Часть 3 (1/1)
Приносят лишь страдания... — Я слишком измучал тебя.Верховенский, если бы ты знал как!Но не своими припадками, а тем, что стал более замкнутым. Что мешает тебе быть со мной таким же откровенным, как было до этого? Я давно не видел твое тело. Я слишком давно не целовал твоих губ. Петруш... Я обидел тебя? Или это известие о том, что Лизавета в тяжести?Петруша...Родной мой, ласковый. Не молчи только, хорошо? Будь открытым. Не отворачивайся от меня, не надо, молю. Мне больно знать, что...
— Я сегодня уезжаю. Пришел, чтобы попрощаться.Повтори, счастье мое?Уезжаешь? Куда?
— Я не отпущу.— Николай, — Пётр Степанович улыбается, — устал я. Займись собой, женой. Через восемь месяцев будут у вас новые заботы. А я уже буду далеко.Нежный мой. Куда ж ты теперь! Нужный мой.?Вы мне надобны!?. Так кричал ты, Петенька? Я готов это орать тебе, срывая голос, срывая к черту нервы!Ты мне надобен! Очень.
До безумия. Ты не понимаешь, что я болен тобой, Петруш?Mon ami... Нет, к черту друг! Ты Mon amant [1] Даже - Mon amour. Mon homme préféré. [2]Странно это ощущать. Но я люблю.Что нам мешает оставаться счастливыми?Только то, что ты несчастлив.
— Ты не можешь уехать. Не после того, что между нами произошло.— Ты, кажется, когда-то просил меня оставить тебя? — Верховенский прячет руки под ненавистными мне перчатками.Я перехватываю его ладонь, стаскиваю холод кожаной перчатки, припадаю губами к каждому шраму.
Я люблю твои руки. Я люблю все, что принадлежит тебе! Все твои родинки, шрамы, каждую твою завитушку, каждый твой костюм, который ты носишь, меняя их каждый день. Ты слишком прекрасен, Солнце моей жизни! И ты хочешь оставить меня?!— Никогда бы не пожелал такого более. Петя... Не бросай.Ласковые пальцы зарываются в мои волосы.
— У тебя есть гребень?— Что? — поднимаю на него покрасневшие глаза.— Я хочу расчесать тебя.— А я хочу тебя. В своей жизни.— Ты же знаешь, что это глупо, Николаш.Ложусь головой тебе на колени. Цепляюсь в брючную ткань так крепко, что, кажется, я порву сейчас ее.— Я буду тебе писать, — говорит Петр, расчесывая меня.— Мне не нужны твои письма! Мне нужен ты!Улыбаешься. Знаю же.— Что мне сделать, чтобы ты остался?— Ничего.Ничего.
Ничего.
Это у меня большое ?ничего? в груди!— Мне иногда кажется, — тихо начинаю я, целуя его ладонь, на которой красуется золотое кольцо с гравировкой внутри, — что моя любовь к тебе - мое наказание. За Матрешу, за Лебядкину, за Лизу, за отца твоего, за свою разгульную жизнь! Может, Бог меня наказывает, а?— А ты, смотрю, в Бога уверовал? — Верховенский снова усмехается, делая это как-то пьяно.
— Может, стоит? Как думаешь? Хотя, у кого я спрашиваю, сам Сатана сидит здесь, а я лежу у него на коленях. Петруш... Не уезжай.— Уеду и не отговаривай. В Париж. Или нет. Не скажу тебе. Женюсь, нарожаю детей, займусь делом.— Неужели, вот так просто забудешь меня?— Никогда. Перестань, Николай Всеволодович.Заставляешь встать меня с твоих колен.
Подходишь к окну. Провоцируешь? Ждешь, что подойду, в шею поцелую?— Придется, верно, тоже душу Бесу отдать, — тихо произношу я, вставая за тобой.— Не возьму, — тихо говоришь ты.— Не Сатане, слышишь, не Сатане. Не тебе, ненаглядный мой.— Пошел к черту, — громкий смех озаряет тишину комнаты.— Так я и пришел к нему.Поворачиваешься. Носом по щеке моей ведешь. Зажмуриваюсь. Боюсь, что расплачусь.
— Прощай, — тихо шепчешь ты, целуя меня в висок, но я срываюсь.Я люблю твои губы! Я их люблю! И тебя люблю! Так сильно, как не любил бы Бога, если бы веровал в него!Да ты мой Бог!Дьявол и Бог! Жизнь и Смерть! Что ты хочешь от меня?! Ну что?! Я твой. Целиком. Бери меня! Ну же! Здесь я, милый, твой.Разрываешь поцелуй.
Надеваешь перчатки, подхватываешь саквояж.
В глаза не смотришь.
Ну и иди.
Прощай, Петр Степанович!— Не скажешь, что любишь? — все же останавливаю его.— Не люблю.— Врешь, сукин сын! Врешь, бесовское отродье!— Не люблю, — просто говоришь ты. — В крови ты у меня, в сердце, в печенках! Везде! Я болен тобой, Николай. Это не любовь.Уходишь.
А я кричу, все-таки срывая голос:— А я тебя люблю!!!