2. (2/2)

Попавшийся щеночек.Фредди попытался разобрать, что на табличке с данными. Разобрал и невольно поразился — между этими фотографиями тоже прошло десять лет.Он снова вгляделся — сравнивая, отмечая изменения.И когда Ларри Диммика через неделю арестуют, его новые следственные фотографии снова будут сделаны десять лет спустя.Вот же злая судьба.А за вооруженное ограбление, совершенное по групповому сговору с хищением в особо крупных размерах, как минимум — десятка.

И то, если повезет.Или если мистер Белый сдаст Джо Кэбота.Не сдаст, покачал головой Ньюэндайк.Попробует вывернуться за счет пятой поправки.Тогда, скорее всего, навесят на мистера Белого какую-нибудь ограбленную неизвестно кем бензоколонку и магазинчик с зеленью, и еще один, и еще… Свои десять лет Ларри Диммик все равно получит.Это будет справедливо.Конечно.Фредди закрыл альбом.

Ему внезапно стало очень тошно — как от раны. От ощущения собственного мяса, развороченного в фарш, и потери крови.Он ссутулился на стуле.

Ньюэндайк хотел возмездия — за Джонни Доленса, Лео Стивенса, Тони Конрада. За всех, кому неизвестный подонок разнес головы. И кого хоронили в закрытых гробах.Не за себя.Фредди просто хотел, чтобы тот ублюдок получил по заслугам.

По справедливости.Но Ларри Диммик тут был ни при чем.Он грабитель, а не бандит. Он профи, работает чисто. Предпочитает обходиться без крови и не уважает тех, кто готов вот так запросто устроить пальбу.Много ума для этого не надо, малыш. Я ткну в кого-то пушкой и заставлю плясать хаву нагилу. Я буду сильнее? Нихера, малыш.

Кто-то другой ходил в темноте — переступая через тела.С навинченным глушителем.

Убийца копов.Кто-то другой с той, самой темной стороны.И он все еще на свободе.В Лос-Анджелесе темнеет быстро.

Как обычно, Фредди крепко запирает двери.

Спит с пистолетом у подушки.

Таскает оружие с собой — как маньяк. И Ларри никогда не удивляется этому, словно понимает. Не смеется, не называет дешевыми понтами.

Он сроднился с оружием. Он читает комиксы, принимает душ и ссыт в унитаз, зная, что пистолет под рукой, — что он всегда может выстрелить не глядя.Он не выпустит оружие, даже умирая. Проще будет руку ему отрубить.Фредди убивает ночь — пока ночь не убила его.Пока не придет тот, кто проведет дулом по лицу — узнавая того, в кого не выстрелил.Недобитого легавого, который не успел признаться.Да, я коп.*Когда он позвонил мистеру Белому, шел двенадцатый час.— Можно приехать к тебе, — Фредди оборвал сам себя. Чуть не назвал по имени — Ларри. Легко легло на язык, легко легло на сердце. Мягкое настойчивое будоражащее имя.— Можно?На том конце провода мистер Белый почуял эту оборванность фразы, это отчаяние.— Можно.Без капли колебания.

— Ты пьян? — не упрек, а тревога.

— Ну, прибухнул немного.Вцепившись в трубку, Фредди вслушивался в интонации.

— Возьми такси, малыш, не садись за руль.

— Да, сэр.Ларри, кажется, усмехнулся. Если Фредди спалится и назовет его по имени, то не сумеет внятно объяснить, как это случилось. Сейчас он ничего не сумеет, кроме как назвать адрес, который продиктовал мистер Белый.— И будь поосторожнее. Ты мне нужен, помни об этом.

Он был малыш Оранжевый.

Он стоял на пороге самого обычного дома — одного из тысяч в Сан-Фернандо — и даже не думал, как и почему матерый преступник Ларри Диммик живет за белым заборчиком, как какой-нибудь банковский служащий или мелкий стоматолог.Малыш Оранжевый встряхнул челкой. Придержал в кармане бутылку со скотчем. ?Чаптер? за резинкой носка, теплый и тяжелый, молча, по-братски, поддерживал: не дрейфь. Все будет хорошо. Все будет.Мистер Белый открыл дверь.Щеголеватая рубашка поло. Светлые брюки.Почему он встречает меня без оружия, — чуть ли не с отчаянием думал Фредди. — Разве можно открывать дверь в такую ночь без оружия в руках? В любую ночь.Сам Ньюэндайк никого не пустит на свой порог. Никто не расстреляет его в упор, потому что он не готов.— Ты не в порядке, малыш.Оранжевый переступил порог — вышел из темной стороны на светлую.

С пустынной одинокой улицы — в дом, где его ждали.— Выпьешь со мной? — он похлопал по бутылке скотча в куртке. Ларри закрыл дверь на два замка, и Фредди это очень понравилось.Потом Ларри помог вытащить застрявшую бутылку, посмотрел на этикетку.— Это не молоко, — мягкая усмешка на жестких губах. Вспомнил про клуб, понял Фредди. ?Молоко, и подогреть!? — требовал тогда чокнутый паренек с историей про марихуановую засуху восемьдесят шестого. А сам-то, сам сидел с молочными усами, фартовый пушер.— Ну так и я не теленок, — Оранжевый дерзко вскинул подбородок. Они с мистером Белым — с Ларри, но не смей произносить имя — были одного роста.Но почему-то именно в этом момент малыш из Сакраменто ощутил себя именно что теленочком — пусть и в понтовой кожаной куртке и с пистолетом — ввалился в логово волка. Добродушного, но не доброго волка.— А я думал, что ты уже готов. Я открою дверь, а ты с порога упадешь мне в руки, — Ларри продолжал мягко дразнить.

— Ну, я готов, — малыш снова набычился, пряча взгляд под челкой. — Я выпил. И вот…Ларри демонстративно поднял презент, посмотрел на свет. Крышка отвинчена, чуть ли не зубами содрана. Горлышко прозрачное, плечи обнажены — скотч распробован в такси от души.Обычно Фредди не требовалось искать слова. Его малыш остер на язык, вывалит все, что думает. Сам насядет сверху, потребует, чтобы отвечали — искренне.Но сейчас малыш из Сакраменто мог только смотреть исподлобья, мучиться. И Фредди тоже не знал, что сказать. Они оба потерялись во тьме.Ларри все понял, обнял за плечи и повел.

Тяжелая бутылка скотча плескалась в руке.— Не могу же я называть тебя мистер Белый, — бормотал Фредди, сидя на кровати. Он все так же оставался в своей кожаной куртке и ботинках. Ларри налил скотч на два пальца в стаканы.Руки у него не дрожали, пока он держал тяжелую бутылку, но держался он слишком крепко.

И Фредди следил за его пальцами и думал: если он сожмет чуть сильнее, то сломает.

Не дави так, Ларри.

Мягче.

Я сейчас стеклянный в твоих руках.Он взял стакан, сделал глоток. Горло обожгло.

Мистер Белый стоял совсем рядом, и пряжка ремня маячила перед глазами.Не задумываясь о том, что делает, Фредди уткнулся лбом в эту пряжку. Железо приятно холодило кожу.Мистер Белый что-то сказал, Фредди даже не понял, что именно.Что-то очень нежное, судя по интонации.Фредди потерся лбом о пряжку и послушно поднял глаза, когда мистер Белый взял его за подбородок.— Как тебе больше нравится, малыш. Можешь попробовать угадать.— Как в сказке про великана? Угадываешь имя, и он тебя не съедает?— Ага, только здесь наоборот — съедает. Угадаешь имя, и я тебя оттрахаю так, что завтра встать с постели не сможешь.— Всю жизнь мечтал, — Фредди облизал сухие губы. От простой фразы мистера Белого у него встал. И это было заметно.

Хозяин дома усмехнулся. Забрал пустой стакан у Фредди, свой даже не пригубил.

Поставил рядом на пол — и снова навис над своим малышом.— Если Эл, значит, Элтон.Мистер Белый покачал головой и стащил с него куртку. Фредди не сопротивлялся. В сказке тоже приходилось чем-то жертвовать, чтобы продолжать игру.— Если Эл, значит, Элвис.

Мистер Белый покачал головой и стащил с него футболку. Ну и хорошо, Фредди было жарко. От паха жар разливался по животу, по груди, до самых плеч и шеи. Заливал красным лицо. Фредди горел.— Но в эту игру можно играть вдвоем, — тут же влез малыш. Безбашенный, пылающий от алкоголя. — Угадай, сколько мужиков я уже оттрахал, или раздевайся.— Не бери меня на понты, малыш, — мистер Белый был ласков. Опасно ласков. Словно дулом пистолета по лицу водил. — Один точно есть.— Я что тебе, школьный ботан, — язык у малыша начал заплетаться, но он старался держать бодро. — Бери в-выше!Мистер Белый поднял удивленно бровь, но снял свою футболку. Загорелый, не то что бледный Фредди.— Если Эл, значит, Леджер.Мистер Белый покачал головой и присел на корточки, стягивая с него ботинки. Пистолет беззащитно выпирал под носком, как стояк.— Двое? — Мистер Белый смотрел снизу вверх, в голосе звучало сомнение.

— Ха! — выразительно выдохнул малыш.Мистер Белый встал, уперев руки в боки. Явно собирался запротестовать. Да ладно, парень, не заливай, откуда в Сакраменто, в городе баптистов и домоседов, старая добрая педерастия?Но Оранжевый так вызывающе топорщился, что мистер Белый сбросил домашние туфли и остался босой.Леонард. Ламберт. Ланселот. Логан.Фредди остался без ботинок, носков и пистолета.Трое?Мистер Белый звякнул пряжкой ремня и вытянул пояс. С видом: буду сражаться за свои штаны до последнего.Лукас. Льюис. Лестер.Фредди тоже остался без ремня. А еще без брюк. Без трусов.Потому что на цифре ?четыре? он сдался, и мистер Белый победно подтянул свои штаны повыше.И вот когда он полулежал совсем голый, с раздвинутыми коленями, потому что мистер Белый стащил с него трусы, и предложить больше нечего, малыш Оранжевый отчаянно выкрикнул:— Лоуренс!

Мистер Белый, который аккуратно вешал на стул свои и его вещи, одобрительно оглянулся:— Можно просто Ларри.— Да!! — Фредди вскочил победителем на постели. Выкинул руку со сжатым кулаком вверх! Запрыгал на кровати, и стоящий торчком член радостно запрыгал вместе с ним.А потом — Фредди рванул с нее, сиганул на Ларри с разбегу.

Ларри перехватил его и резко повалил обратно. Он был плотный, тяжелый. И то, что они одного роста, не помогало. Фредди по сравнению с ним слишком тощий, да и слишком пьяный, чтобы толком сопротивляться.

— Так ты у нас очень бойкий, малыш? — прохрипел Белый злым чужим голосом. — Весь из себя опытный? Уже четырех мужиков обслужил? Тебя можно не жалеть?Белый ломал Оранжевого варварски. Завалил на живот, скрутил руки за спиной. Больно! Рвал зубами плечи и шею, как у добычи, и выворачивал кисти еще сильнее.Фредди невольно вскрикнул. Он всегда плохо переносил боль, и алкоголь, сука, только обострял ощущения, вместо того, чтобы гасить.

А Белый навалился всем весом — взведенный и злой. Его обтянутый ширинкой стояк упирался в голую задницу Оранжевого. Готовый порвать все сверху донизу.

Блядь, почти трезво подумал Фредди, допрыгался. Доскакался.Он же меня сейчас без смазки выебет, по своим, по зэковским понятиям. Поймал молоденького петушка. И от души потрошит.Обещал же.— Ларри, — прохрипел Фредди низко и глухо. Потому что горло перехватило. Не только от страха, но и от внезапной взметнувшейся ярости. — Ларри…Бить не мог. Малыш не знает рукопашки, так что максимум — лягнуть Белого пяткой, куда дотянется, вывернуться и сигануть в окно; и плевать, что нагишом.Твою мать, твою мать!..Ларри Диммик над ним резко очнулся. Тихо взвыл ему в мокрый загривок. Кажется, это имя, произнесенное малышом, привело его в чувство — и в то же время снесло крышу по полной.Он перестал кусаться. Укусы перешли в поцелуи — в шею, плечи и спину. В виноватое вылизывание языком. Фредди, мокрый и напряженный, не верил.

Но Ларри уже скатился вниз, перевернул его на спину и взял член в рот.

Так быстро и неожиданно, что Фредди только моргнуть успел.Раз, и ему сосут. Преданно и нежно.

Фредди лежал, осознавая.Сначала Ларри взял в рот только головку, но зато ласкал ее со всем старанием. Двигал головой, гладил малыша по бедрам, мял его задницу.Потом опустился ртом на член глубже. И Фредди почти взвыл от одного предвкушения. И чтобы не орать, схватился за подушку обеими руками, вцепился в нее зубами.Ларри продолжал — упрямо, настойчиво. Он брал член Фредди настолько глубоко, что дух захватывало. И Фредди казалось, что он упирается не только в нёбо, но доходит до самого горла. От этого ощущения глаза почти закатывались. И Фредди вскидывал бедра, раскидывая широко колени, — настолько было остро и горячо. Цеплялся пальцами за волосы Ларри. И соскальзывал — по мокрым от усердия темным прядям.И когда малыш уже исстонался, дойдя до исступления, Ларри оставил его член и принялся вылизывать пах. Язык у него был, как у кота, — горячий и шершавый. Это было щекотно и неловко. Фредди забулькал под подушкой, нетерпеливо поерзал задницей.

Ларри помучал его еще немного.Потом взял в кулак член Фредди, обвел большим пальцем головку. Фредди облегченно выдохнул — это было хорошо.

А потом снова стало так, хоть всю подушку сожри, — Ларри коснулся кончиком языка его мошонки.— Не-е-ет! — взвыл Фредди. Это… это слишком.

Его никогда не били током по яйцам. Наверное, ощущения сродни — но намного круче. Тебя в одно мгновение пронзает, и ты как будто умираешь.

— Да-а-а! — тут же захрипел он в судорогах.Наверно, Фредди бы кончил, но Ларри ему просто не дал.

Крепко держал за горячий, со вздувшимися венами, хер и продолжал вылизывать его яйца — жарким широким движением.Фредди почти плакал.Фредди почти охрип.И он хотел, чтобы его уже наконец выебали.— Ларри! — он ударил Белого подушкой по спине. — Ларри! Не могу я так больше!! Выеби меня уже наконец!!Ларри поднял глаза. Подушка упала на пол.Он встал, подхватив стакан с пола, сделал глоток. Его глаза смеялись, пока Фредди трясся на постели, изображая, как именно его надо ебать.— Вот так!! Вот именно так, Ларри!Имя действовало сильнее удара хлыста. Ларри вздрогнул.

— Можно я хотя бы крем возьму, — взмолился он. И малыш торопливо кивнул длинной растрепанной челкой.Ему казалось, что он сошел с ума. Или точно сойдет — если его сейчас не выебут. Умрет на месте!Он точно не смог бы посчитать, как давно трахался с кем-то в последний раз. Может, с кем-то в учебке по пьяни уже здесь, в Лос-Анджелесе, но он правда сейчас не мог вспомнить. Да и не хотел.

Его вело по полному крышесносу. Он крутил задницей перед Ларри, пока тот, сидя перед ним на коленях, закинув его бедра на свои, осторожно и нежно смазывал, водил бережным пальцем вокруг сфинктера и растерянно бормотал:— Точно четверо, малыш? Уж больно ты маленький.— Так это я их трахал, а не они меня, — шипел малыш, стараясь насадиться на этот чертов палец, на кулак, на всю руку. Как он боялся боли — как он ждал ее!Он никого не хотел с тех пор, как… Он, наконец, вспомнил, вздрогнул и не успел дернуться, как Ларри накрыл его собой. Обнял, навалился, не давая вырваться.

Фредди запрокинул голову, стараясь расслабиться. Он ведь хотел этого.Хотел и хочет.Ларри ввел только головку, но Фредди казалось, что достал до самых гланд. Он беззвучно заорал — захрипел куда-то в висок Ларри. Крик был долгим — так казалось Фредди — или же всего несколько секунд. Ларри не слышал его, целуя брови, веки, ресницы своего малыша. И медленно двигаясь.Потом стало просто неудобно, и Фредди вцепился пальцами в спину Ларри, безжалостно щипая ее. А потом Фредди, кажется, расслабился. Почти расслабился.Штырь в его заднице требовал, чтобы Фредди двигался. Голос Ларри в его ушах просил, чтобы Фредди двигался. А внутри стало уже горячо — и хорошо.И Фредди выгнулся, прижимаясь к человеку над ним, и задвигался — вскрикивая в такт.

— Что там у тебя… под подушкой? — сонно пробормотал Фредди, пытаясь устроиться поудобнее. Он лежал весь мокрый, от собственного пота и спермы, от пота и спермы Ларри. И совсем не хотел шевелиться.— Эль фоксо, — хрипло засмеялся Ларри. Похоже, он тоже сорвал голос. Пошарив в изголовье, он достал длиннохвостого любопытного лисенка.Он действительно спал с ним, как и обещал.— Давай сюда, — Фредди подгреб лисенка, обнял, чтобы не сбежал. И снова замер, слишком утомленный говорить, даже шептать. А уж тем более бежать под душ отмываться.

Нахер.Он был слишком вымотан. Он был слишком легкий, чтобы двигаться.Он был расслаблен и доволен.Вытрахан до донышка, как и обещал Ларри.И теперь только осталось уснуть — потным, липким, грязным.

Бесконечно счастливым.Ларри спать не хотел. Он, все такой же жаркий и неутомимый, обнимал малыша сзади. Водил носом по его затылку, вдыхая запах потных волос. Целовал плечи с кровоподтеками, проступившими от собственных недавних укусов. Гладил по влажным бедрам, заползал ладонью на пах Фредди, накрывал горстью.

И старался затихнуть.Хватало его буквально на несколько минут.Потом он снова начинал наглаживать, тереться, прижиматься всем телом — мешая Фредди уснуть.Счастье делало его беспокойным.Ему было мало. Не секса — он никак не мог насытиться: запахом, ощущением, дыханием.

Он хотел видеть, как его малыш запрокидывает голову и стонет — высоко и жалобно, почти скулит. Он бы хотел прижиматься щекой к его животу — чувствуя вкус его спермы на своих губах. Он хотел бы сжимать его в своих руках — пока полностью не впитал бы под кожу.— Малыш, я по тебе опять соскучился, — прошептал он в горячий неподвижный затылок.

Но Фредди уже спал.*Проблем у Ньюэндайка не было.В Академии их, несколько сотен молодых резвых кабанов, беспощадно гоняли, формировали мышцы, сдирали сухую юную гражданскую щетинку, дубили кожу, заостряли клыки.Короче, наставники, как и обещали, имели их как хотели.И Фредди в принципе знал, на что шел — месяцы порева насухо и без взаимного удовлетворения.Иногда можно подрочить вечером в душе — если повезет, и ты будешь один.Он не принял во внимание, что их тут три сотни, и каждый с членом наперевес. Здесь они заперты — наедине друг с другом.Во всяком случае, так все объяснял неунывающий сосед по комнате. Этот парень, по прозвищу ?Вертолет?, знал все и про всех. Он уверял, что половина курсантов здесь дрочат друг другу только так, половина из этой половины классно сосут, и еще половина от половины дадут в жопу. Никто об этом вслух не кричит. Но они делают это.И ты всех перепробовал? — спрашивал Фредди, не отвлекаясь от учебника по криминалистике. Он уже не спрашивал: откуда знаешь? Привык.Вертолет смешно махал лопастями.Это нормально, — говорил он, — всем надо снимать напряжение. От того, что пару раз отдрочишь другу, Фредди Меркьюри не станешь. А жаль!Вертолет не собирался всерьез быть полицейским, он хотел стать актером. Для этого по выходным мотылялся в Лос-Анджелес, проходил пробы, получал отказ и снова возвращался на лекции. Но теперь у него появилась цель — получить звание и рвануть в Эл-Эй. Осесть там в ?ЛАПД? — ?Фредди, самый крутой в Штатах, у них свои вертолеты для патрульных, Фредди!..? — вылавливать удачные кастинги, уже не подстраиваясь под выходные дни и не пропуская перспективные пробы посреди недели. И конечно же, поймать свою звезду.

В худшем случае, — не сомневался Фрэнки-Вертолет, — остановить за превышение скорости Полански. Или Скорсезе. И вместо штрафа слупить с него пробу.Он мечтательно закатывал глаза, валяясь на узкой курсантской кровати.Фредди переворачивал следующий лист учебника.

С соседом ему повезло. Хотя многие считали, что нет. Ну, каково жить в одной комнате, на кроватях через две вытянутые руки друг от друга, — с ?таким?? Фредди только потом узнал, что Фрэнки-Вертолет имел репутацию.Но Ньюэндайку было все равно и тогда, и вначале.Он получил соседа, высокого, статного, красивого парня, и на этом знакомство с ним закончил. Вежливо попросил, чтобы тот, если приходит поздно, не включал верхний свет, всегда смывал за собой в туалете, никогда не трогал половину Фредди — где лежат его учебники, конспекты, на стену повешен постер и на стуле висит одежда. А большего и не требовалось.

Вертолет потом признался, что, блин, вначале стремался соседа. Думал, что у новичка ОКР или он какой-нибудь высокофункциональный ?человек дождя?. И будут проблемы.Фредди удивился. Проблем не было. Они неплохо поладили и друг другу не мешали.

И тогда он узнал, что тоже слывет немного странным. Не любит пить, кутить, не вливается в компании. Учится, много читает, не умеет клеить девчонок, когда студенты, дунув для веселья, отправлялись на вечерний рейд — зацепить телочек из ближайших колледжей.

И не заучка, не ботаник, но… человек в себе. Не командной работы.

А это было огромным, вопиющим недостатком. И у ребят, которые перепроходили учебку для повышения квалификации, и у будущих копов понятия ?напарник?, ?братство?, ?каста? — несущий гвоздь, на который вешается картина мира.

Фредди вываливался.

Он и не замечал. Он всегда жил очень сильной внутренней напряженной жизнью и не замечал внешней. Не искал дружбы, не поддерживал полезные контакты. Люди отваливались — а он и не вспоминал, что стало на кого-то меньше.Наверное, он действительно был немного неформатный — спокойный, закрытый. Никуда не ходит, выпивка и бабы не прельщают.В баре посидит, не откажется. С парнями пивко разопьет, не проблема. Девчонкам текилу проставит. Но… не горело в нем. Что именно — затруднялись ответить.Человеку интересно с людьми, их историями, характерами — но компания вокруг него не складывалась, и сам он почему-то не вписывался в компанию.

Сосед думал, что он намается со странным новичком, будет наблюдать, как тот раскачивается и считает спички, рассыпанные по полу, дергаться от его занудства.А в итоге расцвел рядом с Фредди и записал в свои закадычные кореша.Фредди был не против. Взрывной буйный итальянский характер Фрэнки Ферчетти ему не мешал. Они договорились на берегу и уважали границы друг друга.

Когда Вертолет начал ему рассказывать про свои некоторые похождения, Фредди заинтересовался — он не думал, что такое бывает, в голову не приходило. Но не больше — на остальное пожал плечами: ну и что.Фрэнки-Вертолету это понравилось, зацепило. Он не ожидал.

Сам Фредди был поздним — ребенком, хотя отца потерял рано и помнил смутно. Подростком — пока одноклассники свистели вслед девчонкам, не видел, в чем их сакральная привлекательность. Созрел тоже поздно — щетина и ночные поллюции появились к началу университета.

Его не томили эротические сны, и не щемило яйца от недотраха. Он слыл очень спокойным парнем — и если в чем-то и опередил сверстников, то в том, что стал ранней сиротой. Поступал на юридический один, и вся семья у него была — он сам.

Вертолет налетал сверху, кружил вокруг Фредди и наворачивал петли. Следил со всех ракурсов. Наседал. Настойчиво гудел в уши. И дело было вовсе не в том, что так заботился о профессиональных качествах новичка. А просто Фредди ему нравился. Вертолет к нему подкатывал, подлетал.Как к стеклянной банке, на которую еще не налепили этикетку: для горчицы она или для джема.

— Знаешь, что они творят?! — Вертолет перекатывался на живот и смешно болтал ногами в воздухе над задницей. — Я был в массовке на съемках ?Лос-анджелесской истории?, а потом нас запустили на афтерпати, ладно-ладно, это я просочился, сам знаешь, надо выбиваться из массовки, запоминаться! И блин, да эти актеры так жахаются, травка у них сorriente, штатно... Вот увидишь, не пройдет и десяти лет, как травку в Эл-Эй легализуют. Они курят, они трахаются, они расслабляются без женщин. Никто об этом вслух не кричит. Но они все делают это.Подбирался поближе, интересовался:— А ты делал — это?Фредди не притворялся. Нет, и не хочется.— Но ты же дрочишь?Кивок.— И кого-то представляешь?Фредди задумывался. Объяснить было сложно. Иногда накатывало волной — при сильных переживаниях, впечатлениях. И он купался в эмоциях, кончал от них. Но представить кого-то конкретного…Он пожимал плечами.— И не целовался ни с кем? — Вертолет воодушевлялся. — Давай научу! Девочки друг с другом постоянно делают это. Поверь. Они хотят впечатлить мальчиков и тренируются. Я могу помочь. Никакой разницы, поверь. Сделаем?Фредди снова пожимал плечами. Он и вправду не видел разницы. Он быстро думал, хорошо соображал, проживал целые приключения в книгах, но до плотского, мясного — все еще зрел.

— Может, у тебя не стоит? — шептал Фрэнки, когда они нацеловывались до опухших губ. И с изумлением констатировал: — Да нет, брат, хороший у тебя, крепкий… Может, тебе только одна принцесса нравится?.. Да нет, меня классно гладишь!.. Может, ты все-таки по мальчикам, ну бля!.. Хочешь больше? У тебя есть стояк на мои кубики? Или на нашего охуительного сержанта?

Фредди уже не пожимал плечами.От Вертолета он неумолимо теплел. Согревался, накачивался его волной, желанием, страстью.Потому что получал эмоциональную подзарядку и от нее оживал.Так работало. Если свет, направленный на него, уходил, возвращался в сумеречное, спокойное, нейтральное состояние. Без зова плоти и гудения в башке. Высыхал, как губка, из которой выжали всю влагу. Становился жестким, прохладным. Окуни в ледяную воду — всю вберет и ответит тем же. Окуни в кипяток — распарится, раскроется, станет пористым и жадным.

Эмоции. Если в эту розетку не втыкался штепсель — то тело не включалось. Морозное, твердое, никакие ласки не помогут.Фредди так и не понял в свои двадцать один, как люди могут ходить с тяжелым стояком на подгибающихся ногах или течь ниагарой в трусики, не зная человека, не зацепившись за него крючками, не пережив в голове сокрушающее цунами. Соглашаться на одноразовый секс, раздвигать ноги и извиваться от страсти.

Может, затык таился именно в его голове. Ум контролировал тело.А может, дело было в чем-то другом. Ему нужен был свет.Яркий, горячий, направленный только на него. Сродни одержимости, азарту, океану любви. Или хотя бы лейке, опрокинутой теплым летним дождем над поздним зимним бутоном. И тогда — Фредди раскрывался и цвел. Как обычный нормальный человек. Сколько в него впитывалось — столько и выжималось, ни каплей меньше.Сколько он получал любви — отвечал тем же. Восторгом, упоением, страстью, радостью.

— Ньюэндайк, ты как банковский вклад, — восторженно изучал его Вертолет. — Если в тебя вложиться до последнего цента, то ты вернешь солидные проценты!..Он умолкал и задумывался, вспоминая пересуды.— Что тебе дал, то и получил. Только в квадрате.Они сидели на полу, бок о бок, подогнув ноги и прижавшись коленом к колену.— Думаешь, я как зеркало?— Ага! Увеличивающее. В тебе видят красавчика — ты видишь красавца. К тебе относятся холодно — ты той же монетой. А никому не приятно смотреть на… ну, получать ответку на… ой, Фредди, знаешь, что скажу? У тебя идеальная залупа на актера. Ты как хамелеон! Берешь и принимаешь чужой цвет! Тебе цены не будет в Лос-Анджелесе! Поехали?

Фредди смеялся, зараженный его энтузиазмом и задором.

— Нет, — качал головой. — Я людей хорошо понимаю, но не хочу их изображать. Я хочу быть копом. Таким, который, блин, понимает, видит, а не мимо пройдет.

— А я тебе нравлюсь? — не отставал Вертолет. Приятель, друг, компаньон — давно вышел из разряда соседа по комнате.Фредди кивал. Он не умел врать.В нем закручивались завязи и зрели тяжелые, закрытые пока бутоны.

Чем больше Ньюэндайк дружил с Ферчетти, тем больше тот ему нравился.

Однажды Вертолет исчез на две недели. Добился своего и устроился на практику в патрульные Лос-Анджелеса. Туда охотно брали стажеров из штата — рук не хватало, а стоят дешево.Фредди отжимался, потея и роняя капли пота в желтый песок, не уступал в спаррингах, бегал кроссы — молодых, раздавшихся в мышцах, кабанов не жалели теперь еще больше, проверяя на выносливость, силу, реакцию. А потом возвращался в комнату, падал на кровать и чувствовал себя неуютно и… одиноко. Не хватало рядом человека, который светил как лампочка сто двадцать вольт в тусклом и спокойном мире Фредди.

Он скучал. И неожиданно — сильно. До странных суматошных снов.Зимнее спокойное тело стало весенним, живым. И просыпаясь, Фредди первым делом стаскивал с себя заляпанные трусы, роняя под койку.

Вертолет вернулся — сияя начищенным долларом.— Знаешь, кого я стопарнул?! — выпалил первым делом. — Не поверишь!— Полански? — улыбаясь до ушей, предположил Фредди.— Ха! Далтона!— Тимоти Далтона?— Ха! Бери выше! Рика! Представляешь?! Самого Рика Далтона!

И Фрэнки-Вертолет пошел жестикулировать, как истый сын Италии, размахивая смуглыми кистями и блестя оливковым румянцем.

Рик Далтон. Знаменитый актер, звезда всех блокбастеров, величина ого-го! Ты же его знаешь! Помнишь! Он не Полански, но лучший его друг! Они закорешились после того, как этот мужик замочил хиппи в своем доме! Огнеметом сжег, представляешь?! Вот это ковбой!..

— Я его остановил, узнал и попросил автограф! — Вертолет полез в рюкзак и вытащил штрафную квитанцию. На ней, поперек строгих протокольных строчек, было выведено: ?В память о встрече однажды в Голливуде!? — и размашистая подпись.

Вертолет засверкал рождественской гирляндой.

Он спросил, не тот самый ли это Далтон, о боже! А тот устало ответил, что да-да, конечно, вы видели меня на афишах всех кинотеатров Эл-Эй, офицер. А Вертолет сказал, что нет, нет, сэр! Я вас еще раньше знаю! Вы снимались в спагетти-вестернах! И были звездой сериала ?Закон Баунти?! Я взахлеб смотрел!..У Рика Далтона тогда потеплели глаза, и он улыбнулся совсем иначе.— Как будто мы вдвоем один косяк забили! — разглагольствовал Фрэнки, вращаясь по периметру комнаты. А Фредди следил за ним, как за солнцем, вернувшимся к земле.

— И сам сказал, что хочет оставить добрую память! — неистовствовал Фрэнки. — А у меня блокнота нет! И ничего нет! Только наручники и дубинка! Ну я ему и протянул квитанции!— Это же официальные бланки.Вертолет легкомысленно отмахнулся:— Да я выплатил потом за испорченный лист.— И сколько стоит Рик Далтон? — заинтересовался практичный Фредди.— Он бесценен, — закатил глаза Вертолет.

А видел бы, — продолжал он, — ты его водителя! Такой, знаешь!.. — шумно втянул ноздрями, словно вдыхая пленительный аромат горячего бургера на гриле. — Я его тоже признал! Он его дублер по жизни! И жгучий перец, руки, бля! Торс! Кубики под майкой! Выглядит прям на полтос! В свои восемьдесят! Да чтоб я так!..Фредди кивал и улыбался.Землю, схваченную двухнедельной засухой, не касался теплый ласковый дождь, и свет в небе сиял далеким неведомым ему звездам, а не колючему сухому ростку.Его брало инеем, как чешуей, — он остывал стремительно. Он радовался чужому счастью, но не умел пускать солнечные зайчики, оставаясь один.Вертолет налетался и рухнул рядом.— Ты тренировался с кем-нибудь целоваться, пока меня не было?— Нет.— А дрочил хоть?— Да. — Фредди не стал отнекиваться, стесняться. — На тебя.От Вертолета шибануло горячей волной — и Фредди сразу стало жарко.

Все случилось довольно обыденно. Но это был хороший секс, и Фредди понравилось. И они повторили. Снова и снова. Пока секс не стал крышесносным. Никто из них не назвал бы это отношениями, но они с удовольствием заваливались в одну койку. И Фредди многому научился;не научился только одному — бояться и стыдиться.Нормально, штатно, сorriente.Ласкать того, кто нравится, принимать от него ласку, горячие губы, блудливые руки. Трогать, изучать, хватать за бедра и локти. Распускаться и открываться навстречу — как под теплым ливнем.Или — брать довольного, разморенного, с расставленными коленями, слушая сиплые инструкции на выдохе: Ньюэндайк, куда ты шпилишь, ищи в моей жопе Клондайк, бля!..Ему нравилось — безумно — все. Его бутоны наконец дозрели и лопнули. Открывая для Фредди его тело, чувствительность, отзывчивость.И он быстро учился понимать и схватывать ощущения человека над ним, под ним. Отдавался и брал.И был счастлив.

С момента, когда похоронил на кладбище последнего Ньюэндайка, — закончил школу, поступил в университет, получил диплом и отправился в учебку, чтобы стать настоящим вышколенным профессиональным копом — ощутил себя дома. Любимым и расцветшим под светом.Белый подснежник, выпрямившийся и распахнувшийся — в оранжевый подсолнух.Вертолет не только в этом помогал Фредди расслабиться.— Слушай, однажды ты все равно попробуешь, что ты за полицейский, если не знаешь, как пахнет ганджубас, или не отличишь на вкус чистый кокс от смеси с сахаром или стиральным порошком?! Да тут на выпускном наши друг друга тазерами жарят по священной традиции, это нормально!Штатно.Corriente.

— Мы же будущие детективы, Фредди, тебя могут заслать к бандитам, нет, не к мексам, ты слишком белый для этого и слишком культурный. Это меня… Ладно, к белым культурным наркошам. Или в гей-клуб к мафии, и ты везде должен будешь сойти за своего… Они тоже могут тазерами отжарить, и в наручники заковать, и к стояку приковать, сorriente.И Фредди соглашался. Да, сorriente, надо быть готовым.На травке его несло, и вокруг закручивались лопасти.Жахались они тогда особенно горячо. Даже не доходя до комнаты, запершись в туалете, под громкие ритмы общей курсантской вечеринки.Фредди не боялся и не стеснялся. Даже когда очухивался. Не разглагольствовал, конечно, налево и направо, с кем он, что он, но не испытывал мук совести. Ему нравилось, он нравился, все штатно, сorriente.Кокс он попробовал раз в жизни — и завязал сразу, железно. Так плохо ему никогда не было. Много энергии, торчишь, как анди на батарейках из ?Бегущего по лезвию?, но со всех углов наползают ужас, мрак, и темны воды твоей души.Но теперь мог легко опознать разницу между мелко смолотой подделкой и настоящим порошком.

Вертолет рано покинул Академию — учился по сокращенной программе для патрульных, уже был действующим полицейским, шел на повышение, целился в Эл-Эй.Они расстались добрыми друзьями, закадычными приятелями.

Вертолет звал покорять Голливуд. И придирчиво подбирал себе творческий псевдоним.— Нужно красивое имя, и окончание, как у знаменитых итальянцев, лучше всего на ?о?. Марлон БрандО, Аль ПачинО. В крайнем случае, сойдет и какой-нибудь ТарантинО. А? Ну как?— Разве такая фамилия бывает? — с сомнением спрашивал Фредди на последнее. — Тарахтелка, а не фамилия!..— Ладно! — Вертолет начинал кружить по комнате, сосредоточенно перебирая руками невидимые слова. — А ГриллО? А? Ну как? Фрэнк Грилло! Закачаться!— Гриль для цыпленка, что ли? — хмыкал Фредди.Вертолет не обижался.— Ньюэндайк, ты, блин, голландский тюльпанчик в почве Америки. Ты в каком поколении тут укоренился?Фредди никогда не отвечал про свою семью. А Вертолет не настаивал.— О`кей, молочный сыр, ну, а я тут всего лишь второе. Мои родители до сих пор еле говорят по-английски. А я — должен прославить традицию, — он делал большие темные глаза, — римлян, завоевавших полмира!Он был очень красивым.

И потом — у Фредди были красивые парни. И ни один не прилипал к нему из жалости. Сами клеились, зажигались, хотели распробовать спокойного и равнодушного к флирту и ухаживаниям.Фредди зимовал. А потом разгорался. Когда на него обрушивались — интерес, рвение, азарт.Он сам становился рогаткой, которая бодро выстреливает в чужое окно, разбивая стекла.

Стекла падали и звенели. И Фредди звенел, как струна под смычком. Пел. И умел настраивать чужие тональности, тиская за бедра и опрокидывая под себя.Он не научился — бояться и стыдиться. И его никто не научил. Что между тем, чтобы самозабвенно отдаваться кому-то или упоенно брать кого-то — есть разница. Большая.Он был, он цвел. А потом снова уходил в спокойное состояние, без надрыва и боли. Впадал в спячку.

Но только одно горело в нем неизменно, как полярный день, без рассвета и заката.Ему хотелось делать дело — честное, правильное, нужное дело.

*Ларри изучал его — глазами, руками, губами.Внимательно, как карту неразграбленной сокровищницы.Бережно, как отбитые большой кровью богатства.Утром они начали нежничать еще в душе — Ларри начал. Не дал Фредди вымыться в одиночку, влез к нему под струи воды и долго водил мочалкой по его телу. Мягко окутывал пеной, никаких жестких, как для себя, растираний до покрасневшей кожи — намывал, словно девушку, определил для себя Фредди.

У Ларри привычки мужчины, который долго жил с женщиной — любимой женщиной.Забрать под свою руку, замкнуть в своем пространстве. И не выпускать за пределы круга, очерченного белым мелом.Ох, кто-то однажды сбежал от него, нарушив границы, стерев меловой круг узкой пяткой.Малышу Оранжевому бежать было незачем. Ладони скользили по кафелю, пока он подставлял спину, грудь, бока.

Стекла душевой запотели до плотного тумана.

А Ларри намывал его — для себя. Делая мягким, морщинистым от воды, податливым, горячим.А потом снова ебал Фредди на залитой солнцем постели. Неторопливо, с оттяжкой.

Натягивая на себя за поджарые бедра.Заставляя вскрикивать на каждом толчке — хриплым сорванным голосом.И кончая ему на спину, пока тот вытягивался в блаженной судороге — снова искусав, исслюнявив подушку.Снова в душ Ларри его не отпустил, обтер простыней, служившей вместо одеяла в такую жару, бросил ее на пол и подгреб своего малыша к себе.Фредди клонило в дрему, он чувствовал себя мужем в женатой паре: кончить, отвернуться и уснуть. А на Ларри, наоборот, нападал стих: нежничать, разговаривать, гладить, целовать. Фредди уже понял — и смирился. Мистер Белый в бывшем похоронном доме использовал любой повод, чтобы дотронуться до малыша Оранжевого. Заполучив себе, Ларри теперь будет любить его ладонями неустанно.Совсем мой, со мной, подо мной, при мне.— Твоя жена, я так понимаю, волноваться не будет, — чуть насмешливо проурчал он, водя носом по шее Фредди. Вдыхая его запахи, его сладкую усталость.— Какая же… — Фредди сбился. А Ларри удовлетворенно фыркнул ему в ухо. Он так и думал. Обручальное кольцо — фальшивка, подделка, лжесвидетельство. У малыша Оранжевого много баек, но ни в одной из них не рассказывается про его дражайшую женушку.И это мистера Белого более чем устраивало.Фредди не вздрогнул — но только потому что был слишком расслаблен. Он поднял левую руку, взглянул на безымянный. Да, вчера он так спешил, что забыл надеть обручальное кольцо — оковы, запиравшие Фредди, выпускавшие на волю Оранжевого.Плохо. Или не очень.Фредди сам изобрел этот способ. Он надевал кольцо — обручальное, исцарапанное — как бронежилет. Замыкал себя золотым ободком, разделял две жизни — свою и малыша из Сакраменто. Заслонял щитом мысли, которые должны удержаться за границей, не оставлять следы, не выдать себя даже запахом.Фредди снимал кольцо — и возвращался к себе, офицеру Ньюэндайку, человеку, который стер себя под прикрытием.Фредди натягивал кольцо на палец — и малыш из Сакраменто зубоскалил и золотился челкой во всех барах, трепло и обормот.В последнее время кольцо получило новый груз, новую жизнь — Оранжевого.Фредди снимал и надевал его, как пальчиковую марионетку в кукольном театре.Должен был.Но с некоторых пор рука словно все время находилась в закрытой перчатке. Кольцо, конечно, держало чужой вес своими потертыми сколами и царапинами. Но Фредди почему-то почти не ощущал разницы между обнаженным или же окованным пальцем, между холодным апельсиновым соком и подогретым молоком.

И он забылся. Перепутал. Пришел без кольца.Он был сейчас совсем нагой и беззащитный перед Ларри Диммиком — он, настоящий Фредди Ньюэндайк, не огражденный никакой легендой, никаким щитом.

Голый, открытый, прозрачный до донышка.Но Ларри Диммик не знал никакого Фредди Ньюэндайка.Сегодня ночью он спал с малышом из Сакраменто. И с Оранжевым делил золотое утро.Ларри снова и снова целовал едва заметные стежки над правой бровью Фредди, оставшиеся после злополучных осколков стекла. Облизывал его шею и плечи, заставляя крепче обнимать себя ногами за бедра. И когда провел пальцами по ключице до предплечья, то осторожно обвел и шрам.

Очень характерный. Ни с чем не спутаешь.— Сорок пятый калибр, — Ларри не спрашивал, он знал. Сочувственно покачал головой. — Не повезло тебе, малыш, здорово досталось.

Он отлично знал, как выглядят шрамы после пули сорок пятого калибра. Круглый ожог с острым ?носиком?. И даже не нужно приподнимать руку, чтобы проверить — рубец, оставшийся от выхода пули, больше и страшнее.Фредди пробило навылет — и хорошо, что лишь раз. Входя в тело узким ?клювиком?, сорок пятый выдирал после себя ломоть мяса.Впрочем, Ларри на этот рубец уже насмотрелся сегодня, когда поставил Оранжевого раком.— Херня, — отважно ответил малыш. — Подумаешь, зацепило.

Ларри ласково погладил его по лицу. Провел по лбу, по брови, мазнул по щеке.

Фредди судорожно вздохнул — из-за всего этого, из-за того, как Ларри понимающе смотрел на шрам, как он скользнул пальцем, словно дулом, по коже, ровно тем же движением — на мгновение тошнота подступила к горлу.Как тогда, когда глупый Ньюэндайк истекал кровью и стискивал зубы — молчи, только бы не орать. А пулевые осколки перемалывали мясо в фарш.Ларри заметил.Напрягся.Лицо у него изменилось. Из нежного, встревоженного застыло маской.

Глаза — щелочки; вокруг рта залегли жесткие глубокие складки.Фредди тоже замер.

Что не так? Он себя чем-то выдал?— Если ты знаешь этого легавого, — процедил Ларри, — эту суку, которая стреляла в тебя, скажи. Я его прикончу. Богом клянусь. Я в него всю обойму сорок пятого выпущу. Он сдохнет в муках.На мгновение Фредди потерял дар речи. А потом сообразил.Ну да, правильно, о чем еще может подумать мистер Белый — вор, который живет от преступления к преступлению? В другого вора мог стрелять только коп. Сорок пятый — популярный калибр. В Сакраменто легавые — копы, поправляет себя Фредди — тоже любят сорок пятый.— Да не знаю я, кто это был, — малыш ошарашен.

Раньше никто не говорил: ?Я прикончу тех, кто хочет тебя обидеть, клянусь! Я их прикончу?.

И это было приятно. Кому-то не все равно, что произошло с этим парнем, не все равно — на его боль и страдания.И Фредди в эту минуту очень хорошо понимал малыша.В больнице никто его не навещал, единственного выжившего с той вечеринки — бойни — кладбища.И в участке — отводили глаза. Чужой. Не подох — вместо того хорошего парня. Джонни Доленса. Лео Стивенса. Тони Конрада.

Ньюэндайк — не свой.И в Эл-Эй отправили с облегчением. Как проклятье, которое наконец покинуло дом.— Забей, Ларри, просто забей. Мне тогда не повезло. Или, — он обнажил свои острые белые клыки, — повезло больше, чем я думаю.Самое время — начать сентиментально целоваться. И малыш обнял Ларри за шею и целовал в жесткий уголок рта, и ласкал губы, пока белая маска не треснула и не осыпалась.Возвращая прежнего нежного сливочного Ларри.Возвращаясь вдвоем из промозглой тьмы в солнечное золотое утро.Ларри гладил его по окружностям сосков, водил по очерченным кожей ребрам, танцевал пальцами на животе и целовал в пупок.И Фредди подгибал колени и фыркал от щекотки.

Он был очень чувствителен — и к боли, и к нежности.— Будешь набивать тату? После такого большого дела новички обычно набивают себе на удачу.Выцветший кот жмурился на правом предплечье мистера Белого.

Никаких других, только одна наколка, как-то странно, — подумал бы коп. Но копа тоже вытрахали, и сейчас он мог только бессильно жмуриться в ответ котейшеству — под ярким ранним солнцем.— Нет, никаких тату, это не для меня, — Фредди перехватил Ларри за запястье. Тот слишком увлекся, очерчивая выступающую косточку на бедре.

От долгих поглаживаний кожа шла зернистыми мурашками.— Терпеть не могу игл. И вообще, — малыш сморщил нос, влажная спутанная челка упала на глаза, — я плохо переношу, когда в меня чем-то железным тычут, пытаются угондошить, загасить. Бесит меня это. Нервный становлюсь.Боль. Фредди Ньюэндайк плохо переносил боль. И Оранжевый не лучше.Ларри провел языком по низу живота и с любопытством понаблюдал, как Фредди снова покрылся гусиной кожей.— Да ты и вправду нежный, малыш. — Он потерся носом, вдыхая запах семени и пота, — нежный, как апельсиновая мякотка. И такой же белый.

Он закусил губу, словно не желая все портить новым проклятием: и какая только сука посмела в тебя выстрелить?!Фредди судорожно вздохнул. Он думал совсем о другом.Если Ларри будет и дальше так горячо дышать на его расслабленный хер — то хер воспрянет. Мистер Оранжевый вцепится в волосы мистера Белого и начнет тыкать свой хер в его губы. И хер знает, чем это закончится. Точнее, понятно чем — но Фредди уже был истощен. Задница болела.И он хотел жрать.

— У тебя есть что пожрать? Одной твоей сарделькой, без обид, Ларри, сыт не будешь, — малыш Оранжевый пошлил, скаля зубы.Он знал, что здесь ему все простят, любую наглость, любую дерзость.*Удивительно, но внешне Ларри Диммик отлично вписывался в спокойную скучную жизнь Сан-Фернандо — района для банковских служащих, муниципальных чиновников, продавцов автомобилей и спортивных тренеров.И не скажешь, что через неделю будет тыкать в лицо дулом пистолета менеджеру ювелирного магазина ?У Карины?.Дома было чисто и аккуратно.Истерзанное постельное белье Ларри собрал и отправил в стиральную машинку.Их вещи еще вечером он методично разложил на стуле — хоть его самого трясло от желания не меньше, чем малыша. Но он все равно упрямо и спокойно раскладывал брюки и майки, чтобы не помялись.Поэтому наутро Фредди не выглядел так, словно ночь провел на помойке. И когда растопыренной пятерней попытался пригладить взъерошенные волосы, Ларри вручил ему новую расческу в упаковке.И холодильник был набит едой, а не как дома у Фредди — две пакета молока, на сегодня и на завтра, и ничего больше. Так что на завтрак малыш получил толстый омлет, жареные помидоры, бекон и хлопья.А не стакан виски и сигарету — как можно было бы представить, глядя на фотографии подозреваемого Ларри Диммика в досье.Все было очень по-обывательски. Точно так же, в сотнях домов вокруг.Похоже, Ларри Диммику нравилась именно такая жизнь, а не ночные клубы, наркопритоны и оргии. И он цеплялся за нее всеми силами.Быть обычным, быть как все, завтракать на кухне дома, обедать в городе, выезжать по выходным на пляжи или в горы.Может быть, потому, — думал Фредди с острым сочувствием, — что так легко этого лишиться. И оказаться за решеткой уже не на два года, а на все десять.И больше нет чистого белья на широкой постели. Возможности принимать душ, когда хочется. Стоять над сковородкой и подкидывать в руках холодные крупные яйца: малыш, тебе яичницу или омлет?Вообще, никакого выбора. Никакой свободы.Только сломаться или сдохнуть.— Малыш, если не нравится омлет, не повод так жестоко убивать его, — засмеялся Ларри, сидя напротив. Из кружки с кофе поднимался ароматный дымок.Ларри щедро насыпал в него сахара, налил сливок. — Ты его уже в бриллиантовую пыль искрошил.Фредди очнулся. Посмотрел в свою тарелку. Кровавое месиво вместо сочных томатов и белого омлета. Лужа натекшего сока.— Да это все просто на убой, Ларри, — малыш отодвинул тарелку. — Нет сил больше.— Завтра получишь яичницу, и только попробуй все не съесть, — угроза была ласковой, но весомой. Но внимания на нее Оранжевый не обратил. Уткнулся в кружку с черным кофе. Вдохнул аромат и успокоился.Не надо так много думать.Только копы так много думают о разной ерунде.А Оранжевому не надо.Разве только о том, что Ларри уверен — у них будет это чертово ?завтра?.Завтра на двоих.*Вот так, как само собой разумеющееся, мистер Белый присвоил себе мистера Оранжевого.Фредди подозревал и с каждым днем все сильнее, что, когда Ларри Диммик говорил: ?Мы теперь напарники? — подельники, возмущался коп, — то имел ввиду не только предстоящее дело. Не только оно одно.— Я работаю по всей Калифорнии, — рассказывал Ларри, пока его машина неторопливо взбиралась на голливудский холм. — В Сан-Диего, Фресно, Розвилле, господи, даже в Темикуле, — он засмеялся воспоминаниями сквозь зубы, удерживая почти докуренную сигарету. — Был в Темикуле?Малыш покачал головой.— Та еще дыра, — Ларри выбросил бычок в окно. — Но только Лос-Анджелес — это по-настоящему большой куш, поверь мне. И не стоит размениваться на мелочи.Это была как полевая практика молодого бойца в Академии в Сакраменто.Только наоборот: не Фредди учился всему, что должен знать начинающий полицейский, а малыша обучали всему, что должен знать молодой перспективный вор.Они катались по городу.Ларри вроде как проводил экскурсию — показывал разные занятные места, смешил байками, разговаривал, не выпуская изо рта сигарету или зубочистку.У него вообще была какая-то оральная фиксация, как сказал бы Фредди, мания все тянуть в рот. Либо ходить с сигаретой по поводу и без, либо жевать зубочистку, расщепляя ее в хлам белыми крепкими зубами, либо жевать резинку — с упоением, как подросток.Но непрерывно трепаться мистеру Белому это совсем не мешало.Он рассказывал, и это было похоже на переливные картинки.Под одним наклоненным углом Лос-Анджелес хранил свой тайны надежно запертыми. Под другим — ключ в дверце начинал поворачиваться.Малыш смотрел с холмов на город и видел — тут тебе дадут честный косячок, а там тоже дадут, но пизды.Перед Оранжевым мистер Белый разворачивал карту, помеченную совсем другими значками.Знак доллара или сияющий камушек — потенциальная работа, щедрая добыча.Черная дубинка — здесь любят тусить легавые, сидят в засаде под видом штатских, но чуть что, вставят свою дубинку тебе в задницу, мало не покажется.Красный крест — свои; если плохо дело, разрешат пересидеть облаву, подлатают, раздобудут оружие. Таких мест мало, и у каждого они свои; береги их, не сдавай, как бы ни крутили ту самую черную дубинку в жопе.— Вот этот перекресток самый оживленный в квартале, а по переулкам всегда тусит пара-тройка патрульных машин. Придется рвать когти, сюда не суйся, — говорил мимоходом Ларри, выворачивая руль своей тачки.— Здесь продают лучшие тако в городе, но без меня лучше не заглядывай. Чужих не любят, — и они проезжали мимо совсем неприметного заведения.— Вон тот магазинчик последние два года грабили четыре раза. На витрины даже не смотри, сплошные муляжи, подделка, брать уже нечего. — И машина неслась дальше. А Фредди щурил глаза; как в калейдоскопе, два мира — его, привычный, и бесчестный, Белого, — накладывались стекляшками друг на друга, окрашивая по-новому карту.— Вот за этим углом живет один мужик, старый волк-одиночка, зануда тот еще, но поможет решить тебе любые проблемы. Поверь, любые. И надеюсь, у тебя никогда не будет таких проблем, чтобы пришлось обращаться к мистеру Вульфу за помощью.— А здесь собираются разные гомики. Тусят, гудят. Развлекаются, короче, — огни клуба днем не горели, и здание выглядело облезлым.— А это ты к чему? — недоумевал малыш. Вроде бы никакой ценной информации. Или он просто не уловил?Ларри рассмеялся, чуть не выронил зубочистку.— Просто так. Мы же катаемся, малыш.*Они просто катались.И Фредди учился смотреть на город не взглядом полицейского — вот здесь шпана тусит, как бы дело не дошло до беды; там вчера мужика зарезали, второе убийство подряд возле этого дома; у той девахи, а она из картотеки, подозрительно набитая сумка. А взглядом Оранжевого — ночью сюда копы не сунутся; тому инкассатору давно пора на пенсию, он чуть мешок с деньгами не выронил; сигнализацию в этом ювелирном легко обесточить.Мистер Белый выбрал его себе в напарники, взял за плечи и представил перед всеми: мой, и только посмейте тронуть.Малыш Оранжевый скалился.И крепко держался за мистера Белого.Вопреки всему, Ларри Диммик не вел ночной образ жизни.— Добрый день, мистер Эл, — махала рукой из-за заборчика соседка. — Мой муж приглашает вас на барбекю через воскресенье, придете?Малыш с интересом разглядывал ее с переднего места в машине.Ларри прятал взгляд за черными очками. Но широко улыбался в ответ.— Благодарю, миссис Торн. Если не отправят в командировку по штату, обязательно загляну.Мистер Эл был аккуратным арендатором и добрым соседом. Дружил с теми, кто жил с ним рядом. Ходил на барбекю со своим вином.— Ее муж служит в Тихоокеанском банке, — пояснил он малышу все с той же незначащей улыбкой. — Хорошие знакомства всегда важны.Малыш не стал спорить.

Дружить с банковским служащим действительно всегда очень полезно. Много любопытной информации по работе — между жареными сосисками и вином.Мистер Эл легко располагал к себе окружающих — не простачок, не дурачок, себе на уме, но обаятельный и щедрый.К тому же, широкая улыбка, правильная речь, чувство собственного достоинства.Сложно представить, что через неделю он ворвется в банк и будет угрожать пистолетом.Сюжет для кино — для большой кровавой драмы.— Что-нибудь про вампиров? — Ларри взял с полки первую попавшуюся кассету. — Ты же вроде любишь фильмы из вампиров?Фредди не нужно было напоминать себе эту историю, рассказанную в баре для Кэботов и неизвестного мужика, который потом стал мистером Белым, а потом Ларри: ?Они мне все звонят и звонят. Чуваки, отвяньте, я кино про вампиров смотрю!?.Ларри запомнил, надо же. Очень внимателен ко всему, что связано с малышом.— Можно и вампиров, — он для вида глянул на обложку. Клыкастая херотень на переднем плане. Впечатляюще. Ночью после фильма они с Ларри точно не уснут. Будут воплощать вампиров в постели — кусаться и терзать податливую плоть.Фредди прочистил горло.Ларри довольно прихватил еще пару кассет, с бензопилой и изгнанием дьявола, а малыш, который крутился со скучающим видом, вдруг ткнул его под бок:— Смотри!Ларри оглянулся. Фредди кивнул на прилавок с компьютером.За ним, опустив голову, стоял мистер Коричневый и что-то сосредоточенно считал. Ни с кем не спутаешь, длинный, мослатый, лицо как башмак.Они вдвоем заржали, как школьники, наткнувшиеся на порнуху в разделе диснеевских мультиков. Тихо, похрюкивая другому в плечо.Мистер Коричневый, начинающий гангстер, лихой водила, мирно стоял за прилавком видеопроката. Пробивал чеки, пересчитывал кассеты, увещевал тех, кто просрочил возвращение.

Можно ли придумать что-то унылее?Зато понятно, кивнул сам себе Фредди, откуда в нем эта страсть к кино. Непрерывные разговоры о сюжетах, актерах, продюсерах и больших историях.

Еще одна жертва Голливуда.

Небось, и в актеры пытался податься.

Или в сценаристы — что отдельная умора. Пишет истории про гангстеров, наркодилеров, ограбления и прочую хуйню. В Лос-Анджелесе все, кто не мечтает сняться в кино, мечтают снять его сами — хоть на любительскую камеру.Они подошли к прилавку с самыми постными мордами.Мистер Коричневый поднял на них взгляд. Но ничем себя не выдал — он не знает этих людей, он их впервые в жизни видит.Даже не попытался толкнуть речь про особенности жанрового кино, когда увидел клыки на обложке. Хотя по лицу заметно — удерживал себя с трудом. Рассчитал без лишних слов, пожелал приятного просмотра.И мистер Белый с мистером Оранжевым точно так же держали лицо. Положили смятые денежки в мелкую тарелку, выгребли звонкую горсть сдачи.Но вышли на улицу и снова расхохотались.— Хватит щериться над парнем. Надо же как-то ему выживать, — Ларри оглянулся, выруливая, чтобы выехать с парковки. Кассеты, брошенные на заднем сиденье, рассыпались. — Чтоб ты знал, мистер Синий тоже пытается пробиться на большой экран.— Врешь! — глаза малыша округлились. — Кем? Квазимодой?— Чё? — Ларри некультурно ?чокнул? и даже, кажется, немного обиделся за старика. — Он, между прочим, книжки пишет. Про свою жизнь. У него была очень интересная жизнь. По разным тюрьмам лет двадцать отмотал, если не врет, конечно.— Только никто эти книжки не печатает, — малыш продолжал веселиться. — Ты же и сам понимаешь, каждый день крупные дела не делаются, — рассуждал Ларри, словно не услышав. — В перерывах тебе нужна работа. Чтобы не было вопросов, откуда такая шикарная тачка, мистер Белый, откуда такой шикарный дом, мистер Белый?— И откуда у мистера Белого такая шикарная тачка? — малыш откровенно дразнился. Расслабился, закинул руки за голову.— Я очень умный, — весомо ответил Ларри. — И удачливый. Видишь кольцо?Он постучал мизинцем по рулю. Толстый золотой ободок. Крупный прозрачный камень.— Мой первый хабар. Моя первая большая удача. Оно всегда при мне. Думал, его снимут только вместе с мизинцем или с головой. Но однажды копы забрали его у меня при аресте, и я решил — всё, прости-прощай. А после ходки оно ко мне вернулось. Те же копы и вернули. Прощения просили за то, что накосячили.

Ларри усмехнулся знакомой неприятной усмешкой мистера Белого.— Дай сигарету, малыш.Водил он, как и жил, аккуратно. Не позволял себе отвлекаться.Фредди выбил сигарету из своей пачки, поднес к губам Ларри.

Тот подхватил ее, не глядя, не отвлекаясь от дороги:— Зажигалка в правом кармане.Фредди щелкал несколько раз. Та, как всегда, не поддавалась — упрямилась, не любила чужие руки.

Наконец Ларри затянулся, стряхнул первый пепел в пустой стаканчик из-под кофе на панели:— Так что, мне везет. Даже если теряю, то возвращаю назад сторицей.Мистер Белый так был уверен, что обманул систему, что малыш Оранжевый не стал портить ему настроение: а ты уверен, что тебе не заменили брюлик на стекляшку?И удача твоя такая же — фальшивая, злая?Вместо этого солидно согласился:— Богатая вещь.— Тут главное уметь не только зарабатывать, но преумножать заработанное, — после нескольких затяжек Ларри снова расслабился, забыл о неприятном.— Научишь?Ларри глянул искоса. Черные очки съехали на кончик носа. Загорелый, с четкими морщинами и лисьим взглядом.— Научу. И не только этому, малыш, поверь.

На лоб упала волнистая прядь волос.Обычно мистер Белый тщательно укладывал волосы, приглаживал до одури — чтобы лежали ровно. Как у крестного отца дона Корлеоне. Это делало его старше — и серьезнее.Но с малышом Оранжевым он разленился, раскудрявился. И оказался волнистым, сказывалась еврейская кровь. Может, и в самом деле прирожденный финансист. Откладывает на надежные счета, держит акции. И когда мистер Белый и вправду будет белый-белый, как полярный лис, его доходы будут невиннее, чем самый первый снег.Еще немного кино случилось, когда они возвращались в Сан-Фернандо.Дорогу перекрыли, и малыш выскочил, чтобы посмотреть, что происходит.Шли съемки. Мотор, камера!Режиссер обливался потом на своем складном стуле. Ассистенты со страшными лицами показывали — тишина, вашу мать!Фредди впервые увидел, как делают настоящее кино. А может, ненастоящее, ситком какой-нибудь, но все равно. Тот же мистер Коричневый наверняка вовсю рвался бы за ленточку — объяснить режиссеру свое видение.За лентой вышагивал молодой парень, так неуклюже, что малыш не выдержал и начал его передразнивать.— Ровнее! Не горбись! Ты же герой! Ты же гангстер, твою мать! — орал ассистент.Бедный парень выпячивал живот, расправлял грудь, выглядел, как надувшийся голубок. И сдувался через пару секунд.Малыш отчаянно развлекался. Над его пантомимой ржали первые ряды. И один из ассистентов не выдержал:— А ну, иди сюда, хочешь в кино попасть? Я серьезно, иди сюда, парень, есть шанс, давай, давай.Ларри подхватил малыша за плечи, чтобы увести:— Спасибо. Но у нас свое кино.— А чего надо? — Фредди вскинул голову, смахивая челку. Малыш из Сакраменто не пропускал такое мимо, если его задирали.

Шагнул — вперед. И Ларри пришлось разжать руки.— Ну раз ты такой умный, то покажи, как надо, гангстера.Фредди действительно стало интересно. Фрэнки-Вертолет много рассказывал про пробы и бесконечные кастинги, долгие очереди, непреходящее состояние длинной вермишелины в толпе таких же одинаковых спагетти. Про режиссеров, подобных небожителям, и — возомнивших себя хозяевами площадки ассистентов. Через которых пытаешься просочиться в узкую дырочку единственного шанса.Фредди улыбнулся.*Ларри смотрел во все глаза. Он был встревожен — не любил толпу. Особенно перед делом не стоило привлекать внимание.Но малыш оказался фартовым. И Ларри, следя за ним взглядом и прожигая пеструю футболку на спине, в какой-то момент забыл, что надо волноваться.Малыш перестал обезьянничать, передразнивая неудачливого актера, а начал… играть. Нет, нет. Он прочитал распечатанный лист бумаги, как техническое задание, потом, щурясь, посмотрел на улицу, на солнце… и начал — жить.Серьезная худая мордочка, жесткие собранные жесты, ни унции манер раздувшегося голубка, неверибельного, смешного, карикатурного. Вещь в себе, парень с улиц, который знает цену пистолету и пуле, и сколько крови возьмет разменной монетой.Ларри цокнул языком — в такого верилось. В актера-чучело, выпирающего живот и подпрыгивающего спесивой походкой — нет. А в малыша и созданный им образ — сразу.Кажется, не только Ларри, как профессионал, одобрил. Крикнул в рупор другой ассистент. Малыша взяли за плечо, подвели к режиссеру. Тот не поднялся с раскладного стульчика, разговаривал, покровительственно закинув ногу на ногу и не снимая темных очков.Ларри мысленно отстрелил ему яйца, болтающиеся под мотней широких парусиновых штанов.Как малыш не любил, если его задирают — порой ревниво, по-щенячьи глупо, так Ларри не любил, когда его не уважают.И тех, кто с ним.Своих Ларри в обиду не давал.Но малыш вернулся, сияя во все тридцать два — зубастая тигровая акулка. Ларри обожал его неправильные острые клыки, слишком длинные, чуть ли не до нижней губы. Сам малыш, как настоящий упырь, ими не ранился, но при поцелуях мог здорово оцарапать.Несколько ранок во рту и на хере Ларри уже носил.И млел.Они сели в машину и отъехали подальше, и тогда только Ларри обронил:— Делись.Фредди разжал кулак и показал карточку.— Да ты что, визитка босса?Малыш отдал, и Ларри искоса прочитал, не отвлекаясь от дороги.— Впечатлил, — вернул обратно. Малыш повертел в пальцах, хмыкнул.— Спросил, в какой школе я учился.Ларри захохотал, представляя ответ: в средней, еле дотянул до выпускного, бойкий шалопай на задней парте.— Он спрашивал про актерские школы, малыш. У нас их дохера, есть классом повыше, есть трубой пониже.Фредди пожал плечами:— Ну, я про обычную сказал. Мне-то без разницы.

Ларри посмотрел на него с любовью.— Ты понравился. Ты умеешь многим нравиться. Берешь чем-то, знаешь. — Ларри педантично включил поворотник, мягко завернул руль. — И был там неплох, скажу я тебе. Я смотрел и, знаешь, неудивительно, что эти фраера купились. Ты показал им нашего брата без их дешевых киношных понтов. А что тебе сказали? — перестал сдерживать любопытство. Хотелось погордиться своим мальчиком еще больше. — Болтали вы дольше, чем просто перетереть вопрос о школе.Фредди вытянул руку в открытое окно, уголок карточки подхватил и начал трепать ветер.— Чтобы я пришел завтра.— Придешь?— Зачем? — он разжал пальцы, и визитка белой чешуйкой сгинула в фарватере машины.— Может, ты прирожденный талант, стал бы охуенным актером, и я бы смотрел на тебя в кино, — подначил его Ларри.Малыш повернулся к нему и поднял брови.— Зачем?— Бабло, мальчики, слава и папарацци?..Малыш смешно сморщил нос в полном непонимании.У него было напрочь вырезано честолюбие. Дешевый мир его не привлекал.*Ты знаешь, страшная подружка пошла за компанию с красивой на кастинг и стала звездой! — рассказывал жуткие истории Вертолет. Подобные актерские байки о чужом случайном успехе для него были сродни пугалкам. Большие глаза, свистящий шепот.А потом предлагал: айда в Эл-Эй, махнем на кастинг? Проветришь свою задницу со мной, на мир кино посмотришь.— Чтобы я был твоей страшной подружкой? — смеялся Фредди.Вертолет серьезнел и обнимал его широким горячим жестом:— Ты классный, — дышал Фредди в висок. Совсем не сorriente для нашей дыры. Я бы тебя попробовал, но не в блокбастере.Фредди хохотал во все горло. Одержимость Вертолета его зажигала — но совсем с другой стороны. Расцветал под вниманием, как под направленным светом, как зеленая марихуана в горшочке в теплице под софитом.Впитывал нежность, ласку, привязанность — как сухая губка горячую воду.Был любим.И в нем самом — открывалось море.

*— Так у тебя было четверо? — спросил у него Ларри в среду. А может, во вторник. А может, в пятницу.— У них было со мной, — машинально, не задумываясь, поправил Фредди.Ларри задумался, катая на языке осязаемую разницу значений.— И ты их трахал? — в голосе звучало… сомнение.Фредди перевернулся на спину. Он так и не научился — бояться и стыдиться тех, с кем в постели, тому, что двое мужчин друг с другом делают.Малыш из Сакраменто выпалил, что пусть Ларри понюхает его яйца, если забыл, чем кобели от сучек отличаются. И бодро добавил, что он же не спрашивает, над какой парашей Ларри научился…Замолчал и отвернулся.Белый тоже молчал.Фредди уперся скулой в наволочку и клял Оранжевого.Вот кому бы на длинный язык надеть кольцо! — Схуяли над парашей? — зло переспросил Ларри. — Думаешь, я на отсидке жопой петуха вертел?Фредди сказал, что нехрен считать яйца в корзине Оранжевого. Он же не гонит, откуда Ларри умеет такие отсосы делать.Шерсть на загривке встала дыбом.Он проваливал, проваливал задание — с треском, взрывом, словно хлопушка на Четвертое июля.

Потому что Фредди задело. По-настоящему, по-живому, как влюбленного по уши идиота.Он не ожидал — и впервые в жизни встретился с тем, что кому-то важно, под кем Фредди лежал или кого натягивал.Везло, наверное.Ларри привалился, прижался губами к искусанному плечу. К шее. Повел мокрым горячим дыханием под кромкой роста волос.Фредди облепило мурашками — к вящему удовольствию Ларри.— Просто ты такой нежный, — забубнил он виновато, уткнувшись носом в затылок и шумно вдыхая. — И тебе, блядь, нравится быть со мной.Фредди ни черта не понял.— Ну?— Подо мной, — пояснил Ларри, наглаживая его бедро. Протиснул другую руку подмышку и прижал Фредди к себе, прильнув всем телом к его спине, заднице, ногам. — А сам четырех… оленей завалил.— Они были студентами, — сказал Фредди правду. Надеясь, что Ларри правильно истолкует для себя: свободные нравы, слабаки, не знающие тюремных правил. И не придется накручивать новые рулоны спагетти на уши Ларри.— Отзывчивый, ласковый… — Ларри гладил его по животу, по бедру, колену. — Не стесняешься…— Я же не спрашиваю, с кем ты так сосать научился. Но могу.Ларри молчал, шумно дыша в затылок. Макушка Фредди и ее запах его до одури пленяли. Как и сам Фредди, становящийся на ощупь шершавой теркой под его руками, ладонями, тяжелым живым весом.— Мне нравится. Блядь, представь себе. Мне тупо нравится, — произнес в тишину Фредди. — Никто меня не заставит поступать иначе. Я делаю, что хочу. С тем, кого люблю. У Ларри замерла ладонь. Сжала Фредди всей горстью, словно золото упало — не рассыпать бы! — и снова принялась нежить; став в разы горячей и весомей.Фредди вытянулся и расслабился. И он, и малыш сказали свое слово.Ладонь Ларри передвинулась выше. Согрела солнечное сплетение. Обвела соски. Потом, поднявшись по горлу, колкий небритый подбородок и уголки рта.— Малыш, — пробормотал глухо. — Я в тюрьме честно отсидел, ты не думай.Фредди переборол порыв оттянуть себе веки вниз: Ларри, блядь.— Я гораздо позже понял, что мне не только бабы нравятся. И, знаешь. Не сразу дошло. Я думал, нервы… И злой был. Думал, тюрячка совсем в кровь въелась, у меня, блядь, типа харчи в легких, только тут в мозгах какое-то разжижение началось. Я там… снимал пидорков, думал — пару раз попробую и пройдет. Типа у меня, как у вьетнамских калек, знаешь. Ушли на войну нормальными, а вернулись с поехавшей кукушкой. И им всякое мерещится. Вот и я думал. Что мерещится. От меня и А… напарница ушла. Пока я… пытался задвиг из мозгов выбить.?А?? — встрепенулся внимательный коп. Прозвучал глухо и далеко. Зацепись, выведай, что за ?А?, откуда. Как та официантка из бара, ?Э? — Элоис.Фредди закрыл глаза.И не услышал.— И чем закончилось? — спросил, ощущая ласку на горле.

Жесткая широкая ладонь остановилась, обняв за кадык.— Десять лет большой срок, малыш, — Ларри усмехался. Открыто и спокойно. — Видишь, лежу и ревную тебя к твоим бывшим, как дурак.Он прижался к уху Фредди ртом и взял мочку губами. Облизал языком, щекотно втянул, прикусив зубами.— Никогда не встречал таких, как ты.— Каких?— Таких, — повторил Ларри. — Такого. Чтобы и снизу, и сверху, и без понтов на стойку… — Пошел ты, — беззлобно буркнул Фредди. — Мне твой хер и без всяких понятий зоны нравится.*У тебя умные руки, — говорил Ларри. — Чуткие. Слышат. Тебе надо не в налетчики, малыш, а в медвежатники. Взламывать железо и сталь, просачиваться ящеркой, ты охуенно смог бы подбирать шифр без всяких отмычек.Он брал пальцы Фредди, подносил к губам и грел дыханием.— Когда мы закончим, ты должен попробовать.— Не хочу, — лениво отзывался Оранжевый.— Зря. У тебя талант. Но уверен, ты передумаешь. — И Белый добавлял: — Я постараюсь.

Фредди неторопливо щурил глаза.В нем плескалось море. Нет, океан. Нет, он весь был планетой, объятой теплой сокрушительной волной.Он впервые влюбился — до самопотери, саморазрушения, его крыло.Он впервые ощущал себя полностью погруженным не в чашку, не в миску с водой, не в раковину — а в бездонное, солнечное, синее, поглощающее.

Это было даже не счастье. Не влечение. Не отклик мембраной на мощный звук извне — что-то иное. Незнакомое Фредди до сих пор, несмотря на опыт, близость, секс.Он раньше знал — он губка, которая пропускает через себя море.А теперь — стал — морем.

И на золотом дне было невероятно, непостижимо хорошо.

Белый потом затащил его в школу — обычную, среднюю. И, посреди тишины уроков, заставил прижаться ухом к шкафчику и крутить румпель замка: открывай.Фредди оскалился: ты с ума сошел? А потом заинтересовался. И осторожно вращал магнитный круглый затвор, слушая щелчки в дешевом металле. И открыл подряд три школьных шкафчика, которые выбрал наугад Ларри.

На центральном вокзале стало сложнее — крики, гул, объявления под потолком, нескончаемый поток пассажиров.Ларри вручил ему святую святых, судя по его виду, — набор отмычек в мягком замшевом футляре.И Фредди снова стоял на холодном сквозняке с ободранной коростой принципов напротив запертого сейфа.А Оранжевому нравилось. Он чувствовал азарт и драйв. И желание доказать. И не разочаровать.И Фредди, перестав обращать внимание на небрежно облокотившегося Белого, не разочаровал.

— Умные пальцы, — с удовольствием повторил дома, целуя его руки, Ларри. — Тебе надо тренироваться. Слушать замки. Открывать их. Цены тебе не будет.

Фредди смотрел на свои руки, как на чужие.Привыкал.

— Эль фоксо, — восхищался Ларри. — В любой курятник просочится.Во Фредди плескалось море. Золотое дно, белая пена, высокое яркое солнце, необъятная синева.Где-то были берега, о которые разбиваются волны.Где-то были.*Холдуэй весь телефон на квартире Ньюэндайка оборвал. Автоответчик методично запомнил каждое матерное слово, которым тот крыл своего пропавшего агента.Фредди удалил все, одно за другим. Ларри он перед отлучкой сказал, что ему нужно развязаться со старыми делами.И Ларри одобрил, он любил порядок во всем. Предлагать свою помощь не стал. Это гешефт Оранжевого — вмешиваться, значит, не уважать.

За уличным столиком возле закусочной Холдуэй сидел с блондинкой в красном пиджаке. Белая, яркая, приметная — на них косились. Надо же, какой-то вшивый ниггер в дешевой майке, а такую красотку себе отхватил.Фредди замедлил шаг. Его как будто на веревке волокли, а он сопротивлялся.И никак не мог сообразить, кто он сейчас.Встреча на виду у всех, а не на крыше или заброшенном стадионе, где они с Холдуэем наедине. А там, где их увидит кто угодно. Но Холдуэй по-прежнему одет не как коп — как уличный пройдоха. А вот девушка выглядела приличной. И по большому счету ей, с ее тщательной завивкой и красным глянцевым пиджаком, рядом с таким отбросом делать нечего.Так кто будет Фредди, когда подсядет к ним за столик? Детектив Ньюэндайк? Мистер Оранжевый?

Он уже целую вечность таскал на своем горбу малыша из Сакраменто. Почти год. За восемь месяцев можно заделать и родить на свет полноценного нового человека.И малыш зудел в ухо: подваливаешь к ниггеру, как ни в чем ни бывало, треплешь его шалаву за щечку, делов-то. И двойной чизбургер с большой картошкой фри не забудь заказать, жрать хочется.Это парень был просто прорва. Не то, что Ньюэндайк, сама умеренность. Сама сдержанность.

Он все-таки заказал. И двойной чизбургер, и соленую картошку фри, и колу с кубиками льда.И он сжал локоть Холдуэя в уличном братанском жесте, как тот и ждал.И вежливо кивнул блондинке. Та деловито представилась по фамилии — Макласки.

Холдуэю нужен результат. Нужна старая уродливая голова Джо Кэбота. А уж кто ее приволочет в зубах, уличная шпана с косячком за ухом или упрямый коп со значком, — плевать. Ему не нужны твои душевные терзания, оранжевый ты или серо-буро-малиновый.Делай свою работу, парень.И Фредди ее делал, как велит долг.

Он вспоминал, что хранил Серебряный Серфер на своей изнанке. Все танцующие в своем ?dance macabre? гробики-ромбики — кто на стреме, кто держит посетителей на мушке, кто берет хранилище.И кто-то из этих ребят должен пойти на сделку, чтобы свидетельствовать против Джо Кэбота, когда их возьмут.

Холдуэй смотрел выжидающе, мощно двигая челюстями.И Фредди медленно подбирал слова.

Возможно, мистер Синий — хоть он и старый кореш Джо Кэбота. Он отмотал столько сроков, что вся разноцветная банда нервно курит в сторонке. На него, наверняка, много чего интересного можно раскопать в архивах. И попробовать надавить — вряд ли в своем возрасте он захочет снова в ходку.?И ты мог бы потратить день-другой, чтобы найти и его фотографию тоже?, — резонно напоминал коп в голове.?Я не собака, чтобы рыться в миллионе папок курв Лос-Анжелеса, зашкварившихся об легавых?, — цедил Оранжевый сквозь зубы.

Фредди продолжал.

Мистер Розовый, звезда шоу, был не слишком доволен тем, что распланировал Кэбот.

На встрече он поднял голос против, хоть и уступил в споре. Его можно взять на слабо, предложив хорошие условия сделки. Он мозговитый мужик, себе на уме. И вряд ли захочет расплачиваться за чужие грехи.?И он помешан на черных девчонках. Если что, найти его подружку и надавить через нее?, — напоминал коп.?Отвали, — шипел малыш из Сакраменто. — И так им достаточно!?

Блондинка помешивала пластиковой трубочкой в стаканчике. Это единственное, что выдавало ее нервы — поторопись, времени мало, сидим, как мишени в тире: красная, черная, рыжая.

Про мистера Коричневого сказать нечего. Парень чокнулся на кино. Таких в Эл-Эй сотни тысяч.?И ты не расскажешь, где он работает???Нахера? Парень еще ничего не сделал. Может, он передумает и вместо ограбления свалит на дневной сеанс ?Настоящей любви?. Зачем человеку зря жизнь ломать!? — малыш отчаянно скалил зубы.Он умел сочувствовать. И, в отличие от Фредди, не был спутан узами службы, долга, клятвы, которую принес на присяге.Фредди знал — Оранжевому проще, он свободен. И он же — ошибается.Он не щенок в дружелюбной, принявшей его своре. Без Ларри, мистера Белого, — его порвут, быстро, безжалостно.Если они все-таки возьмут бриллианты, самая заварушка — цимес, как выражался Ларри, — начнется после дела. Когда начнут делить, когда не захотят делиться.

И есть мистер Блондин.Фредди запнулся — мистер Блондин был не такой, как все остальные. Но Фредди не знал, как объяснить Холдуэю.Он никому не нравился — ни Ньюэндайку, ни Оранжевому. Малыш бы что потявкал, но ему слова не давали, свою роль он отработал — пока не получил кличку и не оброс медной звонкой шерстью.Что томило в груди? Предчувствия? Бред.Просто… мистер Блондин не вписывался в эту компанию.Среди невысоких, мобильных, маневренных грабителей — мистер Белый, мистер Розовый, мистер Оранжевый — Блондин в свои шесть с половиной футов ростом громоздился, как гора.Мясной, тяжелый, сильный. Пистолет в его руке — игрушка.Такой не перестроится, мгновенно меняясь под ситуацию, вытанцовывая легким шагом прочь из нее. Он не вор. У него не тот почерк и — не то мышление.Оранжевый, Белый, Розовый — налетчики. Ворваться, врезать, поднять шум, накатиться и схлынуть, не оставляя следов, жертв и рек крови.

Это другая философия.

Они профессионалы в том, чтобы захапать и унести. Припугнуть и вытрясти.Но не убийцы. Не палачи. Не изуверы.Держат руки чистыми — максимально. Провести ограбление, заляпавшись кровью, — зашквар. Вор, если попадется, сядет как честный человек, а не по статье висельника, мокрушника, живодера.

Это разные касты. Разное мышление.А Блондин… Ему бы не ювелирные магазинчики грабить, где он будет как слон в посудной лавке, а ломать кости непокорным должникам, расстреливать инкассаторские машины или устраивать налеты в казино — с автоматами, взрывами и прочей цветомузыкой.Совсем другой класс.Не скоростной гоночный болид. Наглухо забронированный танк. И кто за рулем, непонятно.

Фредди принесли заказ — пиршество и радость для тощего и вертлявого малыша из Сакраменто.Только никто из них не притронулся к дымящимся тарелкам.Мистер Блондин — человек Эдди Кэбота. И он только что вышел из тюрьмы, запах еще не выветрился. Они с ?Красавчиком? Эдди не расстаются. Наверняка, парень есть в вашей картотеке.

Найдите. Это ваша работа.?Да! — рявкнул Оранжевый. — Почему только я тащу всю упряжку?!?И коп ему не возразил.Эдди, безусловно, подражает отцу. Но — или потому же — сгребает свою команду. Отсюда в цветную банду собраны фломастеры из разных наборов.

Участников должно было быть меньше.

Белый — как опытный лис, следит за своенравным, не признающим иерархию Розовым. Синий — за мной и Коричневым, молодняком. А на деле не так.Серебряный Серфер подмигнул с плаката.— Эдди — дерьмо собачье, но папочкино собачье дерьмо, — бросил Холдуэй. — А его Блондин?Ньюэндайк не знал, насколько тот готов пойти против Кэботов. С ним, скорее всего, будут проблемы.На самом деле он не сомневался, но сказать — чутье у меня, бля, как у фартового кента, — так себе шуба. В отличие от воров и налетчиков, суеверных до чертовой бабушки, копы уважали факты и четкие улики.

Холдуэй слушал цветные выкладки, не отрываясь от еды. Большой бургер был съеден до крошки. В пакете с картошкой ничего не осталось.Холдуэй вытер пальцы салфеткой. И только после этого сказал:— Мистера Белого в отчет ты не включил. Думаешь, мы отлыниваем, пока ты жопу подставляешь?— Моя жопа само внимание.— Макласки нашла все, что можно, на твоего Белого. Рассказывай, Макласки.Девушка задорно улыбнулась. Наступил ее звездный час. Она проделала большую работу, собирая информацию по нескольким штатам, и могла гордиться этим. Фредди бы, наверное, тоже гордился.Но сейчас он слушал историю своего Белого в таком виде, как ее запечатлела полицейская хроника.На тарелке остывал двойной чизбургер.

— Лоуренс ?Ларри? Диммик, — Макласки даже не заглядывала в бумаги, которые достала из своей широкой, тоже лакированной, в тон пиджаку, сумки.— Также известен как Лоуренс Джейкобс и Элвин ?Эл? Джейкобс.

Мистер Эл подмигнул в памяти.Жулик ты, Ларри, — подумал Фредди. — Эл — вовсе не Лоуренс, ты сыграл в поддавки.

— На конкурсе парней с пушками я бы присвоила ему титул Мистер ?Вооруженное ограбление?, — Макласки тряхнула золотыми кудрями. Она была настоящим фанатом своего дела. Точно таким же, как Ньюэндайк. Был. Наверное. Сейчас сам Фредди начинал уже сомневаться. — Он настоящий профессионал и старается не попадаться. Имеет две судимости, но отсидел всего однажды.

?Да, он такой, мой Ларри! — гордо вскинулся малыш Оранжевый. — Он знает, как забрать добычу и уйти от легавых. Он и меня обещал научить!?

— В первый раз, когда его взяли, а это случилось в Милуоки, он получил восемнадцать месяцев условно. Молодой был, двадцать один год, ему поверили. — Ее красная помада не поблекла, даже когда она жевала бургеры. И теперь четко очерченный рот притягивал внимание.

Я старше на год, — Фредди вспомнил ту старую карточку из архива. Раскосые глаза, изумленный взгляд. Наивный испуганный щеночек. Попался и теперь не знает, как выпутаться. — И я бы не хотел сейчас оказаться за решеткой.Ты только начинаешь. Вкладываешься в дело. Во все, ради чего учился, во что веришь. А тебя ?хоп!? — и обухом по голове.

Обломайся и падай.

— Второй раз его взяли в тридцать два. Причем даже не за ограбление.

Десять лет спустя. Большой срок. Для того, кто постоянно промышляет хищничеством, грабежами, нарушением закона.

Малыш навострил уши. Ларри не делился, а сам он не спрашивал — о таких вещах спрашивать не принято. Как же повязали удачливого профессионала?А Фредди напрягся.Было странно слушать о Ларри, о его мистере Белом, — от чужого человека, который его совсем не знал. Точнее, знал слишком хорошо. Всю подноготную, все попавшие в зрение полиции сведения.Голые факты, и ничего больше.Ничего о том, какой он улыбчивый, наивный, заботливый.Как подтягивает штаны решительным жестом пацана, который донашивает их за старшими.

Как щедро кладет сахар и сливки, пока кофе не превратится в бледную переслащенную бурду, а ему вкусно — прихлебывает, довольный.

Как тщательно бреется. Как мурлычет песни за рулем — не в такт и не в тон.Как верит всему, что говорит Фредди.Всего этого нет в досье, и слава богу.Но хранится в памяти Оранжевого, и детектив Ньюэндайк не знает, что с этим делать.Пальцы связаны белыми нитками. Прострочены чужими, придуманными и надетыми на них жизнями — и Фредди в каждой из них; много, слишком много. По шву распарывать придется.

— К тому времени Диммик уже переехал в Лос-Анджелес. — Макласки все-таки заглянула в бумаги, сверяя свой рассказ. — Он зашел выпить в одно местечко, а туда нагрянула полиция нравов. А при Диммике незарегистрированный пистолет и кольцо, которое проходило как похищенное при ограблении. Глупо попался. И срок-то ему дали больше за то, что отбивался при задержании.

— Да уж, глупо, — Фредди достал сигарету, забыв спросить разрешения у дамы, можно ли закурить.Сколько фингалов Ларри наставил и сколько ребер сломал, прежде чем на него навалились всем скопом, взяли количеством — злого, яростного, — и скрутили, уткнув мордой в пол, укротив непокорство силой, количеством, законом?..Фредди мельком усмехнулся. Запомнился точно копам тот бар.

— А что за пистолет при нем был? — деловито уточнил Холдуэй, больше для порядка.Макласки нашла взглядом нужную строчку. Ньюэндайк бодро щелкал зажигалкой и чуть не прослушал.— ?Магнум?, сорок пятый калибр. Но чистый. Из него никого не убивали.— Вор, а пушки носит как у полицейских, — Холдуэй, кажется, оказался этим недоволен.— Хорошая дальнобойность, высокая поражаемость цели, — Макласки не видела тут ничего удивительного. — Выглядит внушительно. То, что нужно при ограблении.?Давайте я вам расскажу про хорошую дальнобойность и высокую поражаемость цели!? — Фредди чуть не взорвался криком.

Руку свело, и он никак не мог прикурить. Двигал колесико теперь онемевшим пальцем.Резкая фантомная боль. Давненько не было.Он не боялся оружия. Он любил его.Не дергался при упоминании калибра и прочей чуши. Сам стрелял от души в тире — и в Сакраменто, и совсем недавно в мексиканском квартале.Просто сейчас шла речь о Ларри.И это было тяжело.

Соберись, тряпка. Это не труднее, чем на больничной койке восстанавливать себя по частям после дула, приставленного к голове и едва не разнесшего твой череп вдребезги.

Соберись.

— Если верить тому числу преступлений, что он совершил по версии четвертого отдела, — Макласки не сдавалась, — то наш Мистер ?Вооруженное Ограбление? по гражданским не стреляет. Да, он любит большие пушки и может грозить засунуть их в задницы, но никто из гражданских серьезно не пострадал.

Фредди наконец справился с зажигалкой. Руку отпустило.Он затянулся и хрипло спросил:— Что-то еще?Девушка пролистнула страницу.

Небольшое досье было собрано на Ларри Диммика. Совсем тонкое.

Почему-то Фредди это порадовало.Настоящий профессионал. Не попадается.

— Есть одна история. Полтора года назад Диммик и еще двое подозреваемых планировали ограбить банк в Сакраменто. Четвертым стал парень из местной полиции, Джон Доленс, работал под прикрытием. Он подобрался к ним, и я уж не знаю, чем он себя выдал, но его раскрыли. Ограбление сорвалось.— Понятно, — в горле у Фредди пересохло. Вот этого он никак не ожидал. Это было хуже, чем удар под дых.Кола показалась совсем безвкусной.Зато затяжка — долгой.Это была его история.

Он, сам того не зная, уже числился в деле Ларри Диммика еще до того, как они познакомились.Спокойный, нежный, внимательный Ларри вошел в его жизнь еще до того, как они познакомились.

Ничего.Так бывает.

— Теперь представьте картину. — Красный пиджачок энергично зашуршал. — День рождения этого парня, того, кто был под прикрытием…Джонни Доленс, там же написано, — Фредди обреченно слушал, мучаясь от того, как странно и неправильно звучит рассказ. Доленс не Диммик, он же наш.По фактам — все звучало верно, но неправильно.Потому что они все веселились и ржали, как придурки. Потому что русская жена Лео Стивенса напекла жирных русских пирогов, и они пахли одуряюще вкусно. Потому что тогда он, Фредди Ньюэндайк, еще не был проклятьем для всех остальных.— Друзья в его доме приготовили вечеринку, подарки и ждут. Открывается дверь, все кричат: ?Сюрприз!?. И тут видят, что рядом с ним в дверях стоит еще один человек, уткнул ствол ему в голову. И прежде чем кто-то что-то понял, этот подонок застрелил именинника и расстрелял остальных. Трое убитых, шестеро раненых.— Пиздец, — Холдуэй был потрясен.— Да, — Фредди не спорил. Разломал сигарету о пепельницу.— Ты ведь из Сакраменто, парень, — Холдуэй смотрел на него с сочувствием. Он не знал, что Ньюэндайк был там, Фредди мог в этом поклясться. Холдуэй просто по-человечески сочувствовал. — Чем у вас там дело закончилось?Красный пиджачок перестал шуршать. И для Макласки тоже эта история — из бумажной, далекой — стала живой. Рядом сидел человек, который был таким же копом в Сакраменто, который мог попасть под раздачу, как эти несчастные ребята.— Ничем, — нехотя ответил Фредди и выбил новую сигарету из пачки. — Виновного искали, но не нашли. Мы… То есть, потерпевшие никого не смогли опознать.Теперь он понимал, какой пиздец перед ним открывается. И дело не в том, откуда помнит Ларри — видел в одной из шеренг у стены. Почти сотня человек прошла тогда через процедуру опознания.

И Ларри Диммик был там.

Одним из.

Ничем особо не приметным лицом за черным стеклом.Все гораздо хуже.

Фредди Ньюэндайк не знал, что Ларри был одним из той самой банды. В тройке главных подозреваемых. Проходил как убийца или соучастник убийцы Джонни.

Три трупа, шесть раненых. Стоны женщин, пистолет в голову.Знал бы Фредди раньше, если бы ему сказали еще тогда, в Сакраменто, свои — хотя нет, не могли, чтобы не возникло предвзятости, чтобы у свидетеля был чистый взгляд. Но если бы Фредди хотя бы чуть раньше знал!..

То что?Ну что?Как он объяснил себе, когда в Лос-Анджелесе открыл досье, привезенное из Висконсина, откуда помнит Ларри во время допросов в Сакраменто?

Что Ларри ?гастролер?. Где он только ни катался, где ни бывал. Оказался не в том месте не в то время, как с тем же баром и облавой. Прихватили и всунули в череду всех окрестных и пришлых уголовников, как еще одного.

Как одного из разношерстной городской кодлы.А не как участника той самой банды.Вот в чем разница.— Хуево, — резюмировал Холдуэй. Он неожиданно близко сопереживал ситуации: птичка в руках, а в клетку не засадишь. Выпорхнет, оставив наглое перышко из хвоста. Сука.— У несостоявшихся грабителей были алиби, — пояснила Макласки. В ее бумагах все написано. Все, кроме того, что Фредди Ньюэндайк знал Джонни Доленса и спит с Ларри Диммиком. — А предъявить обвинение им не могли. Они ведь только планировали ограбление, но так и не совершили. За мысли не судят. Дело закрыли.Фредди резко выпустил дым в сторону. Да, пятая поправка. То, что спасает людей от ложного обвинения и что уводит ублюдков от наказания.Бритва Оккама. Не множить зря подозрения без доказательств.— Ну, и кроме того, на них ничего не было. Кроме показаний мертвого копа о том, что они собирались сделать, — Макласки отправила в рот соломинку картошки фри.Фредди рвануло — жгучей яростью в горле.

Мать вашу, мертвого копа звали Джонни!.. Он не безымянная жертва, в вашем досье черным по белому написано имя!Он хотел промолчать.Хотел.— Джон Доленс знал, что делает. Он профи. Он бы ?гастролерам? не подставился. Засада не в его последнем деле, искать надо было дальше! — он ожесточенно выплевывал слова. — А наш капитан уперся в это сраное ограбление. А копать надо было дальше! В других делах! Искать тех, кто вышел после отсидки и хотел отомстить!— Диммик вышел на десять лет раньше этого случая, — отметил Холдуэй. — Ты думаешь, они чем-то связаны?Именно, что ничем! — чуть не рявкнул Фредди. — Ларри — ничем! Но кто-то слил Джонни, подставил его под убийцу копов! И наших девчонок! И парней, которым голову, как тыкву, разнесли! Я там был, блядь! Я был сраной жертвой!..…и до сих пор подпираю стулом дверь, когда за порогом сгущается ночь. Как сраный трус, который боится, что через порог однажды перешагнет — тот.Неузнанный тогда, во мраке. Непризнанный теперь, под маской какого-нибудь сраного Хэллоуина, когда открываешь на стук, не ожидая подставы.

— Кто-то слил Доленса, — спокойно сказал Фредди, словно зачитывая параграф из дела. — Он был хорошим человеком. И отличным копом. Не первый раз под прикрытием. Врагов достаточно.— Ты его лично знал?— У него жена осталась, — Фредди закурил, следя, как официантка записывает в мелкий блокнот заказ от новых клиентов за соседним столиком. — И на похоронах закрытый гроб. Сами знаете.

…он приехал на похороны еле живой. Рану — кусок мяса — размером с медвежью лапу, едва стянули швами после операции. От перенесенной потери крови ноги подгибались, Фредди вело. Он брел, как старик, прихрамывая и волоча ботинки по кладбищенской траве.На прощание не успел. Привалился к дереву, чтобы не упасть, и смотрел издали.Подойти решился, только когда все ушли.Взял горсть земли с могилы и прижал к губам.

— Мне жаль, Ньюэндайк.Фредди сухо кивнул.

Это не Ларри.

Каждые десять лет. В двадцать один он попался впервые, глупо, пацаном.

Десять лет спустя. Попался снова, по-глупому, как пацан. После уехал нахер из Висконсина, осел в Эл-Эй, десять лет прожил, горя не зная и не попадаясь.Черт.Ну тупо же.Ну невозможно.А сейчас, если дело выгорит, то Ларри обеспечит себя на десять лет вперед безбедной жизнью.Или — казенным домом, небом в клеточку.Бля.Цикличность просто совпадение.Ну, суеверие же.

— …надо было не по стеночке потерпевшим показывать, — Фредди почти упустил нить разговора, — а брать по фактам!

— Искать того, кто стреляет с двух рук, — кивнула Макласки. И добавила: — Редкое качество.Фредди машинально кивнул, забив себе горло пеплом от выкуренных сигарет.— Диммик умеет? — обронил.На него посмотрели две пары глаз.— Доказательств не было.Малыш из Сакраменто и Оранжевый молчали.Доказательств нет.Ларри, кто же тебя так подставил, Ларри.— А из чего расстреляли парней в Сакраменто? — Холдуэй был все также дотошен.— Автоматические пистолеты сорок пятого калибра, — Макласки знала эту часть истории наизусть. — Это ведь так иронично, из оружия копов — по копам. Он еще и жен их пострелял, подружек пострелял, даже собаку пристрелил!Фредди невольно поднял брови.Собаку он не помнил. Была собака? Надо же. У него никогда не водилось даже хомячка, может, поэтому он и не обратил внимания на собаку.Он зацепился за эту мысль, чтобы не соскользнуть дальше, в свой старый психоз. Чтобы не впустить под кожу того, кто стоит на пороге с пистолетами сорок пятого в обеих руках.Перед домом был двор. И будка. Значит, была собака.Она истошно лаяла — поэтому они все знали, что Доленс пришел, и ждали, когда войдет. И выстроились как по мерной линеечке, с глупыми улыбками: ?Сюрпри-из!?Расстреливай — как хочу! — от души.Собака. Точно.Фредди подвесил это воспоминание к остальным, как найденный ключ на крючок, и крепко закрыл дверь в расстрелянный дом.Спокойно глотнул теплой выдохшейся колы.— В кого не попали, так тем стекла изрезали лицо! — вдохновенно закончила Макласки.Стекла, мог бы сказать Фредди, были на тот момент самой меньшей проблемой.

Холдуэй сидел хмурый.Ему вовсе не нужен труп Фредди Ньюэндайка. Ему нужна старая уродливая голова Джо Кэбота. А если Ньюэндайка пришьют, начинай все с начала.А подбираться к Кэботу с каждым разом все труднее.— Ты уверен в своем прикрытии? — вопрос прозвучал без обиняков. Конечно, Холдуэй имел в виду легенду малыша из Сакраменто. А вовсе не то, что детектива Ньюэдайка сейчас колбасит, как наволочку в стиральной машине. Или то, что мистер Оранжевый вступил в неуставные отношения с мистером Белым. Холдуэй и знать об этом не знает.Но Фредди чуть не ответил:?Ларри Диммик — мое прикрытие. Пока я с ним, я в порядке?.И совсем не в том плане, в котором спрашивает его помешанный на Кэботе черный коп.Дверь заперта на два замка. Никто не войдет. Ничто не тронет.Ни сны о прошлом, ни страх.?Все хорошо, Фредди???Да, Ларри?.Поэтому Ньюэндайк выбрал самый что ни на есть уклончивый ответ. Не первый за встречу:— Сегодня они могут что-то узнать. Они могут узнать что-то завтра. Но они не могут узнать ничего о вчера.Холдуэй кивнул, принимая. На его майке было отпечатано ?Dad? — ?Батя?.Хуятя! — скалил зубы малыш из Сакраменто, дерзкий и неприязненный.?Я здесь главный. Я решаю?, — намекала футболка.

Но на Оранжевого — преданного и верного — эта надпись не производила никакого впечатления.Да и коп, въедливый и недоверчивый, тоже предпочитал не верить на слово. У него тоже были вопросы.

— И когда вы будете брать Джо Кэбота? Я должен знать, чтобы быть готовым. Ты хотел старика, ты его получаешь. И я не соскакиваю с дела, пока вы его не возьмете. Но мне надо знать, как и когда это случится. Не хочу, чтобы мне снесло башку случайным выстрелом — ни от чужих, ни от своих.

На самом деле, потому что Ларри, — звучало в голове, и Фредди не знал, чей это голос, малыша, Оранжевого или его собственный. — Чтобы мистер Белый не полез разбираться с копами, как в тот свой последний раз.

Чтобы его вообще не задело. Он не главный паук в этой паутине.

Всего лишь удачливый наемный грабитель, который не слишком любит легавых. И раз в десять лет вляпывается в отборнейшее дерьмо.И он вряд пойдет на сделку.Есть Синий. Есть Розовый.

Есть, черт возьми, Блондин, который должен знать все о делах семейства Кэботов.Вы берете Кэбота и петушите его — вот план нападения, вот показания подельников, вот солидный срок за создание организованной преступности в городе.…Серебряный Серфер с ?dance macabre? невидяще смотрел с плаката на стол, на котором были навалены тяжеленые альбомы фотокарточек судимых — стог сена, иголку бы в нем отыскать.А что Диммик, он всего лишь один из многих, зачем вам Диммик?— Пока неизвестно, как и что, — Холдуэй не стал врать. Фредди ему поверил. Знал неповоротливую бюрократию. — Встретимся накануне, как обычно, на том же месте. Планы Кэбота могут перемениться. Наши тоже. Отчитаешься, и посмотрим.

Макласки переводила взгляд с одного на другого. Светлые кудри трепал ветер.— В опасные игры играете, мальчики.Наверно, она была очень хорошенькой.

Фредди не мог с уверенностью определить. Красный глянцевый пиджак и алая помада мешали, отвлекали на себя внимание.

Он видел вещи, но не видел внешность девушки. Она терялась, путала следы.— В одном из баров, который принадлежит Джо Кэботу, не так давно работала официантка по имени Элоис. Э-ло-ис. Черная. Красивая. Похожая на Пэм Гриер из сериала про Кристи Лав.Старый разговор в машине ?Красавчика? Эдди сам собой всплыл в памяти. Фредди не забыл его.

Где-то на периферии сознания все равно дергала мысль — Элоис. Не вышла на работу после конфликта с мужем. И никто из Кэботов даже не попытался выяснить, не задушил ли ее муж, не изнасиловал ли, не расчленил и выбросил ли тело на помойку.?Скорая? приехала и уехала, а доведенная до отчаяния девушка осталась наедине с разъяренным психопатом.

— Она повздорила с мужем, после чего пропала. Жила в Ладора Хайтс. Сможете узнать, жива ли она вообще? Ее фамилия должна быть в записях ?Скорой?, там небанальный случай членовредительства. В прямом смысле — члена.— Отчикала, что ли?— Приклеила к пузу.— Зачем это тебе, Ньюэндайк?Холдуэй не любил называть Фредди по имени. И свою Макласки тоже ни разу не назвал. Отстранялся, не позволял себе быть ближе, чем нужно по работе.Сейчас Фредди это только радовало.— Она может помочь прищучить Джо Кэбота, — бестрепетно соврал он.

Он ушел, так и не разломив с ними хлеб — двойной чизбургер и завядшую картошку.Фредди понимал — это работа. Его долг. Принципы. Честь.Но тепла с этими людьми не было.Его тянуло на иную сторону, к человеку, с которым вступил в неуставные отношения.С ним тепло. И хорошо. Спокойно. И классно.Вляпался так вляпался.Фредди брел, не поднимая головы. Вразвалочку, походкой Оранжевого.Доказательств против Ларри нет.Малыш и Оранжевый молчали.Нет.Что ему сказать? Я передумал, давай сольемся? Херня. Но Ларри согласится. Обрадуется — если малыш будет рядом, слиняет вместе с ним из Эл-Эй.Ларри не посмотрит на репутацию, он послушает своего Оранжевого.А Кэбот — останется. Старый хитрый паук, в чьей паутине сотни загубленных жизней чужими руками.Кто сдал Джонни Доленса? Застрелил Лео Стивенса и Тони Конрада. Небрежно пинал девчонок, а потом подходил к опрокинутым выстрелами парням и размозжил им, беспомощным, безоружным, головы? И под чьим дулом катились слезы у Фредди, зеленого новичка, щедро истекающего кровью. Волей случая оказавшегося в тот проклятый вечер не в полицейской форме.Зло жило, зло дышало, зло бродило свободным, непойманным.Паук плел тенета.В них умирали жертвы.

Если Фредди предупредит Ларри — все сорвется. В этом городе будет все так же темно. И в жизни Фредди — тоже.Он не забудет. И не сможет забыться.Нельзя подпирать дверь стулом всю жизнь. Нужно открыть и посмотреть страху в глаза.И застрелить нахер.И выжить.

Уже дома, по привычке надев кольцо на натруженный безымянный палец, Фредди вдруг понял — за столиком они все трое сидели под прикрытием.

Он, Оранжевый, Холдуэй, Черный, и Макласки, Красная.Если бы кто и следил и спросил: а какого хуя, малыш? То Оранжевый бы спокойно ответил: ша! Это же баба из моей истории! Ты что, не помнишь мой легендарный рассказ о марихуановой засухе в восемьдесят шестом?! Ну ты и лох.

Холдуэй действовал наверняка.И Фредди был не один, кому он впихивал свою байку: травка, бабло, трабблы.Может, заподозрил Фредди, она была основана на реальной истории, пережитой самим детективом?..Но факт оставался фактом: малыш Оранжевый мог без проблем разложить, если вдруг прищемят за яйца, — это же та баба, из-за которой я влип в историю с копами, собакой и унитазами!..И это было бы правдой.В мире, который создавал Холдуэй, в паутине, которую плел вокруг Кэбота — ни одной дырявой ячейки.И Макласки вела себя соответственно. Яркие губы, пиджак, небрежным жестом оплатила все заказанное мальчиками — богатая сучка, которая бросает бабло уличным шавкам.Встретит ее детектив Ньюэндайк в участке — вряд ли узнает; бледную, без макияжа, с упругим жестким ремнем на талии, в черной деловой униформе.А признают ли его — после маски развязного и фартового парня, которому срать на закон?*Это не ему, Фредди Ньюэндайку, нравится Ларри Диммик.Это не он влюблен и теряет голову. Не ему хорошо вместе с этим человеком.Это все малыш из Сакраменто.Это Оранжевый запросто влюбился в Белого — как щенок в вожака.Это Оранжевый доверчиво подставлял загривок под его руку.Это Оранжевому нравилось сидеть в его машине, слушать его байки и купаться в ласковом взгляде.

Засыпать ночью в одной постели. И слушать, как шуршит кондиционер над головой.Чувствовать, как Ларри забрасывает ногу на его бедро. И утром они не ненавидят друг друга.У Ларри даже была запасная зубная щетка — в упаковке. Купил ее в тот же день, как они познакомились? Нет, просто невероятный аккуратист.Но Фредди врал сам себе.Это не Оранжевый привязался. Не только Оранжевый.Промаявшись бессонную ночь, Фредди постановил. Сейчас он не думает о работе, не думает о ней больше обычного. Чтобы быть убедительным, ему нужно продолжать оставаться малышом из Сакраменто.Прожить эту неделю малышом — который живет одним днем. Счастлив одним днем.Вот и Фредди будет счастлив. И больше не задает вопросов сам себе.

Может быть, он просто устал быть один. Может быть, ему нужно, чтобы его любили. Восхищались им. Брали под свое крыло. Чтобы ему было чему научиться у этого человека. Чтобы они могли дружить. И разговаривать. И трахаться. Без странных и неловких чувств — кто этот человек и хочу ли я остаться у него на ночь.Хочу, честно отвечал сам себе Фредди. И оставался.До дня Х еще очень много дней — пять, три, два…Даже два дня — очень много.А потом он просто уедет в родной Сакраменто и забудет об этом.Он сумеет.Долгая зима — после нестерпимого солнца Лос-Анджелеса. Не первая. Конечно, не первая.Фредди проворачивал кольцо на пальце. Как код на запертом сейфе.И оставлял его в тарелке для монет.*Ночью тряхануло.Фредди даже толком не понял, что произошло.Он был верхом на Ларри — мокрый, разгоряченный. До одури насаживался на крепкий жаркий хер. Ларри вцепившись в его бедра, выгибался, чтобы Фредди было удобнее. И когда он низко стонал, этот звук словно вибрировал внутри Фредди.А Фредди продолжал насаживаться, откликаясь всем телом — крепко сжимая задницей крупную тяжелую головку.И вдруг постель словно ухнула вниз.Фредди тут же подбросило вверх. Он соскользнул с члена и раздосадовано охнул.Еще не понял, что трясет.Только расстроился, разгоряченный, готовый снова влезть на хуй Ларри — ну надо же, не удержался!А Ларри уже молча подхватил его за талию и вместо продолжения — рванул за собой. И они оба скатились с кровати.Путаясь руками-ногами в простынях и подушках, которые свалились вместе с ними.

Над головами заскрипела и закачалась люстра. На полке что-то хлопнуло — в темноте не разглядеть. Звякнуло стекло. Пол дрожал под распростертыми телами.Вот тогда до Фредди дошло, что происходит.

Оба, не сговариваясь, на четвереньках юркнули под стол у окна. Подобрали ноги, прижались друг к другу, чтобы уместиться. Как шестилетки какие-нибудь в грозу.И только после этого Ларри раздраженным шепотом сказал: ?Блядь!?. Шепотом — как будто слишком громкий звук мог вызвать новый толчок.— Блядь, — в шоке кивнул малыш. У него в Сакраменто такой хрени не было. Пока Калифорнию время от времени встряхивало, город таинств мирно храпел, даже не просыпаясь.Бутылка на столе перестала звенеть.Бокалы подпрыгнули и затихли.

Темнота спальни казалась смятой, как простыня на опустевшей кровати. Но Ларри держал Фредди за загривок и не отпускал. Как на короткой привязи в тесной будке — не выходи во двор.И вдруг пол опять вздохнул полной грудью, качнувшись медленной зыбью. Бутылка на столе снова мелко затряслась. На кухне что-то начало звонко и глухо падать: ножи, сообразил Фредди. Ножи с крючков и разделочные доски. Слепой ужас надвигался раскрытым зевом.Никуда не деться, никуда. Ловушка. Самое незыблемое, основательное, надежное — рушится, разваливается, идет разлом.Фредди сцепил зубы. Он сильнее инстинкта бежать, орать и метаться, ища выход.Тяжелая зыбь продрала до макушки, улеглась… И третья волна подняла сознание ореховой скорлупкой.

— Баллов четыре-пять, — просипел Ларри, когда все затихло в очередной раз. — Если будет трясти всю ночь, это, конечно, задолбает.Фредди сдавленно угукнул. Он не то что слегка остыл после прервавшегося в самый разгар секса, он, блядь, весь покрылся прохладным липким потом. Ларри обнял его, прижал к себе, чтобы согреть.— У меня такое в Эл-Эй в первый раз, — признался малыш холодными губами ему на ухо. — И это пиздец как стремно, Ларри.Он быстро пошел гусиной кожей — и от нервяка тоже.

Ларри очень хорошо его понимал. Он в первый раз тоже пересрал — вышел из мотеля покурить и вдруг как будто споткнулся, а асфальт перед глазами пошел волной. Он тогда так и сел на пятую точку, цепляясь руками за взбугрившийся гудрон, посыпанный окурками. Хотел бы бежать куда глаза глядят. Но куда сбежишь, если ты живешь на ворочающемся спросонья чудовище?Так, сидя на пятой точке, и выкурил полпачки — ожидая, что сейчас, не успев пикнуть, провалится в ад. А потом остальные полпачки — уже на успокоившемся и в хлам разломанном асфальте, осознавая, что это было. Небольшой, как ему объяснили потом, толчок, так, баллов на четыре-пять, ерунда, переживать не о чем.Диммику хотелось бы сказать, что он привык.Но ни хрена он не привык, хотя и перестал с ошалелым видом чуть что щупать землю. Шкалу Рихтера назубок вызубрил. Запомнил инструкции, что делать при той или иной ситуации.Но чувства малыша понимал.

Поэтому Ларри гладил его, согревал, но хватало тепла ненадолго. Через пару минут Ларри и сам закряхтел.— Погоди, так мы себе все жопы отсидим, — он высунулся из их убежища, подтянул к себе подушки и простыни.Больше пол под задницей не гулял. Но все время мерещилось, что сейчас земля содрогнется еще раз. На улице кто-то тревожно перекрикивался. Вдали истошно лаяли собаки. Сердце колотилось и никак не могло прийти в прежний ритм.— И это пригодится, — Ларри пошарил рукой по столу и забрал еще и бутылку.

Под столом они подоткнули под себя подушки. Ларри оперся спиной о надежную стену, Фредди привалился спиной к нему, как в широкое кресло, и они прилипли друг к другу. Ларри обнял малыша сзади, крепко прижался грудью к его лопаткам. Малыш натянул на себя простыню, но мелкий тремор у него еще остался.— Все-таки Эл-Эй — самый ебанутый город, Ларри, — он сердито сдернул крышку с бутылки. И сделал хороший такой глоток.Ларри руками почувствовал, как поднялась и опустилась грудь, когда Фредди вливал в себя скотч. Тот самый, который приволок в кармане куртки еще в первый вечер. И бутылка до сих пор кисла, забытая, на столе.И Ларри охватила невыразимая нежность к этому жилистому упрямому, но все еще по-мальчишески нежному пацанчику. И волосы на груди у него толком не росли — так, золотистый пушок, на руках и то больше. И щетина — хоть и ржавая, неаккуратная, — лезет медленно, не надо скоблиться пару раз в день, чтобы держать морду в порядке. Ларри в свое время сильно удивился, когда на второй день их секс-марафона напоролся на нее ладонью на подбородке малыша. И вообще думал, что щетина окажется почти прозрачная, мягкая, как цыплячий пух.

Фредди раскрывался ему не сразу. Вроде бы шебутной, молокосос. А клыкастый, умелый, талантливый. Сыграет любую роль не хуже актера — значит, будет хорошим мошенником. Или знаменитым медвежатником — с такими-то чуткими пальцами. Или лучшим грабителем — дерзким и удачливым.Далеко пойдет его мальчик.

Ларри начал целовать Оранжевого в шею, перешел на плечо. Прохладная кожа согревалась под его поцелуями. А может, и от скотча тоже.Ларри проверил ладонью пах малыша. Там все было грустно. Головка опустилась, член обмяк. Зато спиной Фредди должен был почувствовать, как снова наливается силой хер Белого.И он точно почувствовал.После нового глотка выдохнул уже с сожалением:— Даже поебаться спокойно нельзя.Ларри принялся ласкать его пах.— Так и импотентом стать недолго, — согласился он, уверенно обхватив член Фредди. — Или хрен нахрен пополам переломать.Фредди от души расхохотался, откинув голову и — врезался макушкой в деревянную перекладину стола.Сверху снова недовольно звякнули бокалы.— Осторожнее, парень, — проворчал Ларри.Он подул на взъерошенный затылок, на щекотавшие его нос волосы. Фредди снова засмеялся хмельным довольным смехом. Но хоть биться башкой перестал.

— И мне глоточек дай, — просипел Ларри, которому снова до ужаса захотелось его выебать.Фредди подставил Ларри бутылку через плечо.Ларри обхватил губами еще влажное горлышко. Фредди приподнял свой конец бутылки, и скотч обжег горло Ларри.В голову ударило почти сразу. Не от алкоголя — от того, как тесно они были прижаты друг к другу, от того, как пахли незрелым каштаном волосы малыша, от того, как тяжелел и наливался кровью член Фредди в ладони Ларри.А еще от того, что они только что пережили всплеск адреналина из-за землетрясения.

А еще через день — на адреналине будут праздновать удачный исход дела.— Как только куш сорвем, купим яхту, хочешь? — неожиданно сам для себя спросил Ларри. Обычно он не мечтал, как будет тратить полученные деньги.Считал плохой приметой, и вообще, зачем? Но сейчас он выбрал самое невинное, как ему казалось, выражение — сорвем куш. Ничего же конкретного, да?..Он никогда раньше о таком не мечтал, но картинка в голове вспыхнула ярко и зримо.Синий бескрайний океан. Белый парус над головой.И малыш с выгоревшими от солнца волосами — только его. Рядом. Всегда.— Пойдем на ней вдоль побережья. Будем заходить в порты, когда захотим. А потом плыть дальше. Свободные, как ветер.— Чо за гон, Белый? — неожиданно окрысился Оранжевый. Он как-то весь напрягся. От неожиданности — с усмешкой определил для себя Ларри. Парень, небось, планировал спустить все деньги в Лас-Вегасе, шикануть на всю катушку, как и полагается молодому фартовому вору.— Представь только, — заурчал мистер Белый выносливым хрипящим мотором, — волны, дельфины, солнце. — Он продолжал ласкать горячий весомый хуй Оранжевого. — Мы живем кучеряво. Ни к чему не привязаны, ни от кого не зависим. Никто нас не ищет. Никто в жизни не поймает! Захотим, перейдем весь Атлантический океан…— Тихий, Ларри, мы на побережье Тихого океана, — малыш недовольно повел плечами, словно пытаясь отлипнуть от Ларри.Такой умненький, и в географии разбирается, — снова восхитился Ларри. Только не нравился почему-то мальчику разговор. Может, воды боится?— Перейдем Тихий океан, — покладисто согласился Ларри. И прижал к себе мальчика плотнее свободной рукой, надрачивая как следует. — Выебем заодно старушку Европу…— Если только молодушку Австралию, — снова возразил Фредди, ворочаясь под ладонью. — Чтобы выебать Европу, придется сначала Африку через Суэцкий проткнуть.Он почему-то чувствовал себя неуютно.Ларри мечтал, Ларри говорил об их будущем, а Фредди так дергался, словно ему предлагали зуб без анестезии выдернуть. Но Ларри не сдавался. Продолжал нашептывать, наглаживать, выцеловывать.— Повидаем мир, Фредди. Будем брать на абордаж встречные корабли. Будем как два опытных пирата.— Одноглазые и пропитые от рома? — снова фыркнул малыш.— Вроде того. Пощупаем японских ге… ге… как их, сучек-то, — Ларри сбился, забыл слово и никак не мог его выговорить.— Геев? — недоверчиво и изумленно уточнил малыш. Даже вывернул голову, как смог, глядя на Ларри.— Гейш! — Ларри щелкнул его по носу.И малыш снова заржал. Даже в полумраке его острые приметные клычки блестели.Он постепенно расслабился. Даже вытянул ноги от удовольствия.Наверно, понял, что это просто болтовня. Ничего особенного. Никуда они не уплывут.Да и зачем, им и здесь хорошо.Он обнял Ларри за шею, скинув с себя простынь, запрокинув руки. Склонил голову ему на плечо. Начал поддаваться бедрами в ответ на ласку.— А что, я бы посмотрел на тебя в капитанской фуражке и голого, со стояком, — голос у него стал низкий и темный. Как всегда, когда он заводился. И Ларри почувствовал, что еще немного и он сам на горячий штырь насадится, если не выебет Фредди.?Ох, лишь бы сейчас не накрыло!? — мысленно взмолился он. Афтершоки — коварные паскуды, только расслабишься, а они тебе потолок на голову.

Но их накрыло — и накрыло как следует.

*Утром Фредди проснулся первый. Разбитый, с ноющими боками и спиной. Ночью они так и заснули, скрючившись на полу. Так и не добравшись до кровати. Ночью Ларри из последних сил заволок Фредди обратно под стол, сонно ворочая языком: ?Афтершоки, мать их, паскуды коварные…?.И они снова слиплись буквой зет.Ларри лежал рядом и сипло похрапывал. Мышцы на плотной широкой груди поднимались в такт дыханию.Фредди повел пальцем от его ключицы по жесткой дорожке волос до живота.Дошел до ямки пупка.Остался еще день — этот.

А теперь Фредди кое-как вывернулся и кособоким крабиком выползал на волю. Буква ?Z?, конечно, за время сна все мышцы выкрутила. А до нее еще и буква ?W? добавила раскорячки. За ночь он натер заодно колени и локти, пока Ларри трахал его, прижавшегося грудью к ковру. И теперь они жглись и полыхали алым цветом. Отлично, просто мальчик из гей-порно.Иногда вдвоем с Ларри они вели себя как полные придурки.Вот что мешало забраться в постель?Но их же накрыло! Их же повело!Ларри только успел предупредить:— Малыш, я презик с себя потерял, пока мы тут ползали.— Похер, — отрезал малыш, у которого горело.— И крем не могу в темноте найти.— Похер!Он развел колени, выпятил задницу чуть ли не в лицо Ларри. И тот драл его, хрипящего и рычащего, под молчание притихших домиков вокруг.И Фредди бы не удивился, если бы от их толчков землетрясение началось заново.

Ларри открыл один глаз, с сонной улыбкой посмотрел на застывшего на четвереньках Фредди. Потянулся, чтобы завалить его, подгрести к себе, как он любил делать это по утрам. И вдруг застонал, даже вскрикнул от боли.— Бля-я-а!— Что?!— Пояс-с-сница, — просипел тот со страдальческой гримасой, — с-с-сука…Первым порывом Фредди было вскочить и выдернуть Ларри из-под стола за ноги. Но передумал мгновенно — как порывом ветра свечку загасило.— Не рыпайся, — приказал отрывисто.Сам с четверенек плавно сел на корточки. Плавно поднялся. С его порогом чувствительности — боль порой делала его стеклянным. И легко могла уложить на пол.Фредди помахал руками, покрутил себя в стороны, не сходя с места, разминая сведенные заспанные мышцы. Потом наклонился и встал на руки. Челка немедленно отвисла рваным заборчиком к полу.— Малыш, какой ты красивый, — восторженно выдохнули из-под стола. — А зачем ты так делаешь?— Хватит с нас и одного кренделя, которого скрутило, — процедил Фредди, с удовольствием ощущая, как по жилам растекается горячий глинтвейн. — Разогреваюсь. Сейчас помогу.— Да у меня ж не ревматизм! — возмутился Ларри. — Я ж не старик, просто спина застыла! — он попытался вылезти и снова глухо взвыл.— Ларри, да скорее всего ты жопу приморозил или мышцы спазмом свело, — Фредди снова стал пятками на пол. — Ща порешаем.Ларри затих и больше не булькал.— Не двигайся, — предупредил Фредди и сдвинул стол в сторону. Задребезжало и зазвенело все, что еще не отдребезжало и не упало при землетрясении.

Ларри сидел, привалившись к стене, и часто моргал.— Ложись, — приказал ему Фредди. — Руки за спину, морду в пол.Ларри покосился на него с ужасом, но послушался. Медленно сполз по стеночке вниз.Фредди осторожно помог лечь ему на пол, потом перевернуться на живот. Ларри стонал и ругался, но не сопротивлялся, полностью доверившись. Фредди сел сверху на его задницу и начал методично вжимать кулаки в спину, определяя, где надо проламывать наст.— Твой утренний стояк лежит ровно между моих полужопий, — прокряхтел Ларри. —Ты ведь не присунешь мне, пока я тут валяюсь беспомощный?— Только по согласию, — обронил Фредди. — Тылы у тебя соблазнительные, Ларри, не спорю. Но ты не на зоне, расслабься.Ларри хотел что-то ответить, но сдавленно рявкнул под кулаком, и Фредди одобрительно постучал костяшками. Узел боли нашелся. Провел ладонями сверху вниз от плеч к пояснице — согревая кожу. Не то что бы он силен в массаже, но что делать, понятно и калифорнийскому морскому ежу. Гладить и растирать эту красивую мускулистую спину, пока спазм не отпустит.— Представляешь, сегодня бы на дело?— Плакала моя репутация.— Пошел бы?— Такой жирный куш, малыш. Мой кусище, твой кусочек, и еще если добавим мои накопления... Получим почти полмиллиона!— Так цимес в репутации или в вагоне бабок?Ларри уткнулся лбом в пол, распластанный под ладонями Фредди.— А ты не понял? Мы бы с тобой стали пиратами. Свободными. Вместе. Ты и я.Он отвернулся, и Фредди стало видно только его белое ухо под волнистой темной прядью.— А без меня?— Зассал, что ли?— Мне интересно, что бы ты делал, если бы меня не было.— Не спал бы под столом всю ночь с тобой в обнимку, — буркнул Ларри.Ухо стало розовым:— И ничего бы не было, понял? Ни моей откляченной жопы, ни спины колом, ни твоих дурацких вопросов!Фредди очень захотелось отхлебнуть живительного оранжевого сока, так пересохли губы.Он промолчал.Водил руками под лопатками, по бокам и пояснице. Мял пальцами, оставляя на загорелой коже белые следы.— И чего ты обратно под стол загнал? — проворчал, разогрев и Ларри и место, где его заклинило. — Все же успокоилось.— Собаки выли, — вздохнул Ларри. — Верная примета, получше всяких инструкций. Они чуют лучше всякой шкалы Рихтера.— Любишь собак?Фредди плавно вмял кулаки в опасную зону.— Конечно. Всегда предупреждают, — повернутую к Фредди щеку тронул отсвет усмешки.Мускулы на красивой широкой спине поднимались в такт дыханию. Боль уходила. Ларри кряхтел под внимательными сильными руками Фредди, но уже одобрительно.Лежал ровно, не сопротивлялся. Только мышцы перекатывались, когда он глубоко вздыхал или охал. Кожа раскраснелась, стала чувствительной.И в какой-то момент Фредди склонился и влажно провел языком по вздыбленному позвоночнику.У них остался один день — этот.

Когда ночью Ларри вдруг начал мечтать о яхте, о ветре, о соленых брызгах в лицо, это оказалось как удар под дых.Всю неделю они не говорили о том, что будет потом.Сначала нужно сделать дело — каждому свое. А уж потом даже думать не придется, что будет потом. Но Ларри мечтал — наивно, глупо. Словно ничуть не сомневаясь, что сбудется. И они вдвоем с Фредди просто уплывут от всех.Было бы хорошо, Ларри. Правда.Только я не пират.

Ларри покрылся мурашками, завздыхал еще сильнее. И сразу же объявил, что отпустило.— Во-первых, надо отлить. Во-вторых, приготовить для тебя завтрак, малыш.Он попытался вскочить, но снова охнул и неловко лег на бок.— Еще не разошелся, — просипел виновато.Фредди достал плед из шкафа, укрыл его, чтобы сохранить тепло.— Скоро дойдешь. Лежи уж, шеф-повар, — велел он, — сегодня я готовлю. Будет тебе завтрак по-голландски.— А чо не французский? — заскрипел Ларри.— Я не умею.— Легко, малыш. Говоришь ?бонжур?, делаешь ?лямур? и берешь в рот горячий круассан месье.Он охнул, когда Фредди крепко хлопнул его по заднице, и сдался:— Тащи.

Как выглядят завтраки по-голландски, Фредди представления не имел. Да и вообще, предпочитал жрать в забегаловках. В его холодильнике стояли два пакета молока, а на столе — толстая пачка печенья. Малыш — проглот — из Сакраменто, наверное, уже подох бы от голода, но ни его, ни Оранжевого в съемной квартире с разноцветным распятием не было.То, как Ларри каждое утро готовил ему завтрак, было сродни — как если бы он снова жил дома.Дома всегда готовят завтрак. Даже если это просто хлопья, залитые молоком. Или горячий тост с ложкой консервированных бобов, который мама, родом из Англии, называла ?скинхеды на плоту?.Фредди натянул трусы и покатился в кухню.Подобрал ножи и чашки, переступил через упавшую жестяную коробку с белыми кубиками рафинада. Включил плиту, нашел сковородку — за эти дни, каждый татуировкой на новом пальце, он привык к тому, как это делает Ларри.Только переводить продукты на кулинарные эксперименты Фредди не стал. Он, честно говоря, вообще впервые в жизни выебывался с завтраком — не для себя. Заморочился и попробовал сделать на двоих. А не как обычно привык холостой детектив Ньюэндайк из квартиры с Серебряным Серфером — пакет молока и печенье, технически набить пузо.Он взял шесть яиц, разбил лезвием ножа и влил их на горячую сковороду. Скорлупки покидал в раковину, как мячики для пинг-понга. Пока яичница корчилась под пытками, занялся кофе. Сыпанул столько ложек, чтобы вышел нормальным, как любил. Термоядерным. Чтобы черный, как самая черная ночь.Крепче эспрессо, только не тридцать миллилитров, как подают в кофейнях, а все триста.Такой привычно наливал себе в термос, чтобы всю ночь продежурить в патрульной машине и не свалиться носом в панель от недосыпа.

Он слышал, как Ларри кряхтел, добираясь до ванной комнаты и обратно.— А ты точно оклемаешься до завтра?! А то, может, на пенсию пора?! — задорно орал малыш, елозя лопаткой по сковороде, пытаясь понять, не пригорело ли.— Заткнись и пиздюхай сюда! — не сдавался Ларри, шлепая босыми ногами. — И я тебя по-новой выебу!И снова стонал, укладываясь на пол. На полу ему, кажется, было легче, чем на кровати.Фредди сторожил кофе в джезве, сражался с яичницей и насвистывал. Он вдруг загорелся безумной надеждой — если Ларри скрутило всерьез и надолго, завтра ни на какое дело он не пойдет.И ничего плохого с ним не случится.Он получит еще год — свободы. Или три, или десять.Пусть даже Фредди этого и не увидит.Ларри подгреб под себя подушку и блаженно дремал в ожидании.Малыш обещал приготовить завтрак и не подвел.Только Ларри ждал подноса с изящной чашечкой кофе и разогретым в микроволновке круассаном. Романтично. Нежно. Как в кино. Такой завтрак у Диммика его вполне бы устроил.Но малыш приволок деревянную разделочную доску, подставив ее под горячую черную сковороду. Притащил большую тарелку, где лежали отдельной горкой тостовый хлеб, отдельно круглые щекастые помидоры и отдельно целый круг мягкого сыра — ладно, хоть без упаковки.— Это что, сэндвичи ?собери сам?? — Ларри даже на локте приподнялся, когда Фредди выставил все это перед ним на пол. — У нас в Висконсине на молочных фермах так работников кормят. Напомни, из какой дыры ты приехал, малыш?— Из столицы самого крупного штата, хромой ковбой с окраины страны. — Фредди шмякнул на него кухонное полотенце. — И специально для тебя — показываю. Отламываешь, — малыш оторвал ломоть тостового. — И макаешь. — И макнул прямо в солнечный ?глазок?, который тут же растекся соком. Подобрал его белым, мгновенно пропитавшимся сочным золотом, мякишем. — И закусываешь. — Вцепился голодными клыками в помидор.Кожица лопнула под зубами, брызнула красным.— Стоп-стоп-стоп! — взвился Ларри. — Фредди, я не по-деревенски живу, хотя ты мне и показываешь голландский завтрак по-деревенски! У меня все чисто и аккуратно!Он успел подставить полотенце под закапавший на пол алый помидорный сок с подбородка Фредди.— Встань. Открой стол. Возьми кесарь.Фредди достал из ящика отличный армейский нож. И несколько раз со зверским видом взмахнул лезвием в воздухе:— Мой парень рубит им яйца непокорных менеджеров.— Пальцы, — поправил Ларри довольно, — хотя яйца — это тоже идея.Фредди вернулся, покромсал помидоры крест-накрест и плюхнулся на живот рядом с Ларри.Яичница пузырилась горячим жаром, сливочный сыр истекал холодными слезами.

Они ломали хлеб и сыр руками, крали друг у друга куски яичницы и кормили один другого ломтиками помидор.Как всегда, самая вкусная еда была тогда, когда они ели из одной тарелки.

*К полудню Ларри оклемался и возжаждал деятельности.Хотя малыш уверял, что напрягаться не стоит. Фредди все сделает сам — и на склад за черными костюмами Кэбота съездит тоже.

И все сложится.

Завтра Ларри не отправится на дело — скажем, что действительно одолел ревматизм.Сегодня не поедет за костюмом — и окажется вообще ни при чем.Всего-то и выйдет для следствия: был на брифинге, попялился на доску с планом. А потом все — за неделю так и не объявился. Не засветился больше нигде. Пятая поправка. Вызовут разве что свидетелем. Видел, слышал, не участвовал, сидел дома, лечился жгучей мазью из красного тюбика. Надо будет, и тюбик сейчас в аптеке купим, чтобы лежал в ванной как вещдок.И никаких собак не повесить. Ни грабеж, ни полмиллиона, ни даже белую рубашку с черным галстуком.Ларри, останься.Останься со мной.

Демонстрируя, какой он взрослый самостоятельный мальчик, Фредди застелил постель, собрал с пола рассыпавшуюся мелочь и поднял на столе упавшую вниз лицом рамку с фотографией. Чего сам в обычной ситуации в жизни делать бы не стал.

И все — под неусыпным наблюдением Ларри, который к тому времени перебрался со своим пледом с пола повыше.— Ровнее. Чище. Прямее. — То и дело неслись методичные указания из кресла.— Ты точно не полицейский сержант? — ворчал малыш. — Я как будто на общественных работах у легавых отрабатываю.— Мне нравится это слово ?отрабатываю?, — неслось довольное из кресла.

С фотографии улыбалась обнявшаяся пара — мужчина и женщина, рядом старательно пучили глаза на камеру двое детей, мальчик и девочка. Все благодушные, как будто только что отснялись в телерекламе средства от поноса.Детектив Ньюэндайк сказал бы, что особых примет у них нет.— Это кто? — бесцеремонно ткнул в снимок малыш на следующее же утро после того, как в первый раз остался ночевать. Тогда он голый ходил по спальне и за все хватался руками: а это что, а это зачем? — На твоих родственников не очень тянут.— Хер знает кто, на самом деле, — признался Ларри, следя за ним с постели сытым взглядом. — Взял на распродаже. В этом районе нужно иметь прошлое, хоть какое-то. Говорю соседям, что это мой брат с женой и племяшками. И делаю трагическое лицо. После этого расспросы прекращаются.— Ну-ка, ну-ка, — малыш оставил карточку в покое и снова завалился к Ларри на кровать, страшно заинтересованный, — покажи трагическое?Ларри показал. Малыш заржал так, что стекла зазвенели. Самозабвенно, откидывая голову назад. Чуть с края кровати не грохнулся. Ларри подхватил его, втащил обратно и долго взатяг целовал.Они оба были друг для друга людьми без прошлого. И — без будущего.

Фредди так и не удалось Ларри уговорить поберечь себя.В полдень тот решительно отбросил плед и объявил, что сам сядет за руль. Руки Фредди сотворили волшебство! Ночь его отпустила, и взошло солнце!— Ты просто не доверяешь мне свою девочку, — бухтел малыш, тащась следом за Ларри в гараж.В светлых брюках и бордовой майке-поло, с зачесанными назад волосами, тот был не просто Ларри Диммик, тот был деловой и сосредоточенный мистер Белый. И его ждал Джо Кэбот.

А Фредди держал себя за безымянный палец, на котором не было кольца. И проворачивал впустую вокруг жесткой обнаженной костяшки невидимый золотой ободок.Не срабатывало.Не хватало.Он держался за воздух жизни, которой сейчас не существовало.Какой? Кого?Он не помнил, чью жизнь кольцо должно было открывать, а чью — запирать намертво.

*Эпицентр землетрясения, как трындели по радио всю дорогу, находился в двухстах милях от Лос-Анджелеса. И там пустыню перекосило изрядно — трещины в земле и прочая жуть. А городу повезло, обошлось без серьезного ущерба, хотя есть и обрушившиеся крыши, и сложившиеся стены. Во всяком случае, обошлось без погибших, хотя около четырехсот человек уже обратились за медицинской помощью.Над Лос-Анджелесом расстилалось все то же безоблачное синее небо.Фредди видел, что город пережил ночь без особых потерь.

Ну, вот ларек смяло упавшей на него пальмой.Вот над центром военного рекрутинга торчит сломанный флагшток. А звездно-полосатый унесло ветром. И теперь он беспомощной тряпкой повис на дереве.Вот дом с выбитыми стеклами, а из них весело пырятся на мир черные детские мордашки. Улыбаются, машут руками машинам.

Лос-Анджелес пережил вчерашнюю ночь.Мистеру Белому и мистеру Оранжевому предстоит пережить завтрашний день.О потерях лучше не задумываться.— Не дай бог, — Ларри тоже отмечал, где и как пострадал город, — наша лавчонка накрылась медным тазом. Представляешь, приедем днем такие красивые, а там одни развалины? Вот смеху будет!..А было бы неплохо, подумал Фредди. И с сожалением отметил про себя, что Джо Кэбот уж точно проверил все. Стоит и ювелирный, и его хранилище — незыблемо, как Форт-Нокс.Но они все же сделали круг, чтобы проехать мимо магазина.Встали неподалеку — как в первый раз, когда мистер Белый испытывал, как малыш Оранжевый запомнил план.Вывеска была цела, дверь то и дело открывалась и закрывалась.?Карина? тоже оказалась бойкой и живучей девочкой. Землетрясение — не помеха торговле золотом.

Ларри закурил. Взгляд у него был внимательный, цепкий.Взгляд профессионала.— Поехали, поедим тако? — предложил Оранжевый. — Жрать хочется.Он прекрасно помнил, как мистер Белый — тогда еще просто Эл — сказал эту фразу. Они как будто снова вернулись в тот день. Еще толком незнакомы друг с другом, только присматриваются, принюхиваются. Еще не знают, будут защищать друг друга или убьют.Мистер Белый повернул ключ зажигания.Любил традиции.

Они ели в мексиканской забегаловке, дымной и шумной. Пока тако готовился, владелец за стойкой на что-то жаловался Ларри, тот слушал вполуха, мрачнел с каждым словом.— Арендатор забирает свой автомат с лотерейными билетами, — пояснил он малышу, когда забрал их еду со стойки и пришел к столику. — Невыгодно держать, никто ничего не покупает, никто ничего не выигрывает.— Ты так волнуешься за лотерейку? — поразился Фредди.— Плохая примета.Ларри взял тако, но оно рассыпалось, начинка вывалилась на тарелку.— Дерьмо, — проворчал. — Мне это не нравится. Нельзя говорить в такой день о том, что не везет. Вообще нельзя! А он тут ноет и трясет своей неудачей!..Он начал подбирать начинку пальцами, запихивать обратно в хрустящее тако. То поломалось, и на тарелке образовалось какое-то кровавое месиво из мяса и соуса.— Нет, ну ты только глянь, что за дерьмо!Ларри смял салфетку, вытер пальцы и швырнул в тарелку. На белом расплылось алое. Ларри сидел голодный и злой.Фредди отложил свою надкушенную лепешку.— Ни кипешуй, —сказал примирительно. — Он же не знает. На самом деле, там лежит большой выигрыш. Джекпот, точно тебе говорю. Лежит и дожидается. Пиво дешевле, чем удача. Сам знаешь.Фредди понимал, что несет чушь, но не мог видеть, как Ларри несчастен.И достав из кармана десятку, пошел к автомату.Вернулся с билетом, пестрым, как попугай. Засунул в задний карман джинс.— Это наш выигрыш. Поверь мне. Мы выиграем.

*

Малыш спал. Свесив руку и ногу с кровати, почти соскользнув с края. Упавшая на лоб челка чудилась серой, спина белела в лунном свете, лопатки чуть приподнимались от мерного дыхания.А Ларри не выдержал. Встал, снова взялся за сигарету. Но так и не закурил. Полез в брюки малыша, педантично развешенные Ларри на стуле, и вытащил пестрый лотерейный билетик.Попробовал пальцем, как слепой фальшивую монету, отправился на кухню, не включая света.Открыл холодильник, достал пиво. Приложил к гудящему лбу.Предчувствие? Волнение? Усталость?Он слишком много поставил на малыша. А вдруг ошибся?Жестяной бок приятно холодил кожу.Надо просто проверить. Надо просто поверить.Ларри включил свет, склонился над столом, где обычно завтракал один, а теперь привык вместе с малышом. И тыкать ему вилкой в тарелку: ешь! Пока тот кромсал ножом поджаренные яйца Ларри, превращая в лоскуты.Малыш приходил в себя и сгребал все до последней крошки — жадно, проглот проглотом. И не скажешь, что только что кис бледной немочью и не мог в рот взять.Ларри открыл пиво, сделал глоток.Просто проверить.Кольцом от пивной банки начал методично стирать квадратик за квадратиком. Грошовая лотерея — выиграть можно максимум пять тысяч долларов. Завтра он будет смеяться над такими деньгами.Если все выгорит.

Если не сгорит синим пламенем.За каждым квадратиком цифры. Совпадут три — значит, выиграл.Хоть сто баксов, хоть десять долларов.Ему будет достаточно, чтобы посмеяться над своими страхами. И лечь спать рядом с малышом, чтобы утром рассказать, что они отбили затраты. Не разорились, в общем.Пятерка и три нуля.Десять.Триста.Пятерка и три нуля.Семьсот.Триста.Пятерка и три нуля.В какой-то момент Ларри сообразил, что стирать больше нечего.Он смотрел на билет, открытые, распахнутые окошки. Нашел два раза по триста, не нашел третью такую же цифру, расстроился.И только потом понял, что так мозолит ему глаза.Пятерка и три нуля в одном поле.Три раза.

Он выиграл.Малыш выиграл.Его фартовый малыш Оранжевый.Ларри не промахнулся. Выстрел точно в цель. В самое яблочко.Джекпот.Его удача снова с ним. Больше никакого проклятия из Сакраменто, преследующего по пятам. Куда бы он ни уехал, за какое бы дело ни взялся.В Сакраменто он не пристрелил легавого сразу. Коснулся голой кожей. Заговорил. Смотрел в глаза.Потерял фарт. Обронил, отдал — неважно.Но теперь стерва-удача повернулась к нему не передом, а задом.И отклячилась течной сукой.Его малыш — малыш из города золотых приисков и старателей — оказался в масть.

Ларри тихонько засмеялся.Завтра днем он и вправду будет иронизировать над собой. Как он стоял на кухне босой, нервный, перебирающий цифры. Не веря в свою удачу.

А зря!Его сбежавшая в Сакраменто удача теперь легла рядом с ним.

Завтра будет отличный день.

*Они собирались на дело — серьезные и сосредоточенные, как солдаты на бой.

Быстро позавтракали, без привычных ленивых разговоров и дурацких шуточек.Бритье. Душ. Сборы.Теперь черные костюмы сидели на них как влитые. По плечам, по рукавам, по длине брюк.

Ослепительно белые, тщательно отутюженные рубашки. Черные узкие галстуки.

Ларри забрал галстук из рук малыша и повязал ему — четким привычным движением. Как тогда, на складе гробов и мертвых душ.

Второй раз в жизни, а как будто в последний.Фредди решительно, как само собой разумеющееся, взялся за концы галстука мистера Белого. Смысл теперь скрывать, что он умеет это делать.А может, Ларри догадается. Может, Ларри остановится.Спросит, где ты так научился ловко повязывать галстуки, малыш из Сакраменто?Фредди завязывал этот галстук, сосредоточенно глядя на узел. А Ларри глядел на него — теплым насмешливым взглядом. Ни о чем не догадался.Они стояли плечом к плечу у зеркала и смотрели на себя, сверяли, все ли правильно.Одного роста, в одинаковых костюмах и черных очках, с одинаково решительным выражением лица.И даже крупная родинка с одной стороны. Только у Ларри на самой скуле, а у Фредди ближе к виску.— Погоди, — сказал Ларри. Выдавил на ладони гель и зачесал назад челку малыша, окончательно превращая его в копию себя.Теперь внешне — совсем одинаковые.Мистер Белый и мистер Оранжевый.Удачливые грабители.

Вместе и навсегда.