит-Вессон? за поясом был хорошо виден каждому.

А Эдди снова перекашивало от раздутого, фальшивого негодования:— Отец приедет! Он в ярости! Да он вас прихлопнет! И меня заодно! Папа будет очень злой!Ларри эти крики не очень волновали. Теперь его ничто не могло выбить из седла. Он был причесан, и он был спокоен.— Говоришь, Джо от нас в ярости? Но ты не представляешь, как зол на Джо — я.Щенок кудрявый. Нашел кого — и кем — пугать.Ларри не будет отчитываться перед сморкачом. А станет разговаривать на равных — с равным.Дверь распахнуло от знойного летнего ветра — и Ларри пошел ее закрыть. Никого — ни Блондина, ни Эдди не волновало, что их могут услышать снаружи, зацепить слухом ли, взглядом.

Все нормально. Тут дружеская вечеринка с барбекю, а не срач до небес.

Ларри даже любезно сообщил, за что в первую очередь выебет старого друга, папочку жирдяя. За то, что тот поставил мистера Белого на дело с этим, — Ларри чуть не произнес ?твоим, молокосос?, — ублюдком.Эдди снова перекосило. Отлично.— Знаешь, что он сделал? — Ларри вытянул руку с указательным пальцем, изображая пистолет. И показал джуниору, с каким удовольствием, с оттяжкой его дружочек расстреливал людей. — Бах. Бах. Бах. Бах.Веером. Неторопливым кровавым веером из мертвых тел и осколков стекла.Нравится тебе такое? Чтобы на тебя работали такие люди? Это с него началась пальба.

— В магазине он просто взбесился, — Розовый тоже не смолчал. — Только сейчас выглядит нормальным.— Это все неважно! — Эдди снова насел криком. — Отец скоро будет! Кто-нибудь из вас взял товар?! Скажите мне, будьте так любезны! А то я начинаю беспокоиться!..Полумертвый Оранжевый на бетоне — не повод для беспокойства. Коп на стуле — тоже. Где Синий — да похуй. Коричневого прихлопнули — одна лишь тревога: вы уверены? точно? сами видели?

Словно важнее, чтобы был именно мертв, а не жив.

А то, что Блондин рассказал про старика Синего новую сказку — может, взяли, может, у копов — для Эдди ноль нервяка, даже не дернуло.

Один пиздит как дышит, что не знает, что с Синим, — хотя сам четко сказал Белому и Розовому, что старик мертв, а второй — делает вид, будто верит в то, что услышал. Всеми своими кудряшками и пухлыми щечками демонстрирует откровенный пиздеж.Ларри пристрелил бы их обоих — прямо сейчас. Только одно сдерживает — ему нужен врач. Толковый, быстрый, и который не сдаст малыша.

— Я взял, — нехотя ответил Розовый после паузы. — Но я спрятал. Хотел быть уверенным, что это место не кишит копами.Ларри чуть не оглянулся. Один коп тут точно есть. И возможно, его уже хватились и ищут. Парень все равно не жилец, но нельзя, чтобы сюда слетелись и остальные.— Тогда давайте поедем и заберем товар! — надрывался Эдди. — Блондин останется охранять место! Вы отгоните тачки! Собрали, блядь, целый автопарк! Я за вами! Сейчас Джо приедет! А Блондин присмотрит за этими двумя!Розовый не двигался с места. И Ларри радовало — не верил маленькому говнюку-сыну, хоть и боялся его отца.— Оранжевому нужен врач, — выговорил Ларри. Было понятно, что это его условие. Без обещания найти врача — срочно, сейчас, немедленно — он и с места не сдвинется. Пусть Эдди хоть повесится на этих ворованных тачках.Розовый нервничал, но держался стороны Белого. Тоже стоял.— Будет врач. Я позвоню, — процедил Эдди. Ларри все равно пошевелился. То самое чувство — уйдет, случится жопа.— Нельзя Блондина оставлять с ним, он психопат.— Да какая разница?! — Эдди реально не понимал или наконец-то удачно придуривался. — Копу все равно хана. Он видел нас. Не надо было его вытаскивать из багажника! И тащить сюда!На жесткий, обвиняющий жест от Ларри — вот кто легавого притащил, вон, сидит на катафалке, — снова показательно не обратил внимания.

А ты вообще при легавом спрашивал, где товар, чуть ли не напрямую признаваясь в организации ограбления, разве нет, Эдди? — мрачно подумал Ларри. — И это мы, по-твоему, были неосторожны?— Я на вас не смотрел, — слабо просипел коп за спиной. Молчал бы лучше.Розовый тут же подскочил, снова врезал ему — заткнись!Строй рассыпался. Белый его не удержал.— Никто вас не сдавал! Не было никакого предателя! Заберем камни, привезем врача, ну же, парни! — Эдди широким шагом направился к двери, зная, что теперь за ним точно последуют.Розовый обогнал его взвинченной пружиной, а Ларри подошел к малышу Оранжевому.Сколько натекло крови… Залило уже дальше подошв ботинок.

Пока они чуть не поубивали друг друга, а потом легавого — его мальчик терял последние капли. Господи, как ему нужен врач! Пока еще не поздно.Время их обоих сушило, как выброшенных на отмель рыб. Тик-так.?Красавчик? Эдди, проходя мимо Блондина, повернул голову и обменялся взглядом — торопливым, вполоборота головы.

Ларри скорым шагом всех догнал. И, проходя мимо Блондина, — тоже повернул голову. Только не украдкой, а прямо, жестко. Взгляда с него, паскуды, не спускал.

Я вернусь, и скоро.

И если что-то будет не так — тебе пизда.Ты под защитой рыжего Эдди? Ну а под защитой Ларри — малыш Оранжевый.

И клянусь богом, если хоть пальцем его тронешь…Ларри Диммик мог зуб дать, что Блондин выглядел очень довольным.Точно так же, как когда расстрелял в людей полную обойму.Закрывая дверь за собой, мистер Белый оглянулся — показалось, что дылда спрыгнул мягким, сытым движением.Но мистер Блондин всего лишь затянулся невинной сигаретой.

*— Первым делом купим тебе хорошие часы, малыш, — Ларри щелкнул по стеклу дешевых электронных часов Фредди. — Твои никуда не годятся. Нужны настоящие механические часы.— А эти тебе чем ненастоящие? — Оранжевый не то что бы обиделся всерьез. Ему просто нравилось поддразнивать Ларри. Выглядеть уличной шпаной — когда мистер Белый начинал воспитывать из него — воробья — своего напарника, солидного, серьезного. — Я их знаешь, где стибрил?— В жопу себе их засунь и храни, как в сейфе, если так дороги, — беззлобно обсек Ларри. — Неважно, где ты их стибрил.Малыш поморщился. Ларри пошел на примирение:— Потом расскажешь, а то снова начнешь заливать историю в духе копов с унитазами.Малыш покосился, типа, ты что, не веришь в мою самую потрясную байку, да не может такого быть! Но спорить не стал. Устроился удобнее головой на бедрах Ларри. Закинул ноги на спинку дивана. По телику продолжал бубнить комментатор бейсбольного матча.Играли не парни из Милуоки, поэтому Ларри не особо следил, ставки не делал и вообще не парился.— В нашем деле часы — это главное, — Ларри, не отпуская запястья с ремешком, потерся губами о костяшки пальцев Фредди. Согрел их дыханием. Красивые руки, как у пианиста.

Ларри невыносимо захотелось провести языком, вложить большой палец себе в рот, начать облизывать, посасывать.— Чтобы часы не спешили, не отставали, отсчитывали время тютелька в тютельку. Когда ты на деле, счет всегда идет на секунды. За пару минут можно вынести целиком небольшой ювелирный типа ?Карины?, даже если только чистить сейф и витрины. Но у тебя здесь, — Ларри постучал ногтем указательного по лбу малыша, — должен работать внутренний хронометр. Ты должен знать, сколько прошло секунд, пока ты трахался с персоналом, и сколько, пока общался с менеджером. Сколько, когда сработала сигнализация. Тик-так.— Тик-так, — повторил одними губами Фредди. Кисть была расслаблена, но взгляд — стал напряженный, перед собой.

— Поэтому тебе и нужны хорошие часы, — продолжил Ларри уже медленнее, стараясь не сбиться с мысли. Стараясь не представлять, как малыш оседлает его плечи и вложит свой горячий крепкий хер в ждущий открытый рот Ларри. — Чтобы ты всегда мог отследить, сколько времени ты тратишь. Чтобы ты привык считать время. Рассчитывать его. Сколько минут на чашку кофе. Сколько секунд на то, чтобы повернуть ключ зажигания.Постоянный хронометр в твоей голове. Тик-так.*Ларри стоял на обочине дороги, чувствуя себя полным лохом.Средь бела дня по уши в крови — в заляпанной рубашке, которую пытается прикрыть застегнутым наглухо пиджаком, с манжетами, которые пытается спрятать под рукава.Идиот. Купился на обещания жирдяя.Будет врач! Все будет!Ага. Как Рождество или свеча на Хануку.Уговор был простой — у Ларри тачка той мертвой бабы, в отличие от машинки Розового, поэтому он уезжает и бросает ее подальше. Эдди подбирает его первым, а потом Розового, и они едут в гребаный сарай… простите, дом для погребения.

А теперь Ларри стоит, как придорожная шлюха, и молится, чтобы ни один добросердечный хрен на колесах не остановился. Или чтобы черно-белая патрульная тачка не затормозила: с вами все в порядке, сэр?Иначе Ларри придется их всех угондошить — а это, блядь, совсем некстати.Они с Розовым разъехались в разные стороны, чтобы угнанные машины было сложнее связать друг с другом. Ларри напоследок тщательно протер руль найденными в бардачке салфетками, а больше ничего и не сделаешь — кровью малыша залило весь салон. И бросил машину на Уэйн-стрит.Куда уехал Розовый, Ларри не знал и не хотел знать.?Красавчик? Эдди — выезжая со двора последним — клятвенно обещал прихватить врача и забрать Ларри, а потом ехать за Розовым с камушками.Никого не было.Жара стояла такая, что Ларри был готов из лужи лакать. Но лужи тоже давно все высохли — июнь же, беспросветный летний ад Лос-Анджелеса.Есть только одна глубокая горячая лужа, — мрачно думал Диммик, — под телом моего мальчика. И она все больше и страшнее. Твою ж мать, где ты, Эдди?!

Верные часы показывали: Ларри прождал больше часа, хотя Кэбот-младший клялся, что обернется чуть ли не за двадцать минут. Туда-сюда, на пару фрикций, Белый!..Сразу ясно, кто в постели скорострел и быстро сдувается из-за одышки и неумения хорошо, качественно, долго и выносливо ебать больше часа.Туда-сюда — этого не хватит, жирдяй, чтобы твоя баба под тобой кончала минимум два раза. Стонала от удовольствия. Была оттрахана до слабости и мягкости.

Или не баба, — Ларри прикрыл глаза. Не хотел впускать малыша в воспоминания. Не сейчас — думать с гордостью о своих достижениях, его сбившейся спутанной челке, сорванных вдохах, отзывчивости и горячности, щедром семени на животе.Нет, не время. Не так. Пока на часах — тик-тик; как на бомбе.

И когда Ларри был готов идти голосовать — похер на все, готовый убить за любую тачку, готовый броситься грудью на патрульную, готовый всех сдать, лишь бы к малышу Оранжевому успела помощь — из-за поворота вырулил ?шевроле? Эдди.Остановился перед мистером Белым.

И когда Ларри увидел, что в машине только Эдди и Розовый, то все понял без лишних слов.Врача этот жирный сукин сын так и не нашел.И поехал не за Ларри в первую очередь. А — за Розовым, вернее — за бриллиантами. Единственным, о чем беспокоился, бедняжка.

Странно, что не развернулись и не покатились в сраный дом с гробиками, а все же сделали петлю, длинную и узкую, — забрать Белого.Ларри глянул на усталого замотанного Розового и подумал — не его ли заслуга. Что Белый не остался на обочине, вглядываясь в пустую дорогу.

?Красавчик? Эдди бы хуй добровольно приехал за тем, кто его ни во грош не ставит, мешает, упрекает, не дает срать, где придется.

Ларри сел на заднее сиденье — взмокший на жаре, злой, расстроенный.Чувствуя себя чуть ли не опущенным — к месту у параши.Черные очки снимать не стал.Думал, взорвется — если его хоть кто-то сейчас заденет.

Врача нет, объяснил жирдяй, но он позвонил знакомой медсестре, она поможет.Ларри молчал.

Когда они ехали на брифинг к Джо, Ларри сидел на переднем сиденье, рядом с Эдди. Эдди тогда хотя бы делал вид, что ценит Ларри Диммика — названного сына своего отца.Но теперь Эдди было похрен, он добился, чего хотел. Камни были у него. И рядом с ним сидел принесший их на блюдечке Розовый.Непонятно только, что делает тут мистер Белый, маяча на заднем сиденье. Какой-то прокол в плане.

Эдди сиял. Розовый выглядел напряженным.Час назад орал на джуниора, щурился с подозрением — кто-то нас сдал! А теперь смирно помалкивал, глядя в боковое зеркальце. О чем-то они успели договориться — спелись, твари, за спиной Ларри.Ларри мучительно, тяжело подозревал теперь всех.

— Все не так уж и плохо, — Кэбот-младший влюбленно поглядывал на сумку на коленях Розового. — Дельце-то мы обстряпали довольно успешно.Ларри держался.

Они в машине Эдди. Ему нужно побыстрее добраться до Оранжевого. Все остальное — херня. Но видеть довольную рожу ?Красавчика? Эдди было уже выше его сил. Хотелось сбить мерзкую улыбочку одним выстрелом.— Конечно, было полно кровищи, — настроение у Эдди было отменное. — Но вы представляете, сколько мы унесли! Миллиона два, может, и больше!Которые делить придется уже не на восьмерых, а намного меньше.Минус мистер Синий. Минус мистер Коричневый.А если бы мистер Белый не сумел увернуться от пули мистера Блондина, то и минус мистер Белый.— Люблю этого парня, — проворковал Розовый, услышав цифру.А заодно и минус мистер Розовый, потому что без Белого Розовый из магазина не выбрался бы. И малыш…. Малыш бы тоже погиб. Копы на пороге пристрелили.И остались бы тогда Кэботы и мистер Блондин.Точнее, ?Красавчик? Эдди и мистер Блондин — на два миллиона долларов. Очень неплохо, Эдди.Хороший план. И почти сработал, сученыш ты эдакий.

Видимо, у Ларри было такое лицо, что Эдди, поглядывавший на него через зеркальце заднего вида, почувствовал себя уязвленным:— Что сделано, то сделано. Можно сесть и поплакать, а можно взять ситуацию под контроль.Это он считает, что все под контролем?! Охуеть как нормально?!Без пизды кошерно?!Ларри не смолчал.— Хреновый контроль, — он подыгрывать не собирался. — Ты обязан отвечать за своих людей. Вы с Джо.Если этот мозгляк еще не понял, если считает, что это нормально, когда на деле гибнет половина ребят, — то его бизнесу кранты наступят очень скоро. Ларри с удовольствием посмотрит на то, как Кэбот-младший пойдет ко дну.Со своим самомнением. Со своей ссыкливостью. С умением засовывать голову в жопу — когда дело доходит до решения проблем.— Я сделал все, что смог. Нашел медсестру, — Эдди отбрехивался вяло. Не придумал хорошую историю, так, сочинил на бегу. Ларри его насквозь видел. Бла-бла…— Твой человек умирает.

Не мой мальчик, Эдди. Не мой малыш Оранжевый. Твой человек, который, твою мать, за тебя, за твои сраные камушки жизнью рисковал. И которого даже не похоронят на кладбище, если он подохнет. А швырнут в какой-нибудь карьер и зальют бетоном.Ему чуть за двадцать, говнюк ты эдакий. Он пожить-то еще не успел. Медсестра? Какая, нахуй, медсестра? Ему нормальный врач нужен. Хирург!— Ты знаешь, скольким докторам я позвонил?! Ты хоть представляешь, что я сделал?! — каждый раз, когда Эдди начинал врать, он разыгрывал ярость. Плохо, неубедительно. Ларри мог предсказать каждое его выступление как по нотам. Он будет кричать. Рвать голос. Трясти кудрями. Он будет негодовать и убиваться, потому что никто не ценит его старания. И не сделал ничего из обещанного при этом ни на цент.Сочувствую с таким наследником, папа Джо.Полное дерьмо.— Значит, сделал недостаточно.Розовый не вмешивался, делал вид, что его не касается.— Пошел ты! — Эдди завелся. — Если у тебя есть записная книжка с адресами врачей, доставай. Если нет, тогда слушай! Я позвонил трем врачам и не смог найти ни одного! Пришлось звонить Бонни. Да, она медсестра! И она сказала привезти его к ней в квартиру! И это уже хорошо!Он рулил и одновременно махал тяжелой трубкой, белым сотовым телефоном. Символом своей власти.И не иди речь о малыше Оранжевом, Ларри было бы насрать. Пусть пухляш сочиняет истории про то, какой он охуенный бизнесмен, как ведет бизнес отца, Ларри было бы абсолютно наплевать. Пусть рассказывает, как пытается найти кого-то. С Кэботами после сегодняшнего Ларри заклялся вести дела.Но речь шла о Фредди.Который умолял его: ?Спаси меня, Ларри! Помоги мне, Ларри!?.И Ларри клялся ему, глядя в глаза: ?Ты нахуй не умрешь, малыш! Ты будешь жить! Время работает на тебя!?Тик-так.Он привычно взглянул на часы.Как отчаянно быстро оно истекало.Тик-так.

Когда мы сорвем куш, малыш, купим тебе хорошие часы.Когда мы сорвем куш, малыш, то уплывем далеко отсюда.Когда мы сорвем куш, малыш — настоящий куш, не тот джекпот в мгновенную лотерею, который ты взял так лихо, не глядя, фартовый мой, везучий мой мальчик, сокровище из города золотоискателей, и даже не эти сраные брюлики, а настоящий большой куш — твою жизнь, малыш, клянусь, я…

Ларри прервал непрерывный поток вранья. Нахлебался уже по горло.— Кончай нести дерьмо! — Теперь пусть Эдди послушает, ему полезно. — Я думаю, что ты никому не звонил, кроме этой шлюхи, которую ты однажды отодрал. И ты считаешь ее медсестрой только потому, что она носит ортопедическую обувь! Я не думаю, что она сможет позаботиться о человеке с пулей в кишках.— Да мне похуй, — Эдди заухмылялся. Ему реально было похуй. Ему все равно, выживет какой-то там Оранжевый или сдохнет. Пусть лучше сдохнет.— Если он умрет, я буду считать виноватым лично тебя, — Ларри ткнул в Эдди указательным пальцем, словно дулом. И Эдди опешил от угрозы.Ох, как сильно, наверно, он сейчас пожалел, что мистер Блондин промахнулся.И тут Розовый не выдержал. Ларри ему весь затылок прожег своим плохо скрываемым бешенством.— Слушай, никто не говорит, что сучка будет его оперировать, — Розовый обернулся к Ларри и тут же отпрянул. Ларри ему чуть по зубам своим золотым перстнем не въехал: заткнись, просто заткнись.Розовый вернулся на свое сиденье, но продолжил, опасливо косясь назад:— Она просто позаботится о нем, пока не приедет врач. Никто не забыл про доктора, Джо привезет его.— Да, да, да, — Ларри снова отвернулся к окну.Не было у него уже веры никому.Только в удачу его мальчика — она не подведет.Тишина воцарилась глухая, давящая. Это не звонкое эхо в доме мертвых, здесь полно живых. Мудаков и засранцев.

Солнечные очки медленно сползали с переносицы, но Ларри не поправлял.

Тик-так.Он думал так быстро, как никогда в жизни, если не стрелял на поражение. Сопоставлял факты, крутил услышанные фразы.

Малыш бы, узнав, весело оскалился — ты что, Ларри, сраный коп? Проводишь допрос, лейтенант?А Ларри бы ему ответил, скупо и опасно улыбаясь: тогда, считай, я плохой лейтенант в нашей паре.Выдрочу за нас двоих этот расклад.

Ларри сказал: ?Это с него началась стрельба?. Четко показав на виновника — Блондина.

А Эдди вместо нормального вопроса ?какого хуя, дружище?? — проорал, что это неважно.

Как так? Как?!

А у Блондина каждый раз новые сказки. И мистер Синий уже не мертв, а просто незнамо где, то ли взяли, то ли сбежал. Пиздец. И мистер Белый, оказывается, собирался его пристрелить — смешно.

Брехал мистер газировка при свидетелях, которые могли сказать: кому ты ссышь в глаза?!А кому ссал в глаза Эдди?Возмущался — всем своим жиром — что они сдали себя копу, ведь тот их видел!.. А сам изложил всю суть ограбления, чуть ли не затолкал парнишке в уши: кто где был и когда, кто что делал и как.

По неосторожности, беспечности?Или ему было похер? Похер потому, что все равно никто — ни коп, ни команда — не сдадут. При трупах трепаться можно, даже если те думают, что живы.

Потому что, на самом деле, ни Розовый, ни Белый, ни тем более Оранжевый не расскажут свою версию.Коричневый мертв.

Синий в утиле.Оранжевый без сознания и с тяжелой кровопотерей.Розовый принес брюлики в клювике.Остался лишним только Белый. Бельмо на глазу у каждого ты, Ларри.

Ларри снова тщательно обтерся платком; было невероятно душно и жарко в машине, в глухом плотном костюме можно не то что взопреть, а свариться, как яичко пашот.Ларри снял очки, завидев знакомый дворик и дом. Даже опустил торопливо стекло, вращая ручку вниз.

Входная дверь заперта, тихо. Ни криков, ни стонов.Хотя Ларри не сомневался — сарай должен был полыхать по его возвращению. Расстрелянный, уничтоженный, сожженный.

Он видел Блондина в магазине. Когда вся команда была рядом, блядь. Разве того остановило это?И не ждал ничего хорошего, когда оставил его наедине с малышом.Что остановит ебанутого мистера-бровки-домиком?Ларри терпел, дожидаясь, пока Эдди вырулит и припаркуется.

Он не сомневался и в другом.

Эдди затеял шашни за спиной отца. Взял своего человека, включил в тщательно отобранную банду, отдал приказ.

Бунт молодого наследника против старика.

Блондин должен был всех убрать по замыслу Эдди. И уберет. До сих пор их сговор действует.

А папы нет. И папа не знает весь расклад.

Пока свинячье рыло скачет и трясет рыжими кудрями: папа зол! папа приедет! ух, как он вам ввалит! а где, кстати, камешки? мой друг останется с раненым! а вы со мной! а я привезу вас обратно под его пистолеты!..Эдди, говнюк, затеял переворот под носом своего бати. Технично и ловко убирая близких, преданных, воспитанных тем людей.Мистер Синий — старый соратник. Мистер Розовый — знает Джо с детства. Мистер Белый — крестник большого папы.

И мистер пухляш — единственный наследник двух миллионов в каратах.И империи на половину Лос-Анджелеса в придачу.Мистера Коричневого и мистера Оранжевого сразу в плане поставили расходным материалом — под пули копов. Они изначально не должны были уцелеть, и малыш чудом зацепился за жизнь.А остальных… мистер Блондин не зря в магазине включил режим пулемета.

Там полегло четыре головы. А должно было — семь. Старый преданный надсмотрщик и два взломщика, Тыковка и Зайка.

Или — семь и один. С малышом Оранжевым на входе.Ларри вывалился из машины, ожидая самого худшего.Не было у него уже веры никому.Кроме мальчика.

*Это был запах бензина.Острый, тошнотворный.Как нашатырка привел в чувство. Заставил очнуться. Вытащил одним махом из забытья.— Не сжигай меня! Остановись! Не надо! Пожалуйста!— Что такое? Жжется?Смрад бензина. Отчаянный крик. Грохот канистры, отлетевшей к стене.Когда Фредди закрывал глаза — двое разговаривали за стеной, глухо, отдаленно. Сейчас Фредди не может открыть глаза — а те же двое кричат прямо у него над головой. Словно бичами резко лупят по мозгам.Что-то не так.— Умоляю! У меня сын недавно родился!— Да-да. Закончил?Что-то неправильно. Здесь не ссора, за закрытыми веками Фредди, его опрокинутым сознанием. Здесь убийство.

— Не надо! Нет! Не сжигай меня, умоляю! Я ничего о вас не знаю! Ничего!

Щелчок.

— Все сказал? Добавим огоньку, чучело!Фредди открыл глаза.

— Господи, нет!Человек в белой рубашке вскинул руку с пылающей зажигалкой вверх. И Фредди — как зеркало — вскинул в ответ пистолет.Дверь откроется. За дверью тьма.

Фредди, стажер, наши рефлексы не спрятать. Ты не уничтожишь их, потому что они сильнее разума. В нас намертво, никакое прикрытие не ампутирует.

И детектив Ньюэндайк выстрелил — не задумываясь.Защитить невиновного. Пусковой крючок, палец в скобе. Никаких мыслей — только рывок ослепшего сознания.

Сейчас он не смог бы разжать собственные слипшиеся пальцы, даже если бы хотел. Но он не хотел. Он был единым целым со своим ?Смит-Вессоном?. Кровь повязала друг с другом.Неподверженная тлению сталь.

В прямой вытянутой руке — привычная тяжесть оружия. Тело делало все за него. За дверью тьма. Тьма в белой рубашке. Он ждал. Он знал. Он столько тренировался. Сделав оружие — продолжением себя. Или себя — продолжением пистолета.

Фредди не отпускал пусковой крючок, ровно нажимал на него, как парамедик на остановившееся сердце. Быстро, четко. Раз-два, три-четыре, пять-шесть, семь-восемь, девять-десять, одиннадцать-двенадцать.Привычно считал. Глядя на то, как на белой рубашке расцветают крупные, как маки, пятна крови. Гильзы стучали по бетону, отлетая за спину.

Фредди нажал еще пару раз на крючок. Но вхолостую.Двенадцать.Почему двенадцать? Магазин рассчитан на четырнадцать патронов.Тишина.Стук собственного ожившего сердца. Адреналин, ненависть, рефлексы.

Вонь бензина — и, лекарством, запах пороха.

Он продолжал держать пистолет, водить дулом следом за тем, как корчился человек на полу. Тот ворочался на спине, словно никак не мог поверить в то, что произошло. И вместо того, чтобы схватиться за кобуру подмышкой, безнадежно цеплялся за цинковое ведро, пытаясь подняться.В цинковом ведре и похоронят. Грудная клетка в смолотый фарш. Слева, справа, в центр — Фредди стрелял кучно, как в тире. Ни разу не промахнувшись.

Должно быть еще два, — думал Фредди. Он щелкнул, выпуская магазин.Тот был пуст.Последняя гильза скатилась по горке бодрой фитюлькой.Фредди снова вскинул пистолет — на новое усилие встать от белой рубашки в маковых разводах. Держал его, пока человек наконец не упал, раскинув руки. И Фредди видел только его колени, обтянутые черной похоронной тканью.Тьма стекла вслед за ним по стене. А в глазах Фредди было ослепительно светло и ясно.

И тогда Фредди вспомнил, куда потратил первые два патрона.Мистер Корица. Нет, Ко…ричневый.Женщина-коп за рулем. Да, в штатском, блузка и юбка.А тот, кого он сейчас расстрелял, мистер Блондин. Виктор Вега — ?парень, с которым будет трудно?. Кобура и снежная рубашка.Три смерти за пару часов, за час?..Какой пиздец, Господи. Как он устал.

Но надо подняться. Надо помочь этому парню в черной полицейской форме.Надо вызвать помощь.Он как будто опять в Сакраменто. Кругом красно. Он слышит стоны и хрипы.Какой-то непрерывный ад, и в этом аду он снова и снова приходит в себя, весь в крови, и знает, что от него зависит чужая жизнь.Расстрелянные мертвецы и раненые, трупы и живые. Только тогда Фредди никому из своих ребят не мог помочь. Тогда Фредди поднялся, потому что должен был помочь тем, кто остался. И теперь может.

Сможет.

Фредди не чувствовал ног — вообще; но, наверно, просто слабость. Это просто нужно преодолеть.Он сейчас обопрется… Обопрется на пистолет и встанет. Это просто нужно. Это просто.Сталь не подведет.

Сталь и не подвела — нержавеющая, надежная, верная. Ствол крепко уперся в бетон.Металл словно подставил плечо, давай, брат, давай вставай. Я помогу, я держу.И Фредди начал подниматься. Не чувствуя ног, не чувствуя себя.

Почти. Вот-вот.

Дуло держало его вес уверенно — но рука дрожала ходуном.

Фредди повело — и он соскользнул и упал. Кровь — не ржавчина, но сильнее стали.Никакая боль не отозвалась в отяжелевшем теле — тускло тлела где-то за рваными краями вскрытого живота.

Какой пиздец. Фредди даже злости не чувствовал, только усталость.Смертельную усталость. И пустоту в голове.Он сейчас слабее новорожденного младенца. И даже от верной стали проку немного. Какой толк в немом оружии??Смит-Вессон? опустел — разряженный, и Фредди опустел тоже — обескровленный.— Хрень какая, — простонал избитый патрульный, привязанный к стулу. И Фредди был полностью согласен.Ситуация абсолютно хреновая.Как там говорил Розовый, мертвые воры, мертвые копы…Только черта с два, они пока не мертвые. Раненые, окровавленные, беспомощные. Но они не мертвые. Держись, брат.

— Эй, — позвал Фредди. И глянул на свои ноги почти с обидой — напрочь отказали. Ему казалось, что мощно и крепко ими задвигает, а нихрена, слабое подрагивание. — Ты…Фредди не узнал и свой голос. Тусклый, тихий. Горло спеклось. Вот теперь он чувствовал, как хочется пить. Ну да, он же потерял много крови. Кажется, убил бы сейчас за глоток воды.

Парень помотал головой, словно плохо слышал. Вместо правого уха — кровавая дыра.Был бы Фредди целее, соображал бы быстрее. Понимал бы, что произошло. Почему здесь никого из разноцветной банды, кроме уже мертвого Блондина. Откуда этот парень — и почему в таком состоянии.Фредди думал сейчас плохо. Воды бы. Покоя бы.Тепла.И чтобы перед глазами не плыли пятна, и чтобы не царапало глотку от жажды. И чтобы так не мерзла спина на бетоне — он ужасно, дьявольски продрог. И чтобы не воняло до тошноты бензином.И чтобы не было непривычно тихо в голове. Как будто… Как будто кто-то вышел и закрыл за собой дверь, оставив Фредди одного со тьмой.— Как тебя зовут?..— Марвин, — парень старательно шевелил разбитыми губами. Кровь затекала ему в глаза, лилась из сломанного носа и порезов на лице. Он сидел слишком далеко, и ему приходилось неудобно выворачивать голову, чтобы видеть человека, с которым разговаривал.— Марвин. — Фредди слабо повел рукой — вместо привычного похлопывания по плечу пострадавшего, как то было с мистером Коричневым. Все будет хорошо, ты будешь в порядке, окай? — А фамилия?

Вопрос с той самой интонацией дотошного копа, от которой так долго пытался избавиться в Эл-Эй. Что за ерунда, Фредди столько месяцев под прикрытием, а разучился блатной интонации в считанные часы.Это наша природа, стажер. Прикрытие всего лишь оболочка, а не наша сущность.

— Марвин Нэш, — связанный изуродованный парень говорил со всей старательностью, как обязаны отчитываться патрульные перед детективами. Он сидел в бензиновой луже, в пропитавшейся бензином форме. И не мог даже сдвинуться с места. Одной искры об пол — и он вспыхнет.Только сейчас Фредди понял, как им повезло, что зажигалка не выпала из рук Блондина прямо в газолиновый ручеек. Сгорели бы оба — и Марвин, и Фредди.Одного щедро облили смертью, на второго долетели жирные брызги.

Пары. Пламя. Сухой воздух.

Интересно, очнулся бы Фредди, уже сжираемый пожаром, или так и остался лежать без сознания, неподвижным вторым факелом?..— Послушай, Марвин, я… — Фредди опять с трудом сглотнул. Он на ходу забыл, что собрался сказать этому парню. Наверное, что-то утешающее. Чтобы не думал, что сдохнет на пару с бандитом — а сдохнет на пару со своим. Это всегда очень утешает, правда?Глаза постоянно закатывались куда-то под лоб. Фредди силой воли держал себя на грани сознания. Он должен держаться. Он должен помочь.

Может.Сможет.Он снова сглотнул. В глотку словно песка насыпали. Горячего, знойного, прямиком из пустыни под Эл-Эй.В кране в лаборатории есть вода. Он слышал, как Ларри мыл руки. Он бы сейчас уткнулся лицом в его ладони, слизал бы каждую каплю с его пальцев.Только Фредди не доползет.И нет никого, кто бы ему помог. Уж точно не этот несчастный парень, скрученный скотчем. И уж точно не малыш из Сакраменто, и не мистер Оранжевый.

И тогда Фредди осознал, почему в голове так тихо.Он действительно остался один.Белый ушел — Оранжевый уснул.Вцепился в золотое кольцо-ошейник на пальце Фредди свирепыми зубами — и не содрал. Так и не проснулся. Истек кровью, ушел легко и незаметно — для себя самого. Больше нет никакого Оранжевого, ни его подозрительности, ни его наглости, ни его привязчивости.Уснул — ушел — усоп. На пике ярости, жизни, любви и страха — без луж крови под коленями, бензинового смрада, одиночества брошенного щенка, которого оставил мистер Белый: ?Я сейчас?, — и не дождавшегося.Счастливый парень.

И малыша из Сакраменто тоже нет. Фредди надеялся, что тому повезло больше — и он просто удрал. Выскользнул из сумрачного склепа с мертвыми и полуживыми за порог, на солнце, — и сбежал прочь, веселый, жуликоватый, дерзкий пацанчик.А Фредди остался один.Абсолютно свободный.Вернувшийся из своей третьей жизни — к своей первой.Обратный отсчет.

Забавно.

Мысли еле-еле.

Ларри, теперь я какой-то медленный.Раньше было — все это время — раз-два-три. Как пули, догоняемые в обойму. Фредди Ньюэндайк — малыш из Сакраменто — мистер Оранжевый.А теперь таймер, и красный шнур никто не перерезал.Три-два-раз.

Ушел Оранжевый.

Малыш сгинул еще раньше.

А остался… тот, кто все это начал. У самого начала. Человек, расколовший себя на три жизни, напитавший их своей горячей молодой кровью — и теперь обескровленный, ослабевший до сухого костяка.

Привет, тюльпанчик. Твои соцветия и бутоны того, да?..Да. На нем теперь мертвая шуршащая оболочка Оранжевого. И он в ней ворочается, как выживший в черном застегнутом на молнию мешке.В холодном огромном морге.

Где никого — расстегнуть, вынуть, высвободить — нет.

— Послушай меня, Марвин, — Фредди чувствовал, что даже кадык ходит под кожей с трудом, как перетруженный поршень. — Слушай меня…Это было чрезвычайно важным. Кого? — Меня.

— Я коп.Он не надеялся, что ему поверят. Сложно поверить человеку, который одет, как вся эта разноцветная банда, стреляет из того же оружия, что и вся эта разноцветная банда. Он не надеялся.Но Марвин откликнулся легко и естественно:— Да, я знаю.

Фредди заторможено моргнул. Не ожидал, что так… так просто? Поверят не бирке на ноге, а… его слову?..— Знаешь?— Да. Ты Фредди как-то там…Фредди с запозданием удивленно вскинул брови. Не думал, что уже стал знаменитостью. Правда, на то, чтобы его фамилию запомнили, его известность явно не распространялась.В общем, и фамилию часто путали с непривычки. То Ньювандайк, совсем по-голландски, то Нудайк, под говор Мексики, то Невандуке, в буквальном немецком прочтении. Смотря, кто как слышал и что говорил.— Ньюэндайк. — Пришлось облизать сухие губы, чтобы сделать более послушными. Чтобы выговорить четко и ясно. — Фредди Ньюэндайк.Он произнес свое имя почти с облегчением. Он как будто вернулся домой.Он коп. Он Фредди Ньюэндайк.Имя словно дало ему силы — опять попробовать опереться о скользкий пол алой ладонью, попытаться уверенно подняться.Хуй там.

Кровь не сталь.Ржавчина.Он наконец-то наедине с человеком, которому можно доверять — его черной полицейской форме. И не надо дергаться — говорю не так, делаю не то. Можно просто быть собой — даже если лежишь на полу в бывшей погребальной конторе в луже, натекшей из собственных продырявленных кишок.

— Фрэнки Ферчетти, — пояснил парень, сплевывая брызги бензина и крови с губ, — познакомил нас месяцев пять назад.Фрэнки, Фрэнки-Вертолет. Оливковая кожа, белозубая улыбка, широкий взмах ладонью, как лопастью, — я поймал свою звезду, Фредди!Такое далекое имя. Как давно все было.— Вообще тебя не знаю, — честно признался Фредди. Как будто вместе с кровью из него вытекали и его воспоминания.— Я помню, — самоотверженно и даже с какой-то горечью отозвался Марвин. То ли обиделся на беспамятство Фредди, то ли понял — не время для подробностей.Господи, какой пиздец, Фредди снова посмотрел на себя с изумлением — сколько же красного. Вся рубашка и брюки, ремень и ширинка расстегнуты. Он не помнил, чтобы расстегивался. Он вообще уже смутно помнил этот день, все расплывалось в алом мареве.Потому что я умираю, — подумал Фредди. И мысль была отстраненной, как ощущение собственных холодеющих пальцев. Ноги уже давно того. Отключило от генератора.Ларри расческу клал на живот… вместо заплатки. Обнимал. Со слезами в голосе убеждал: ты хуй сдохнешь, малыш!..Оранжевый тогда бился затылком об пол и закусывал губу, стараясь не разочаровать. Ему было так больно! А сейчас почти здоров — почти ничего не болит.

Все в красном.Можно закрыть глаза и уснуть вслед за теми, кто стали частью жизни Фредди, кому он дал жизнь, — за малышом и Оранжевым. Кто стал первым в отсчете, кто последним в ?три-два-один? — разве важно?

— Фредди, — тихонько, но упорно звал Марвин.

— Фредди…

— Фредди!И Ньюэндайк наконец непонимающе вскинул голову.

— Как… я… выгляжу? — спросила отбивная с кровью, примотанная к неразожженному грилю.

И Фредди не удержался и хрипло рассмеялся.Марвин, тебя связали и, похоже, долго избивали. Или недолго, но щедро, от души. У тебя сломан нос и изрезано лицо. Твое правое ухо лежит в ярде от моей лужи крови. Ты охуенно выглядишь, брат.Фредди развел руками, как красными обрезанными крыльями: я не знаю, что тебе сказать…

И тут у парня началась форменная истерика. Он закричал, заплакал. Брызги слюней, бензина и крови полетели во все стороны. И всякие ?держись? и ?наши рядом? его не могли успокоить.Он не понимал. Это парень, обычный патрульный, случайная жертва, не понимал — почему свои не приходят на помощь. Если они рядом. Если они знают. Почему не идут?Мы бы так не сделали! Мы бы — я бы — ворвался на выстрелы! даже увидев одну канистру, вынутую посредь бела дня из багажника! на крики и стоны, рвущиеся из небрежно распахнутой двери!..

Похер на задание, когда живые люди орут под пытками, умоляют не убивать!..Как можно быть такими… равнодушными?!

— Марвин, — Фредди облизнул губы. Глаза опять норовили закатиться в беспамятство, он удержал себя усилием воли. Очередным. Фредди и не знал, что в нем столько характера. Держаться до последнего, пока рядом есть тот, кто нуждается в помощи. Кого надо спасать.

— Держи себя в руках.Что, блядь, здесь творится? Какого хера они ждут?! Этот ублюдок, ебанутый, отрезал мне ухо, полоснул по лицу! Этот пидарас меня изуродовал! И ухо нахуй отрезал!Это было и жалко, и смешно, и страшно.До этого он храбро держался, Марвин Нэш. Хоть и признавался от страха, что у него маленький ребенок. Хоть и сучил связанными коленями, умоляя Блондина не обливать бензином. Не поджигать заживо.И, несмотря на боль и отравление от паров газа, упорно звал Фредди, не давал тому уплыть в нирвану.

Потому что думал, что надо держаться, что свои вот-вот придут на помощь. Пока искренне ждал, что свои вот-вот вытащат.Нихуя, Марвин, нихуя.

Какая-то херня, никакой защиты, одна сплошная подстава!..С каких это пор у полицейских под прикрытием есть защита?

Я с удовольствием поору вместе с тобой, Марвин. Потому что это несправедливо! Это больно! Потому что наши с тобой жизни, двух хороших честных ребят, ничто — по сравнению с жизнью одного старого гангстера. Мы — допустимые потери. Контролируемый ущерб в сводках.Думаешь, я планировал для себя — валяться здесь с пулей в брюхе и подыхать?!С расстегнутыми штанами ждать расплаты?!Нихуя, Марвин, нихуя!И ты вряд ли планировал сгореть сегодня живьем.Но я здесь, и ты здесь — и больше нам ничего не остается, как ждать здесь. Проклиная и подыхая!!!Марвин заткнулся, даже перестав елозить примотанными, широко расставленными коленями.

— Они не начнут, пока не появится Джо Кэбот. — Фредди надеялся, что коп поймет его, копа. И три беспощадных слова: ?не начнут, пока…?. Он сорвал остатки голоса, пока орал и матерился в полном беспросветном отчаянии. И когда он выорался, легче ему не стало.И он не надеялся, что Марвин примет услышанное. Что Марвину будет легче от того, что они оба героически откинутся во имя всеобщего блага. Но Фредди продолжал говорить.Они — оба копы, они знают, что такое долг.— Я под прикрытием, чтобы взять Кэбота, — как иронично это сейчас звучало. Сейчас Ньюэндайк не смог бы взять и кошку на руки, не то что арестовать Джо Кэбота.Но Марвин молчал и слушал.— Ты слышал, сказали, что он едет. — Фредди поднял пистолет. Тот стал тяжелый. Пустой, а тяжелый. Почему так? Он же может.— Так что, держись. Будем истекать кровью, пока Джо Кэбот не просунет свою сраную голову в эту самую дверь.И он навел ?Смит-Вессон? на вход.А потом измученно опустил его.Как Фредди устал.Он не сталь.

Марвин порывисто вздохнул.Больше он не кричал и не плакал. Фредди слышал, как он раскачивается и дергается на стуле, пытаясь освободиться от скотча.Больше они не разговаривали. Марвин считал его не напарником, а пострадавшим. А Фредди не мог возразить: я тоже в деле, парень! Он даже до пистолета не мог дотянуться — хотя тот лежал на расстоянии в полруки, полый, с выдвинутым, как костыль, бойком. Высаженный на полную обойму в накатывающую черноту.

Во тьме был не один человек. Много лиц. Она бессмертна, неубиваема.

А за распахнутой дверью ее держат два обескровленных парня — один с содранными плашками патрульного на груди, на сырых нитках, второй вообще в костюме вора и бандита.

Но и этого достаточно. Чтобы борьба продолжалась. С начала времен — кто перешагнет за порог, а кто — оттеснит за порог?..Вечное противостояние. Света и тьмы. Подчеркнуто белых рубашек и черной угольной униформы.

Откат после последнего выплеска ярости был тяжелым. Фредди снова как будто оглушило по голове. Пальцы стали ватными, голова неподъемной.Он то задремывал — невыносимо хотелось спать (это так мягко, так сладко, мальчик, сдайся…); — то выныривал из дремы обратно — к резкой мерзкой вони бензина и упорному шуршанию Марвина. Фредди старался удержать зрачки на его силуэте — но они безудержно закатывались в свет и тепло.

На белом-белом снегу ему становилось все легче, он почти перестал мерзнуть.

В какой-то момент к нему вдруг склонился Фрэнки Ферчетти, Фрэнки-Вертолет, и засмеялся своим гортанным смехом:— Совсем увял, голландский тюльпанчик?*С Фрэнки Ферчетти они пересеклись случайно — но снова в полицейской Академии, только уже Лос-Анджелеса.Свой ускоренный курс обучения Ньюэндайк закончил, съезжал из общежития уже на следующий день — на съемную квартиру. Нашел в газете, созвонился с хозяйкой. Не придерутся — все на поверхности, сдавали, взял. Все под прикрытием до мелочей. Начать новую жизнь — малыша из Сакраменто, наивного солнечного раздолбая.Когда в дверь постучали, Фредди привычно накинул черную форменную рубашку навыпуск поверх майки, чтобы скрыть пистолет. Да, тупо — встречать с оружием гостей в Академии. Что может случиться в самом сердце питомника молодой поросли — среди других полицейских щенков? Фредди не знал. И рисковать не хотел.У Кэбота везде протянуты связи. Кто-то из Департамента мог сливать ему операции. Или планы. Или кто из его людей поступил в морг, и какая реакция у детективов.

Доленса сдали уличные, кого он лично — или их дядюшек, папочек — посадил. А Кэбот так долго плыл, рассекая бушпритом волны закона. Значит, в трюме полиции водились прикормленные жирные крысы.

Фредди какое-то время даже своего куратора подозревал.Он убрал подпирающий стул и открыл дверь.На него с объятьями упал Фрэнки Ферчетти, Фрэнки-Вертолет.Обнял, как будто вчера расстались.Загорелый — совсем не так, как обычно жарятся копы под солнцем Сакраменто. Там загар — это ожог пустыни, загар подённых рабочих и строителей, красный до цвета обожженного кирпича. В Лос-Анджелесе — ровный, бронзовый, артистический.Но Вертолет все такой же улыбчивый, болтливый, с руками-лопастями.Фредди по нему, кажется, соскучился.Фрэнки все уже знал — что Фредди в рабочей командировке, что закончил проходить курсы повышения квалификации, что завтра его отправляют в поле.— Куда тебя, к наркошам, к грабителям, в убойный?— Да как куратор скажет, — уклончиво ответил Ньюэндайк, связанный неразглашением по рукам и ногам.Но Фрэнки все понял — слово ?куратор? подсказало. Он совсем не дурак был, Фрэнки-Вертолет, несмотря на любвеобильное сердце и легкомысленную улыбку.

Когда Фрэнки сказал, что надо отметить новую работу Фредди, тот решил, что они проведут мирный вечер вдвоем за бутылкой текилы и дружеским дрочем друг другу.Это он отвык от бешеной энергии Вертолета, который просто не умел праздновать тихо. И когда Фредди спустился в спортзал, куда его позвал Фрэнки, то там его ждали — ряды бутылок, ряды курсантов. Толпа незнакомых людей — все с полными стаканами, довольными рожами. Музыка из магнитофона. Много разговоров. Много смеха.Фредди понимал, что никому на самом деле не сдался детектив Ньюэндайк, никто его не знал, никто о нем не слышал. Для большинства — подходящий повод надраться. Как всегда делают в любом подразделении — используя любой повод, будь то Рождество, Пасха, свадьба напарника или обмывание новичка. На службе — ни капли, постоянно под напряжением, на волоске от смерти, адреналин в венах. А праздник — отлично, возможность отпустить себя и расслабиться. Орать, бухать, лобызаться, делиться признаниями про убитых напарников и размазывать сопли из-за пропущенных пуль не в себя.

Быть обычными людьми, а не полицейскими, стражами на передовой закона.

Но все равно — Фредди вдруг почувствовал себя в родной стихии, среди своих. Он уходил на другую сторону — и черт знает, на какой срок, — но этим вечером он был копом среди копов, среди молодых и не очень, среди новичков и бывалых.Ему пожимали руки, хлопали по плечу, желали удачи. Делились своими байками.Звенели краями стаканов — за его здоровье.Все знали — сегодня позвенят за его здоровье, а завтра — может статься и так, что будут мрачно хоронить под звездно-полосатым флагом, в закрытом гробу.И выбитое имя на сером камне на площади — продолжит список потерянных.Это бесконечная война — и они все на фронте. Кто не отсиживается в кабинетах, не является штабным засранцем, кто вечно на выездах, в патрулях, на расследованиях…Фрэнки всем представлял своего друга:— Это знаменитый Фредди Ньюэндайк, звезда Сакраменто! Он и в Лос-Анджелесе выстрелит! Он крутой перец! Как детектив Баретта! Вы еще все про него услышите! Клянусь Мадонной!Фредди улыбался и жал без разбора протянутые к нему руки. Как желудь — толкался бочками с такими же желудями.Наверное, где-то там его и запомнил Марвин Нэш. А Фредди его нет — среди десятков лиц, горячего глинтвейна в стаканчиках, смеха, искренних пожеланий удачи.Парень, который только пришел цыпленком в Академию, — наверное, сильно впечатлился своим ровесником, который уже уходил на крутое задание, был вызван в Эл-Эй из другого Департамента.

Может, хотел тоже так же. Может, вдохновился возможностью — проявить себя, выйти из питомника молодым псом с золотым значком. Которого уже вводят в серьезное дело.

Фредди пожал его ладонь — одну из многих.

А для Марвина остался — отпечатком идеала надолго.

Молодой патрульный — среди разговоров и смеха, вина и виски, реальных историй, кажущихся выдуманными, и выдуманными, почти как реальные.И молодой детектив — примеряющий в зеркале размашистого и болтливого малыша в широких джинсах и выпущенной майке.Почти через полгода — встретились заново.

Довольно патетически.

Фредди так и остался идеалом.

Меж тем, Фредди наутро после вечеринки судорожно пытался понять, сквозь головную боль и похмелье, не надрался ли он сверх меры — надрался. И не умудрился ли с кем-нибудь замутить — вроде нет, засосов не было. И не трахнулся с кем-то на развязном, отпустившем тормоза, кайфе — проснулся один, мордой в подушку, с застегнутыми штанами.

Вообще не икона стиля и непорочности.

К куратору он приперся в темных очках, с лютым перегаром на все кафе, и с жадным заказом: минералки и жирного бекона с яичницей, да побольше!..На скептично поднятую бровь Холдуэя буркнул: вживаюсь в роль. Не признавшись, что его, Фредди Ньюэндайка, провожали накануне всем кагалом. И он от души отрывался в последний путь — прежде чем станет малышом из Сакраменто, золотым слитком для старателей.*

Как будто прошла еще одна жизнь.А Фредди по-прежнему — снова — был здесь, в своем немом и холодном, обескровленном персональном аду.Его парни давали ему возможность выживать в самые черные неприятные моменты. Прикрывали его, он прикрывал их.

Оранжевый — умный, нервный, быстрый, сметливый.Малыш — развязный, веселый, дерзкий, наглый.

А потом коп прижимал их локтями к себе и бросал: я защищаю своими пистолетами, выучкой, стойкостью.

Молния расщепила дерево натрое до корня — а ветви все равно не сдаются, сплетаются в одну общую крону.

Просто раньше кольцо на безымянном пальце держало всех под кодовым замком. А теперь — сейф нараспашку, а внутри него капкан. Уже ничем не прикрытый, голый, обнаженный.

Жар горнила сплавил все смеси в одну. Кто такой Фредди Ньюэндайк. Человек, сделавший свой выбор на грани смерти и реальности.

Они все — вторая и третья жизнь — были производными от него.Его кровью, его мыслями, порывами, горячностью.

Они все — вернулись в него. Став опытом, исследованиями себя, переживаниями, практикой. Мучительной, болезненной, влюбленной.

За три свои жизни он прожил почти год разъеба — зима, весна, лето, осень. Вина выжившего, вина неправильного в Департаменте Сакраменто, отъезд, приезд, жажда доказать, что все нормально, провал в омут, трясину привязанности и влюбленности, работа напролом против личных эмоций.Желание отмотать все назад, удержать от опасности: ?Не надо туда, Ларри!?. Потеря себя — малыш влюбился в Диммика, расстреливавшего копов: ?Боже, какой крутой парень, мой мужик, между прочим!..?. Борьба с Оранжевым, который дрался насмерть: ?Я ему все скажу! стащу кольцо с пальца и заложу тебя нахрен!..?Четвертая жизнь вобрала в себя все предыдущие — и юного стажера, и детектива под прикрытием, и уверенного, обретшего себя под светом любви, вора. И перемолола всех их в жерновах му?ки. Это и пуля в животе, и собственные вывернутые кишки, и мертвецы, оставшиеся на длинной дороге несколько часов назад, и пытки парня, привязанного к стулу рядом, и полетевшее нахрен прикрытие — потому что рефлексы сработали: нельзя живого человека так страшно и ебануто убивать.

Если Фредди выживет в этом алом мареве, в жаре пустыни, на блядском параде — большой вопрос, кто будет писать отчеты. Кто будет формулировать сухой протокол о произошедшем. Кто будет царапать ручкой по бланку.Глаза закатываются под череп тьмой. В глазах свет.

Никто не знает.Живи. Малыш, ты должен. Стажер, держись.Я буду, Ларри. Конечно, Джонни.Сильнее забытья — вина.Влюбленного, но не признавшегося перед напарником.

Он не знал, сколько времени прошло. Не было сил поднять руку, чтобы взглянуть на часы. Да там, наверняка, ничего и не разглядеть. Стекло тоже заляпано, как и широкий, задубевший от крови ремешок.Когда мы сорвем куш, малыш, купим тебе хорошие наручные часы.Ох, нет, Ларри. Не для меня — а для тебя. И не наручные часы, а наручники.Если только твое знаменитое воровское чутье не нашептало тебе: беги. Беги, Ларри Диммик, и не оглядывайся. Срать на бриллианты. Срать на обещания.Спасайся, никто не осудит.И раз никто до сих пор не появился, может, и вправду, вся компания слиняла? Прежде чем Фредди потерял сознание, он слышал, как мистер Розовый требовал и умолял мистера Белого — делаем ноги. Копы скоро будут здесь.Копы уже здесь.Целых двое.Фредди посмеялся бы, если бы мог.Но глотка окончательно высохла. Вместо смеха — какое-то бульканье. Такое тихое, что только сам и услышал.Запах бензина забивал ноздри.Они надышатся и сдохнут раньше, чем наступит полная потеря крови. Просто уснут оба и уйдут в страну вечной охоты, по заветам коренных жителей этой земли.

Он с трудом поднял голову и сквозь влажную потную челку посмотрел на Марвина. Тот больше не шевелился. Кажется, бензиновые пары его убаюкали.Пробуждение будет тяжелым, патрульный.Не сдавайся. У тебя маленький сын. Значит, есть семья. Жена. Ребенок. А у меня…

Как обычно, как привык — никого. Не привязывайся, все равно придется опускать в разверстую землю гроб.Холодное сердце — потому что от природы? Пришел-ушел, без разницы, быстро прикипает, но и остывает быстро.

Или потому, что — с детства не видел другого сценария? И все переживаемое — за мысленной оградой, чтобы не было так больно?..Сначала хоронил родителей, дедушку с бабушкой — плача и с подламывающимися коленями у края могилы. Потом хоронил двоюродных и троюродных стариков — уже приучившись, привыкнув, зная, что все так закончится. Гробы и цветы. И проповедь пастора, прежде чем бросишь горсть земли на доску.

Не стоит сильно привязываться и прикипать.Ларри…Сердце сжалось и дрогнуло рваным толчком, новой порцией крови из открытой раны.

Перед отъездом из Сакраменто Фредди взял два дня и объехал несколько кладбищ и всех Ньюэндайков на них — чтобы попрощаться. Положил цветы, смахнул земляную крошку с могил. Здесь эти, там те, вензелями или полустертой строчкой на камне…Ларри…Сжалось внутри такой болью, что Фредди почти очнулся.Он впервые в жизни был так открыто влюблен в человека. И не готов его отпускать. Не рассудком, не волей — сердцем.

Пусть живет. Не Белый, не Диммик, а его Ларри.Сколько же прошло — часов? Минут?Будем истекать кровью, пока Джо Кэбот не просунет свою сраную голову в эту самую дверь.

Сколько крови пролито? Сколько еще предстоит?Где-то рядом сидят наши, тоже ждут.В квартале отсюда, — бушевал Холдуэй. — Будем следить!.. Все под контролем! Не твоего ума дело!..

А если не дождутся?Почему Холдуэй так уверен, что Джо Кэбот явится?

Фредди медленно мигал веками. Под ними было черно и красно. Ничего белого.

Зачем Кэботу вообще это делать? После той пальбы, что устроил Блондин, ему вообще не с руки показываться.Ни здесь, ни где-либо еще.Он всегда может забрать добычу через своего сына. ?Красавчик? Эдди подъехал, подхватил кейс с камушками, и только его и видели. А полицейские продолжат сидеть в засаде.Почему Холдуэй так уверен, что Джо Кэбот приедет на своей машине? Да еще проедет в ней мимо места засады, чтобы его могли опознать. Может, он думает, что Кэбот еще и транспарант сзади подвесит: ?За брюликами!?? Чтобы легавые уж точно не ошиблись.Старый гангстер имеет свой шикарный автопарк, Холдуэй. И вряд ли все номера пробиты. А может и вовсе прихватить любую тачку, хоть своего садовника. Въедет в район на стареньком ?жуке?, выедет обратно. А полицейские продолжат сидеть в засаде.Почему Холдуэй так уверен, что Джо Кэбот явится во всей красе, в пиджаке и с пистолетом за ремнем? Он может хоть отдыхающим туристом нарядиться — в сланцах на босу ногу и широкополой панамке, хоть бомжом. Прошаркает с тележкой мусора до заброшенного склада, сложит камушки под тряпье. И пойдет дальше по улице, замызганный и неузнанный. А полицейские продолжат сидеть в засаде.Хоть до ночи.И всю ночь напролет.Чтобы наутро найти на складе два трупа.

Потыкать их ногой и сокрушенно сказать — допустимые потери. Эти парни знали, на что подписывались.Особенно Марвин.

Наверно, Фредди смог бы встать? Или доползти до Марвина? Освободить его? Отпустить его?Это не битва Марвина Нэша. Он здесь случайно. Он не делал этого выбора — Фредди делал.

Фредди бы смог — он уверен, что смог бы.Медленно. Медленно.Пусть это займет часы — он это сделает.Он не спас троих в Сакраменто, лежал раненый, разъебанный. Но спасет одного в Лос-Анджелесе. Разъебанный и раненный.

Иначе зачем он здесь?Ты хочешь вытащить счастливый билет, малыш?Удача здесь дешевле пива, Ларри.Он взял тогда лотерейку и спрятал в карман. Дело не в том, что будет. А в том, что ты думаешь. Во что веришь. Пока не стерт ногтем защитный слой над удачей.

Чтобы сделать что-то настоящим — нужно поверить, что это настоящее.

— Проверь фарт, Фредди.— Ларри, он есть. Жри свой тако.Острый перец, кетчуп и белый фарфор.

Фредди помог Ларри доесть.Один хлеб, один стол, один день.

Фредди соскользнул чуть ниже со своего бетонного ската, к которому почти прилип. Это было просто. Но дальше придется ползти по ровному полу.Тяжело.Ноги его давно не слушались. Руки онемели.Но не от жуткой кровопотери. Не думай много. Не от нее.

Надо переплыть это кровавое море. А дальше — дальше ярда два. Огромное расстояние. Но он доползет. Он справится. Пока снова не потемнеет в глазах, он будет бороться.Потом очнется и продолжит — снова, как всегда.

Сильная слабость. Сознание плывет и временами меркнет.

Как хочется спать.

Свернуться клубочком и задремать — надолго. Как Оранжевый. Все хорошо. Все хорошо, я проснусь, когда понадобится.Могу.Смогу.

Белый-белый снег на морозе покрывает теплым покрывалом.

Все хорошо, мальчик… спи…

Все так просто.Фредди медленный. Думает еле-еле. Поставь его над изнанкой плаката с Серебряным Серфером — составлять паззл, чертить схему — не справится. Будет тупым и остекленевшим.

Но он думает.Марвин кричал, что у него маленький ребенок. Визжал, чтобы его не поджигали. Но не сказал. Так и не сказал, что знает копа рядом. Был готов сгореть нахуй, но не сдать полумертвого полицейского на бетоне по горло в крови.

Не рявкнул: он тоже коп! Может, это он крыса!..Не отвел смерть от себя на того, кто даже не понял бы, что его поджигают.

Бился из последних сил — может, некрасиво, может, не как в кино — но не предавая.

Бился за того, кто лежал с пулей в животе, истекая кровью. Хранил его имя, его тайну. Ценой себя, ценой счастья сына и горя вдовы, которой растить в одиночестве ребенка.

Был готов сгореть живым смрадным факелом — но не выдать.

— Марвин… — тихо позвал спекшимися губами Фредди.Тишина.

Они все тут мертвые.

— Марвин… — Фредди закашлялся и снова упорно пополз за край пандуса. Два ярда всего ничего. Он сможет.

Фредди казалось, что он движется, пусть по дюйму.А иногда — что он просто перебирает ногами по полу, как пес лапами, которому снится мучительный сон.Он падал в забытье и снова выныривал, как пловец в шторм. Волны беспамятства накатывались — не сокрушающие, а мягкие, нежные.

Качали на руках, убаюкивали в кроткий, мирный сон. Закрой глаза, и все будет хорошо, мальчик.

Чьи-то пальцы водили по лицу — холодные, незнакомые. Пальцы, привыкшие к стали, косе, жатве.

Мозолистые и костлявые — спи, мальчик.

Фредди барахтался.

Вздрагивал, открывал глаза. Снова сползал на пару дюймов и снова терял сознание.

И кто-то его гладил по щеке — хороший мальчик, упорный, но устал, не сопротивляйся…

А где Белый? — спросил Оранжевый из общей могилы.

И Фредди ответил ему: не знаю.

Даже поднял веки, осматриваясь.

Пусто. Солнечный свет. Холодная пыль. Радужная дорожка бензина. Удушливый пар, которым надышаться, как два пальца об асфальт. Лужи крови. Продырявленная плоть — и плоть отрезанная и отброшенная в сторону.Ничего не меняется.Время идет.

Или не время. А все ближе — нечто другое. Гладит мальчиков-копов по голове, ласкает по лицу — чтобы не рыпались, а отдались смирно в ее власть.

А где Белый? — повторил Фредди, мучительно скрипнув зубами.И рванула дикая надежда — ушел. Послушался малыша и ушел. Упиздовал за горизонт. Или выслушал Розового в соседней комнате, убедился в его правоте и усвистал. Да, горько, да, неприятно, что бросил малыша, но зато — Фредди теперь проще.Не надо думать.

Не надо бояться.

Прикрывать и защищать того, кто… в кого он…Фредди снова мучительным движением подвинулся на пару дюймов вперед.

Он доползет. Он может. Он сможет.

Почти съебался с пандуса, оставляя за собой длинный кровавый след.Нет, надежда вспыхнула бенгальским огнем и угасла. Как и с Марвином — вступила логика.

Нет, Ларри не мог бросить. Если его здесь нет — значит, или вынесли отсюда мертвым, или же он — вернется.Вернется в капкан.Копы ждут на перекрестке. Оранжевый улыбается мертвой оболочкой. Малыш сбежал. К стулу прикручен полицейский-заложник. Блондин расстрелян. Фредди почти труп.

Широкая лужа крови.

Запах пороха и вонь бензина.

Пустая обойма — не рявкнуть, не прикрыть своим словом.

Тик-так.Ларри, не возвращайся.

Тик-так.

*

Ларри ворвался как ураган. Распахнул дверь почти настежь и от души по чему-то хряснул.

Он глянул мельком, что мешает.Тело Блондина, опрокинутое навзничь. Щедро залитое кровью.И по его мертвой руке с безвольными пальцами Ларри хрустнул косяком с размаху.

Ларри не остановился ни на секунду — падаль и падаль, подох, и слава тебе, Господи! А, сорвав темные очки и на ходу пряча их в карман, побежал сразу к малышу. Тот молча неуклюже ворочался на полу перевернутым на спинку майским жуком, но был жив — спасибо, что сберег, Господи!Сильная ясная радость окатила с головой. Ларри и не чаял уже, что Фредди его дождется, тик-так, за поездку несколько раз захлестывало черное отчаяние.

Жутко воняло бензином, как будто кто-то выплеснул не меньше канистры.Ларри опустился на корточки, протянул ладонь — и не решился дотронуться. Малыш, стиснув челюсти, мучительно пытался перекатиться на бок. Он собрал своим телом всю лужу крови, натекшую под него, как тряпка официантки — креольский густой томатный суп, и пандус за его спиной был влажным, блестящим и чистым.

Все стерто.

Ларри Диммик понимал, что надо срочно все понять и сопоставить, но нихуя не мог включиться. Он так боялся, что найдет здесь бездыханным своего мальчика и Блондина, обоссывающим его труп. Он боялся, что здесь все будет полыхать синим пламенем, а Блондин танцевать ча-ча-ча на горящей крыше.Но ебнутый псих мертв, а его мальчик будто воспрял из мертвых.

Мистер Белый сидел на корточках рядом с Оранжевым, боясь прикоснуться — словно к миражу. Словно его фартовый малыш вдруг исчезнет.Вознесется, блядь, да.И нечего тут ржать — когда разбойник начинает взывать к Богу, значит, все, пизда, римский легавый уже нанизал его на свое копье— Какого хрена тут произошло? — тихо спросил Ларри. Пистолета в руке мальчика не было, валялся рядом, у бедра. И тут же — пустой магазин.И гильзы — россыпью по новой луже крови. Она точилась и точилась, не прекращая.

Ларри так привык, что малыш не расстается с оружием. Даже когда бился башкой об пол — не выпускал из пальцев, вцепился намертво, как в спасение. Одной рукой в пушку, другой в Ларри, крепко держался за них обоих.А сейчас, видимо, совсем ослаб и пальцы не держат, хотя кровь — не сталь.Но пустой магазин… Расстрелянные гильзы…Белый не поверил бы, если бы не знал своего Оранжевого.У него твердая рука. Он не растерялся, когда все пошло по пизде в ювелирной лавке. Он прикончил ту бабу, даже с раной в животе, — из неудобной позиции, лежа, с асфальта. И не дрогнул.Выпотрошенный магазин означал только одно — его мальчик вынес Блондина. Расстрелял до последнего патрона и вынес. Будучи сам развороченным до кишок.Ларри испытал чувство, близкое к священному ужасу.И гордость.Его малыш сделал то, на что сам Ларри не решился. И никто из них. Взял и прикончил бешеного пса — без малейших колебаний.Ларри пожалел только об одном. Что не видел этого лично. Ох, он бы с удовольствием полюбовался. Ох, он бы добавил свинца в эту драку, буги-вуги перед гробами.Его малыш, его Оранжевый, сам еле живой, оказался в дуэли сильнее здорового кабана, на котором и царапины не было.— Он изрезал копу лицо, отрезал ухо и хотел сжечь заживо, — прошептал Фредди, глядя мимо Ларри на ?Красавчика? Эдди.

Ларри мельком покосился на легавого с поникшей головой, он был тоже залит кровью. И с такого расстояния не разобрать, что там у него от Белого с Розовым, а что от Блондина. Но он ничуть не сомневался в словах мальчика.Блондин же ебнутый, он бы запросто такое смог учинить.Хочешь прикончить копа — прикончи, никто плакать не будет. Но сжигать живьем, что за блядство?— Что он сделал? Я не слышу, — прошелестел за спиной Эдди.Расстроен, ну надо же. А ты явно ожидал другой картины. Мы приезжаем, а тут два трупа и Блондин, гарцующий польку.— Я! Сказал! — Фредди внезапно рявкнул столь низким свирепым голосом, что Ларри чуть не снесло. На инстинкте невольно отпрянул, даже поднялся — как кот на цыпочки от нежданной чужой ярости. Не ожидал гнева такой силы. Не ожидал, что у его мальчика может быть такой страшный жуткий рык.

— Блондин свихнулся!Фредди смотрел на Эдди с ненавистью, говорил с ненавистью. От боли ему сводило скулы.— Он изрезал копу лицо. Отрезал! Ухо! И хотел сжечь заживо!Ларри снова присел рядом. Осторожно коснулся локтя малыша.Этот новый Фредди лежал не таким, как раньше, почти незнакомым в своей силе и ярости. Он больше не плакал, не просил о помощи. Он сам был возмездие и пламя.Но с другой стороны, парень столько всего пережил сегодня. За считанные часы вырос из щенка в мужика. Ларри гордился им.

Гордился и обожал.Не стоит так надрываться, шли их нахуй, малыш. Сейчас я заберу тебя отсюда. Пусть даже для этого мне придется угнать тачку Блондина. Других-то здесь нет. А ты покончил с ним, значит, все его твое по праву — по нашему пиратскому праву.— Этого копа? — как будто не понимая, переспросил Эдди за спиной. Как будто тут целый букет легавых, выбирай не хочу.

Ларри оглянулся уже на выстрелы.Раз, два, три.Скрежет ножек стула по бетону. Пленный выгнулся дугой и обмяк. Умер без единого стона.Розового всего перекосило от грохота и летящих во все стороны ошметков из груди заложника, шарахнулся в сторону, закрыл голову руками, как мальчишка.

Насрать. Тот все равно был покойник.Ларри не мог оторвать взгляда от Фредди.Бледного как смерть. Убийственного, как смерть.И только что словно убитого вместе с этим злосчастным парнем.

— Нет, — и упал головой на сгиб локтя. Короткий мучительный стон.

Не жалей, мальчик, одним больше, одним меньше, без разницы. А вот нам бы надо выбираться отсюда.— Говоришь, свихнулся? Прям вот так? Лучше или хуже? Или как я сейчас? — Эдди не торопился прятать пистолет под голубую раздутую мастерку, запихивать за ремень.Ларри насторожился, старый лис поднял уши торчком.Опять сначала, Эдди, да? Уже и пушка в дело пошла? Бриллианты в саквояже, саквояж в руках, самое время убирать стекляшки? Пока папа Джо не пришел?Жирный поросенок даже не визжал от ярости из-за гибели друга. Почти деловито расстрелял связанного. Убрал первого лишнего.

Надо было раньше, жирдяй, а не выбалтывать перед ним всё и вся. А ты оставил Блондину. Двоих беспомощных свидетелей. Блондин не справился. Вон, лежит мешком с потрохами у входа.И осталось трое лишних. Малыш тоже считается. Еще как.

Два сапога — пара, только левый остался без правого. Бросил легавого и Оранжевого, чтобы накормить ими своего ручного зверя. А теперь недоволен, что тот зубы обломал.Выкуси, Эдди! Некому теперь делать грязную работу. Придется все самому, да? А ты зассышь. Ты не справишься с мистером Белым, и знаешь это.Ларри невозмутимо остался сидеть на корточках. Бронзовое лицо, отвернутое от Эдди, свободные руки, чистые. Он держит за плечо малыша, а не пистолет, прямо ласковый кролик, а не лис, замерший жесткой пружиной.

Подходи ближе, Эдди. К лежащему мальчику в луже крови и к человеку твоего отца, который сейчас ниже твоей пряжки ремня.

Ты, сука, уже подписал себе приговор.

Фредди под его рукой затих. Перестал ерзать и корчиться, сосредоточился, впился в ?Красавчика? Эдди прицельным недобрым взглядом. Заострившийся нос, впавшие щеки, слипшиеся колтуном волосы.Глаза исподлобья почти черные. Ненависть — холодная. Именно к Эдди, ни к кому больше. За что? За неверие Оранжевому? За то, что расстрелял копа? За то, что не тот Кэбот?С последним Ларри был согласен — нужен Джо, где, блядь, его носит и сколько можно?! Нахуя им его сын, этот жирный пирожок с говном?— Послушай, Эдди, — Фредди говорил тяжело, с шумными короткими выдохами почти после каждого слова. На скулах играли желваки — а Ларри видел, как малыш прижимает правую руку к поясу, судорожно на каждый слог. — Блондин хотел его сжечь.Низкий темный голос. Все та же ярость — только теперь взнуздана болью. Не снесет — но не остынет.

Незнакомый Фредди, почти чужой, если закрыть глаза и только слушать.

Так уже было — вечность назад, всего на час раньше. Оранжевый схватил его за воротник, вцепился почти в шею и рявкнул: отвези! меня! в больницу! я сказал!Ларри не ожидал такого четкого и властного приказа от смешливого и легкого мальчика. На секунду растерялся до разъезжающихся лап.

Словно птичка-невеличка на ладони вдруг оборотилась орланом.

И счастливая метка выше запястья впервые царапнула кожу: Диммик, вы не псы одной породы, вы — как кошка с собакой.И вытатуированный спокойный кот под рукавом выгнул невидимую спину, подняв шерсть дыбом.— Хотел пришить меня, — продолжал Фредди, обескровленный и жуткий. Он не замечал Ларри, не видел, что тот рядом. Не цеплялся за него, как раньше, не вскрикивал — не уходи, я без тебя умру! Бился — даже не за свою жизнь. За что-то другое. Что важнее и превыше смерти, крови, обвинений. Но Ларри мог ему помочь. Быть щитом, страховкой. Человеком по кличке ?Два Ствола?, с молниеносной реакцией, быть руками Фредди — сильными, быстрыми, а не окровавленными и слабыми.Малыш бил словом, Ларри — делом. Малыш умный, Ларри — неторопливый. У малыша язык хорошо подвешен, а у Ларри — пуля вышибет мозги быстрее возражений.

Идеальная команда. Два подельника — спаялись.

И Ларри не мешал. Только придерживал за плечо, чтобы парень помнил, знал, он здесь не один. Ларри рядом. Ларри защитит.Фредди словно и не замечал, не отрывая взгляда от Эдди.Но без ладони Ларри на своем плече начинал мучиться, ерзать, вспоминал о непрекращающейся боли. Замирая и сосредотачиваясь, едва спокойная уверенная поддержка Ларри возвращалась на место.— Хотел его сжечь. Потом пришить меня. А потом… когда бы вы вошли в эту сраную дверь, то завалить и вас. Ебануть нахуй, а потом забрать бриллианты.Однако, мистер газировка конкретно спланировал свое ча-ча-ча.

И тут Ларри представил, как горит этот чертов легавый на стуле. В закрытом помещении. В парах бензина.Да Блондину даже не пришлось бы расстреливать малыша отдельно. Тот или сгорел вместе, или задохнулся бы от дыма.А потом — рядом жилые дома.Когда они шли по двору, Ларри слышал, как за забором пацаны играли в мяч и рыдал грудничок. И если бы из заброшенного склада повалил дым от разведенного костра из живых людей, соседи бы сразу вызвали пожарных и полицию.И хорош был бы тогда Эдди, прижимая перед ними к груди сумку с ворованными брюликами. Об этом он не подумал?! Нет, его ебнутый дружок точно тронулся! Даже в голову не пришло, как его зажигательные развлечения с копом подставили бы всех. Идиот!Из-за одного долбанутого они бы все попали в ловушку, где их поджидают копы.— Что я говорил? Да этот говнюк давно ебанулся на всю голову! — Ларри не выдержал и потыкал рукой в сторону валяющегося у двери покойника. С радостью подошел бы сейчас и пнул от души. Но не хотел оставлять малыша одного.Эдди ведь так и не убрал пистолет за пояс.— Хоть бы спросил копа, прежде чем убить. Блондин все рассказал, пока его резал, — поддержал Фредди.Ларри снова положил ему руку на плечо — вляпавшись ботинком в кровавую теплую лужу по самые шнурки, — и показал другой ладонью: тише, тише, не дергайся. Я с тобой.

И Фредди послушно обмяк, совершенно обессилев и доверившись. Слипшаяся челка упала на глаза, голова — на руку.Розовый большим полукругом обошел Эдди и направился к трупу копа. Проверять. Сопоставлять сказанное и факты.— Я тебе не верю. Какой смысл? — надменно парировал Эдди.Какой смысл?! У твоего дружка — куска дерьма?! У него бы спросил, когда я пять раз талдычил, что тот протек чердаком наглухо! Раньше, Эдди, а не сейчас, устраивать дознание над распластанным мальчиком!..Тик-так.Ларри не взвился свечой. А медленно поднялся. И жирдяй как-то стремительно похудел под его взглядом, его напором. Если Эдди не понимает, что никто здесь мистеру газировке не симпатизировал, тем хуже для Эдди.— Охуенный смысл. — Ларри почти не издевался, когда развел руками. Он следил за реакцией Эдди. Пусть только попробует поднять свою пушку. Пусть только попробует. — Вот начиная с того момента, как этот ебнутый начал палить в ювелирной лавке. Ты — не видел, что он на деле вытворял, а мы — видели.

Сука-джуниор, по десятому кругу тебе талдычим, а ты все обнуляешься.

— Он не врет, — подтвердил слова Оранжевого мистер Розовый. — Точно, ухо отрезал, — и прикрыл рот, борясь с тошнотой.Эдди выглядел таким обиженным, что чуть ли пухлые губки не дрожали. Конечно, больше не сомневался Ларри. ?Красавчик? был уверен, что его дружок полностью ему предан, что они договорились, что у них потрясающий план. Избавиться от остальных и разделить камушки на двоих.А тут выяснилось, что у дружка свой сценарий. И Эдди в его не посвятили. Ухо, бензин, тарантелла хоба-хоба!.. Может, пришить еще и Эдди вдобавок. Делить бриллианты на одного гораздо легче. Только Блондин ведь идиот, он не думает — и не думал — о последствиях своих действий.Расстрелял толпу в магазине, не понимая, что Зайка мог и не успеть вынести добычу.Похитил копа, не понимания, что того могут вовсю искать с мигалками по всему району.Собрался сжечь заложника, не понимая, что на огонь слетятся и пожарные, и легавые.Разболтал свой план Оранжевому, прежде чем покончить с ним.Какая же дубина. Безмозглая и чокнутая.И какая же дубина Эдди, что связался с таким человеком.Что, неприятно осознавать правду, Красавчик?

Капли крови расстрелянного копа на лице Эдди вздулись, как подростковые прыщи:

— Послушайте, что я скажу!Ага, щас.— Хочу, чтобы вы меня поняли!Ну пизди, колобок на горячей сковородке.Ларри больше беспокоил малыш. Тот снова заворочался, заерзал. Руки беспомощно подняты, подошвы ботинок скользят по полу. Как же тебя поднять, чтобы не потревожить рану? Носилки бы. Хоть какой-нибудь помощи бы. Держись, мой мальчик, сейчас пойдем отсюда.У Фредди лихорадочно блестели зрачки. Бледность выцвела до синевы. Кожа обтянула скулы. Мокрая челка слиплась от пота.Он был восковый, как догорающая свеча.

— …забрать бриллианты и свалить?! Я правильно понял?! Ты именно это сказал?! — напал на него Эдди, впрочем, не сдвигаясь с места.

Очень мешал шлагбаум — Ларри Диммик ?Два Ствола?.— Клянусь памятью матери, — упрямо, зло выдохнул Оранжевый. Ларри успокаивающе положил на него ладонь — ?не трать силы на дерьмо?. — Все так и было!

У малыша свело от напряжения шею — Ларри чувствовал своими пальцами каждую мышцу, каждый нерв. Но Фредди выдерживал натиск Эдди, не отводил запавших глаз.Ни в чем не врал. Ларри знал и до того, что малыш — сирота. Фредди ему рассказал. Подвернув под себя ноги и ссутулившись. Свое слабое место. Самое дорогое воспоминание. Самое личное признание. Таким не разбрасываются — ради жирдяев с пистолетом. Малыш взломал последний замок своих секретов. Значит, он прав. Он прав, верит, не сомневается и борется за свою правоту. А Эдди пусть идет нахуй.

Ларри снова погладил мальчика по шее, по взмокшему загривку — в порыве нежности и жалости. Клянусь, я уебу каждую суку, которая на тебя тявкнула. И копа из Сакраменто, который вогнал в тебя пулю и оставил длинный уродливый шрам на тонкой гладкой коже, и ?Красавчика? Эдди, который тут воняет, как кучка говна, наваленная в памперс, и Розового, если тот решится отдать Эдди не только саквояж с бриллиантами, но и свой голос — согласием.Только они без пули в животе, не обескровлены, не дышат чудом, не размазаны по полу от боли. И потому сейчас важнее другое.

Эдди затянул новый вой по Блондину — Ларри даже вникать не хотел. Конечно, этот жирный засранец будет заливать, какой покойник святой человек — верный, преданный, честный.Бла-бла-бла. Точно такое же, как твои рассказы про поиски врача, Эдди.А Ларри слушал его вполуха и все пытался сообразить, приноровиться и никак не понимал, как взяться за Фредди, как поднять. Трогал то за плечо, то за руки — осознавая, что выглядит растерянно, беспомощно. Как в одиночку довести мальчика до машины и не прикончить нечаянно резким движением?У него свой бриллиант, который надо упаковать в саквояж. И увезти отсюда далеко-далеко, на исцеление и в безопасность.— И ты, мистер Оранжевый, говоришь, что мой друг, который отсидел четыре года за моего отца!.. — грузил Эдди.

Малыш смотрел на него, не отрываясь. Подняв голову. Даже опрокинутый и раздавленный тяжелейшей раной — не уступал.Розовый неслышно похаживал за спиной ?Красавчика?. А на взгляд Ларри пожал плечами — нет, не верю в пафос Кэбота-младшего.

Крыса все еще здесь.И мы по-прежнему в опасности.

— …и с какого-то хуя он решил нас кинуть?! Колись, что на самом деле произошло?! — визг Эдди долбанул по ушам. Дошел до финальной точки своего долгого унылого монолога. Глаза выпучены, как у быка, губа закушена, раздувшимся ноздрям только кольца в нос не хватает.

Ларри сейчас и наденет на него кольцо — не впервые усмирять долбанутых молодых, не доросших до осеменителей, бычков.

Знаете ли, в Висконсине не только смирных коровок доят.

Может, Ларри и не умеет быстро думать, когда кто-то висит у него над головой, а малыш под ним истекает до последней капли крови, теряет жизнь.Тик-так.Но мистер Белый медленный, только когда не убивает.Этот парень — часть его личности — вхерачит мгновенно не то что жирдяю, а…

— На кой черт?! Еще дерьма нагородит.Ларри вздрогнул и оглянулся.Папа Джо вошел так же бесшумно, как и его сын — когда Розовый с Белым развлекались, лупя копа. Беззвучно закрыв за собой дверь, и в помещении будто стало темнее.Крупный, широкий — заслонил собой все.Сколько времени он слушал? И на что — решил ответить?Но Ларри выдохнул почти с облегчением.Джо, наконец-то.Сейчас Джо разберется, наведет порядок в этом дурдоме, приструнит обнаглевшего наследника.Найдет врача для Фредди. Джо поможет.

Ларри поднялся, машинально положив руку сквозь пиджак на пистолет, а потом, опомнившись, обтер окровавленные руки о штаны. Был у него платок, взял из багажника той убитой малышом шалавы, да где-то уже проебал.— Пап, я вообще уже не понимаю, что здесь происходит? — тут же капризно пожаловался Эдди.А я сейчас расскажу! — приготовился взреветь Ларри и по двадцатому кругу начать талдычить о том, какая сука всех подставила, спустила дело коту под хвост. И Розовый подтвердит — как бы ни истерил Эдди. И чем больше будет истерить Эдди, юлить и увиливать, тем больше у Ларри будет доказательств, что это заговор Кэбота-младшего против Кэбота-старшего.Сочувствую, Джо.Единственный сработавший сперматозоид дал такой брак.— Зато я все понимаю, Эдди, — презрительная гримаса не сходила с лица Кэбота-старшего. И Ларри насторожился. Хотел воскликнуть: так его, Джо! Значит, поэтому так долго тебя не было. Ты пытался со всем разобраться с помощью верных людей. Узнаю старика!Но лис прищурил глаза, стоя над истощенным, перемазанным по уши в своей крови щенком.

— Ты, блядь, о чем?

Ты, блин, не таращься на меня и Оранжевого, а вставь сынуле как следует. Чтобы не смел больше и думать о том, чтобы всех натянуть, хуесос. — Этот хуесос, — Джо чуть ли не сплюнул в сторону Оранжевого, — легавый! Работает на полицейский департамент Эл-Эй.Что, блядь?На полицию. Не в ней. Не из местного Департамента. На.Не числится в штате. Чужой. Кто-то слил старому Кэботу информацию.

Изнутри.Почему не раньше?Не знал, кто именно под прикрытием, — долго. До самой операции.Крыса. Крысы. Жирные. Не одна.Приехавший из Сакраменто детектив Ньюэндайк не на пустом месте подозревал подобный расклад.Малыш под ногами всхлипнул что-то неразборчивое. Не то выругался, не то кого-то проклял.— Че… че, что ты… — шкурка Оранжевого трещала сухим шелестом, распадаясь лоскутьем. Мертвец пытался удержать мертвое. Живое — то, что отжило.

— Понятия не имею, о чем ты! — Фредди уже почти сорвал голос. Спекшееся горло саднило раскаленным железом. Воды бы. Хоть собственную кровь слизывай с рук — алых влажных перчаток.— Что ты несешь? Что за хуйню ты несешь?!Ларри стоял над ним.Ларри стоял.

Против двух Кэботов.

Малыш был уже по шею красным. Весь вывалянный и вымокший в собственной крови. Но все равно спорил. Как до этого спорил с Эдди. И даже развел ладони — именно так малыш и делал, когда рассказывал в баре свою историю о марихуановой засухе. Очень убедительный жест.

У Ларри нет никаких причин ему не верить.— Джо, я не знаю, что ты знаешь, но ты ошибаешься, — Ларри поддержал Фредди. И примирительно вскинул руки.Джо — не Эдди с его избалованностью и незрелым разумом любимого единственного сыночка. Джо — другое дело. Джо не знает мальчика, как знает он, Ларри. Не знает, что тот наделен талантами настоящего вора. Прирожденная артистичность — даже в кино приглашали!.. А еще с чуткими руками — будущий медвежатник, а еще меткий стрелок — вынесет всех, вон хоть на Блондина посмотри!Этот парень просто не может быть копом. Он рожден быть другим — с такими задатками.Ларри видел, Ларри знает.

Тот, кто согласился быть мистером Оранжевым, — охуенный парень! А заматереет в такого — закачаешься!..Или ты устраняешь соперника, Джо?Нет. Просто папе надо объяснить. Папа поймет, если ему объяснить.Послушай меня, Джо. Послушай очень внимательно. Мы тоже с самого утра ищем крысу — но эта крыса не мистер Оранжевый. Он никого не подставлял. Это твой сын на пару со своим дружбаном решили устроить тут вестерн. Загасить разноцветную банду до черно-белых гробов. Поверь, Джо. Малыш тут совсем ни причем.

— Черта с два! — рявкнул старик.— Джо, поверь, ты ошибся!Ларри никак не успевал собрать все слова. Нужно как-то объяснить, как он понял замысел Эдди, как вел себя Блондин, что вообще произошло за несколько часов — сплошной нервотрепки, разборок, пуль и лжи.Ларри не успевал.Я слишком медленный, прости меня, малыш.Малыш словно откликался, пытаясь собрать себя в луже крови. Человек-лего из костей, боли, суставов и воли.

Тик-так.— Он славный парень. Я понимаю, ты в ярости. Мы все на ебаном взводе. Но ты лаешь не на то дерево! Я знаю его, он не предатель!

Ларри повторял, как заклятье. Ты не понял, ты ошибаешься. Вы все.

Чет-нечет, фарт-нефарт, свой-чужой.

Списав малыша, вы получаете парня ?Два Ствола? в карму.

Потому что вы — списываете меня. Человека, который ему верит. Который за него.Против вас.Высокомерное презрение в узких глазах под набрякшими веками обожгло Ларри, как выстрел.Папа Джо и не собирался слушать своего крестника. Все решил — еще до того, как явился сюда.— Ты ни хрена не знаешь! — заорал он, и Ларри узнал эту манеру. Именно ей подражал Эдди. Фактов нет, значит, взять нахрапом. — А я знаю! Этот гаденыш заложил нас! И он убил мистера Коричневого и мистера Синего!— Мистер Синий мертв? — с какой-то странной интонацией переспросил Розовый.— Мертв, как Диллинжер, — буркнул Джо.В копа Оранжевого Розовый, кажется, не поверил. Во всяком случае, не заорал: ?Я так и знал, что он крыса!?. А Ларри уже привык сверять свои догадки по догадкам Розового. Тот редко ошибался.Оранжевый точно не был копом.

А вот новость о смерти старика его просто поразила.Ларри тоже.— Откуда ты обо всем узнал? — спросил низким, как у малыша пару минут назад, голосом.

Он не сулил ничего хорошего.

Тик-так.Нельзя вот так прийти, ткнуть в хорошего парня и заявить — он коп. Без всяких доказательств. Даже Джо Кэботу так поступать нельзя. Дело держится на принципах. Чести. Совести. Серьезный бизнес делают не по законам тявкающих шавок и гопоты. Так заведено не только у копов. Доказательства, улики, и потом уж — приговор.

Они с Розовым тут бьются, блядь, уже который час, пытаясь понять, что происходит. Обсуждают события, сопоставляют факты, ищут аргументы. Как какие-нибудь сраные детективы, сука.А старый хрен с горы заявляет, что узрел истину. Вот так просто. Ни с хуя.Причем не одну истину. А сразу три — Коричневый мертв, Синий мертв, обоих пришил Оранжевый.Откуда ты вообще можешь знать это, Джо?Ниоткуда.

Потому что есть две куцые истории.

Первая — от Блондина, если он до тебя дозвонился. Я пришил Синего. Остальные на очереди. Тогда ты не можешь знать про Коричневого.

А если даже узнал — то почему не в курсе, что в момент его смерти были свидетели, Оранжевый и Белый?Малыш не шастал по улицам Лос-Анджелеса, выискивая и отстреливая цветную банду по одиночке.

Версия вторая — ты узнал от Эдди, что дело полный швах и Коричневый мертв. Что понятно. Потому что Эдди об этом сказал Белый. Но о том, что и Синий тоже труп, Блондин не сказал при Эдди. Вывернулся вялым: может, жив, может, нет — неясно.Хотя Розовому и Белому признался четко: Синий всё.Джо Кэбот не мог видеть полностью картину. Только ее части. Или с одной стороны, или с другой. Две истории, каждая с недостающим фрагментом.А он выступил только что с полным набором карт — флеш-роял, сучки, папа все знает!..Откуда?

— Он единственный, в ком я сомневался.

Джо был спокоен и уверен, как скала.Как будто…Тик-так.

Все так, все так.

*Про Коричневого я сообщил Эдди, Эдди передал отцу по телефону. Но Синий?! Про Синего никто ничего не мог сказать. Блондин при Эдди только руками разводил: или жив, или мертв, или сдает нас копам. А морда при этом такая, как будто лично старика земелькой присыпал.Джо не может знать, что Синий мертв.Только если ему кто-то не доложил.А кто бы мог?Разве что только Блондин? Этот сучонок стоял в паре с Синим. Синий присматривал за дружком Эдди. Тот только вышел, давно не был в деле, мало ли какой херни натворит.А Блондин старика пришил.Стрелял по толпе веерно. Один выстрел — один труп.Четверо гражданских, а дальше просто вакханалия пуль.Белый увернулся чудом. Подхватил Розового. Вытащил Оранжевого.Блондин продолжал палить.

Ларри казалось, что он думает медленно-медленно, как будто с трудом открывает тяжелую дверь. Из тьмы — на свет.Врата в Ад, вот что он открывает на самом деле.

Синий мертв, и Джо голову даст на отсечение, что так оно и есть.Блондин сказал, что дозвонился до Эдди. Но разве он не мог точно так же дозвониться и до Джо? И рассказать ему о том, что случилось?Твою ж мать…Ларри замер — оглушенный догадкой.Твою ж ма-а-а-а-ть…Тик-так.Все так, все так.

Стрелки обратно — в штопор.

Ларри вспомнил.Блондин на него тогда навел дуло с курком, сложенные из пальцев. И шутливо пальнул: бах! Ты мертв, Белый!..А Ларри ответил что-то вроде: мечтай-мечтай, очко треснет.Они сидели в кафе. Ели пончики и картошку фри и не парились. Под болтовню мистера Коричневого о больших членах, которые натянут по гланды даже опытных, думать ни о чем серьезном невозможно.

Ларри думал потом — это Эдди. Направил руку Блондина, бросил ему мимоходом команду. В легкой шутке крылся серьезный приказ.Как с этим мальчиком-легавым — Эдди же дал понять четко: он все равно уже труп, можно при нем болтать.Труп.

Можно.Блондин, фас.Но Ларри вспомнил теперь всю сцену в кафе. Не конец и последствия, а начало и что привело к ?Бах-бах!? — ?Жопа лопнет?.— Может, я пристрелю его для тебя, Джо? — и указательный палец мистера Блондина нацелен прямого на мистера Белого.

— Да, я согласен, — кивает Джо, — пристрели этого ублюдка.И мистер Блондин стреляет.*И мистер Блондин стреляет с разрешения…Не может быть, Джо. Папа, крестный, ты не мог.

Не ты.

Я же сразу сказал Розовому — не ты и не Оранжевый, вы не крысы, вы не предатели, не можете подставить.Это как жизнь, как сердце.

Джо, Кэбот-старший, ты не мог. Не своих, не меня.

— Я совсем рехнулся, взяв на дело такого человека, — на вопрос Ларри, откуда, блядь, новые сведения? — папа не ответил, гнул свое, давил на вину Оранжевого.

Рехнулся, значит?!Тогда зачем ты его взял? Того, кому не доверяешь?! Чтобы провалить дело?! Или чтобы свалить на него все косяки и смерти?!Синего, Коричневого, Розового и Белого?Ты, блядь…Ты — блядь.Тик-так.Механизм щелкнул, стрелки сошлись.

Полночь. Полдень.

В глазах тьма. За дверью — свет.

Это не Эдди Кэбот раскатал разноцветное драже в крошку.

Совсем другой человек — больше и сильнее.Тот, который собрал своих леденцовых парней — незнакомых друг с другом, чтобы не доверяли никому, кроме папы Джо.Тот, который выдал погребальные костюмы и смертоносное оружие.Тот, который в готовую пятерку неожиданно ввел еще одного человека и не дал ему кличку в стиле конфеток-монпасье — единственному, особенному, самому важному.Тот, который разрешил стрелять на поражение.

А еще папа с самого начала ввел в план козла отпущения.

Чужого мальчика, который сейчас размазан по полу, которого не должен был взять под свое крыло мистер Белый.В этом адовом котле слишком много переменных.Белый медленно, с расстановкой, спросил:— Откуда ты знаешь?Доказательства, блядь. Мне нужны доказательства. И тебе. Иначе за каким хером ты вожак, главный в стае, тот, кто решает, кому жить, а кому умереть?

Так дела не делаются — если ты большой босс, а не шавка из подворотен.

Люди за тобой идут. Тебе служат. За тебя впрягаются.

Потому что ты умный. Справедливый.И разбираешься в любой херне, прежде чем творить суд Линча.

Мы похожи на копов — у нас тоже есть закон.

Откуда ты знаешь, Джо, что Синий мертв? Кто тебе сказал? Такой простой вопрос, верно?Давай, отбрешись, что неважно. Точно так же, как от проебов Блондина, явных и мнимых, отмахивался твой сын.Все неважно, когда идет речь о бриллиантах на два миллиона долларов.И Джо отмахнулся. Сделал вид, что не понял, о чем его спрашивают. Снова начал переводить стрелки на Оранжевого.— Он — единственный, в ком я не был уверен на сто процентов. Мне надо было проверить его, как следует. — Джо кривил губы, горестно собирал складкой рот. — Но он казался классным парнем. Вот такие вещи всегда и подводят.— И это, по-твоему, доказательство?! — Белый просто взвыл от такой наглости.Он все еще давал шанс — не себе и не Оранжевому.Показалось ему? Ты всерьез, старый козел?!Тогда какого хуя ты взял на дело парня, в котором не уверен, Джо?! Чтобы свалить на него все, что можно?!

Выбрать новичка, тыкнуть на него на общей встрече: я плохо его знаю, но я ему доверяю.А потом точно так же, ни с хуя, заявить: зря доверился, он же коп. Всех перестрелял, и Коричневого, и Синего, и Блондина тоже. Всех. Вынес половину банды своими щенячьими силами.Мелькнула сухая мысль — а остальную половину вынесет руками Ларри. Двоих Кэботов и, может, Розового.

Мелькнула и угасла. Какой умный, расчетливый коп, гадюка, а не молодой мальчик под прикрытием. Какие таланты в этом щеночке, бля!..Ларри и без него справится.Что Джо пиздит? Что угодно, чтобы сейчас по непроверенным фактам прикончить Оранжевого — уже легально. А оставшегося в живых — неважно, Розового, Белого — добить без свидетелей.И нести новую байку по своим людям в Эл-Эй: хорошие были парни, настоящие бойцовые псы, да один легавый всех подставил. Печальная история.Доказательства? Какие вам еще нужны доказательства?

— К черту доказательства! Я нутром чую! — Джо еще не понимал, чем ему грозит неповиновение Белого. — Чую, и хватит об этом!Выхватил из-за пояса свой ?кольт? вместо аргументов. И наставил на Оранжевого.

Ларри среагировал мгновенно — родной ?Смит-Вессон? тут же лег в ладонь.Чуешь?!Ну так я тоже чую, Джо! Только обратное твоим словам!Как в это мгновение не хватало пистолета во второй руке.Он — ?Два ствола?, прозвище, данное ему давно и прочно в мире криминала, потому что редкий экземпляр. Стреляет с двух рук. И сейчас, когда Эдди растерянно поднял на него пушку, Ларри бессильно сжал свободную ладонь в кулак.Не в копов стоило щедро тратить пули, а в своих. Двадцать восемь патронов в обоих Кэботов, а не в черно-белую машину.Тот пистолет, который ему дал на дело Джо, пуст. Всю обойму выпустил в лобовое стекло тачки легавых. Свой личный Ларри перезарядил сразу, а вот для пистолета от Джо патронов не хватило.Не рассчитывал Ларри, что сегодня будет еще стоять напротив двух направленных на него стволов — со своей одинокой пушечкой.Но похрен.Малыша он не отдаст. Никому. Уж точно не Джо Кэботу, который подставил всех разноцветных.Подставил его, Ларри Диммика, сука.Хуже.Предал, как чужого.

— Прекратите! Не нужно стрельбы! Не надо, парни, мы же тут все профессионалы! — заорал мистер Розовый, как и тогда, когда растаскивал мистера Белого с мистером Блондином. Но в этот раз не ринулся наперерез всем худым телом. Попятился к стене в явном ужасе от того, что происходит.Он первый достал свой пистолет пару часов назад, там, в лаборатории, перезарядил его с громким щелчком. Но больше так ни разу и не выстрелил.Мистер Розовый, ты последний глас разума в творящемся безумии, ты собирался валить, вот и вали. Пока не поздно.Никому.Малыша.Не отдам.

— Ты что, чокнулся?! — заорал Эдди. Ствол в его руке танцевал. — Убери пушку от моего отца!Он растерялся. Боялся перевести взгляд на Джо, чтобы не потерять Белого из поля зрения. И не мог сам сообразить, что ему делать. Выстрелить первым? Подождать? Что скажет отец??Кольт? Джо был по-прежнему направлен на Оранжевого. Тот беспомощно барахтался в собственной крови. Может, и не очень соображал, что происходит.— Послушай, Ларри. Ты же меня сто лет знаешь.И я тебя, Джо.

— Мы работали вместе.Ага.— Не надо вот этого…Хуй.Все это время я думал: Блондин такая козлина, сорвался и устроил тарарам. Потом решил — нет, Эдди за твоей спиной устроил унца-ца и переворот.

А оказалось — ты паскуда, папа Джо.

Ты легко и не дрогнувшей рукой предал своих людей. Мальчиков, которых вырастил. Один знает тебя с детства, второй называет своим папой. И ты собирался спокойно похоронить и Розового, и Белого. Ради чего?Настоящая семья Кэбота — это бриллианты.

Даже не болит.

Сухая жестокая ярость.

— Ларри! — Эдди не унимался. Белый не смотрел на него, просто слышал обычное бла-бла-бла: — Мы работали вместе! Давай опустим пушки! И спокойно! Обсудим недопонимание, блядь, словами!

Бла-бла-бла.Главный тут Джо, и Ларри не сводил с него взгляда.Только Джо решать, уйдет сейчас Белый с Оранжевым в обнимку, и за ними поволочется широкий кровавый след. Или Джо ляжет здесь бок о бок рядом со своим сыном в луже их собственной крови. Захлебнется простреленным сердцем. Потому что второго шанса Ларри никто не даст.

А если Джо не понимает, что его ждет, то Белый ему объяснит.Тик-так.— Выстрелишь в малыша, сдохнешь сам.И Джо неуверенно поднял глаза. Заколебался.— Повторяю, — повторил Белый, — убьешь его, сдохнешь сам.И похер, что в Ларри тут же полетит пуля Эдди. Похер. Белый их обоих уложит.Вот в те самые гробы, которые стоят за их спиной.Если Оранжевый выбил из игры одну половину их банды, то Белый выбьет вторую.

— Ларри, — Эдди занервничал сильнее. Раскраснелся. Чужая кровь запеклась на лице. — Мы были друзьями!..Харя не треснет так пиздеть, жирдяй?— Ты уважаешь моего отца, я уважаю тебя. Но я тебя ебну, если ты не уберешь пистолет!!!Заткнулся бы ты, Эдди. Мешаешь разговору взрослых.А Джо молчит, пока пищит его щенок. Взваливает на него всю ответственность.

Вот тебе и цена, Джо.

И всегда была.Весь жар — чужими руками.

— Черт тебя дери, Джо. Не вынуждай меня. — Ларри не просил, выносил смертный приговор. С темной прядью, упавшей на лоб, с жестким прищуром лисьих глаз.Последний шанс. Спасти свою жопу. Империю. Все. Я сказал.

Кэбот-старший судорожно облизнул губы. И в свои шестьдесят с гаком он не хотел умирать. Не сейчас, когда бриллианты ждут в саквояже у порога, — только отпусти двух упоротых придурков и протяни руку за богатым выкупом.Но сломался — Эдди. Багровый от страха и ненависти.— Ларри, блядь! Прекрати целиться в моего отца!!!И тогда папа Джо совершил ошибку.

А мистер Белый — нет.

Три курка ебнули дымом и пулями почти одновременно. Почти — потому что Ларри был с одним пистолетом против двоих.

Но упал — последним.

*Фредди даже не понял, куда в него попала пуля. Может, в ребра, а может, в плечо, уже однажды развороченное насквозь. Боли он не почувствовал — никакой новой. Все нервные окончания омертвели из-за потери крови; в теле остались ватное онемение, мраморный холод — и больше ничего.Его первая жизнь закончилась в комнате, залитой кровью, среди мертвых и раненых. И эта — Фредди уже забыл, какая по счету, — закончится так же.Прости, Джонни. Прости, Ларри.Дым огнестрелов смешался с вонью бензина. Они не взлетели на воздух чудом.

И тишина.Такая тишина…Фредди тоже стал ее частью.

А может, опять потерял сознание. Когда вторая пуля распахала обескровленные мышцы, как пласты сырой бумаги.

Ларри, блядь! — крикнул где-то незнакомый хриплый голос. Фредди не признал, что собственный. — Ларри, ну еб твою мать!.. — костерил в голове кто-то мистера Белого, как нашкодившего кота. — Что ты наделал? Ну что ты наделал?! Вся операция была для того, чтобы взять Джо Кэбота живым! Целым! С бриллиантами!А ты грохнул! Обоих! И старшего, и младшего! Вырезал под корень за секунду!А бриллианты — мягким плавным галопом ушли вместе с Розовым в закат. Только хлопнула негромко деревянная дверь.И тишина.Никто ничего не сказал, не выкрикнул, не вывернул свои мысли наизнанку. Только тяжелый стон — Ларри, сброшенного на пол выстрелом, скорчившегося почти ничком.

Жив, — прерывисто выдохнул Фредди пересохшим горлом. — Не убили.Весь этот мучительный ад напрасен, — выгрызала внутренности вторая пуля. Все, что пришлось вытерпеть ради задания, — похерил Ларри Диммик, твой мистер Белый. Выхватив пистолет и защищая парня ценой своей жизни. И положив к его ногам в луже крови жизни обоих Кэботов.Ларри, блядь, — мучительно простонал Фредди без слов.

Как ты помог. Твой выстрел сбил прицел Кэбота, пуля ушла гораздо ниже, в плечо. И как ты поднасрал. Все муки, агония, допросы — теперь ничто.

Псу под хвост.

Ларри, как же ты…

… Когда Джо Кэбот, наконец, переступил через порог заброшенного морга, Фредди едва не разрыдался от счастья. Разрыдался бы, наверное, но нечем.Его крови на полу плескалось, кажется, больше, чем в нем самом. А из-за иссушающей жажды, которая теперь терзала нутро вместо пули, он хрипел.Каждое слово выталкивал через силу.Он больше не был малышом из Сакраменто.Он больше не был мистером Оранжевым.Он был копом под прикрытием, который отчаянно пытается выполнить приказ — дотянуть, пока Джо Кэбот не просунет свою сраную голову в дверь.А просунул — младший, рыжий и кудрявый Эдди.И поэтому Фредди отчаянно держался за сухую восковую личину Оранжевого, рвал в себе последние нити чести, мамкой клялся — господи, мама, прости!.. И продавливал взглядом ?Красавчика? Эдди, который стоял над ним с глазами на мокром месте. Оплакивал своего Блондина — искренне, от души.Серебряный Серфер подтвердит, связь между ними сплелась прочнее каната.Фредди больше нечего было терять, даже душу. Его жизнь уже давно ничего не значила. Когда дуло пистолета уперлось ему в лицо: малыш, ты коп? Когда на крыше обрывки всратого плана полетели пощечиной: под прикрытием на кого-то рассчитываешь?!

А сверху, над Фредди, скалил клыки Ларри Диммик. Бронзовый от загара, черный от ярости. Эль дьябло, впрягшийся за эль фоксо — мала-мала!..… он спал с игрушкой, которую подарил ему малыш из Сакраменто, под подушкой. А потом — обнял Фредди вместе с лисенком в ту ночь, когда заснули впервые в одной постели, усталые, вытраханные, познавшие друг друга.

Фредди мысленно проклинал его верность. Зачем вернулся, почему не сбежал, ведь мог бы!И знал — он все еще жив только благодаря тому, что рука Ларри гладит его по плечу, бережно придерживает за затылок, когда Фредди пытается подняться.Иначе ?Красавчик? Эдди расстрелял бы его сразу вслед за Марвином Нэшем. Мгновенно.В тупой слепой бессмысленной жестокости.И если бы рядом был не Ларри, а кто угодно другой, — так бы и случилось.

Ларри.Ларец для золота.Бронзовый ковбой из Висконсина.Капкан.Фредди мучительно старался не потерять сознание. Пуля, выпущенная в него с размаху, казалось, продолжала двигаться по старой ране.

…Фредди тогда выдал себя на полную катушку. Заорал, нет, точнее, засипел, не в силах смотреть, как обмякает тело Марвина на стуле — когда в него выпустили три пули.А ведь из них двоих — раненых беспомощных копов — у Марвина был хоть какой-то шанс выжить.Фредди мог спасти его.Не смог.Он — какое-то проклятье из Сакраменто. Люди рядом с ним умирают.Ларри жив.— Хоть бы ты его спросил, — хрипел Фредди, не узнавая собственный голос, — прежде чем застрелить, о том, как Блондин хотел убить вас всех. И забрать брюлики себе.Ни черта Эдди не верил ему. Ни черта Фредди не верил себе.Эх, как сейчас был нужен Оранжевый — наглый, болтливый, уверенный. С лихой усмешкой и танцующими пальцами с сигаретой.Но от Оранжевого осталось только пустая шкурка, и Фредди в нее уже бы не влез — как не влезет в сброшенную кожу молодая гадюка, не перелиняет обратно в серый пух оперившийся птенец, и не завоет по-волчьи повзрослевший волкодав. И только дымящий гаснущей золотой каймой ?бычок? тлел на дне могилы.Но Фредди продолжал.Продолжал упорствовать, лгать, хрипеть пересохшим горлом, ворочаться на полу — бессмысленно, некрасиво. Продолжал бороться.У него есть задание. Есть приказ.Он должен взять Джо Кэбота. И он его возьмет.Иначе все зря. И Марвин, и он, и жертвы, которые уже принесены агонии, и которые Фредди продолжает бросать в огонь.Ларри вернулся.И это тоже — зря.

Где копы? Где хоть кто-то?!Что происходит? Почему никого нет?Почему единственная защита Фредди — Ларри? Почему его прикрытие — только он, вор, убийца, расстрельщик?..Мы будем ждать в квартале отсюда. Как только Кэбот появится, так мы его сразу!..На крыше пекло.

Бумага в лицо — наотмашь. Не смей ставить под сомнение операцию, офицер! Не вякай тут, стажер из Сакраменто, на охуенную поддержку полиции Эл-Эй!..Кэбот знал. Кэбот знал, что внедренный работает на полицию Лос-Анджелеса, а не числится в ее штате.

Какие жирные крысы затаились в Департаменте…Не потому ли Холдуэй запрашивал людей со стороны? Не для того, чтобы сберечь своих, а для того, чтобы операцию не развалили изнутри?..Ларри застонал и перевернулся на спину. И замер. Галстук сбился набок, правая ладонь вся в крови.Ларри, блядь, зачем ты стрелял?Ларри, блядь, куда тебя подстрелили?!…Где теперь Холдуэй? Где все? Почему только мистер Белый рядом? Что, черный детектив неторопливо доедает свой гамбургер? Хотя клялся: как только Джо Кэбот переступит порог, мы возьмем его с крадеными бриллиантами в окружении бандитов. Он — наша главная цель! Держись, как хочешь, пока он не появится, — у полицейских под прикрытием не бывает защиты.

И Фредди держался, и бился от усталости башкой о бетонный пол не в силах больше. И снова скользил руками по крови — тягучей, густой, непросыхающей — и сипел возмущенно из последних сил, когда Джо Кэбот орал напрямую: ?Этот хуесос — легавый! Он работает на полицейский Департамент Эл-Эй!?.Проклятье.Где вы, ребята?Где твоя армия в черной униформе с серебряными жетонами, Холдуэй?Вы там прогулочным шагом по тротуару идете? Или не спеша проезжаете по улице, соблюдая все правила дорожного движения и останавливаясь на каждом проклятом светофоре?Меня уже и вскрыли, и распотрошили, Холдуэй.Нет больше никакого прикрытия. Какая-то очень жирная крыса засела в щедрых закромах твоего Департамента, куратор. И когда пришло время, сдала меня твоему старому врагу Джо Кэботу — как раньше сдавала всех остальных.А я все еще здесь, я работаю по вашему заданию, ребята, — взять разноцветную банду.Где же вы все?Операция по-прежнему ведется? Или она отменена? И потому Джо никуда не торопился, явившись сюда? Даже обвинив — да, это Оранжевый всех расстрелял, по всему Лос-Анджелесу носился и вылавливал поодиночке парней, — не вцепился судорожно в сумку, не съебался быстрее ветра из опасного и запаленного места.

Хватался за пистолет, пререкался с Ларри.

Так не ведут себя люди, зная, что полиция у них на хвосте. Столь уверенно, вальяжно, недовольные тем, что им возражают.

Какой пиздец, Господи.

Мы совсем одни в аду — раненые, истекающие кровью, я и Ларри. Преданные своей семьей.Ларри застонал. Рука соскользнула с рдяной рубашки.Не теряй сознания. — Фредди не знал, кого он уговаривает, его или себя. — Держись.

Единственный человек, который готов прикрыть Фредди любой ценой, это тот, кого он должен ненавидеть.За то, что стрелял в самого Фредди. За то, что убил полицейских — и в Сакраменто, и в Лос-Анджелесе. И год назад, и сегодня. На глазах Ньюэндайка расстреливает ребят в черной форме.Но этот человек — единственный, кто защищает своего малыша.

Ларри Диммик, сорок пятый калибр, два ствола, темный силуэт за порогом, тьма в комнате, проклятие из Лос-Анджелеса, пришедшее гастролером в Сакраменто.

Тик-так.Браслет часов на запястье был страшно тяжелым. И кольцо на безымянном пальце — тоже.

Они лежат рядом, почти бок о бок, один чуть выше, на пандусе, другой чуть ниже, на полу.

И тот, другой, не знает, что впустил в свой дом в Лос-Анджелесе не просто малыша, пьяного и дерзкого.

Проклятие из Сакраменто нашло его по оставленным следам.Случайность?Судьба?

Расплата за что-то?Или — шанс?..Ларри нащупал и вцепился в пистолет. Как и Оранжевый — мистер Белый без него ощущал себя голым, не надеялся на безопасность — даже посреди целого склада мертвецов.

Что-то чуял — сквозняком из-под неплотно прикрытой двери.

Фредди реагировал на каждое его движение слабым взмахом ладони. Ему казалось, что Ларри так далеко. На другом берегу, за чужим морем. И кругом лед, лед, и мерещится всякое.

Ларри уткнулся головой ему в бедро. Согрел дыханием пах. Кажется, его повело, и он отключился на мгновение — лбом в расстегнутую ширинку, стискивая до одури пистолет. Подняться не мог, только стонал — низко, гортанно.

Куда же его ранило?..

Фредди опустил ладонь на тепло, как слепой. Ощущая, как Ларри пытается нащупать его — выше раны, не кладет руку на живот, помнит, знает, что нельзя.

Господи Боже.

… Почему-то Фредди был уверен, что Ларри Диммик отступит.Как только его крестный отец, папа Джо, рявкнет как следует: да мелкий говнюк — коп! самый настоящий легавый! посмотри на этого жалкого раздавленного червяка, который ползает у твоих ног! зачем он тебе! да он уже труп — дай просто пристрелить его! или пристрели сам, если хочешь!И Ларри тогда скажет: может, ты и прав, папа, тебе виднее, этот парень — реально какой-то странный, какой-то стремный, мой малыш не такой, мой малыш — улыбчивый, веселый, фартовый, а не окровавленная срань.

Но Ларри не боялся ни бога, ни черта. И восстал — против Семьи, против крестного.Фредди валялся в ногах и пытался ухватить его за щиколотки — сука, не надо! Остановись! Послушай Розового!..Мускулы на икре Ларри были железными от напряжения. Срать он хотел — даже не на операцию, о ней не знал. На обвинения. На взведенные курки. На свою жизнь.Держался — до последнего.Как Марвин, который вспыхнул бы живым факелом, но не сдал Фредди как-то-там. Потому что не сдает своих — даже если придется заплатить жизнью.И Ларри так же — готов быть застреленным, но не сдать Фредди, Оранжевого. Потому что не сдает своих — даже если придется заплатить жизнью.Мне так жаль, Марвин.Мне так жаль, Ларри.Что ты не коп.А я не пират.

*Все хорошо, малыш, пытался сказать Ларри сквозь мучительный низкий стон. Все хорошо. Ты дышишь. И я дышу. Ничего не кончено.

Он положил руку на грудь малышу, ощутив, как кончики холодных пальцев того тронули его затылок.

Какой Фредди обескровленный. И как по-родному ласково касается.

Жаль, ты не видел, как мистер Белый вынес обоих Кэботов. Прикончил старого и молодого с одного выстрела. Пусть даже и получил свою пулю-засранку куда-то под ребра. Или плечо. Неважно. Пропахала изнутри по колее, как фермерский трактор.Главное, ты жив. И я тоже. Все хорошо, держись. Как проклятье, назло всем — выжили. Остались друг с другом.

Ты бы мной гордился, малыш.… У Холдуэя будет очередная истерика — с битьем по морде детектива Ньюэндайка своим гениальным планом, свернутым в трубочку...Я чувствовал, я знаю — ты следил за мной влюбленным восхищенным взглядом.… Ларри, не надо!..Малыш тихо, глухо застонал.Где Холдуэй. Господи, где его носит. Надежда — последнее, что осталось.

В доме мертвецов — один раненый, которого можно спасти. Пусть в наручниках — но быстро доставить в больницу и извлечь пулю.

Мистер Белый запорол всю операцию.

Мистер Белый прострелен наискосок — он сейчас просто не понимает на адреналине, сколько органов ему пропахало по касательной. Он чувствует боль еще не полностью, ему пока ?все ок?.

Как было у Фредди при ранении. Его протащили по асфальту, запихнули в машину, Ларри завел мотор и тронулся с места, а Фредди все еще не понимал.

И ебануло его не сразу.

Ларри, блядь. Пожалуйста. Я попробую. Взять твою боль. Разделить. Быть рядом.

Где помощь? Ни Ньюэндайку, ни Марвину, ни даже Кэботу, главной фигуре в плане?Но Холдуэя не было. Ни один сраный легавый из Департамента до сих пор не явился в чертов дом смерти, где больше не осталось живых, только мертвые и умирающие.Иди ко мне, Ларри. Обними меня.Я тебя не оставлю.

Почему не страшно? Почему — так?

И Ларри словно услышал зов. Хотя Фредди молчал, и ему казалось, что он спит и бредит — в предсмертном сне.Дверь настежь.

Тьма рядом.

А он опускает пистолет. И протягивает руки.Иди ко мне.

Но стоны Ларри были реальными, его тяжелое тело рядом — было реальным.И Фредди, как мог, помогал ему подобраться поближе. Хватал за плечи, за рукава, молча тянул к себе, на себя.Это так глупо, Ларри, для жестокого убийцы. Зачем ты вернулся?Иди ко мне, обними меня. Мне больше не страшно.

Ларри с трудом, с усилием положил голову Фредди себе на бедро. Какой ценой это им далось — оба промолчали, стиснув губы.Он бережно обнял лицо малыша ладонями, чтобы ощущать, чтобы гладить — как всегда любил делать.Всю ту непрожитую нами жизнь, Ларри.Фредди закрыл глаза под его лаской, под уверенной нежной ладонью.

Как тяжело.Вся несбывшаяся наша жизнь — на побережье и в море, на воле и в неволе, обывателями и грабителями. Все, как ты придумал для нас с тобой, Ларри.Мы бы могли. Мы бы могли — если бы встретились однажды не в Сакраменто. Если бы нашли друг друга не в Лос-Анджелесе.

Если бы улыбчивый парень с волнистой прядкой на раскосых лисьих глазах не сел за решетку как головорез. Если бы задиристый малыш в раздутой куртке и с походкой вразвалочку не решил твердо стать копом. Если бы нас не развело в самом начале.

Мой хороший, мой нежный. Мой смешливый, мой верный. Принципиальный, великодушный и по-детски суеверный.

Не Диммик, не мистер Белый.Ларри.Не нужно было тебе возвращаться.Проклятье.

Завыли полицейские сирены. Далеко, но звонко, как гончие на облаве. Взяли след, перемазанный кровью, понеслись сворой — на почти остывшую бойню.

Ларри смотрел на него отчаянным взглядом.Гладил ладонью по лбу, по бровям, по скулам. Цеплялся за свое короткое счастье. За так и несорванный куш.А может, считал, что ему очень повезло.И самое страшное — просил прощения:— Прости, малыш…Мне так жаль.

Мне так жаль, что ты мучаешься. Что я заставил тебя все это время терпеть — бессмысленно, бесполезно. Что оставил и ушел. Что не забрал сразу.

Прости меня, малыш. Все решения, которые я принимал сегодня, были неверными.

Фредди услышал его и попытался обнять, запрокинул слабые руки, вцепился в рукава пиджака в последнем порыве — удержать, оставить навсегда, пока не разлучили.Это так глупо, Ларри, для преданного своему делу копа.Держаться за тебя, как за самого дорогого и любимого человека.

Почему ?как?? На пороге тьма. Вой сирен. Можно себе не врать.

Ни себе, ни ему.

Кровь общая. Боль общая. Весь этот день — ад — разделен на двоих.

Как и вся наша короткая жизнь вместе. С первого дня до последнего.

Поцелуи, завтраки, смех, нежность, мечты, надежды. Сплетенные пальцы, горячие губы, сомкнутые во сне ресницы, общее дыхание. Гордость, любовь, самоотречение ради того, кто твой до последней клеточки.

Полицейские сирены взвыли совсем рядом.Зачем. Уже неважно.Хорошо, что рядом. Есть шанс — что тебя вытащат в реанимации.

— …Похоже, придется нам немного посидеть, — попытался пошутить Ларри. Самое важное — приободрить своего мальчика, чтобы не сдался на пороге. А уж на сколько — да хуй с ним.Ну да, совсем немного, лет десять, не больше, если сильно повезет.Фредди не смог подавить сухое бесслезное рыдание.

Ларри, блядь.

Он стоит на пороге. Дверь заперта. От сирен, от копов, от настоящего.

Он тянет руку к пистолету — привычка, въевшаяся за жуткий изломанный год. И опускает ладонь.

Лицом к лицу — со своей болью. Страхом. Ненавистью. Проклятьем.

Любовью, к которой вошел, а она заперла за ним дверь на два замка. И Фредди очень тогда это понравилось.Он не знал — что, вырвавшись из ловушки, случившейся в Сакраменто, станет ловушкой для кого-то в Лос-Анджелесе.Он правда не знал.

Влюбленный, растерянный, ставший оголенным нервом.— Я коп, Ларри, — он выдохнул мучительным усилием.Умирать не больно. Больно — прощаться. Он не думал, что так тошно и горько.Пальцы у Ларри были горячими — Фредди ощущал их тепло после долгого холода, где насквозь продрог в одиночестве.Ларри гладил и гладил, почти болезненно, словно пытаясь вобрать в себя как можно больше от своего малыша — пока не разлучили.Запомнить — руками, глазами. Жить воспоминанием — долго, долго.И Фредди обнимал его — за шею, заставив низко склонить голову.Отпускать — больно; как и стрелять в упор.Слезы, кровь.Тогда были страх и ненависть. Сейчас — любовь и мужество.

Ларри, когда мы открыли дверь, — что увидел я? Тьму. Что увидел ты? — Свет.За окошком вой сирен и визг тормозов. За стенами кто-то командовал в рупор, блеск мигалок мелькал через неплотно прикрытую дверь.И Фредди обнял Ларри еще сильнее.Мы — два проклятия друг для друга.Ларри не сразу его понял, услышал. Не хотел, не поверил, решил, что сошел с ума?..Продолжал гладить и сжимать лицо Фредди — все в той же полубезумной ласке. Все хорошо, малыш. Ты ошибаешься.

Мне жаль.Кто-то кричал во дворе. Кто-то стрелял.Ларри гладил. Упорный. Преданный. До конца.

Словно с ним его малыш, и он бредит от потери крови.Но малыша нет, нет и мистера Оранжевого.Есть Фредди Ньюэндайк — тот, кто был любовником и другом для Ларри Диммика. Всю их неслучившуюся жизнь.Мне правда жаль.Но я не жалею.Ни об одном из своих выборов.

Ларри, услышь.

И Ларри застонал — низко, протяжно, по-волчьи.Раненый зверь в капкане.Вскинул голову, выдохнул — словно пулю пытаясь выплюнуть горлом. А она застряла — невидимой, второй — не то в глотке, не то в сердце.

И жив сейчас — только по инерции.

Уронил пистолет на живот Фредди — но выше раны, чтобы не задеть, не сделать больно. Продолжал гладить своего мальчика. Как еще недавно гладила та — костлявая, с запахом хорошо наточенного железа.И беззвучно плакал.Ларри, прости. Я не Оранжевый. Прости, я не малыш.

Я с тобой до конца — твой друг, твой напарник, твой парень.

Я, а не они.

А в дверь уже ломились, чтобы их разлучить.

Мне жаль, Ларри. Того, кого ты увидел за дверью, прижав пистолет к восковой щеке под собой. Того, кто для тебя чужой.

Ты не просил, а я ответил.

Кто перешагнул через порог и приставил дуло, царапая скулу?..Кто победил — тогда? И кто — сейчас?Тик-так.Два замка на двери, две жизни. И только третья — сейчас — настоящая.

Мне так жаль того, что случилось, Ларри. Нашей жизни, наших рук — в солнечном утре, а не скользких от крови.

Но не того, что я стал полицейским. Не того, что приехал в Лос-Анджелес.Я не жалею о том, что мы встретились. Или о том, что делаю сейчас.Я тот, кто я есть — в сомнениях, в вере, в страхах, в желании защищать, в чувстве долга, в запахе пороха. И в моей крови на твоих ладонях, и в твоей нежности в моей крови.Это моя жизнь — вся, что есть, трудная, правильная.Им руководит не страх, преследовавший больше года.А любовь.Он отвечает себе, разломившемуся на три дольки апельсина и собравшемуся под одной жизнью и кожей. Он отвечает тьме, которую ненавидел, и человеку, с которым смешал кровь сейчас и разделил душу — раньше.

Прощаться — больно.Даже если ты сейчас снова приставил пушку к моему лицу.Обнимать и не отпускать — больно.Дуло все еще горячее. Стрелявшее за него — теперь против него.

Ларри не отнимает ладони от его щеки. Подбородок дрожит, дуло упирается жестко, отчаянно.Малыш, ты кто?Передумай, солги.

Это правда, это храбрость, это мужество, это признание и сила, твердость и самопожертвование.

Ларри должен знать правду. Не Диммик, не Белый, его Ларри.Фредди знает ответ под дулом пистолета — не малыш, не Оранжевый, не стажер, промолчавший много месяцев назад:

— Я коп.