3. (1/2)

Когда в магазине взвыла сигнализация.Когда застучали в дверной косяк пули.Когда посыпались радугой осколки стеклянных витрин.Когда в глазах зарябило от черно-белых служебных машин.А еще крики. Визг. Скрежет тормозов. Сизые облачка пороха.

Вот тогда стало понятно, зачем Джо Кэботу нужен мистер Белый.

Если все пойдет не по плану. Совсем не по тому плану, который так старательно рисовал Джо Кэбот.Который так тщательно учил наизусть мистер Оранжевый.Если коробочка схлопнется, если ловушка сомкнется с лязгом.

Она выпустит из Ларри — неспешного, чуть мешковатого, загорелого и расслабленного, — хладнокровного, быстрого и опасного дьявола.Мистер Белый — стремительно ушел от шальной пули мистера Блондина, пока тот расстреливал персонал. Протащил по дну вскипевшего котла бойни мистера Розового. Пробил дорогу на улицу — несмотря на крики, стоны и льющуюся кровь. Дал огня в общем кавардаке и панике, устроив заслон мистеру Коричневому и его визжащей тормозами перед входом неприкрытой тачке. Буквально за шкирку вбросил малыша Оранжевого в машину. Он бы и Розового в салон швырнул, но тот ринулся за угол, ловкий и увертливый, настоящий Зайка.Все это без лишних слов. Не тратя время на проклятия, эмоции и сумятицу.Все это хладнокровно, безжалостно, быстро.

И в машине тоже обошелся без истерики. Ткнул Коричневого дулом в плечо — газуй! — и прицелился в черно-белые катафалки.

Фредди тоже выхватил пистолет.Солнечный зайчик метнулся в зеркальце заднего вида.

Машина рванула тяжелым прыжком вперед — как осатаневшая жаба. Мистер Коричневый вопил вместо радио — а взведенными двумя пружинами молчали Ларри и Фредди.Мистер Белый только одобрительно цыкнул плотно сжатым кривым ртом Оранжевому — молодец, вовремя догадался вызвать тачку. И на взмывшую пушку кивнул отрывисто — правильно, шмальнем в копов свинцовым каскадом.Темная кудрявая прядь упала на лоб.?Смит-Вессон? в правой руке. Еще один, запасной, за пазухой. Парни в черной униформе на прицеле.

Они в опасности.Белый, Оранжевый и Коричневый? Яркий клуб джентльменов, влипших в передрягу?Или черно-белый кордон патрульных, которых согнали живым щитом против вооруженной до зубов банды?Фредди знал — он выстрелит вместе с Белым.

И в машине станет красно.

Они вырвались — чудом. Мистер Коричневый хоть и орал, словно полицейская сирена, но дело свое знал — выжать все из мотора и нырнуть в улицы Лос-Анджелеса, как полупереваренная еда в извилистый лабиринт кишочек.

И мистер Белый не оглядывался назад, ушли или не ушли от погони. Сосредоточился на главной задаче — гони, сценарист.

И рука не дрожала, когда опустил тяжелый ?Смит-Вессон? на колени, Фредди видел это.Собственный пистолет ловил солнечные зайчики мушкой. Он держал его, не расцепляя хватки.

Молодец, Оранжевый. Прикрывает старшего.

У Ларри вместо глаз были черные непроницаемые стекла очков.

Упершиеся в темное стекло линз Фредди.А потом на резком повороте их ?форд? застрял, с размаху врезавшись в стоящий ?фольксваген?, и мистер Коричневый растерялся. И мистер Белый первым выскочил из машины — оценить ситуацию. Холодно, быстро, без сантиментов и причитаний.

И мгновенно развернувшись — той же жесткой смертоносной пружиной.И Оранжевый за ним.

Отслеживая каждый шаг, каждый жест, каждый взмах ?Смит-Вессона?. И того, что в руке, и того, что вылетел птицей из-за пазухи на несущийся вой сирен.…молодец, малыш, работаешь на команду.…Ларри, сука, я за тобой приглядываю!.. Это не пальцы отсечь, это, блядь, на десятку укатают, если выстрелишь в копов!..…ничего, малыш, я разберусь, мой Оранжевый. Ты за спиной — значит некуда отступать.

Ты моя башня.

Лихой гонщик, умелый водитель запаниковал, заорал: ?Господи! Господи, я ослеп! Пиздец, я ничего не вижу!?, всего лишь резко стукнувшись лбом о стекло. Он и вправду не переносил вида крови. Не зря так у Кэбота во время брифинга волновался. Эх ты, сценарист недоделанный, — Фредди было его даже жаль. Сидел бы ты в своем видеопрокате, парень.Оранжевый бы насрал на вопли. Но детектив Ньюэндайк не мог.

Успокаивающе схватил Коричневого за плечо, похлопывая. Кольцо на безымянном проехалось по пиджаку с мягким шорохом.

Оранжевый бы тюкнул пистолетом в висок на эмоциях, от раздражения, ярости. Заткнись, салага! Нытик, бля!— Ты не ослеп, тебе просто кровь попала в глаза, — сказал Фредди. — С тобой все будет хорошо, окай?

Заученная полицейская фраза, которую усваивают в первую же неделю — как успокаивать растерянных беспомощных людей — вылетела сама. Тихо. Все хорошо. Помощь рядом. Ты не один. Тебя защитят. Все в порядке.

И вопрос в конце — чтобы человек отвлекся, сосредоточился на вопросе, ответил: а… ага…Солнце метнулось по черным очкам.

Палишься.

На нервяке — палишься конкретно.

Коричневый ухватился за его запястье, как утопающий.— Точно? Точно? Правда?!

Хоть бы кто к Фредди пришел в этот момент и успокоил: все в порядке, парень. Все хорошо, ты не падаешь в бездну пиздеца.

— Да, — сказал Фредди машинально. — Да. Ты в порядке, молодец.

Мистер Коричневый чуть расслабился и даже попытался оттереть рукавом кровь, склеившую ресницы.

Звук сирены ударил в уши набатом. Какие-то парни из патруля — упоротые, азартные — так и висели на хвосте, не дали себя стряхнуть. Единственные, кто остался на крутых виражах.

Они вылетели на пустырь, как влобовую при встречке, на полной скорости.

Черно-белая полицейская тачка.И бежать некуда.

Мистер Белый — Эл, Лоуренс, Ларри Диммик — не терял ни одной драгоценной секунды. Прижался к ячеистой сетке, оценил коротким взглядом. Отошел назад — отмеряя дистанцию.

Ни паники, ни соплей, ни тремора.

Оранжевый следил за ним краем глаза под стоны Коричневого.

Ларри был в этот момент невероятно хорош.Малыш из Сакраменто никогда еще не видел его таким. И если бы не влюбился раньше, то сейчас точно.Сосредоточенный. Без тени страха. Несокрушимый, как скала. Налетай, ребята.

И когда тачка вылетела из-за поворота — мир треснул.

Два пистолета — один в руке, второй из-за пазухи.

Сорок пятый калибр. Смерть, превращающая тело в живой фарш.

Оба — точно в цель, никакой разницы, правша или левша. Ноги — широко расставлены — чтобы отдачей не снесло. И на прямых, вскинутых, резко вытянутых руках — пистолеты.

Предохранители сброшены.

Курки вжаты шершавыми пальцами.

Пиф-паф, мальчики.

Каждый охотник желает знать, сколько фазанов в загашнике.

Какую-то долю секунды — Фредди не верил. Не мог. Не Ларри. Не так.

Как и ребята — притормозившие не из-за дул, а чтобы не сбить человека.

И мистер Белый начал стрелять.Пизда вам, легавые.

Сильные, спокойные руки — пистолеты продолжением из мышц, сухожилий.

Горячие дула.

Свинцовые пули.

Люди, давящие на тормоз…Треснувшее стекло, черные дыры и кровавые пятна.

Фредди узнал.

Был слеп — и солнце, наконец, пробило надетые защитные очки.Он четыре месяца подпирал двери в больничной палате стулом на ночь.

Не мог спать после выписки — все время помнил.

Он восемь месяцев ползал на дне, ища кроличью нору, глубокий лаз.И баррикадировал вход в скудную квартиру детектива Ньюэндайка. Зная, зная, все время зная — ночь придет, тьма вернется.

Он должен ее встретить.

…не в одной постели.

…не впустив в свое сердце.

...не готовя ей завтрак…Он запер замки за чудовищем, впустив его при дневном свете.

Каждый охотник, каждый.Может стать фазаном.

Мистер Белый стоял и расстреливал — без тени страха, без тени сомнений.Ослепительно белый в ослепительно белой рубашке — на ослепительно ярком солнце.

Не во тьме. Не в узком дверном проеме. Не в Сакраменто.Среди дня. На широкой улице. В Лос-Анджелесе.

Фредди узнал движения. Вспомнил — частоту выстрелов, как тот стреляет. Стрелял. Экономно, четко, без веера — точно в мишени.

Пули пробивали стекло. Разносили его вдребезги.Фредди не видел, что творилось в салоне. Но хорошо мог представить.Потому что уже видел раньше.Как пули разрывают плоть.Как бьются тела.Что чувствуют эти ребята.Знал по себе.Правое плечо скрутило болью — невидимые осколки молотили мясо в фарш.

Пистолет в руке детектива Ньюэндайка взметнулся и рявкнул. Выстрел потонул в общем вое сирен и грохоте ?Смит-Вессонов?.Ларри остался стоять.Тот самый силуэт. Та самая фигура.Широкие плечи. Расставленные ноги. Уверенные руки.Лицо тогда Фредди не видел — и сейчас тоже не мог разглядеть.Но все остальное — врезалось в память навеки.Стрельба с двух рук — редкое качество.

Он — проклятие выжившего — не признал проклятие убивавшего.

Они сомкнулись обугленными краями — оставив прошлое во тьме.

Са-кра-мен-то.Сакральное.Один не добил полуживого мальчика.

Другой не разглядел лицо убийцы под бьющим светом фонарика.Единственные, кто не выл и не скулил в комнате смерти.

Смотрели друг другу в глаза.

На красно-белую кровавую маску под дулом пистолета.На тьму во тьме — над дулом пистолета.

Са-кра-мен-то. Город случайной удачи и неизбежного рока.

Золотые неуловимые слитки. Проклятие старателей.

Их окрылил Лос-Анджелес.

Поднял к горячему золотому солнцу.

И воск — растаял.

Фредди ошибся. Ошибся — в главном.Он думал, что мистер Белый ищет себе стрелка, потому что не любит оружие.Но мистер Белый любил оружие, виртуозно владел им. И искал себе такого же — в пару. Как всегда брал в пару к одному ?магнуму? — второй. Как это делал сам Фредди Ньюэндайк — один ствол клал в карман куртки, второй пристегивал к щиколотке.Мистер Белый искал себе стрелка, чей пистолет — продолжением руки.Бестрепетного, меткого, верного.И нашел — своего мистера Оранжевого.Детектив Ньюэндайк тоже не забывал и искал. И нашел своего стрелка — малышом из оставленного города, мистером Оранжевым.

И если бы они встретились волна на волну, палуба к палубе при абордаже...Но нет — слились в коктейль, молоко и апельсиновый сок, смешались в одном стакане, потекли в одном русле. Поднимая парус корабля, который бы и Антарктиду пропахал, похер, что пингвины и так нельзя!..Стекло стало белым от разломов и красным от крови.

Время — секунды — вечность.

Тот же силуэт. Те же плавные движения. Вести дулом по щеке. Вливаться бархатом в распростертую открытую комнату.

Даже голос — ты же слышал, почему не узнал.

Низкий, бархатный:— Малыш, ты коп?Или не было ?малыша?? Или не было вопроса?Только боль, боль и тьма.

И свет, после которого — смерть.

А потом дверь педантично прикрыли с той стороны. И Фредди остался — в крови, чужих развороченных мозгах, хрипах и стонах.

Молча ворочался, молча поднимался, беззвучно, сцепив зубы.

Тащился за ушедшей смертью по пятам.

Остановили — люди. Раненые и мертвые.

Все будет в порядке, окай?И вместо пистолета из кобуры Джонни — схватился за телефон.

Здесь нужна помощь.

Спасайте.

Жизнь и долг сильнее страха и безымянного зверского проклятия.Фредди смотрел и не то что не мог поверить. Незачем верить или не верить.Он все уже знал.В тот день, когда стажер Ньюэндайк так хотел устроить праздник для своего друга, старшего товарища, пришел он, Ларри Диммик.Это он расстрелял безоружных людей. А потом ходил в темноте с фонариком. И добивал легавых. Людей в полицейской форме.Джонни Доленс. Лео Стивенс. Тони Конрад.Закрытые гробы.

Фредди искал эту встречу. Просил о ней.Взывал, когда однажды ночью открыл дверь нараспашку. Проверял дулом тьму. И ждал, что появится. И тогда посмотрим, кто кого.А когда никто не пришел, пообещал: я сам к тебе приду.Мой страх, моя тьма.Бог услышал.

Тот, о ком он просил, — рядом, посреди бела дня.В белой ослепительной рубашке. С воронеными пистолетами и жестким угольным галстуком.Мистер Белый.

Ларри — мягкое мурчащее имя на языке Фредди.Убийца, который стал ему напарником.Убийца, с которым он спит каждую ночь.Убийца, в которого он без оглядки влюбился.

Досье не врет. Сорок пятый калибр — любимое оружие Ларри Диммика.Любимое вдвойне.

В машине стало тихо и безжизненно.В обеих.

Ларри вернулся — и что-то понял по лицу Фредди. Он всегда был внимательным к своему малышу.— Ты в порядке? Что с Коричневым? Он мертв? Мертв или нет?Заглянул в салон.

Фредди молчал.

Мистер Коричневый лежал, откинувшись на спинку сиденья — все с тем же кровавым ручьем на лице. Тронь за голову, поверни — и увидишь, как она разнесена ?Смит-Вессоном? сорок пятого.Ларри не стал трогать падаль.

У него была цель, задача. И он волок к ней себя — и Оранжевого. Бросая всех, кто не выстоял.

Падаль.

Падаль.

Малыш, пошли.

Идем.За руку, за плечо, за рукав.

Как на цепь, на поводок.

Спасаемся. Спасаю.

Иди.

Фредди потащился на негнущихся ногах. Его здорово шарахнуло. До пустой головы. До немоты.Не понимал, куда идет. Зачем. Кто рядом.

Ларри?Или мистер Белый. Расстрелявший только что полицейских.

?Гастролер? в Сакраменто, вечное отпевание для тех, кто в форме.

Я с кем, — брел Фредди. — Я кто?Оранжевого тоже мутило. Он никогда раньше не убивал. Он собирался грабить и лабать после золотой тырки, а не стоять в брызгах крови под дулом пистолета.

Малыш из Сакраменто просто сжался в углу, прикрыв руками голову. Нахальный, веселый, жулик и пройдоха, но не висельник и кровопийца.Дверь в четвертую жизнь приоткрылась зазором — заходите, каждый.Потерянные растерявшиеся мальчики.Коп стоял, заслонив их всех спиной и оскалившись пистолетом.

Нахрен! Нахер!В шею толкала тяжелая горячая рука Ларри.

Иди за мной. Не отставай. Иди.

Фредди качало и вело в сторону. Он все время отваливался от Ларри — словно накренило палубу и он скатывается в шторм.

Его подхватывали за плечо, за загривок, притягивали к себе.

Все хорошо, парень. Мы вместе. Все хорошо, ты со мной.

Я прикрою.

Ларри, блядь.

Он должен прямо сейчас застрелить Ларри Диммика — этого бешеного пса.Джо Кэбот, — напомнил в тишине коп. Выстрелы смолкли. Фредди разрядил оружие. Белый перезарядил оружие. Тачки с мертвецами остались за спиной. Они бежали в пустоте, под заунывный непрекращающийся вой сирен. — Ты должен взять Джо Кэбота. Ты провалишь операцию, если убьешь сейчас Диммика. А значит, эти парни, которых расстреляли на твоих глазах, погибли ни за что. Четверо человек в магазине — погибли ни за что.Как в той расстрелянной комнате — ты один жив. Только ты можешь.Слышишь?

Никто — ни Фредди, ни малыш, ни Оранжевый — не отзывался. Кто подпирал дверь стулом? Кто смотрел в темноту? Кто шагал в нее с невидящим взглядом?Кого сейчас переломало?Выли сирены над городом. Шли по следу.

Ему казалось, что Белый сейчас приставит разгоряченный ствол ко лбу. Я знаю, что ты коп, малыш.И едва не отшатнулся, когда вместо этого Ларри обнял его за плечо, не выпуская ?Смит-Вессон?.

Забросил новый магазин в пустой затвор.

Они шагали по асфальту, ровно, быстро.

Они.

Кто.

Как только Ларри отпускал захват, Фредди вело в сторону. Малыша гнуло к земле. Оранжевого несло вперед.

Ларри прихватывал за плечо, направляя.

И солнце било в затылок белым молотом.

Какие, к черту, очки.

Слепая черная тень.Такая длинная, такая…Только в полдень короткая.

У Ларри ничего не случилось. Мир не рухнул. Трупы да трупы. Сейчас выйдем на дорогу. Поймаем тачку. Сориентируемся, без тремора, Оранжевый.

Ничего особенного не произошло.

Он просто опустошил магазины в пистолетах. И тут же на ходу снова поменял их.И снова готов к бою.Безжалостный. Быстрый. Меткий.Малыш, не падай. Малыш, иди.

Человек рядом с ним и шел, плохо осознавая происходящее. Белый как мел. Шатаясь. Проваливаясь в невидимые ямы.Ларри продолжал обнимать его за плечи, вести рядом с собой.Видел, что у Оранжевого шок.Но не бесился, не нервничал.

Понимал — первое большое дело в большом городе. С большой кровью.Конечно, шок.Парня вставило не по детской программе, получил скоростной спуск.

Лишнего Диммик не говорил. Сжимал губы узкой жесткой линией. Переложил пистолет из руки в руку, поправил ствол, заправленный снова за ремень брюк. Вел вперед, не бросал, держал своим напарником.Золотое кольцо на мизинце бегунком проезжалось по плечу парня, обтянутому в пиджак.

Понимал — сейчас он должен защищать. Беречь Оранжевого.А блендер крутится и крутится лезвиями для коктейля…

Фредди шел не рядом — на длину вытянутой руки. Но Ларри все равно касался, старался притянуть поближе.Неостывший пистолет отдавал жаром в светлый затылок.Фредди не трясло. Молодец, сильный. Только шел он деревянной походкой — как на ходулях, с трудом удерживая равновесие.

…Оранжевый бы сказал — сука, Ларри! Посмотри на меня! Я иду походкой копа, рядом с человеком, который убивал полицейских!..Оранжевый пребывал в том же шоке, что и слабак из Департамента в Сакраменто. Его мутило, и он плохо понимал, что происходит.

Никто из них не ждал такой подлянки.У Фредди верхние клыки стукались о нижнюю неровную челюсть.

Господи, пиздец. Переливные картинки слились наконец в одну — два силуэта совпали.Два пистолета. Сорок пятый калибр.Без колебаний, без промаха.Каким Ларри был красивым в этот момент — когда расстреливал полицейскую машину.Лисий бог. Бог смерти.

Пиздец, Господи.И когда они вышли на дорогу — уже вдвоем наставили пушки на машину, мчавшуюся навстречу.Надо бороться. Сражаться. Не сдаваться до последнего.Есть цель. Задача. Ради нее и тащимся, и вытаскиваем.

Подняли руки синхронно.

В этот раз не нужно было стрелять. Просто выкинуть водителя на дорогу, забрать тачку — ?китайскую тележку?, не вовремя вспомнил малыш, — и уехать прочь. В дом, где их ждут гробы.Он забыл об осторожности. Он был слишком потрясен.И когда Оранжевый резко открыл дверцу автомобиля, женщина в белой блузе за рулем выстрелила.И его опрокинуло на спину. Шмякнуло, как отбивную на асфальт.

Хотя нет, ничто не может служить оправданием.Потому что Фредди ответил выстрелом на выстрел — даже не задумываясь. Пистолет — продолжением ладони. Как в тире.

И мертвое женское тело повалилось на сиденье.Красное на белом расцвело под плечом.

И тогда только до него дошло — он только что убил второго человека.Впервые в жизни — женщину.Сразу после грабителя — копа в штатском.

Одним точным выстрелом.Оружие его не подвело.Оружие задрожало в пальцах и заходило ходуном. Вправо-влево, как стрелки на разбитом компасе.

В этот момент он еще не кричал — хотя уже чувствовал, как быстро намокают рубашка и брюки. Сжимал губы, пытался доказать себе — это ради задания. Кровавой дорожкой стелется ради результата.

Пиздец, — сказал малыш в голове.

Поздравляю, — усмехнулся Оранжевый.

У копа тряслось дуло перед открытой тачкой.

Он валялся на дороге, размазанный, раненый.

Никого не было рядом, никого.

Почему его три жизни его не оставят.Ларри подхватил его за подмышки, вскинул и потащил. Только ботинки шаркнули по асфальту серым росчерком.— Ты точно ранен? — пробормотал глупо, растерянно.

Фредди молчал. Не выпускал из руки пистолета. Тот чиркал рядом с его боком прерывистым штрихом.

Ларри не стал запихивать малыша в ближайшую дверцу, поволок вокруг багажника, вложил в салон, втиснув безвольные ступни, и щелкнул замком.

— Держись, сейчас все будет.

Он перестал быть мистером Белым — опасным, бесстрашным.

Его трясло, и он боялся.

Фредди вяло подумал — это из-за трупа, который Ларри сейчас выгребает из-под водительского кресла.

Боль все еще не догоняла. Лежала в ногах, смотрела слепым жадным взглядом.

Ларри сел за руль и, вместо того, чтобы вжать педаль в пол, оглянулся:— Малыш?— Поехали, — выговорил Фредди медленно, растягивая гласные, — га-а-зуй.И тут его опрокинуло.Стало горячо. Накрыло адом.Боль разворотила кишки.

*На белых сиденьях кровь особенно яркая.Фредди кричит. Он плачет. Он воет.Он всегда плохо переносит боль.Он совсем не герой.Ларри не знает, что с ним делать. Он не может бросить руль. Это смерти подобно.

А смерть пирует за его спиной. Убивает малыша.

Останавливаться нельзя.

Нельзя.Человек за рулем ведет машину быстро, и каждая неровность — как новая пуля в тело. Взрывается петардой.

Пиздец — разве что из горла не булькает на губах кровь.— Я умру, — кричит Фредди. Громко, в голос, потому что невыносимо. — Я умру!Он не сомневается. Он знает.

За все. За все.

Это ловушка. Железная клетка. Все двери закрыты.

Его взрывает изнутри. И он скользит по белым кожаным сиденьям в собственной крови.

Лучше бы он умер сразу. Он и не знал, что такое бывает.Лучше бы он умер, не приходя в сознание, как Лео Конрад.

Или мгновенно, как Джонни Доленс. Движение пускового крючка — и все.

Почему — каждый раз! — через кровь, боль и слезы.Человек за рулем держит его руку. Фредди его не может узнать, припомнить. Его везут. Его везет. Ничего больше.

— Дай мне руку!И Фредди слушается. Ему нужен хоть кто-то старший, кто скажет: парень, все в порядке.

— Она меня убила! Поверить не могу! Дерьмо какое!— Эй, а ну прекрати! Ты ранен. Ранение хуевое. Но ты не умираешь.

Человек не видит, как ему сжимают руку в жутком болезненном спазме.

Может, и хорошо.

Фредди все еще помнит — этого надо беречь. Защищать. Отводить от беды.

— Столько крови вытекло!Где-то смеется ослепший мистер Коричневый, который боится алого ручейка на своем крутом лбу.

— Держись, дружище. Прекрати истерику!Пуля в животе — ничего себе истерика.

— Она меня убила! Чертова сука!— Не пори чушь. Держись.И Фредди хватается за чистую гладкую ладонь.Становится не легче. Но его боль — не только его боль.— Ты ранен, ты охуенно тяжело ранен, но ты не умрешь!Тупой.— Нет, умру! Я уже! Я…Фредди скручивает в узел от боли.

Господи, за что. Господи.

— У меня пуля в кишках! Я умираю! Я чувствую это!— Оу.

И в этот момент Фредди вспоминает, кто этот безымянный человек.

Ларри.Диммик.Мистер Белый.

А он — он Оранжевый.

Господи, какой пиздец, Господи.

— Да? У тебя что, степень по медицине? Ты что, врач?Если это попытки утешить, то довольно тупые.— Отвечай, ты доктор? Доктор?!— Нет, я не, не…Господи, я заслужил этот ад?

— Нет, нет! Я не врач, — хрипит Фредди.И долгая секунда сожаления, слабости, храбрости. Я коп! Мать твою, я тоже анатомию знаю, где что находится! Отпусти меня!Но помнит, что признаваться нельзя. Забыл, почему нельзя. Но помнит, что сейчас не время.

— Точно, — орет невидимый Ларри на водительском сиденье. — Ты ни хрена в этом не смыслишь! Так что, если ты закончил излагать свои любительские познания!..Почему-то становится легче. От его уверенности. От того, что он держится за самого Фредди и не отпускает, ведя на всей скорости тачку одной рукой на руле.Наверное, это что-то значит.

У Фредди слабые пальцы поверх сжатой измазанной кровью горсти.

Его держит — его держит тот, кто не должен, кто гонит прямиком под протокол задержания, пытаясь вытянуть из-под неизбежности мистера Оранжевого, своего малыша.

Фредди воет и пытается заглушить крик в обивку.

Тормози, Ларри.Тормози, блядь!Четыре трупа в магазине.Два в машине.

Гражданские.Копы.

Все зря?..Шесть жизней — ради человека, в которого влюблен?Малыш и Оранжевый смотрят с недоумением, рассевшись по углам и скрестив ноги. Не понимают такого.

В них тоже слишком много от детектива Ньюэндайка.

Они куда-то едут.Куда? Может, в больницу? Тогда есть надежда.

— Мы едем на место сбора. Джо приедет и вызовет тебе врача. Врач тебя починит, и все будет хорошо! Скажи! Все будет хорошо!Новый поворот. Резкий, по выбоинам. И Фредди заходится криком. Он умрет от одной только боли. Так почему же он до сих пор жив?— Говори! Я поправлюсь! — твердит человек за рулем. Орет, если честно.

И выламывает руку — вместо второй пули, сука.— Говори же, я жду! Все будет хорошо!

— О боже! — Фредди забывает, что ему пузо распахало, так выворачивает предплечье. Фредди снова забывает лицо орущего, о нем память. Сукин сын, отпусти ты меня!

— Говори, давай, твою мать!

Он держит руку Фредди над спинкой сиденья. Сжимает пальцы жестко, до боли — но ничто не может причинить большей боли, чем та, что есть во Фредди.Пули.

Порох.

Кровь и тела.Темнота.

?Ты кто, малыш??— Повтори, что все будет хорошо!Фредди не может. У него как будто лопаются губы. Он весь один голый нерв — которого бьет током.Ему кажется, что он не плачет.— Говори, все будет хорошо! — требует, орет от гнева человек за рулем. Он так больно дергает руку — наверно, нечаянно, но Фредди хватает, чтобы снова выгнуться до полуобморочного состояния. Бьет ногами по дверце машины — чуть не вышибая ее.Если он не скажет, тот не оставит его в покое.— Хорошо, все будет хорошо, — шепчет он, пытаясь свернуться калачиком.Человек за рулем его руку не отпускает.— Все правильно, правильно, — и голос снова мягкий и ласковый.Блядь! — где-то визжит ретивый малыш, — да посрать на его ?все хорошо!? Конечно, не ему пуля в живот, едет, как кабан по колдобинам!..Оранжевый же от слов человека за рулем словно глотнул макового молока, и на секунду становится легче — будто поверил всем собой. От цедры до развороченной мякоти.Знакомые у мужика интонации, думает Фредди, но такие далекие. Все это очень далеко. А он здесь, в угнанной китайской тележке, — печенье без предсказания.

На секунду озаряет моментом ощущения — ладони сомкнуты, скользкие, горячие от крови, крепкий замок.

И его снова выворачивает дугой от боли.

*

Это была не больница. Это был похоронный дом. И гробы стояли там, как будто ждали. Они и в самом деле ждали.Фредди даже идти сам не мог, Ларри волок его на себе. Тяжело, побагровев. Тащил всю дорогу и положил на тот самый скат для гробов. Неделю назад малыш из Сакраменто беспечно мерял его шагами.Хорошо, что малыш пришел в сознание — или плохо. Потому что, едва Ларри опустил его на цемент, — начал биться затылком об пол от боли.

И Ларри пожалел — что Фредди такой сильный.

Пытаясь выпутать пистолет из его пальцев, дыша над ним, придерживая за затылок и утешая.

Как мог.

Как умел.

Все будет хорошо.

Он сам чуть не плакал.

Нельзя при мальчике. Нельзя.

Как он его вытаскивал из машины. Затормозил у похоронного бюро, распахнул дверцу, схватил за подмышки — мы на месте!Оранжевый держался всю дорогу — крепким молодцом.

А тут взвыл и потерял сознание.

Стал тяжелым, неподъемным. Ларри на мгновение подумал — вот и все. Выволакивает труп. Прямо в гробик.

Он тащил малыша — а у того откинулась башка и бессильно моталась челка.

И он не видел, как Ларри умоляет его — жить. Справиться.

Славный мой, хороший мой.

Ларри чуть не рыдал.

Знал, как тот реагирует на боль. Как остро отзывается на мелкий укол иглой для татуировки и как на ласку — мурашками.

Сразу предупредил еще тогда — Ларри, я тонкий.

Пуля в животе для него — нежного, восприимчивого — не представить.

Выворочен наизнанку пыткой. Выворочен и распят.Ларри обнял его за спину, сомкнул руки на груди. И выволок, как колбасу, из тачки. Таким же длинным, бесконечно долгим.

Потом ступни малыша ударились об асфальт.

На белой рубашке цвело алое пятно. Щупальца расползались на глазах.И Ларри подумал: блядь, нахуя. Надо отвезти на порог к капельницам, скальпелям, белым маскам.

Со мной не жилец.

Что я делаю.Зачем.

Он положил Оранжевого на землю и побежал толкнуть дверь — не заперта ли.

Нет.

Он побежал обратно.

Спрятать.

Спрятать и уберечь малыша.

Господи, помоги. В любви Ты ко всем равен. К разбойникам за дело и к распятому за них.

Фредди очнулся, когда Ларри его потащил наверх, закидывая руку через плечо. Даже не застонал. Просто пробормотал в бреду: Ларри?..И Ларри Диммик закудахтал, как сраная курица: все хорошо, малыш. Я рядом. Сейчас зайдем.

Он не боялся крови. Его страшила смерть — глупая, бездарная.

Нельзя ей поддаваться. Надо бороться.

Он закинул руку малыша через плечо — и едва не оглох от тяжелого сиплого крика.

— Все хорошо, — бормотал он, подхватывая под лопатки. — Все будет хорошо, слышишь?— Не трогай, — у малыша подогнулись колени. — Оставь. Оставь. Уедем. Ларри. Поехали отсюда.

Глупый мальчик. А как же куш. Бриллианты. Жизнь корсарами. Ты и я.

Держись. Мы выкарабкаемся. И будем вместе долго и счастливо.

Держись.

Ларри взвалил его на себя, как мешок с картофелем. Тяжесть в шкете оказалась неимоверной. Как в сказках — где кузнец тащил на закорках смерть, страшную, беспощадную. И не мог от нее избавиться — по фарту, без фарта.

Получил свое. И шел по гладкому тракту.

Малыш вдруг укусил его за ухо перед дверью. Закозлил ногами.

— Ларри, не надо!

Стал неожиданно сильным, не пускал Ларри в запертый створ.

Кровь лилась вниз по сорочке, делая ее тяжелой, мокрой. Впитывалась в рубашку Ларри.Все хорошо, малыш. Мы справимся.

Шанс выжить больше с Кэботом, чем без него.

Оранжевый упал челкой ему на щеку и снова стал свинцовым, неподъемным. Какой пиздец, господь. Главное, не показывать мальчику. Какой кромешный пиздец.— Ты держись, — хрипел Ларри, подволакивая его к дощатой двери. — Помоги мне, Фредди.И малыш честно пытался, бесполезно поводя ногами.

*Фредди думал, что перетерпит. Что если его не будет трясти как в машине, то будет легче. Но кровь все лилась и лилась, и пуля прогрызала кишки, как крыса. Фредди хрипел — понимая, что больше не выдержит. Почему Ларри не отвез его сразу в больницу? Выбросил бы на пороге и слинял.Он видел, как Ларри колебался. Боялся отдавать его копам.Может, опасался, что Оранжевый сдаст всех сразу.Может, не хотел тюрьмы для своего малыша. Пытался спасти таким вот образом — пытался спасти и тем самым убивал.Фредди снова и снова кричал и плакал.Он мучился и никак не мог потерять сознание. Впасть в забытье.Как тогда в Сакраменто.

Как в Сакраменто.Боже, я ошибся? Я расплачиваюсь за то, что ошибся?И на самом деле человек, который так нежно держит за затылок, смотрит в глаза, сам чуть ли не плачет, — невиновен в том, что произошло?Фредди уже ничего не знал.Он только видел, что белый платок, которым Ларри обтирает его лицо, уже весь в крови. Он чувствовал, как Ларри одной рукой расстегивает его ремень. Как спускает ширинку на его брюках — привычно, уверенно.Ларри столько раз делал это за последние дни, что ему даже не нужно смотреть вниз, нащупывая молнию.

Он смотрел только на лицо Фредди — как столько раз за эти дни.С бесконечной любовью.Сейчас малышу очень нужна эта любовь. Ему нужно согреться на ледяном бетоне. Ему нужно, чтобы его крепко держали, не отдавали на растерзание тьме.— Обними меня, Ларри.И Ларри лег рядом, как ложился все эти дни — без тени неловкости.Обнял, не боясь, что кровь пропитает белую рубашку.

И прошептал в висок:— Я тебя причешу, малыш.

Фредди даже засмеялся — от неожиданности. От абсурда ситуации.Ну, бред же.И его снова скрутило от боли.

Так нельзя.

Так нельзя.

Господи, это чистилище.

Он их убил.

Я ему соврал.

Мы оба сейчас — как бабочки, проткнутые иголкой.

Забери сразу кого-нибудь — хоть в рай, хоть в ад, что Ты делаешь.

Ларри расчесывал, как будто это могло помочь. Вытирал лицо Фредди платком.Аккуратист Ларри — лежал на полу в обнимку с полутрупом, в луже крови, и пытался убедить себя, что все будет хорошо.— Мы ждем Джо, — напоминал он.Полуживой коп стискивал зубы.Мы ждем Джо.— Джо скоро приедет и поможет тебе.О да, по иронии судьбы, так или иначе. Джо поможет, даже если не захочет. Если он приедет и войдет в дверь — Ньюэндайк будет спасен.Но до той поры малыш будет скулить и метаться. Фредди плакать и хрипеть.Выше человеческих сил — такое наказание.

И даже разделенная на двоих эта боль — невыносима.*Когда грохает дверь, мелькает безумная надежда. Это копы. Берут на горячем. Спасают своего.Потом — неужели Джо Кэбот? Так быстро? За родными бриллиантами?На секунду даже болеть стало меньше. Смог приподнять голову вслед за Ларри.

А тот так обрадовался его движению — и пофиг, кто вошел. Малыш держится, Оранжевый не сдается.

Блядь, Ларри.Это тебе сроки светят, и я буду главным свидетелем обвинения: кого ты расстрелял своими ?Смит-Вессонами?.Какой пиздец, боже. Выброси ты меня у больницы, будет смягчающим.

Мы два проклятия, встретившихся в Лос-Анджелесе.

Я не прощу тебе тех, кого ты расстрелял тогда и сейчас.

Ты же будешь на суде гордиться тем, как нанизал на свои стволы копов.

Ларри, — смешной, педантичный, с косяком в зубах — уйди ты, сука. Еще есть шанс. А я тут подохну в ожидании чуда. Кэбота, мать его.

Господи, как больно. И как страшно.

Был бы целиком Оранжевым — не рыдал, во что вляпался по самую обросшую не по уставу макушку.

— Я им ничего не скажу. Можешь не бояться.Господи, я в аду один, пожалуйста.

— Да ты не умрешь, малыш. Хуй ты умрешь! Понял?

Ларри!..Но это ворвался не Кэбот и не копы. Это мистер Розовый — сыпящий проклятьями, мокрый и взвинченный.Умный нервный мужик.— Блядь, это была подстава или что?!?Да ты чо?!? — взвился малыш.Фредди бы промолчать. Но не может. Надсадно, сильно рявкает с руки Ларри:— Ты уверен?!Сука, — тихо прошипел Оранжевый. — Что ж ты так пиздишь, легавый. Я же знаю, что он, блядь, прав.Знаю я, отрезает Ньюэндайк. Ты нет, Оранжевый. Ничего не знал, не знаешь и в ахуе!Ларри смотрит на Розового, не отлипая от Фредди. Не вскинулся. Не поднялся хотя бы на колени.

Молчит и слушает. Жесткий подбородок, сжатые челюсти.

Я работаю, ты прикрываешь. Не мешай.

Ссс-сука. Ларри нас прикрывает! Нас обоих! Без Ларри мы сдохнем!Знаю.

Нахер иди! Благослови его Господь за все, что он для нас делает! А ты заткнись, заткнись и молчи! Если он встанет, ты ляжешь! В сырую землю ляжешь, а не на бетон! А я не хочу умирать, не хочу! Я с ним! Я его!— Блин. Оранжевого зацепило?Еще как, — безмолвно выдыхает на руке Ларри и облизывает губы Фредди. Еще как, такую истерику выкатывает…И ты! Мы — его! Он единственная защита, если потеряю сознание! Всем насрать! Всем на меня насрать, я расходный материал, никому не нужен, бросят как падаль, как мистера Коричневого, только мистера Оранжевого! Никому не нужен раненый! Тяжело раненый! Сучья удача! Если Ларри уйдет, нам крышка! Только ему не все равно! Ему не все равно, потому что я — его Оранжевый!— В живот. — Ларри предельно сдержан.

И снова смотрит на Фредди, поймав его движение головой, его взгляд.

Фредди только думает: какой он сейчас тихий. Не сравнить с тем, что было в машине. Фредди сейчас просто немой мальчик, как будто одним махом голосовые связки себе перерезал. И только перекатывает мокрую от пота башку на сгибе руки Ларри.

Отдохнуть прилег.

Сам бы не поверил, как его в тачке корежило.

— Ему плохо? — раскачивается на нервных ногах мистер Розовый.— Нет. Отдохнуть прилег, — зло отвечает мистер Белый.Мистер Оранжевый ненавидит копа за то, что тот не дает сказать правду, молчит, выключив горло, как пульт от сигнализации.Фредди кашляет в рукав Ларри — подавившись невысказанными запретными словами.Ларри, беги.

Ларри, нахуй все, нахуй.— Все хреново! — Розового качается, как маятник, на носочках. — Хреновей некуда!Фредди не согласен.

Сейчас еще есть возможность отделаться малой кровью. Пока Кэбота нет — все еще существует мизерный шанс.

Он лежит на локте человека, у которого три лица. Диммик, расстрелявший копов в Сакраменто, Белый, остановивший несущуюся в лоб тачку, Ларри — с которым и малыш, и Оранжевый, и Фредди бесповоротно, всецело счастливы.

— Кто-то нас, блядь, круто подставил!

Розовый мечется за спиной Ларри — его не видно, Фредди утыкается в грудь Ларри, пиджак Ларри, носом вдыхает разгоряченный терпкий запах соли, тепла и рубашки.

Ларри что-то отвечает Розовому — и его голос отдается вибрацией по всему телу. Розового не отследить. Фредди слышит, но не успевает понять. Слишком быстро, слишком стремительно тот говорит. И вопросы-ответы, реплики Белого и Розового мелькают, как шарики для пинг-понга, туда-сюда, туда-сюда!..— Нас предали. Клянусь, нас предали! Откуда столько копов взялось?! Сработала сигнализация, они должны были приехать через четыре минуты! А они через одну! Семнадцать человек в форме, и все, блядь, в курсе, что делать!Фредди сглатывает — язык, длинный и сухой, не помещается в пасти, вываливается, снимает холодный липкий пот с нижней губы.Ларри не видит. Он слушает Розового, глядя на живот малыша. Не лучшее зрелище.

Оранжевый — озверевший, с выключенными голосовыми связками, осатанело тянет руку вверх. Ларри, возьми ее! Сожми! Сними с меня это дерьмо!На окровавленной, как в томатный сок окунутой, ладони блестит золотое кольцо на безымянном пальце.

Розовый громкий. Умный. Верен в выводах.

Ларри дергает ухом, поворачиваясь к нему, слушая.Фредди запрокидывает голову на его локте, пытаясь отследить, увидеть мечущегося, нервного, невероятно проницательного человека.

Их трое.

Они в капкане.

Один все просек.Второй будет молчать до последнего.Третий между ними — как метка на перетягиваемом канате. Чью сторону примет, с кем останется — лежать или за кем — поднимется?— А те пидарасы нас точно ждали!.. Не думал, блядь, об этом?!Розовый спрашивает — кричит — на Ларри.А у Фредди рука вскидывается на рефлексе. Крепко сжатый пистолет — к плечу. Чтобы стрелять было ближе.

Через висок Ларри, через голову Ларри — в слишком толкового умницу-Розового.

— Что здесь понимать? У меня не было времени понять, — зло комкает окровавленный платок в кулаке Ларри.

Своим ответом он только что — спас этого мозговитого парня.

— Сначала надо было делать ноги. А когда уехали, занимался им.

И он снова нависает, как орел, вернувшийся в родное гнездо, над малышом.

Большой палец под шеей ласково проглаживает по коже. Все хорошо, малыш. Я не отвлекаюсь. Я рядом.

Пистолет в ладони становится неимоверно тяжелым. Держать на весу невозможно — с глухим стуком валится на пол. Куда-то далеко, обратно, где колени, ботинки и вытянутая беспомощная рука.Фредди молчит, не проронив до сих пор ни слова.

Иначе взбешенный Оранжевый его прикончит.

Долг? Любовь?Преданность — или предательство?Самоотвержение — или самоотречение?Верность кому-то? Или вера во что-то?Без окон, без дверей, запер дом в себе людей.

— Ну так, блядь, начинай про это думать! — взрывается Розовый. Шаги по полу как барабанная чечетка. Руки, наверное, тоже. — Тот, кто нас предал, знал про это место!— Пошли в другую комнату. — Ларри отворачивается от малыша. — Вон туда. Поговорим.

И барабаны каблуков Розового стремительно удаляются.Перетаскивая на свою сторону белый пеньковый канат.

— Ларри! — кричит Оранжевый в слепом ужасе. Вырывается воплем, рыданием. — Не оставляй меня! Я умру!Он пытается подняться, цепляется за Ларри. Бьется в конвульсиях, тянется за вытащенной из-под головы рукой.

У копа больше нет сил. Коп сейчас одной температуры с бетоном. Он слишком много потратил на борьбу.Долг или любовь?Страх одиночества или страх потерять самого родного?Мы будем корсарами или — ?я не пират, Ларри??Ларри, спасайся!

Ларри, останься.

Не отпускай!Отпусти меня.

*?Не оставляй меня, Ларри?, — говорил Фредди вчера утром. Ты заболел, ты передумал, чуйка сработала. Не оставляй меня, я без тебя умру. Мы можем быть вместе — я серьезно, разве нам плохо вместе. Не оставляй, меня, не отпускай мою руку. Не уходи. И мы сможем.

— Я буду рядом, малыш.Оказывается, повторял вслух.И Ларри отпустил его пальцы и встал.Фредди взвыл, потому что не мог это предотвратить.Все повторялось.Как было вчера.

Извини, малыш. Дело важнее. Поедем за костюмами. Получим одинаковые на всех пушки. Сорвем куш.

А потом — ну, ты знаешь. Ты и я — и свободный парус над нашими макушками.

— Ларри!*— Тихо, тихо. Я буду там, вон в той комнате.

Оранжевый вцепился в него, потому что сил у Фредди уже не было.

Молоденький коп из Сакраменто, влюбившийся в опытного зрелого грабителя.

Убийцу, стажер. Ты же помнишь?В ласкового, сильного, уверенного, забавного — и родного до последней клеточки, до полного взаимопонимания! — кричал озверевший Оранжевый. — Нахуй идите?! В моей жизни нет призраков прошлого, это моя жизнь, моя! Без тьмы, крови и серебряного клейма полицейского!..Горло свело спазмом, низким сдавленным стоном.

— Я буду видеть тебя оттуда. Я буду рядом, хорошо?Ларри почти прижался к его виску, понизив голос, чтобы не услышал Розовый. Мистер Белый не должен ворковать над своим мальчиком. Мистер Белый слушает рассудок и логику, расстреливая сомнения сразу, безжалостно.

А не гладит по слипшимся прядям на затылке Оранжевого.

Терпеливо, бесконечно терпеливо, с болью, с нежностью успокаивая:— Я схожу в ту комнату и все.И все.— Это совсем рядом.Нет, далеко. Ларри, не оставля…— Все время буду тебя видеть. Вон там.

Взмах руки, показывая направление. В ту сторону, которую Оранжевый не видит. Он не может повернуться на другой бок, в нем пуля, разворотившая его в мясо.

Он еле на этой стороне держится, как на обрыве.— Совсем рядом. Ты полежи пока. Я буду рядом.

Слов нет. Слов нет больше. Только вой раненого человека, истекающего кровью зверя, смятой прессом мякоти над фруктовой косточкой.Оранжевый лежит в одиночестве. В глазах темнеет. Как больно.Пистолет почти выпадает из ладони — но в последний момент Фредди его не теряет.

Мертвая хватка. Никто и никогда не застанет его беспомощным, во тьме.Никто.

Оранжевый попытался содрать кольцо с пальца. Остервенело вцепился зубами в костяшку, грызя и кусая. Он стащит! Он стащит этот золотой ободок, этот крепкий замок и станет свободным! Обретет голос, жизнь! И все расскажет Ларри! Все, что не дает ему выложить чертов упрямый коп!Кольцо!.. Чертово запирающее кольцо!..

Сознание медленно уплывало.И боль — боль стремительно отпускала. Как будто морфина впрыснули в вены. Сгущался туман. И в тумане четко и ярко разносились слова. Кто-то спорил совсем рядом. Он никак не мог понять, кто именно.Они говорили об ограблении. И о полицейских.Не теряй сознания! — хрипел кто-то замученный, черный, обугленный, в голове.

Холодная, прилипшая к телу рубашка снова стала горячей. Кровь лилась толчками. И каждый новый, казалось, был размером с ведро.Копы говорят.Нет, вяло воспротивился Оранжевый. Это Бе… и Зовый.

— Они нас ждали через дорогу, иначе почему они появились так быстро? — Итак, наши люди сидят в засаде через дорогу от ювелирного магазина. Но им будет дан приказ не высовываться, если только ограбление не выйдет из-под контроля.

Белая пена ласково поднимает тело, легкое и невесомое.

Розовые ракушки шуршат перламутром в тягучей зыби:

— Они не появились, пока Блондин не начал палить во все стороны. Все пошло не по плану.Волны качают, шум в ушах мягким шорохом.

Синие джинсовые штаны, отросшая неуставная светлая челка.Смоляного цвета крупные руки, пестрая налобная повязка.

Карта перед глазами — всех земель, открытых и еще неявных.— Ты будешь внутри и все сделаешь так, чтобы прошло по плану. Понятно?Я такого не помню! — встрепенулся Оранжевый. — Я там был!Там был — я, — отвечает Фредди.Он не может различить память и явь. Сознание вязкое. Он увяз по макушку в жизни, которую придумал.В жизни, которая случайно не сбылась.Золотые тычинки. Угольный зрачок.Нежные лепестки вокруг сердцевины.

А где малыш?Он — стебель. На котором распустился бутон.

Черный палец на карте: смотри, семнадцать человек будут ждать эту банду…Голоса за стеной: семнадцать штук копов нас на ограблении поджидало!..Бежать некуда, только если чудом удастся проскочить на тачке, которую должен подогнать мистер сценарист.— Джо не приедет, я бы на его месте сюда нос не сунул.— Наши люди следят за складом. Как только покажется Кэбот, мы его берем.

Сознание плыло.

Мистер Оранжевый смотрел перед собой, мучительно щурясь. И не мог признать копов. Чужие люди, чужая память.

Восемь месяцев достаточно, чтобы войти в полную силу. И бороться за каждый дюйм своей жизни. Намертво сведя клыки на шее своего доктора Джекила.

Фредди тяжело ткнулся губами в пол. Слюна потекла по подбородку — не было сил сглатывать. Но оружие не отпускал. Пистолет врос в пальцы.

За стеной говорили незнакомцы. Два размытых цветных пятна.

Мешали черно-белому внятному яркому контрасту. Когда все понятно, все четко.

Холдуэй. Наконец вспомнил. Это Холдуэй говорит с детективом Ньюэндайком.

Они обсуждали это с Холдуэем. И в их мире нет ничего рыжего, пурпурного, серебристого. Прозрачная граница — здесь плохие, там хорошие. Здесь зло, а здесь те, кто правы.

А ты…Малыш из Сакраменто сидит в оранжевой, закатанной по локти рубашке, в синих джинсах, смотрит на карту сокровищ. Для пиратов и для инквизиции одинаково важную.Он на это не согласен.

Макушка топорщится — эх ты, голландский тюльпанчик. Чем — и кем — расцветешь?Золотое солнце, жаркое, злое. Город битвы ангелов — павших и небесного воинства.

Океан шумит. Вместо тела — перышко, перепачканное горячим воском.

Зюйд-зюйд-вест.Южный ветер перед самым штормом.Фредди пытается выпрямиться, хоть немного перекатиться на спину.Не получается.

Оранжевый пытается прикрыть живот свободной ладонью. Ищет дыру — и не находит.

Зной, звонкий воздух, нет костей, нет крови, нет боли.

Облака.Белые кучевые облака над головой.

Дождя бы. Воды.Стон прилипает к пересохшей гортани.

Голоса все еще обсуждают. Вечность сейчас. Вечность назад. — Это какая-то херня, Белый.— Это какая-то херня, Джим.Они и сейчас ограбление обсуждают.Было. Продолжается. Заново. Нет, кажется.

И крышу печет просто невыносимо.

*Крышу пекло просто невыносимо. В полдень ее раскалило так, что черный гудрон покрытия казался белым. И плавился под подошвой.Они с Холдуэем встретились, как и договорились. И сидели на корточках, головой к голове.— Итак, наши люди сидят в засаде через дорогу от ювелирного магазина. — Холдуэй разложил план прямо под собой и для надежности еще и придавил белым кроссовком, хотя бумага и так липла к гудрону.Фредди, свесив руки с колен, рассматривал рисунок.Эта карта была точь-в-точь такая же, как на брифинге в похоронном доме. Только Кэбот рисовал ромбики-гробики, а Холдуэй — крестики. И главными крестиками на ней были не люди Кэбота, а люди Холдуэя.Большой вооруженный отряд неподалеку от магазина. Засада что надо.— Но им будет дан приказ не высовываться, — отчеканил Холдуэй и быстро поправился: — Конечно, если только ограбление не выйдет из-под контроля.

Фредди насчитал семнадцать человек — на каждого из цветной банды как минимум по трое. Это вместе с мистером Оранжевым, который уж точно не будет палить по копам. И Ларри, который — как надеялся Фредди — не будет палить, потому что не любит стрелять.Слишком осторожный, слишком умный.Одно дело сесть за грабеж, другое — за убийство полицейского.— Твоя задача сделать так, чтобы нашим не пришлось выходить из прикрытия, — очень мешал ботинок Холдуэя, попирающий пятой аркуш бумаги. Приходилось всматриваться через него в стрелочки на чертеже. — Понял?Холдуэй тыкал пальцем в план, даже не глядя на него; не отрывал жгучего черного взгляда от Фредди. Не просто рассказывал. Он инструктировал — в последний раз. Больше расклад меняться не будет. Все решено окончательно.— Ты будешь внутри и все сделаешь так, чтобы прошло по плану. Понятно?Фредди напрягся. Он отвечает за внедрение в группировку и слив информации, а не за контроль над тем, чтобы ограбление прошло идеально. Это уже не задача агента — следить за пушками банды и трястись за жизнь гражданских. Разве не для этого спецназ снаружи?Холдуэй принялся рисовать еще стрелки, все так же не снимая ноги. Приходилось тянуть шею и щуриться. Но придвигаться ближе Фредди не хотел. Что-то мешало.Лопатки под оранжевой рубашкой жгло, на висках собрался крупными каплями пот.Фредди следил за тем, как стрелки окружают квартал, все ближе сдвигаются к точке магазина. Каждая из них перекрывала путь к отступлению. Бежать некуда, только если чудом удастся проскочить на тачке, которую должен подогнать мистер Коричневый.

Надо предупредить Ларри! — встрепенулся малыш.С ума сошел? — поинтересовался коп.Да уж, для всех будет лучше — чтобы операция прошла как задумано.

— Наши люди будут поставлены в квартале от склада, где назначен сбор. Наши люди следят за складом. Как только покажется Кэбот, мы его берем.— А что внутри, увидят?— Нет.Блядь! — взвился малыш, отскочил от Холдуэя и его всратого плана отпущенной жесткой пружиной, оранжевым баскетбольным мячом.— Мы нифига не увидим, стажер…Тогда какого хуя?! — малыш чуть не упиздовал с крыши негодующим матюкающимся попрыгунчиком, но Фредди заставил себя вернуться. Наклониться, зло тыкнуть пальцем в карту:

— Это какая-то херня, Джим!— Иначе нас засекут!— Это я рискую! Вы, блядь, отсидитесь в кустах, и нихера о моей безопасности не думаете!Фредди сделал круг, с усилием замыкая себя в невидимое кольцо. Синие джинсы, оранжевая рубашка, злая размашистая походка. Солнце жарит макушку.— В чем дело, Ньюэндайк? — спросил за спиной Холдуэй.

Как же печет крышу…… — Как насчет своих людей внутри? Заменить продавцов или выдать себя за покупателей? — Фредди казалось, что это очевидно.Проще всего, если в магазине будет не один Оранжевый, которому нельзя себя выдавать. Если там будут специально обученные люди, готовые предотвратить кровопролитие. Обезоружить грабителей до того, как те начнут разносить всю лавочку. — Нет. Это лишнее. Это слишком рискованно. Или есть что-то, из-за чего план Кэбота может пойти не так?Фредди не знал. Мистер Оранжевый не знал.Они оба вообще никогда раньше не брали ювелирные лавки. — Я правильно понимаю ситуацию? У вас есть почти два десятка копов снаружи. И два десятка персонала внутри. Охрана, которая знает, что им нужно защитить бриллиантов на два лимона. А нас всего пятеро. Если начнется заварушка, нас перестреляют, как цыплят.Нас. ?Их?, он должен был сказать ?их?. Четверо и один.— И думаешь, никто не полезет в драку? — Фредди нервно прошелся туда-сюда понтовой походочкой малыша.Холдуэй сел на корточки и притиснул ботинком лист бумаги. И Фредди пришлось опуститься рядом, головой к голове, и слушать план старшего.

— Итак, наши люди…— Ньюэндайк, в чем дело? — Холдуэй прикрыл лицо ладонью, словно наматывающий круги Фредди его раздражал.

— Тебе никто не врал, что будет опасно. Ты знал, — подхватил карту захвата, ожесточенно сминая в руках, скручивая в трубочку, — что мы не вылезем из засады, пока не появится Кэбот.Хуебот!..

Холдуэй смотрел на него снизу вверх. В тихом бешенстве. Словно сдерживал себя, чтобы не начать орать.Он никогда не был особо деликатным. Резкий, требовательный, он всегда старался прогнуть Ньюэндайка под себя — с первого же дня.Два раза повторять не буду!Майкл с Лонг-Бич тебе не дружок, он крыса поганая!Выучи эти сраные туалеты наизусть!Фредди с ним не спорил. Холдуэй был старше по званию, он вел операцию, и детектив Ньюэндайк находился в его распоряжении во время служебной командировки. Но Фредди вызвался участвовать во внедрении добровольно. Он, блядь, не безропотный патрульный, которого шпыняют все, кому не лень.Он кровно заинтересован в успехе и в том, чтобы выжить.И он видит, что план захвата Кэбота трещит по швам — слишком зависит от случайностей.И при таком раскладе детектив Ньюэндайк рискует превратиться в разменную пешку.Это Эл-Эй хотел Сакраменто, а не наоборот.Это Департамент полиции Лос-Анджелеса не рискнул подложить под цветную банду Кэбота никого из своих людей. И они специально искали человека из другого города — и чем дальше, тем лучше. Потому что были уверены: их сотрудник — каким бы ни был опытным — будет раскрыт. Операция провалена, человек убит.Джонни Доленс, — кольнуло воспоминание, — не раз и не два работал под прикрытием. Его должны были запомнить по ту сторону.И в Эл-Эй то же самое. Они настолько боятся рисковать, что не готовы засветить ни одного из своих детективов или обычных патрульных. Даже когда речь идет о предотвращении кровавой бойни в маленьком ювелирном магазинчике.При таком раскладе детектив Ньюэндайк превращался в разменную пешку — окончательно.Это что, нормально тут у вас, в Эл-Эй? Или вы просто жертвуете пришлым чужаком?Полное дерьмо.— Да опиздеть, — ладони Фредди взлетели саркастическим жестом малыша. — Никакой защиты, одна сплошная подстава!..Холдуэй помедлил, прежде чем подняться.Встал. Разорвал исчерканную бумагу.И резкой оплеухой залепил в лицо Ньюэндайку. Обидной пощечиной.— С каких это пор у полицейских под прикрытием есть защита, Фредди?! — Холдуэй редко называл его по имени. И всегда это звучало презрительно. Ньюэндайк — коллега, с которым стоит считаться. Фредди — щенок, слабак, ему можно и по морде заехать, если что не так.Фредди отшатнулся. Щека мгновенно вспыхнула от удара.Первым порывом было — врезать жестким кулаком под скулу. Ебануть на рефлексе ответным ударом. Малыш бы так и сделал. Такого оскорбления не прощают!Но детектив Ньюэндайк, опешивший, побагровевший, все равно помнил о субординации. Поднял руки — всем видом показывая: я не нападаю.Хотя внутри все скрутило от обиды и гнева.Своих, значит, держать до упора под прикрытием в засаде, чтобы не подставлять под пули, верно? А чужого, пришлого, кидать нахуй и еще яриться, что отстаивает свое право, какого-то сраного прикрытия требует?

Фредди стиснул зубы. Держал руки на виду.Я не нападаю.Нет, этот черномазый легавый совсем оборзел, да?! — бесился малыш.

И стучала мысль в висках. А если бы Ньюэндайк принадлежал полиции Эл-Эй кровью и плотью, позволил бы себе Холдуэй так вести себя? Непрофессионально, по-хамски?Он просто на нервах, накручен? Или ему насрать, потому что стажер из маленького Сакраменто — невелика потеря?— Ты знал, на что идешь! — Холдуэя понесло. Забегал по крыше. — Нечего теперь скулить, как течная сучка!Сука кучерявая, — спокойно подумал Фредди. — Сразу нарастил дистанцию от меня подальше. Чтобы не прийти в Департамент с фингалом и выбитыми зубами. Говно ты.— Слушай, я понимаю! — Холдуэй повернулся к нему и понесся обратно. — Я понимаю, что ты нервничаешь!Фредди молчал.

— И мне хотелось бы, чтобы на складе было больше окон, чтобы через них можно было следить. Но там нет окон!А то Фредди не знал. Он осмотрел весь первый и второй этажи, проверил каждую дверь. Он был там на брифинге, мерил костюмы вместе со всеми……вместе с Ларри в одной комнате...— Мы либо принимаем эти условия, либо нет! Вот что, ты нахуй уволен! Я отстраняю тебя от дела!Холдуэй сплюнул; гудрон почти задымился от его плевка. И снова унесся, с полной жопой скорпионов, к краю крыши.

— Я не отказываюсь, — тяжело и тихо сказал Ньюэндайк. — Не отказываюсь.

Руки взлетели в злом жесте малыша:— Я просто, — ладони ребром полоснули раскаленный воздух. — Отметил, — поставили точку. — В каком я дерьме.В которое вы — ты — меня бросаешь. И истеришь, как начинающий бойскаут, когда твой план подвергли сомнению, ткнули носом в огромные дыры будущей операции.Здесь речь идет не о фарте или не фарте, как любит загоняться Ларри. Здесь речь идет о твоем человеке. За которого ты отвечаешь. Который в твоей команде.

Фредди стоял, будто вправду прилип к крыше. Не двигался с места — упрямый, как всегда.Завтра он будет в деле. Но хочет быть уверенным, что его прикроют — свои.Кто у вас там такие планы составляет, что за ебанина?!— Слушай, не хочу быть грубым, — Холдуэй прекратил метаться и снова зашагал к нему. — Но я знаю, что в этой ситуации надо быть жестким!Швырять ошметки бумаги подчиненному в лицо? Набрасываться бешеной собакой на малейшую критику своего нелепого плана?

Херовый из тебя командир, Холдуэй. Тебе бы у Джонни Доленса поучиться, как надо.

— Нам надо взять Джо Кэбота в компании воров и с бриллиантами. Нас не волнуют остальные подонки. На этих уродов поебать! Но мы предложим им хорошую сделку, и они дадут показания против Кэбота!Ларри себе вены на руках перегрызет, но не сдаст. Он не стукач. Скорее отчалит на зону, не вымолвив ни слова. А там — с его характером — его задерут насмерть надзиратели. Никакого лишнего срока, его просто забьют дубинками, ногами за ебучее упертое сопротивление.

Ему два года дались как медленная мучительная казнь. Десять лет для него — смерть заживо.

Есть непрямые поцелуи. А он пойдет на непрямое самоубийство, лишь бы не просыпаться за решеткой день за днем, не грызть железные прутья в бессилии, не зачеркивать униженно каждый прошедший день в календаре.

Оранжевый знает Белого.Фредди знает Ларри.

Он не сдаст.Кто еще?… — Они просто так не сдадутся, ни один из них. Даже на складе. Там-то уж точно начнется пальба.— Необязательно.— Но это безумие, Джим. — Фредди обратился к нему по имени. Холдуэй не поморщился, хотя фамильярности не терпел. — Мы берем бриллианты, мы празднуем победу, а потом вдруг поднимаем лапки и сдаемся? Я не верю. Да и в магазине тоже. У нас два десятка парней, вооруженных пушками, снаружи. Два десятка персонала внутри. Четверо грабителей, готовых на все ради двух миллионов. Все на взводе. Все на нервах. И вы позволите нам чисто и тихо уйти? А если нет, а если что-то не так — то что? Что будет потом? Вы хоть персонал магазина предупредили?Холдуэй молчал. Смотрел как на идиота.Нет, конечно. Явно кто-то из персонала наводку и дал. Так обычно и бывает. Младший менеджер, старшая уборщица, секретарша, которой не хватает зарплаты. И если сейчас поставить хозяев и работников в известность — будет известно и Кэботу. Столько работы — псу под хвост.— У нас есть план, — Холдуэй достал из кармана жилетки сложенный листок. Махнул им себе под ноги — сейчас покажу.

Фредди мысленно перебрал цветную бригаду — Синий, Белый, Розовый, Коричневый… Блондин.Невинно заломленные брови. Выразительные голубые глаза.Плечи молотобойца.Только что из тюрьмы — и вряд ли вышел оттуда полным любви к людям.— Вы узнали про того парня, о котором я говорил, друг ?Красавчика? Эдди?Холдуэй сразу понял, о ком речь. Уходить от темы не стал.Он так хорошо знал обо всем, что связано с Кэботами, — помнил, наверно, лучше, чем своих родных.— Виктор Вега. Да, я его знаю. Он упертый, предан Кэботам. Отсидел четыре года за дело, в которое его втянул старый Джо. Но так ни разу не согласился на сделку, хотя ему предлагали. С ним будет сложно на дознании.

Только на дознании?..— Нам на руку этот прокол Джо, обычно он не берет своих на такие дела. А с учетом недавней отсидки Веги есть на что ему нажимать.— Ты брал его? Ты его допрашивал? Ты его видел? Ты все о нем знаешь? И ты думаешь, что его преданности не хватит на то, чтобы снова сесть в тюрьму?— Уверен. Он побоится. Даже свободой толком не подышал. Не прошло и месяца, как он вышел. И снова загреметь в каталажку? Он не псих, чтобы стрелять.— Или будет стрелять, потому что не побоится ничего. Я его видел. Ему на все похуй.

— Ньюэндайк, доказательства?— Жопой чую.

— Скажи своей жопе отбой.

Фредди вывернулся из-под руки Холдуэя. Блядь, нашел место встречи — не крыша, а пекло. А его дерет нервяком, как Ларри пару часов назад — над раскромсанным тако, и злостью: неудача, малыш, все приметы!

Того успокоил купленный лотерейный билет, который малыш запрятал в задний карман джинс. А что успокоит самого Фредди?… — Как насчет своих людей внутри? Заменить продавцов или выдать себя за покупателей?..Опять чет-нечет, черное-красное, Холдуэй, ты ставишь вслепую, так нельзя.

— Не слишком ли… — в последний момент Фредди заменил слово ?ебануто? на более вежливое, — смело?— Ты о чем, парень?Его черный куратор раскалился от злости — не хуже черного гудрона.— Дать зеленый свет ограблению?— Да еб твою мать! Вся операция, в том числе и сраный грабеж, построены на том, чтобы дать им, — там, где Фредди говорил ?нам?, Холдуэй правильно подчеркивал ?им?, — совершить ограбление! Взять их с поличным! Рискуют всегда те люди, которых Кэбот нанимает! А сам Кэбот никогда не виноват, он всегда чист перед законом! Арест цветных придурков — это полный слив! Мелкое дерьмо останется на руках, а главный засранец — смоется нахуй! И единственный шанс взять его — застать с грабителями и с бриллиантами! Да, это риск, но вполне оправданный!Да уж, — малыш запихнул руки в карманы мешковатых синих джинс размашистым жестом Фредди. — Не ты будешь рисковать. Ни в магазине, ни на складе. Любой из этих разноцветных подонков может заподозрить неладное. Тогда точно не избежать стрельбы.Фредди вдруг очень остро ощутил, что он здесь чужой, приезжий. Стажер из Сакраменто — и слишком мало знает о том, что творится в полицейском Департаменте Лос-Анджелеса.Для кого и почему так важно уничтожить империю Джо Кэбота? Почему только Джо Кэбота, но не его сына Эдди? Разве молодой мафиозо не придет на смену старому? Разве тот же Эдди не собрал своих людей — против людей отца?Пять минут назад он был уверен, что копы Эл-Эй скручивают налетчиков на месте преступления. Берут Кэбота, как только раскалывают хотя бы одного из банды… А не позволяют взять грабителям бриллианты и уйти.Пять дней назад его убеждали в этом. Он сидел у придорожной бензоколонки с картошкой фри, слушал Макласки, смотрел, как уминает гамбургеры Холдуэй. Ньюэндайк должен был распутать узлы и разобраться во внутреннем устройстве банды. Он приехал в Лос-Анджелес, потому что любил решать сложные логические задачи.Не только для этого. Серый камень на площади, выбитые фамилии погибших, белые цветы на пустом кладбище.Но и для этого тоже — понять, раскрутить, собрать головоломку. А не тыкать пистолетом в подбородок гражданским, орать им в лицо и пинать ногами, чтобы лежали смирно на полу, и еще следить, чтобы никто из головорезов не устроил пальбу по кассирам и охранникам.

Оранжевая рубашка прилипла к плечам — непосильная ноша.

Это пиздец — взваливать на одного задачу всего отдела, и аналитиков, и боевого отряда.

Холдуэй не понимает?Оранжевый максимально уязвим — он новенький в цветной банде, ни слова, ни веса не имеет и, если что вдруг не так, то первый под подозрением.

Фредди максимально уязвим — его отталкивают и подставляют под ?дружеский огонь? свои же. Никакой поддержки. Не рассчитывай. Если начнется месиво — первый попадает под пули. Такая позиция. И расстреляют — в черном костюме и белой рубашке, форме грабителей, — копы.Какое прикрытие? Усилия? Почти год работы? Все в жопу.Холдуэй с его одержимостью взять Джо Кэбота за яйца — ни за что не отступит. Кучу людей положит, Ньюэндайка подставит, сам сдохнет. Но Кэбота — посадит, всерьез и надолго.Или его задача — не взять Джо Кэбота? А дать уйти — с бриллиантами? Навести шороху и сделать прикрытие — этому старому прожженному мафиозо? Если судить по сырому и дырявому плану, огромным прорехам в операции, по ярости, с которой встречает любое слово поперек и малейшее сомнение в компетентности…Тяжелое сомнение снова легло на макушку солнечным жаром. Возможно, Фредди окончательно перегрелся на этой ебучей крыше.

Подозревать куратора, старшего… не так, своего — последнее дело.Они напарники, они в одной связке.

Фредди тоже подозревали — затаскали на допросы в отдел-?К?. И если бы руководились домыслами, а не фактами — сидел бы уже почти как год в тюрьме.

Он должен доверять — зная, как не доверяли ему.Малыш пинал гудрон носком ботинка.

— Послушай, — начал с другой стороны заход Холдуэй, — все будет окружено.…как безымянный палец кольцом…— Мы могли бы, конечно, поставить полицейских за прилавки, но тогда мы рискуем их спугнуть!..Спугнуть. Так же нелепо, как оставить спецотряд в квартале от склада. Чего тогда не на другом конце города? Разницы никакой.И в магазине — никакой.Ювелирный магазин. Склад гробов. Никто никому не мешает. Погони нет, или она носит условный характер. В руках преступников — бриллианты. И — жизни невинных людей.Они с Холдуэем упирают на разное. На конечную цель — и какими средствами будет достигнута эта цель.

— И как они нас раскусят? Думаешь, они всех в лицо знают, кто в какую смену работает?

Снова это ?нас?.Холдуэя перекосило. Кажется, младший детектив Ньюэндайк его заебал. Но Фредди хотел услышать, что скажет ему человек, который ответственен за ход операции.— Они профессионалы! И мы — профессионалы!

Он взмахнул руками, словно нападая на Фредди и показывая — в их случае сколько в овцу не рядись, а все равно черная жесткая шерсть волкодавов пролезет.

И волки опознают по запаху, по взгляду, по чужой враждебной породе. Кроме тебя, малыш. Тебя принимают за щенка — те и те. А щенки могут прибиться к любой стае.

Холдуэй надвинулся, протянул руку — потрепать за плечо в оранжевой рубашке, обнять.Фредди не хотел.

Холдуэй не сдавался.Фредди уклонился снова.Холдуэй настаивал.

Фредди стиснул зубы. И подставился под ладонь куратора. И Холдуэй широко и обрадованно сграбастал его под себя, обхватил за шею локтем, как ошейником.

— Это риск. — Потащил за собой. — Но риск просчитанный, понял?Нет, думал Фредди, шагая развинченной походкой малыша. Нихера.

*Ларри не мог признаться, что пропустил практически все раскладки Розового. В одно ухо влетало — в другое вылетало, не задерживаясь. У него на руке лежал мальчик, и мистер Белый только краем сознания отслеживал речи Розового, потому что больше всего на свете Ларри волновало, не стало бы хуже — Оранжевому. Его малышу из Сакраменто. Неумолимо и обильно истекающему кровью Фредди.

Он комкал платок в испачканных пальцах, бессмысленно прикладывал к уголку рта Фредди, хотя там оттирать было нечего, поворачивался на каждое движение головой — когда Оранжевый сильно вытягивал шею, пытаясь высмотреть Розового.

Если бы малыш начал орать, если бы его снова скрутила жуткая судорога боли — Ларри бы прикончил тогда на месте Розового. Тот был как белый шум — слова, слова, а вместе в единое целое не складываются. Да, все проебали, да, нагрянули копы, и что дальше? Налет закончился, а пуля, рана, слабеющая жизнь на кончиках пальцев Ларри — вот здесь и сейчас. Его главная задача, которую надо решить, — а Ларри все телится.

Ларри очнулся только на вопле Розового: на черта я сюда вообще приехал, нахер все, я съебываю!..Это не по плану, неожиданно, так, стоп.

И мистер Белый поволок мистера Розового в соседнюю комнату. Не при малыше начинать серьезные разговоры. Попахивало расколом команды, а Ларри даже не может толком сказать, отчего, не контролирует ситуацию. Уже — с двумя в этом доме.

Есть у него проблема — знал Ларри. Думает не то, что медленно, а — последовательно. Раз звено, два звено цепочки. Не масштабно, не веерно, без перспективы. А ступает как опытный лис, след в след, чтобы не обнаружил охотник. И работает как часовой механизм — одно зубчатое колесико цепляет второе зубчатое колесико, за ним третье… и стрелки пошли по циферблату.

Ларри, я тонкий.Фредди, я медленный.Ларри знает себе цену — за налет на бриллианты стоимостью в два миллиона. Знает свое тело, реакции, умение выживать и действовать в экстремальной ситуации.

Но сопоставлять факты, управлять людьми, вылавливать несостыковки — это хорошо получалось у папы.

А папы, блядь, Джо Кэбота, нет. И Розовый готов съебать в закат. А малыш истекает кровью. А бриллианты хер знает где.

Слишком много задач.

Ларри оторвался от малыша — понимая, что ничего рядом с ним не соображает, и начал методично, скрупулезно выбирать цепь по одному звену.

Первое — соседняя комната и мистер Розовый.— Не ори. Успокойся, — начал Ларри. — Возьми себя в руки.

Только что он честно слушал горячность Розового, тщательно и педантично протирая руки платком. Совершенно зря — тот весь пропитался кровью малыша, живого места не было. Но Ларри упрямо скреб пальцы — такие же красные, уже в подсыхающей корочке.

Он очень старался быть невозмутимым.— Успокоился? — веско переспросил у Розового. Слушать трагические воспоминания о шмали, с которой тот попался по глупости сто лет назад, его не устраивало. Ларри тоже мог много чего рассказать: как попал в облаву и по глупости ввязался в перепалку вместо того, чтобы смолчать. А в итоге обыск, оружие из-за пояса, кольцо с мизинца, и ходка в два года.

Лунки ногтей оставались вызывающе красными, и Ларри с остервенением швырнул платок в раковину.Тот не долетел, обвис на краю, развернувшись розовым, насквозь пропитанным, флагом, и упал на пол.

Сука. Даже тут не везет.

— Успокоился! — процедил Розовый, снеся легкий пластиковый стул ногой в стену.

— А теперь умойся, — приказал Ларри. Он был само хладнокровие. — Вымой руки.

Чуть не добавил: причешись.

Не добавил.

Ухо все ловило напряженно, что происходит в основной комнате. Малыш неожиданно и быстро затих. Только что выл: ?Боже, как больно!?, чуть ли не скатываясь с края пандуса мятым кулем, и вдруг буквально через несколько секунд заткнулся.

Не умер же?Ларри сжимал и разжимал кулаки.

Нет, конечно. Нет. Сильный, живучий. Только что даже пистолет к своей башке таскал, удерживал на плече, молодец какой. Отличный стрелок — так вынести после выстрела в живот, падения на асфальт, из положения лежа, на рефлексе, вслепую, не целясь — ту бабу в тачке… Нет, Ларри в нем не разочаровался. Не зря уже в тире в мексиканском квартале понял: мой ла фоксо. Мала-мала — для бига-бига.

Парень — снайпер от бога. Чует мишень, ее слабое место.

В другое время Ларри бы его похвалил.Времени не было — никакого.— Передохни, — Ларри посмотрел на часы.И, пока Розовый плескался в раковине, не выдержал. Рванул в дверной проем, удерживая себя рукой за косяк.

Взгляд на малыша — тот слабо кусал себя за безымянный палец, вцепившись зубами в кольцо. Жив. Молодец.

Второй взгляд — на вход. Где, блядь, Джо?! Уже пора бы притащить свою лысую задницу!..Ларри оттащил себя обратно, поправил ремень брюк с ?Смит-Вессонами? — он спокоен, не скачет, как блоха в панике, пока Розовый умывается. Он вожак, мистер Белый, главный в этой банде.

— Расслабься. Закури.

Эта цепочка последовательных действий и его бы успокоила — и всегда успокаивала. Потому и озвучивал — как себе самому.

Остынь. Умойся. Закури. Думай спокойно.

— Я бросил.

— Молодец.Все тут, блядь, молодцы.

— А у тебя есть? — с надеждой развернулся Розовый.

Ларри полез в один карман. В другой. Мелочь. Жвачка. Зубочистки. Зажигалка.

Он молча развернулся и шагнул за проем.

У малыша точно должны быть. Курильщик похлеще заводской трубы.

Наклонился, сдвинул полу пиджака, нырнул ладонью в брюки.

Малыш не отреагировал. Казалось — уснул. Легко и спокойно.

Может, и хорошо, — Ларри мельком коснулся белой теплой щеки. — Зато ему не больно.Смятая пачка ?Ред Эппл? нашлась сразу. И даже не все сигареты поломаны.

— Держи.— Спасибо, — с облегчением поблагодарил Розовый.Ларри тоже взял сигарету в зубы.

Она была еще теплой.Нагретой бедром Оранжевого.

*…Ларри затащил его в школу и ткнул в первый попавшийся ящик для вещей в коридоре:— Этот.Малыш широко расставил ноги, запихнув руки в карманы джинс. Посмотрел с упреком — ты меня на такую мелочь оцениваешь?Ларри покивал вытянутым пальцем: давай.

Фредди взломал с кислой миной. И Ларри показал на следующий: и этот.

Отсутствие восторга он понимал — у парня на носу большое дело, а его гоняют, как начинающего, по простейшим заданиям.

Малыш взломал и второй так же быстро и легко, без заминки, — и внезапно оживился, сунулся башкой вперед.

— Курить нехорошо, — объявил вполголоса. — Особенно несовершеннолетним.Он так точно скопировал интонацию занудного правильного копа, что Ларри чуть не расхохотался.

А малыш выгреб из шкафчика пачку ?Ред Эппл? и вручил Ларри.И не забыл закрыть ящик и защелкнуть его обратно на круглый цифровой замок. Заметая следы взлома.

— Твоя добыча, — усмехнулся Ларри.

— Нет, твоя, — малыш тряхнул дерзкой челкой. — Держи и перестань, наконец, таскать у меня сигареты.

Он был почти возмущен.

— А тебе что, жалко?! — поразился Ларри.

Едва не добавил игриво: твоя жопа моя, и сигареты — тоже.— Я, блядь, знаешь, сколько на них трачусь? — вспух малыш. — Пачка, знаешь, сколько стоит? А с тобой заканчивается в два раза быстрее!Ларри не сдержал удивленной ухмылки:— Вот ты жмот мелкий.

Фредди уперся в него — лоб в лоб, нос к носу.— Кто здесь мелкий?Ларри не вытерпел и расхохотался.Малыш значительно потряс пачкой перед его лицом:

— Признай, что ты просто ленивая задница.

— Я знаю, что у тебя всегда есть сигареты. Потому что ты без них и часа прожить не можешь. Либо запасная пачка, либо умчишься сразу купить новую.

— Именно. Поэтому ты и не шевелишься, если у тебя заканчиваются. Знаешь, что можешь тиснуть у меня.— Одолжить, Фредди.— Ларри, не пизди мне. Ты разленился со мной.Ларри обнял его за шею и поцеловал под горячее розовое ухо.— Это называется иначе, мой хороший. Я с тобой абсолютно счастлив.

Малыш обнял его в ответ — сильно, крепко. И второй рукой запихал сигареты Ларри за пазуху:— Все равно ты ленивая жопа, — буркнул, совершенно утратив скипидар недовольства.

…Ларри точно шел на дело с сигаретами. Но, может, забыл их в кафе перед началом. Но не обратил внимания. Не проверил, судорожно похлопав себя по карманам. Потому что знал — у малыша найдется. Малыш во всем — его страховка.

С такой поддержкой и тылом не будешь волноваться.

Его башня из золота.На черно-белой доске жизни Ларри нашел свою клетку.

*Розовый закурил. Ларри поднес зажигалку к своей сигарете — и положил в карман.

— Ладно, — начал солидно, веско. — Давай вспомним, как было дело.

Цепь надо распутывать последовательно, по одному звену.

Розовый устало потер лоб. Прошелся по лицу рукой.

Рыжеватые волосы с трудом держались в только что зачесанной мокрыми ладонями укладке.

Ларри кивал сигаретой, как клювом, в зажатых пальцах. Она все еще тлела теплом Оранжевого.

Они были на месте, все отлично. Потом сработала сигнализация.Розовый не возражал.

Схема Тыковки и Зайки сработала отлично. Ларри был само добродушие и участие — идеальный хороший коп, а Розовый бесился психопатом, который вот-вот разнесет любой ближайший череп, но в первую очередь — менеджера. Ебанутость ему давалась как родная.

И вот они у сейфа и даже не возятся с замками — открывают как по маслу через длинный многоступенчатый код.

Бриллианты на темном бархате блестят, как прищурившиеся от человеческого веселого взгляда звезды.Розовый взял их в руки — и ладони озарило огнем.

Сказал почти мгновенно — тут все.И отточенным движением уложил в свою сумку.А потом на голову свалились копы. Мистер Белый оглянулся — а они уже были, как ни с хуя материализовались. Ну и понеслось.Мистер Розовый с досадой протер локтем нос — был согласен полностью.Ларри хотел спросить — эй, шкет, а как ты сосчитал, что их семнадцать, с чего ты уверен? Их была тьма — и тьма хлынула с улицы во все проемы.

У этого парня или фотографическая память. Или он постоянно следил за окнами — и приметил раньше всех. Или нечеловеческая скорость реакции.…Когда он рванул от Ларри по улице — за ним рвануло трое копов. Трое! И, судя по тому, что Розовый здесь, а они нет — обогнал трех мужиков, постоянно сдающих нормативы и находящихся в отличной форме.

Точно Зайка.

Подвижный, местами чересчур нервный мужик — но зато и думает быстро, и реагирует мгновенно.Антилопа, блядь, способная умчаться от ягуара.Ларри расставлял незажженной сигаретой все точки.Мистер Блондин начал палить…— Неверно!Ларри поразился. А что не так?— Объясняю.

И Розовый объяснил. Ларри слушал, опустив тяжелый взгляд. Рот сжался в угрюмую складку.

Когда сигнализация сработала, никого не было. Все по плану. А потом — пизда-сатана из коробочки! Только вызвал ее не сигнал, который подала несчастная девочка на кассе. А мистер Блондин. Да, тот самый, который должен был следить за тишиной и безопасностью в зале. Пока Тыковка и Зайка работают и находятся в самой жопе — вскрывают сейф, берут бриллианты, и дальше всех от входа. В наиболее закрытой и уязвимой зоне.Мистер Блондин начал палить. Просто так. Словно раскрыл японский, блядь, веер гейши.

Не по копам. Их еще не было. По людям. Девочкам-кассиршам, клиентам-покупателям, соплякам-охранникам.Сраный пидор — шесть с половиной футов от горшка вымахал, а мозгов как у однолетнего.

Ларри попытался в справедливость: он услышал сирену, повернулся и сразу увидел копов.Даже сам сейчас повернулся всем корпусом, изображая, и взмахнул руками.

Не мог поверить в такую подставу. От своих.

От того, кто с ним в команде.

— Нет, они сидели в засаде, — Розовый зачастил и словами, и рукой, четко показывая. Они сидели тихо до тех пор, пока мистер Блондин не взбесился. Пока мистер Блондин не начал по всем палить.

И по нам тоже, — подумал Ларри, приподняв холодную белую сигарету. — Розовый явно этого не заметил.

Они ушли чудом из ?Карины? не из-под вражеских пуль.

— Слушай, мистер Белый, ты же понимаешь…Ларри раздраженно вскинул руку:— Кончай! Какой, нахрен, мистер Белый!*— Кончай, малыш.Задорная челка, веселый шалый взгляд:— Выдохся, мистер Белый?— Какой я тебе, нахрен, мистер Белый?! — взрывается Ларри.

Оранжевый смеется и сжимает его крепче коленями. У Ларри синяки от его хватки, поцелуев, жадности.— Я жду, — упирается взмокшим рыжеватым затылком в кровать там, где должны быть подушки, если бы их давно нахрен не снесло на пол.

Он не хочет к финишу один. Не хочет первым — хотя ему и трудно, Ларри ебет его качественно. Свободная рука Фредди между их горячими солеными животами — он обуздывает себя, удерживая от разрядки.

— Догоняй.И Ларри ведет от азарта. Синхронность — их новый кайф. До переплетенных в затмении пальцев.*— Мне твое имя нахуй не надо! Знать не хочу! — Розовый взлетает ладонями перед лицом Ларри, как взметнувшаяся из укрытия птица.

Блядь, он прав. Никому нельзя открываться. Никому. Держать в тайне личное. Замок для отмычки, скважину к настоящей жизни, личности, себе.

Фредди, блядь. С тобой я забыл начисто.

— Ты прав, так нельзя.Дело плохо.

Во всем.

Возьми себя в руки, Диммик, и закури, твою мать, чертову сигарету.

— Я подстрелил пару копов. Ты кого-нибудь убил?Ларри отвечает с облегчением. Никого. Только копов.

— А людей?Он же сказал уже: только копов.

Розового, наконец, немного попускает. Он даже отходит и поднимает снесенный ударом пластиковый лежащий стул.

Пытается привести все в порядок.Затягивается сигаретой с невероятным длинным смакованием. Точно сто лет назад наслаждался затяжкой.

Ларри мучительно думает над его вопросом: можно ли верить Блондину?

А хуй знает.

Розовый заметил опасность вне стен магазина. А Ларри — внутри них.

Взбесившийся псих шмалял не только по лохам, но и по своим, как малохольный. Или — трезво, холодно, зная, что делает?— В жизни не встречал таких ебанутых, — сухо ответил Ларри.

Выдохни. Успокойся. Возьми себя в руки. Умойся.Ледяная ржавая вода хлынула на ладони. И стала еще более ржавой — смывая с ногтей въевшуюся кровь малыша.Ларри тер руки быстро, остервенело.

Чисто, чисто. Должно быть чисто.

На вопрос — зачем Джо такого взял? — ни он, ни Розовый не знали ответа. Не мог же Джо так ебнуться? Промахнуться, проморгать? Не с его дальновидностью, с его опытом, осторожностью.Расслабься.

Ларри смочил отмытые руки, пригладил волосы, сбившиеся курчавой непослушной прядью на лоб.

Он строг, собран, сосредоточен.

Его ничто не собьет.— Я никого не хочу убивать! — нервно признался Розовый.

Ларри приглаживал стремительно холодеющий затылок.

— Та же херня.

Он не убивает людей. Защищает своих. Но если ему надо вырваться из западни, ловушки, а кто-то станет на пути — Диммик церемониться не будет. Так или иначе — снесет.

Уберет с пути.

Одиночным выстрелом в висок. Или рявкнувшими в руках обоими ?магнумами?.

Без разницы. Уберет с дороги.И выбор — пришить какого-нибудь засранца или сесть на десять лет — очевиден.Несвобода для Ларри страшнее убийства.

Второй раз в клетку он не попадет.

Он не псих.

Он, блядь, успешный, с солидной репутацией, серьезный, ценящий волю вор.

Ларри, обтирая лицо бумажным полотенцем — еще не все из заброшенного сарая разворовали — показал на пальцах: сколько не хватило мистеру ебанату, чтобы прикончить в маленьком кассовом зале всех! В том числе и мистера Белого и мистера Розового!И Оранжевого, который стоял под пулями с обеих сторон, что оттуда — от копов, что отсюда — от своих.

Ларри ебанул скомканный катышек бумаги в корзинку. В отличие от намокшего набрякшего платка — попал.

Волосы все равно сбивались мелкими прядями, одинокий завиток влажно ласкал лоб — как у курчавого баранчика.

— Руки чесались его замочить! Еще чуть-чуть, и я бы его завалил!Розовый выхватил пистолет, отозвавшись всей душой:— Все запаниковали. Каждый. Обстановка нервная.Ларри выхватил расческу. И принялся задирать волосы с корнем, чтобы легли как надо и не бесили.

Успокойся, расслабься. Остынь.

Ларри спокоен, как Мафусаил, доживший до тысячи лет!Только, блядь, сейчас немного расчешется! Чуть уложится!*— Я тебя… причешу.И малыш от неожиданности смеется. Совсем по-пацанячьи, забыв о боли.

Ничего. Ларри знает, что должно сработать. Расслабься, выдохни, успокойся.

Простые жесты. Привычная жизнь.Это как код на невзломанном замке.

*Розовый загоняет обойму в ствол.

И Ларри резко оглядывается.

Не хватало только нового психа.

К мистеру Блондину — рыжеватого мистера Розового.

Кому он может доверять здесь?Кроме малыша — кому?Джо проебал и допустил к делу Блондина.Блондин расстрелял к чертовой матери весь магазин.Розовый — заряжает пушку посреди разговора.Мистер Белый причесывается, как невротик, перед зеркалом.Мистер Оранжевый истекает кровью в соседней комнате. И, может, уже отдал Богу душу к хуям.

От Кэбота ни слуху ни духу.

У полиции — море трупов. Не только фраеров, но и своих сук.

Бриллиантов нет.На складе не все. Из шести — трое.

И Ларри не сомневается, в ком — уверен.Но вопрос — кому еще стоит верить?Ларри ополаскивает и стряхивает расческу крупными прозрачными каплями на пол.

Он — профессионал.

Первое звено — с психами он не работает.

Блондина — в отстойник. Такому мудаку зашкварившемуся — сразу хуев полный рот напихать.

— Как думаешь, сколько лет было той черномазой? Двадцать?…Молодая девочка с большими влажными глазами и милым носиком.

Именно она, преодолев страх и ужас, потянулась к кнопке сигнализации. Отважная бесстрашная девочка. Может, на пару лет младше Фредди, если не ровесница. И такая же толковая, но по-глупому порывистая, как Алабама.

— Может, — орет дальше Ларри, — двадцать один?!— Максимум, — у Розового весь лоб складками, как у щенка шарпея, — тоже ведь молодой.

Ларри прячет расческу во внутренний карман пиджака и старается не выйти в дверной проем.Он слишком долго не проверял Оранжевого. И не смотрел на часы. И может, его таймер его подводит.

Он скупо рассказывает свою историю. Они с Оранжевым заскочили в машину. Потом Коричневого положили. Дальше хуй знает. Выбирались вдвоем.

*…Сплетенные пальцы — до боли.— Ларри!..— Держись, малыш! Ты будешь в порядке. Ты будешь в порядке! В порядке! Все хорошо! Окей? Окей?!

А что еще остается делать? Кроме как кричать и утешать?Ларри давит педаль газа. На белом заднем сиденье — красно, смерть пирует над живым, оседлав его распутной блядью, малыш воет и выламывает Ларри запястье от боли.

Держись, малыш, мы доедем. Мы справимся. Держись! Все будет хорошо. Скажи мне! Скажи!Ларри держит ослабевшие пальцы, скользкие от горячей крови, не дает сорваться со своих костяшек, из захвата.

И слышит за спиной тихое, измученное:— Да… Все будет хорошо.*И будет! Ты не умрешь! Я рядом. Малыш, славный мой, изумительный пацанчик, я с тобой.Остынь. Закури.

Ларри, наконец, закуривает. Остывшие ледяные сигареты. Теперь можно.

И Розовый озвучивает главный вопрос. Если остальные ушли — то где они? Уже пора. Стрелки делают круг за кругом, минутная догоняет секундную, а на месте только трое.

Те, кого не расстрелял Блондин.Может, по счастливой случайности, — ему помешали копы?И это надо легавых благодарить, что отвели беду — своим наскоком?Мистера Блондина и мистера Синего нет. А что если они, — Ларри показывает ладонями крылышки, — упорхнули вместе с бриллиантами, а мы тут для продажи?Звено первое выбрано. Дальше второе — сам Розовый.Оранжевый — лежит за стеной ржавым якорем. Ларри докурит сигарету и пойдет к нему. Проверять дыхание, пульс.

Потрясет за плечо: малыш, очнись.И тот проснется.

— Камушки у меня, — говорит Розовый. Смотрит пристально на Ларри, словно тоже считает в уме сложную задачку.

У Ларри отлегает от сердца. Значит, припрутся. Никуда не денутся. Им нужен волшебный саквояж.

— Силен. Мой мальчик, — он, рассмеявшись, хлопает рыжеватого по плечу. Розовый не Оранжевый — Ларри понимает через секунду, встретив насупленный настороженный взгляд.

— Где? — спрашивает низко, не меняя интонации.— Заныкал.

Поехали вместе. Заберем.

У Ларри сводит челюсти. Вдвоем? — нет. Ни за что. Он не оставит малыша. Нет, нет.Он подносит к губам фильтр тлеющей сигареты несколько раз. Не затягиваясь — лишь касаясь влажного теплого края.Блядь, надо было сразу из кармана зубочистку доставать — хоть бы разжевал ее зубами в лохмотья.

У нас уговор.

У меня Оранжевый.

Мы никуда отсюда не сдвинемся.

Похуй на стукача.

Не похуй на малыша.

Нет, нет.

Мы здесь.

Вместе.

Это значит — не в твою сторону перевес, Розовый.

Да, может, опоздавших убили, а может — что страшнее — их раскалывает полиция. И они докладывают, как миленькие, место сбора, какие пушки, кто забирал бриллианты…Ларри курит, глядя в зеркало.

Какой может быть уговор? — слушает смятение Розового. — Нас же предали! Как только поняли, что стукач — всё! Никого ждать нельзя! Нахуй все планы!..Да уж.Они могут сдать наше место!..Ларри педантично ссыпает столбик пепла от сигареты в раковину:— Видит Бог, я проклят нахуй, нет мне фарта.Розовый смотрит в немом вопросе. Такой же суеверный, как и Ларри, как и все в теме — интуиция, нюх, чутье на грядущую жопу.

И Ларри рассказывает. Должен был сразу, как только услышал про подставу, стукача — когда Розовый ворвался, как из рогатки, под крышу. Но он тогда был слишком занят, отвлекся. Ничего не дернуло нервом прошлого. Не то, что сейчас.