Ануннаки (1/1)

В Лондоне розовые облака. Трой клянется, что в жизни не видел таких розовых облаков. Кажется, их можно черпать ложкой. Он разбрасывается мелочью: закидывает Темзу монетками, щедро ссыпает уличным музыкантам пенсы вперемешку с центами и долларами; подолгу разглядывает бумажные фунты с изображением королевы.— У них свои деньги, это потрясающе! Не доллары, не евро, смотри, — он сует Ральфу под нос купюру, которую он видел тысячу раз.— Я в курсе, я тут родился, — напоминает Ральф.Они сидят на углу Оксфорд Стрит, Трой разглядывает сдачу от мороженого.— Они прекрасны, эти деньги! Зачем вообще уезжать из страны, где такие красивые деньги?Ральф вяло улыбается, Трой кидает крошки от вафельного стаканчика голубям, мороженое капает на дешевую майку с Юнион Джек.— Обещай, что пообещаешь мне кое-что.— Я же сказал, что вернусь, — начинает Ральф, но Трой перебивает, настойчиво приложив палец к губам.— Обещай, что если вдруг… не дай бог, если вдруг будет плохо… Обещай, что позвонишь. Ладно? Ральф кивает, потирая ладонями джинсы на коленях. Обещать легко. Куда сложнее выполнять обещания. Трой тем временем переходит к собственным клятвам.— А я обещаю проследить за тем, чтобы мы не прославились, пока тебя нет.— Ну раз на то пошло…Ральф кивает и ловит себя на том, что улыбается в ответ.— Договорились. * * *

«Жизнь не выбирают, зато выбирают друзей», — любил говорить отец, до того, как Ральф упорхнул из родительского гнездышка, нарушив тем самым все их планы. Он должен был не только выучиться на юриста, но и стать юристом. Соображать в прецедентах, носить костюмы и щелкать на раз самые простые дела. К такому будущему его готовили, к такому будущему готовился и он, попутно размышляя о музыке, группе и прочих прелестях далекой от закона жизни. Поэтому и не колебался, когда подвернулась возможность создать ту самую группу. Не просто ту самую, а ту самую. Особенную.У него было желание, у него были силы, а еще уверенность, без которой не обойтись в любом деле. А уж в таком творческом, а потому почти наверняка провальном — точно. Поэтому каждую ячейку группы следовало подбирать тщательно, продумывая полностью весь образ группы и то впечатление, которое они будут производить.Так он считал. Всегда. Почти всегда.Вообще-то сложно собрать группу на раз-два. И тем более, мало кто вообще согласится играть в группе, которой еще не существует. Сколько он нашел кандидатов на вступление? Кажется, пять. И сколько получил отказов? Кажется, тоже пять. По нулям. Оставалось только вздыхать, в который раз выслушивая одно и тоже: «хочу быть в популярной группе, хочу контракт и хочу быть на высоте». А Ральф, в свою очередь, терпеливо разъяснял, что такого не бывает сходу, даже если ты талант от природы. И, почти наверняка, даже если ты попал на шоу «Американский Идол». Это обычно считали грубостью, хотя ни одна интонация не выдавала в парне невежливого отношения к собеседнику. Но его видели, слышали и осознавали всю глупость положения — а от этого почти сразу же сбегали.А Ральфу оставалось только допивать свой кофе, с которым он таскался по улицам, пытаясь походить на скучающего без дела среднестатистического американца. Так он и бродил по улицам, не ощущая, что тратит время впустую. Если уж что-то взбрело ему в голову, то отказываться от идеи он не собирался. И безделье было оправданным. Потому что на самом деле было поиском.Когда же уверенность вместе с надеждой понемногу начали покидать его — тогда он и наткнулся на Троя. Или совсем наоборот: Трой наткнулся на него. Да, именно он и наткнулся. В прямом смысле слова. Наткнулся так, что зазевавшийся англичанин даже стаканчик кофе выронил на дорогу. Наверное, засмотрелся на серебряную шляпу, всю облепленную блестками. Ральф уже был готов принять извинения и отпустить «блескучего» парня с миром, но тот почему-то все понял иначе. И извинений не принес. Напротив, с целеустремленностью маленького ребенка схватил его за руку и затащил в ближайшую кофейню, не глядя ни на вывеску, ни на недоумение на лице Ральфа. Вот кое-что, что он успел понять о Трое: действовать для него почти так же важно, как разговаривать о действии. Поэтому когда он несет чушь, а затем спрыгивает со сцены в толпу, можно принять это за адекватное поведение адекватного человека.И вот в этом кафе Трой, который уже успел представиться, заказывает себе и ему пирожные. По три штуки на каждого. Воздушные и с вишенкой, с густым кремом и разноцветными украшениями-конфетти. И, конечно же, полностью облитые шоколадом.Ральф все еще не понимает, в какой реальности оказался.Официантка приносит пирожные и кофе. И это всё какое-то безумие. Как и то, что они разговаривают. Разговаривают, и он успевает проболтаться о группе и о своих поисках. Трой загадочно молчит, а затем снимает свою шляпу и приглаживает взлохмаченные волосы. И едва ли не смущенно признается, что не особо увлечен игрой на барабанах и гитарах. Зато увлечен пением.Ральф считает это безумием, и еще более безумно то, что отчего-то начинает кивать и поддерживать тему.Сколько там раз он получал отказ? Пять? Или больше? В этот раз полного согласия он тоже не получает. На самом деле, цепляться за спасительную соломинку ему не хочется. Ведь есть план и четко выверенный расчет. А еще он представляет, как должен выглядеть каждый участник в его выдуманной группе. И уж точно Трой не походит ни на одного из них.Но Ральф все-таки идет навстречу. Или же идет навстречу именно Трой. Он до сих пор с трудом понимает, как все тогда получилось.А Трой любит трубить на каждом шагу о своей значимости, будто нуждается в ней куда больше других. И это безумно раздражает и забавляет одновременно.Наверное, поэтому Ральф не может сдержать улыбку, когда представляет всей группе Тома, которого привел сам, не спрашивая ни у кого разрешения и ни с кем не советуясь. На Томе нет шляпы с блестками и футболки с причудливым изображением. Зато на его лице — восторг, словно он увидал что-то настолько прекрасное, что просто не может отвести взгляд. И он по-дурацки махает рукой в качестве приветствия, не бросаясь словами.И в тот момент Ральф чувствует, что прошел какой-то значимый этап в своей жизни. Прошел с честью и достоинством. Предчувствие, что потом все будет уже не так, как раньше, не покидает его. И хорошо это или плохо, еще не понятно. Остается только дожидаться.